Смирение

Болезненное состояние само есть вид злобы. Против него есть у больного только одно великое целебное средство – я называю его русским фатализмом без возмущения, с каким русский солдат, когда ему слишком тяжёл военный поход, ложится наконец в снег…»

Фридрих Ницше. «Ecce Homo».

Пролог.

Быков, очнулся. Он находился в малюсенькой одиночной камере тюрьмы без окон, если не считать ту маленькую щель в огромной, тяжеленной металлической двери, через которую охранники следили за заключёнными. Камера была настолько маленькой, что в ней даже кровати не было, посему Быков лежал на холодном бетонном полу, согреваемый лишь надетой на него одеждой – ветровкой, джинсами и пальто сверху.

Голова буквально раскалывалась, тело ныло от боли, мышцы гудели от напряжения. Быков ощупал себя и почувствовал на коже несколько синяков. Потрогав голову, нашёл у виска струп. По всей видимости его вчера порядком избили. Но только вот кто и по какой причине?

Он почти ничего не помнил, потому не мог понять, как здесь оказался, и кто его сюда посадил. В памяти всплывало только то, что его зовут Александр Быков, он играл в хоккей в клубе Нью-Йорк Рейнджерс на позиции форварда, был женат, но без детей, имел квартиру чуть поодаль от центра «Большого Яблока». Родился в России, там играл в хоккей, пока не переехал в США. Вспомнить же, что с ним происходило последние два месяца, он никак не мог. Последнее, что всплывало в памяти – сильная ссора с женой. А вот что было после скандала – сплошная чёрная дыра, а за ней белое пятно…

С трудом встав на ноги, он снял с себя пальто, решив посмотреть, есть ли что в карманах. Обнаружил он только бирку с внутренней стороны. Поднеся пальто к брезжившему через щель двери свету, прочитал, что на ней написано. Там было лишь только название «Ben Sherman».

«Дорогущее…» – подумал Быков, приученный с детства экономить на всём и уж тем более не переплачивать за бренд. Посему он не мог его купить, хотя позволить мог – деньги, играя в хоккей, зарабатывал, и далеко немаленькие. Кто-то ему его дал, либо он у кого-то отнял. Попытка вспомнить точно успехом вновь не увенчалась.

Ему более не оставалось ничего, кроме как постучаться в дверь и понадеяться, что кто-то отзовётся и ответит на все его вопросы. Так и сделал, и вскоре окошко надзирателя открылось. Быков посмотрел через него, увидев перед собой лишь стену с другой стороны.

– Тебе чего? – раздался откуда-то из пустоты грубый баритон.

– Извините, а не подскажете, почему я здесь нахожусь?

В ответ охранник только посмеялся.

– Ну ты даёшь, парень…

– Я серьёзно спрашиваю!

– А я серьёзно отвечаю.

– Мне бы узнать… Когда выпустят?

– Конечно. Скоро у тебя суд.

– Суд? – смутился Быков, – а по какому делу?

– Тебе что, память отшибло, придурок?

– А вам сложно ответить что ли?

– Слушай, пошёл к чёрту.

– Стойте! Стойте! Ответьте хотя бы, я ещё в Америке, или меня куда-то отвезли?

– Ну если мы с тобой на английском общаемся, то где ж нам ещё быть?

– В Англии, в Канаде, в Австралии… – смущённо отвечал Быков, – англоговорящих стран больше нет что ли?

– Короче, заткнись! Достал уже!

– Почему вы так грубите мне?

Окошко перед Быковым громко захлопнулось. «Вот урод…» – подумал он и сел на пол, стараясь вспомнить хоть что-то. В голове начали проступать какие-то апокалиптичные образы горящего Нью-Йорка, крики людей на фоне. Но более ничего, и это всё начинало пугать сильнее.

Вдруг он услышал в коридоре снаружи стук шагов. Следом прозвучал металлический голос:

– Открыть камеру 2402!

– Сэр, есть сэр! – отвечал знакомый Быкову голос охранника. Замок двери открылся, он отворил дверь. В лицо Саше забрезжил тусклый свет, чуть ослепивший его.

– Выводите его!

Быкова выволокли в коридор и потащили через здание тюрьмы на улицу. Там заковали в кандалы, посадили в клетку, где обычно катают цирковых животных. Тот только и успевал спросить у охранников:

– Что вы делаете?! Что происходит?!

Те не отвечали, но безмолвно выполняли свою работу, словно какие-то роботы.

Когда заталкивали в клетку, врезали по морде. Далее её вместе с Быковым внутри загрузили на открытый прицеп, отчего у Саши голова закружилась, и он в таком состоянии к своему удивлению начал вспоминать. Образы и голоса становились всё отчётливее, диалоги всё полноценнее.

И когда клетку с ним повезли по центральным улицам Нью-Йорка под восторженные возгласы тысяч и тысяч буквально обезумевших от удовлетворения наблюдаемым людей, тогда картинка в его голове и сложилась. Его везли в суд по делу об изнасиловании Быковым своей же жены.

Осознав беспомощность перед неминуемым, Саша успокоился, молчаливо наблюдая за тем, как беснующиеся на улицах кричат проклятья в его адрес, кидаются в сторону клетки мусором. Сделать тут что-то было невозможно. Оставалось только смириться и ждать неминуемого конца.

Глава 1.

– Объясните мне пожалуйста, как так вышло, что наша страна, наша любимая Америка, в течение долгого времени считавшаяся образцово-показательной демократией, вдруг начинает впадать в тоталитаризм?

– Прошу заметить, что культура отмены – это не тоталитаризм. Это единственный способ для жертв расизма, абьюза или насилия добиться справедливости в стране, где белые христиане консерваторы всегда имели монополию на власть.

– Боюсь, что нет. Культура отмены – это как раз таки тоталитаризм по всем лекалам.

– С какой стати?

– В юриспруденции есть такое понятие. Называется презумпция невиновности. Оно гласит, что ни один человек не может быть признан виновным в преступлении, пока не факт правонарушения не установлен судом. Если презумпция невиновности в государстве нарушается, то его со всей долей ответственности можно назвать тоталитарным.

– Судом белых цисгендерных угнетателей, чуть ли не вчера ещё линчевавших негров за цвет кожи, вы, наверно, хотели сказать. Судом мужчин-сексистов, относившихся к женщинам как к собственности. Это не про справедливость, а про предвзятость. В таком суде и при том уровне коррупции, что есть сегодня в США, справедливости не добьёшься. Если бы не культура отмены, то Харви Вайнштейн никогда бы не понёс ответственности за свои преступления перед женщинами.

– Несомненно. Но в том числе именно из-за культуры отмены пострадал, например, тот же Джонни Депп, признанный впоследствии судом невиновным.

– Ну вот видите? А говорите, что презумпции невиновности нет…

– До решения суда его считали виновным в домашнем насилии по отношению к Эмбер Хёрд. Из-за культуры отмены он был фактически изгнан из Голливуда, хотя изначально был невиновен.

– Во-первых, его «невиновность» была доказана несправедливым американским цисгендерным судом, который непредвзятым по отношению в к женщинам считаться не может. Во-вторых, он таки был восстановлен в Голливуде, а Эмбер Хёрд наказана.

– Джонни Депп вообще не должен был страдать из-за обвинений, пока его вину не признает суд!

– А если бы клевета со стороны Хёрд оказалась правдой? Как ещё ей было бы защитить свои права в суде цисгендерных угнетателей?

– Как и в любом другом нормальном суде при помощи состязательности процесса. Несмотря на то, как вы хотите представить ситуацию, наша система уже далеко не та, что была семьдесят лет назад, а губернатор Уоллес уже не сможет стоять у входа в университет для белых, не пуская туда чернокожую студентку.

– Система осталась прежней. Просто вы не хотите этого признавать.

– Она стала лучше, чем была, а вы навязываете средневековое варварство, охоту на ведьм! Это нацизм в чистом виде! Так же нацисты отменяли в Германии евреев.

– Нацизм в чистом виде – это в течение двух месяцев никаким образом не пытаться выгнать русского хоккеиста Александра Быкова из Нью-Йорк Рейнджерс, зная, что он изнасиловал свою жену Оксану Онуфриенко – украинку по национальности, прошу заметить. А вы ведь помните, что сейчас между Россией и Украиной война, правда ведь? Неужели мы будем ждать решения суда по их делу, когда просто очевидно и лежит на поверхности то, что он проявлял к Оксане насилие только потому, что она украинка? Только культура отмены поможет нам добиться справедливости в том числе и по этому делу!

– То, что он изнасиловал жену, известно только с её слов. Нельзя верить людям на слово, так как они могут и наврать.

– Ну вот! Вы косвенно оправдываете агрессию русских на Украине. Путин тоже говорит, что не всё так однозначно, а весь западный мир в курсе только западной версии этого конфликта. Давайте в таком случае отменим санкции и позволим России безнаказанно бомбить несчастных украинцев, а сами, наконец, найдём деньги, чтобы преодолеть рецессию в экономике? Давайте закроемся от всего мира, наплевав на то, какая несправедливость происходит вокруг? Правда? Вам же только этого и хочется! Напомню, что именно политика изоляционизма США развязала руки Гитлеру в Европе!

– Я не оправдываю никаких агрессий. Мне просто хочется вам напомнить: отменять Быкова только потому, что он русский – это глупость. Не он сидит с автоматом в руках в окопах под Бахмутом, и, тем более, не он сидит в кремле, заставляя русских воевать на Украине. И, вероятно, он не насиловал Оксану, ведь вина его судом доказана ещё не была.

– Быков не насиловал, Путин на Украине защищается… Ну, конечно! Вот скажите мне, дорогой друг: неужели все трамписты в США являются русскими шпионами?

– Ну, вам, конечно, хотелось бы думать именно так, чтобы был лишний повод отправить в концлагеря всех сторонников Трампа следом за штурмовавшими Капитолий шестого января!

– Разумеется, потому что вы пытаетесь сдать страну русским, которые развалят её!

– А вы пытаетесь развалить Америку и без их помощи. И у вас с вашими тоталитарными замашками это пока получается лучше, чем у нас. Но мы вам этого сделать не позволим!

– Это угроза?

– Это обещание.

***

«Достали…» – подумал Быков и выключил телевизор. Потом потянулся, разлёгся на кровати звёздочкой и закрыл глаза, стараясь не думать ни о чём. Если начнёт размышлять – его разум сожрёт каждая мысль, что вертится в голове после того, как Оксана подала на развод и распространила в американских СМИ информацию о том, что Быков – абьюзер и насильник. И, как водится нынче в одноэтажной Америке, его карьера в НХЛ, очевидно, будет окончена, чего даже в самых страшных кошмарах видеть не хочется. Но вероятность его увольнения из клуба возрастала с каждым днём, с каждой новой критической статьёй в американских газетах, с каждым новым разгромным выпуском новостей или ток-шоу на телевидении или на Youtube.

Ещё пару месяцев назад подобное даже в условиях войны на Украине, называемой в России спецоперацией, представить было сложно. Родившийся в Апатитах и мечтавший стать журналистом Саша и не мог даже подумать, что его старенькая однокомнатная квартира в брежневке на Бредова будет далеко не пределом его мечтаний. С самого начала выступавший за апатитскую команду юниоров Быков сразу же стал объектом для внимания многих людей, тесно связанных с хоккеем. Так на него вышли представители Питерского СКА, предложившие ему переезд в северную столицу и тренировки там. Понятное дело, что от такого шанса отказываться нельзя, и уже 11 класс Саша заканчивал в Питере, одновременно обучаясь на форварда.

Уже в 19 лет первая игра за клуб, в 23 дебютный матч в сборной, ставший сенсацией для новичка, за десять минут игры оформившего хет-трик, которому сам Овечкин аплодировал. В тот чемпионат мира он ни одной встречи не провёл без забитых голов, оформив также и в финальном матче с канадцами дубль, увы, не помешавший кленовым стать в итоге чемпионами в тот год.

Но это обидное поражение в его карьере ничего не решало. Молодое дарование тут же заметили в НХЛ, и в 26 лет Быков дебютирует за Нью-Йорк Рейнджерс, сыграв в том матче против Вашингтон Кэпитлз, где его оппонентом выступил легендарный Овечкин. В итоге те за матч обменяются хет-триками, но столичные в итоге выиграют 10:7 – та ледовая битва по опросам была признана легендарной.

Несмотря на это Быков медленно, но верно становится самым востребованным игроком лиги, постепенно входит в топ за топом и добивается любви американских фанатов, доказывая не пустым словом, а делом, что русские – это не только водка, медведь и балалайка. В Нью-Йорке при его поддержке на английский переводят книги современных русских писателей, проводят выставки художников и маленькие фестивали российской инструментальной электронной музыки. Когда его спрашивали, на кой он тратит на это своё время и свои деньги, Быков отвечал: «Чтобы не думали здесь про русских, что мы там у себя какие-то варвары…»

Потом были блестящие победы, горечи поражений и даже финал НХЛ за кубок Стэнли, в котором Нью-Йорк Рейнджерс уступил 5:6 Питтсбургским Пингвинам. Но, несмотря на такие обидные, а потому болезненные поражения, карьера двигалась вперёд, и, казалось, что даже разразившаяся война не может этого изменить. По крайней мере владельцы клуба пообещали Быкову, что не позволят его отменить из-за того, что Путин решил поставить точку в украинском конфликте силовым путём. Оказывалось ли на них давление по этому поводу, сказать сложно, но в итоге он продолжил играть без проблем и ограничений, как в принципе и все русские хоккеисты. Даже одного из основателей «Putin`s Team» Овечкина не тронули. Но в его случае надо оговориться, что без легендарного Ови Вашингтон Кэпитлз сами по себе сразу бы улетели на самое дно НХЛ, потому для них жизненно необходимо было его оставить. Быков же, несмотря на свой талант, с Овечкиным сравниться по степени влияния не мог, но, тем не менее, проблем в НХЛ в любом случае не возымел.

И вот, казалось бы, всё так хорошо развивается даже в сложных условиях… Что может пойти не так, когда кажется, что сие удачное время будет продолжаться в течение всей карьеры? Про себя Быков ещё рассуждал, что, возможно, сумеет в первую десятку бомбардиров в истории НХЛ попасть! Ну вот действительно, что могло пойти не так? Как так вышло, что теперь его могут отменить?

Неожиданно звонок в дверь.

«Кого это принесло в такую рань?» – подумал Быков. Нехотя встал с кровати и побрёл в сторону двери. Включив видеосвязь, увидел, что за дверью стоит Оксана.

– Чёрт… – нервно пробормотал он.

Из динамика послышался её мягкий, кроткий, немного гнусавый голосок:

– Саш, открой дверь.

– Хорошо, сейчас.

Быков нажал на кнопку разблокировки двери. На лестничной площадке стояла Оксана в лёгком пальто, с красным беретом на голове, из-под которого выглядывали русые волосы. Через плечо висела толстая сумка.

– Можно зайти? – спросила она, глядя тем временем на пол.

– Да, конечно, – Быков жестом разрешил ей пройти.

Оказавшись внутри квартиры, Оксана сняла туфли, берет, потом пальто, из-под которого выглянула водолазка. Протянула его Александру. Тот взял пальто и повесил в шкаф.

– Можно тапочки?

– Возьми сама. Не маленькая… – отвечал Быков, – где лежат, знаешь.

– Хорошо… – выдохнув, отвечала Оксана и принялась искать подходящие для себя домашние тапочки на нижней полке шкафа-купе, где они обычно хранились. Присмотрела себе с мордочкой собачки и натянула на свои весьма соблазнительные ступни, выглядывавшие из-под капроновых колготок.

– Я пройду в гостиную?

– Да, проходи, – отвечал Быков.

Оксана робко прошла в гостиную, Александр вслед за ней, провожая гневным взглядом. Там она села на кресло и начала доставать из сумки документы, выкладывая их на журнальный столик напротив, попутно оглядывая комнату. С её переезда ничего не изменилось. Квартира всё такая же дорогая, с модной мебелью в стиле Hi-Tech, новой электроникой, системой «умный дом» и прочими крутыми финтифлюшками, о которых выходцы из бывшего СССР даже спустя более чем тридцать лет с его распада могут только мечтать.

– Выпить хочешь? – спросил Быков.

– Да! Я бы не отказалась от вина! – отвечала Оксана, продолжая раскладывать бумаги. Саша, тем временем, налил в бокал её любимого красного полусладкого и преподнёс бокал Оксане.

– Держи.

– Спасибо, – отвечала та и даже не заметила, как ловко Быков ухватил со столика один из документов и прочитал его:

«Я – Быков Александр Леонидович – русский по национальности желаю раскаяться в том, что в такой-то день в такое-то время избил, а позже изнасиловал гражданку США и Украины, а также украинку по национальности Онуфриенко Оксану Степановну. Вину полностью признаю, раскаиваюсь. Готов в качестве компенсации за нанесённый ущерб передать потерпевшей свою квартиру в Нью-Йорке и заплатить ею компенсацию в размере 90% от всех имеющихся у меня в наличии денежных средств…»

– Что это за дичь?! – спросил Быков и небрежно кинул документ на журнальный столик.

– Это бумага, которая позволит тебе не сесть в тюрьму, – спокойно отвечала Оксана, – как и все остальные…

– Я вроде бы в тюрьму не собираюсь…

– Я знаю, Саш, поэтому прошу тебя: подпиши без скандалов, и разойдёмся.

Быков усмехнулся:

– Тебе наглой нахалке вообще не страшно ко мне было с подобными предложениями приходить?!

Оксана отпила чуть вина.

– Я решила не переплачивать адвокатам с учётом того, что сама по образованию юрист. Да и ты… Ты же хочешь и дальше в свой хоккей играть? Значит не сделаешь мне сейчас ничего плохого… Логично?

– В смысле и дальше?! Оксан, ты мне и так карьеру почти загубила! – развёл руками Быков.

– Вернёшься в Россию, будешь играть в КХЛ. В чём проблема? Там хороших хоккеистов меньше, чем в НХЛ – будешь вне конкуренции…

– Ты издеваешься?!

– Нет. Просто ты для меня сделал много всего хорошего в годы нашего брака. Я благодарна за это, поэтому оставляю тебе возможность заниматься любимым делом. И, знаешь ли, мало кто идёт навстречу насильникам. Я вот вообщ....

– Я тебя не насиловал! Хватит врать!

– Знаешь, Робин Гуд тоже думал, что обворовывает богатых, чтобы лучше жилось бедным. Но юридически он от этого преступником быть не перестал.

– И как это понимать?! – усмехнулся Саша.

– Понимать так, что я наш последний секс расценила как изнасилование, потому как не давала на это согласия…

– Ты не говорила «нет»! – рассмеялся Быков.

Оксана отмахнулась.

– Ты уже просто позабыл. Мы тогда вина достаточно выпили, чтобы из памяти всё вылетело. Но к своему счастью я запомнила, а ты нет. Такое случается, когда перепиваешь и насильно заставляешь раздвинуть перед тобой ноги, думая, что тебе дозволено всё, раз ты мой муж.

– Не надо мне рассказывать сказки!

– Саш, не юли. Я потерпевшая, заявление написано, плюс, ты сдавал анализ спермы, подтвердивший, что внутри меня таки побывал. В любом прогрессивном законодательстве мира это повод завести на насильника дело. Так что лучше бы послушал меня, а не спорил. Я тебя от тюрьмы сейчас спасаю, потому что всё ещё готова простить. Просто подпиши эти бумаги, и после суда с тебя снимут браслет слежения, а после ты спокойно вернёшься в Россию.

– А-а! То есть просто давай поверим тебе на слово, что я насильник, а остальное уже неважно?!

– Что неважно, Саш? У тебя есть аудио или видеозапись, на которую попало моё согласие на секс с тобой?!

– Что за бред ты несёшь?! Кто подобной глупостью занимается?! – сморщился Быков.

– Я так и поняла, что нет.

– Бред…

– Саша, я прошу тебя, не заставляй меня доводить дело до точки кипения. Если сделаешь всё, как надо, то среди документов есть бумага с моей подписью. Там написано, что в случае, если ты платишь мне компенсацию за изнасилование, я отказываюсь от всяческих претензий в твой адрес. Просто подпиши, и спокойно уедешь в Россию!

Быков рассмеялся.

– Слушай, а не пошла бы ты куда подальше…

Оксана помотала головой.

– Я тебе ещё раз повторяю, что даю шанс разойтись с миром. Будешь спорить – дальше будет хуже. Ужесточатся требования, усилится государственное и общественное давление. Зачем оно тебе надо?

– Да я понял…

– А чего тогда споришь?

Быков показал на Оксану пальцем.

– Понял, что ты с тем недоразвитым актёришкой из Англии роман закрутила, а теперь просто хочешь вместе с ним здесь жить! – Саша показал на пол, – в моей квартире, на которую я десять лет пахал в клубе! Хрен тебе, поняла?! Не получите вы от меня ничего! Пошли вы оба к чёрту вместе – ты и твой вонючий бриташка!

Оксана рассмеялась.

– Саш, какой бриташка? Да я с ним на съёмках фильма только виделась, и то у нас отношения профессиональные были… Уж навыдумывал себе, так навыдумывал! Нет у меня никого пока ещё…

– Навыдумывал на фото в твоём Инстаграме!

– Господи, да это просто милые фотографии двух друзей! Ты сам с кучей баб в обнимку для папарацци позировал, особенно с азиатками! Я тебе что-то по этому поводу говорила? Ревновала?

– Лучше бы ревновала…

– А зачем мне это, Саш? Зачем мне портить себе жизнь и нервы в пустых попытках тебя удержать? Лучше я найду себе человека, который будет уважать моё личное пространство… И он будет уважать.

– Кто он? – возмущённо спросил Саша.

– Мой будущий бойфренд… – пожала плечами Оксана.

– Бойфренд! – передразнил её Саша, – уже не можешь сказать твой парень или молодой человек? Бойфренд…

– А зачем? – удивилась Оксана, – удобное, ёмкое слово. Английский вообще лучше русского в этом плане, и я со своим новым бойфрендом много практикуюсь.

– Ах, уже практикуешься?! А говорила только что, мол, никого нет! Зачем врёшь тогда?!

– Ничего я не вру. Просто не хотела тебя расстраивать.

– И кто он?

– А какая тебе разница?

– Отвечай.

– Что значит «отвечай»?! – возмутилась Оксана, – я на допросе по-твоему?! Не буду я говорить! Он просто хороший!

– Тот самый англичанин?!

– Ну, если точнее, то он британец турецкого происхождения…

– Ах, ещё и турецкого… – усмехнулся Быков.

– Вот только давай без шовинизма!

– И он типа уважает то, что ты хочешь с другими мужчинами на фото обниматься и улыбаться?

– Да… Он вполне толерантный.

– Не смеши! – усмехнулся Быков, – турки… Они, как правило, все консервативные.

– Охохо! – отвечала Оксана, – у меня школьная подруга из Кривого Рога эскортницей работает в Дубаях. Так вот она рассказывает, что там шейхи просто обожают, когда наши их страпонят. Вот тебе и традиции! Вот тебе и весь их консерватизм!

– Ещё и они теперь педиками стали…

– Жаль ты не соглашался… Я бы попробовала, – задумчиво отвечала хитро улыбавшаяся Оксана, поглядывая на ногти.

– Ты бы только попробовала, я б тебе сразу по рёбрам врезал или в челюсть бы дал…

Оксана развела руками.

– Вот видишь, почему наш брак был обречён с самого начала? Я всегда была девушкой современной и прогрессивной, никогда не ревновала, готова тебя была на свидания даже собирать, если потребуется. И от тебя хотела того же. Но ты решил, что лучше жить по Домострою.

– И что с ним не так? – усмехнулся Быков.

– С чем?

– С Домостроем. Наши предки по нему тысячу лет жили, и ничего.

– Он для динозавров, а современным людям все эти ущемляющие их сексуальную свободу глупости ни к чему… – Оксана хлебнула из бокала вина.

– Ну да…

– Кстати! Кстати! – улыбнулась она, взглянув на Сашу, – ты похож на диплодока! Так же жуёшь хавчик… – Оксана, еле сдерживая смех, начинает двигать нижней челюстью влево-вправо.

– Детский сад… – помотал головой Быков.

– Ой, да ну тебя! Подумать, ты смешные шутки выдавал каждый день… Наоборот, в каждой фотосессии строил из себя типичного русского в глазах европейцев – состроишь рожу каменную, будто унылое говно, и думаешь, что так круто…

– Типичного? – удивился Быков.

– Ну да… – смутилась Оксана, – разве нет?

– Я не знаю… Даже удивлён сейчас, что ты меня тварью кацапской не назвала, как твой отец.

– Ой, ну всё! Сашенька состроил из себя обиженку и сейчас заплачет, что мой папа его обидным словом назвал…

– Я не состраивал из себя никого, просто такое чувство, что ты сейчас сюда и войну приплетаешь, когда начинаешь на меня за русское происхождение наезжать…

– Слушай… – отвечала Оксана, – раз мы ещё в день знакомства договорились, что никакой политики, значит никакой политики! Я просто имела ввиду, что ты ведёшь себя… – почесала затылок, – стереотипно. Я же вот не хожу в вышиванке и не жру постоянно сало с луком, запивая горилкой, чтобы от меня потом воняло как от св…

– Слушай, хватит, а! – резко осёк Оксану Быков, – ты в последние дни мне постоянно претензии предъявляешь, что я, оказывается, все годы брака был и не такой и не эдакий! Я вообще порою задаюсь вопросом, ты хоть что-то хорошее про наши отношения помнишь?!

Оксана задумалась.

– Хм… Да. Я помню кое-что… Ты избил пару хулиганов, что ко мне приставали в клубе. После тебя самого выгнали за драку. Мы тогда ходили по всему городу и говорили только о любви…

– День нашего знакомства… – вздохнул Быков.

– Да. Это был классный момент. Но… Больше не помню, – помотала головой, – прости.

– А я помню, как мы впервые приехали на Бали и весь вечер не вылезали из бассейна.

– Тебе этот момент запомнился? Серьёзно? – удивлённо подняла брови Оксана и улыбнулась.

– Да. Очень классно провели время. Разве тебе тогда было плохо?

– Сложно сказать, – пожала плечами Оксана, – после того, как мы разошлись, я многое оценила по-другому, и… – вздохнула, – Саш, весь наш брак… Всё это было ошибкой!

– Да почему?! Неужели не было ничего, что бы тебе понравилось или запомнилось во время замужества? Я поверить просто не могу в это!

Оксана опустила глаза в пол.

– Саш, каждый день нашего с тобой брака был для меня… – помотала головой, – мукой. Я действительно многое пересмотрела с тех пор. Мне очень жаль.

– Поверить не могу… – Быков помотал головой, – ты выглядела… Ты была счастливой! Ты радовалась, смеялась! Искренне! Я даже представить не мог, что тебе со мной плохо…

– Саш, мне пришлось притворяться. Я просто не хотела тебя обижать.

– Нет! Нет! Тебя будто подменили… Будто мозги тебе промыли! Я помню, что у нас всё было хорошо! Это глупость какая-то!

– Видимо, мы помним разное. Такое бывает. Ты запомнил только хорошее, я только плохое. Это происходит повсеместно у всех пар, где один всегда чувствует, что всё не так и не то… Сладкий чай становится невыносимо сладким, начинает тошнить от продуктов, которые до этого нравились, свет кажется слишком тусклым, а ночью глаза не могут привыкнуть к тьме. И чувствуешь, как будто тебя душат… – Оксана сморщилась, – хватают за волосы и елозят тобой по полу, будто ты и не человек даже, а как какую-то половую тряпку, нарезанную из старого мешка. А мешок этот есть источник, полный ценностей внутри, который обирают до самого дна, но ничего не вкладывают взамен! – Оксана прослезилась, – Боже, Саша… Это отвратительно! Я будто бы не могу дышать… Мне больно и обидно! А утром просыпаешься и видишь тебя рядом в постели со всеми этими званиями, достижениями… Вокруг тебя бабы снуют то тут и там, всякий журналист, блогер берёт интервью, а я будто тенью стала, таю на глазах, как трескающийся от кипятка всё более прозрачный, тающий кусочек льда. Но я ведь, блин, тоже что-то могу! Я тоже что-то да и умею! У меня есть таланты, навыки, у меня тоже богатый внутренний мир! Саша, ты даже не представляешь, но мой новый возлюбленный показал мне то, чего я даже раньше… Я думала, что не умею, а он доказал мне обратное… Сашенька, я умею петь! Оказывается, у меня хороший голос, я чувствую ноты, попадаю в них! Я раньше даже и не думала! Не догадывалась даже! А он показал мне мои таланты! Показал мне, что я не тающий кусочек и даже не глыба льда! Да я вообще не лёд! Я, я… Я – земля, дающая всходы! Я весь мир светом своих лучей прокормить способна!

– Отлично! Фантазия так и прёт! – перебил её Быков, – а со мной что не так?! Я тебе петь мешал что ли? Да ты вон под душем выла похлеще Монсерат Кабалье. Я тебе ни слова не говорил, хоть уши и вяли!

Оксана рассмеялась.

– Ты всё ещё не понял?! Ты всё ещё не осознал?! Я с тобой будто взаперти сидела, в темнице! Ты мне из дома запрещал выходить, отношения строил реально чуть ли не по Домострою! Саша, все годы нашего брака я будто на цепях сидела, превратившись в еле живую жертву концлагеря, которую специально не кормили, чтобы сделать слабой! Ты хоть понимаешь, что это значит?!

– Нет, Оксан… Я не понимаю, потому что до сих пор не врубаюсь, каким образом так плохо повлиял на твою жизнь, что теперь ты в мой адрес такое говоришь! У меня мать от отца ни на шаг не отходила, и ничего! Живая была и счастливая! И это в Советском Союзе, где так-то феминизм был!

– Так не каждому такая жизнь подходит! Пойми ты уже, наконец! – воскликнула Оксана.

– А почему ты тогда молчала?! Почему ничего не говорила мне о своих проблемах?!

– Я говорила, Саш! Но робко, намёками… Я надеялась, что ты сам всё поймёшь…

– Я не умею читать чужие мысли, Оксан.

– Именно поэтому наш брак был обречён. А теперь всё стало ещё хуже, потому что ты даже и сейчас не хочешь меня отпускать.

– Я? – удивился Быков, – да катись хоть на все четыре стороны. После того, что ты сделала, я тебя знать больше не хочу!!!

– Отлично. Осталось только подписать документы. И я с радостью войду в новую жизнь, а тебя оставлю в твоём совковом Домострое плесневеть и кушать липовый мёд.

Быков рассмеялся.

– Ой, ну да… Новая жизнь с каким-то хреном, который тебя месяцок, другой поматросит, да и бросит…

– Не бросит, Саш. Это ты просто надеешься, что я без тебя больше свою жизнь устроить не смогу. А на самом деле всё будет наоборот. Он меня буквально золотом осыпает, а ты поначалу был нищим практически, а потом, как первые деньги заработал, скрягой стал сразу же. А он не такой… Он меня ценит!

– Ой, да… Ты лучше бы справки про него навела, кого он ценил до тебя, и что с ними потом случилось! А то мало ли какого проходимца себе нашла… Потом охренеешь, если он тебя действительно изнасилует, а не в твоих фантазиях, как в случае со мной!

– Фантазиях, значит… – удивлённо отвечает Оксана, – то есть я правильно понимаю, что по-хорошему ты решать вопрос не хочешь?!

Быков рассмеялся.

– А что? Можешь по-плохому, да?

Оксана улыбнулась.

– Надеюсь, у тебя хватит ума не заставлять меня.

– Нет, нет… Ты давай, попробуй! Я если тебя и заставлю, то просто чтобы посмотреть, кем будет этот рыцарь без страха и упрёка, что заставит меня подписать твои бумажки с этой грёбаной ложью! Ты же помнишь, почему меня на льду Красным Быком прозвали, да?

– Помню.

– Вот поэтому даже не пытайся. Я его на куски разорву и тебе по почте отправлю! А то, что от него останется, будет потом думать, любишь ли ты его на самом деле, раз отправила на верную гибель, вместо того, чтобы скромно заткнуться и не нагнетать конфликт! – Быков усмехнулся, – хотя, какое там любишь? Та, кто использует мужика, чтобы счёты с ним свести, она не умеет любить. Она лишь дура высокомерная, неспособная собственное самолюбие в узде удержать. Ты, как мне кажется, такой всегда была, есть и будешь! И он поймёт, когда я ему все кости переломаю! Поверь, мне не впервой этих мудаков сказочных на больничную койку отправлять!