Лейси и Бобо

«Три Д»

– Ба-ба! Ба-ба! – худенькая темноволосая девочка лет семи, размазывая слёзы, неслась по длинному детдомовскому коридору. Нянечка, известная всем баба Катя, едва успела приставить к стене швабру, как воспитанница выпускной группы бросилась к ней и уткнула зарёванное личико в грудь.

– Ну, будет тебе, будет! – приговаривала баба Катя, гладя малышку по голове широкой шершавой ладонью, на тыльной стороне которой чётко выступали натруженные вены. – Вот ведь, прямо с прогулки убежала! Что там у тебя случилось? Опять ребята куклу отобрали? Нет?

Девочка помотала головой, громко шмыгнула носом и показала движение пальцами – будто гусь ущипнул.

– Щипаются? Ох, они безобразники! – нарочито громко возмутилась баба Катя и достала из кармана большой носовой платок. – Давай-ка, Олесенька, слёзы-то вытрем. И носик освободим. Дуй сильнее! Всё наладится, не надо горевать. Ты же у нас умница!

Утешила, а у самой ком в горле стоял, и в груди всё сжалось, сама бы разревелась… До слёз ведь кроху жалко. По душе пришлась няне эта девочка. Ласковая, домашняя, в детском доме без году неделя, постоять за себя ещё не умеет. И сирота, одна на белом свете. Родители, говорят, погибли, единственная родственница, бабушка, недавно умерла от сердечного приступа.

Девочка перестала всхлипывать, глубоко вздохнула, отвела лицо от тёплой няниной груди, подняла голову и слегка улыбнулась своей защитнице серыми, всепонимающими глазами.

Баба Катя затянула покрепче хвостик на голове Олеси, перетянутый розовой резинкой, пригладила рукой взъерошенную чёлку и вздохнула украдкой.

Говорят, беда не приходит одна. Вот так и с этой девочкой. Умненькая, всё на лету схватывает… да только почти ничего не говорит. Так, несколько простых слов: «баба», «да», «дай». Чуть что не так – головой мотает. То ли последствия травмы, то ли с рождения какая-то болезнь – не поймёшь. Научилась мимикой да жестами объясняться. А ребятам непривычно, смешно – вот и дразнят.

Эх, было бы здоровье, взяла бы Олесеньку к себе!

Подобная мысль на протяжении всей работы в детдоме возникала у бабы Кати трижды. Но каждый раз что-то останавливало. На этот раз – возраст. Как-никак седьмой десяток разменяла. Олесина-то родная бабушка чай помоложе была и то вырастить не смогла, царство ей небесное.

Да и девочка не простая, размышляла баба Катя, хотя и нутром чувствовала, что ищет для себя оправдания. Заниматься по-особому надо, учителей, логопедов нанимать, а денег как не было, так и нет. А по возрасту-то Олесе в школу пора. Через месяц выпускной, а там прощай уютный «Три Д» – дошкольный детский дом, который сотрудники привыкли «переводить» как «Давайте дарить добро». Развезут ребятишек по разным школьным детдомам. Как-то им там будет? Встретят ли там заботу, понимание?

Ну да дай бог, за лето новых родителей Олесечке подыщут. Молодых, обеспеченных. Они по врачам девочку поводят, вылечат. Медицина сейчас вон как шагнула! Вырастят…

Неожиданно залетевшая в голову мысль прервала невесёлые размышления.

А что если та молодая пара, которая сейчас находится в кабинете заведующей, и есть будущие Олесины папа с мамой? С виду приветливые, культурные. Поздоровались, стенды с детскими рисунками долго разглядывали. Мужик-то вон какой плечистый! Спортом занимается, наверное. И женщина понравилась: миниатюрная, словно девочка. Симпатичная. Гонористых-то она сразу бы учуяла, а эти, видать, простые.

Баба Катя подошла к приоткрытой двери кабинета заведующей и вслушалась в отчётливо доносящиеся голоса. Олеся присела на корточки рядом и незаметно просунула в щёлку любопытную мордашку.

– Виктор Петрович и Анна Олеговна, – обратилась заведующая к гостям, откладывая в сторону бумаги. – Документы ваши я посмотрела, всё в порядке. Школу приёмных родителей вы уже прошли. Хочу вас только предупредить, что в нашем дошкольном детском доме кандидатур на усыновление пока нет. В основном у нас воспитываются дети при живых родителях, лишённых прав и осуждённых. А вот опекунство оформить можно.

Слова заведующей «Три Д», чёткие и звонкие, маршировали, словно солдаты на параде: за годы вымуштровались подобными ситуациями.

– Аня, – повернулся мужчина к своей жене, как ты думаешь?..

И тут случилось то, чего никто не ожидал. Маленькая Олеся юркой ящеркой прошмыгнула в дверь и в два прыжка достигла стола заведующей. На лице девочки цвела самая что ни на есть счастливейшая улыбка. Не обращая внимания на застывших в недоумении взрослых, девочка выхватила из кармана многократно сложенный и потёртый на сгибах листочек, развернула и протянула его мужчине.

– Папа! – отчётливо произнесла она.

На листе бумаги яркими красками был нарисован дом с множеством окон и большой, настежь открытой дверью. Рядом с домом в высокой траве стояли, держась за руки, три человечка: папа, мама и дочка. Над головами родителей, прямо на синих облаках, печатными буквами были выведены слова: «папа Виктор», «мама Аня» и «Я».

Олеся ткнула пальчиком в нарисованную девочку, потом шлёпнула ладошкой в свою худенькую грудь там, где находится сердце, и представилась:

– Я – Лейси!

Лейси

Молодая пара замерла. Потом Виктор Петрович неожиданно встрепенулся, вскочил и рывком прижал к себе нежданную дочку, будто поймал футбольный мяч, который по всем законам физики должен был пролететь мимо него и оказаться в воротах. От неожиданности и волнения лицо его залила краска, в голове прокрутилась странная фраза: «Следующая станция – конечная!»

А мужчина так и стоял не в силах разомкнуть рук.

Первой опомнилась заведующая, Нина Николаевна.

– Это у нас новенькая, Пархоменко Олеся Викторовна, – произнесла она скороговоркой, чтобы скрыть неловкость, но быстро справилась и заулыбалась. – Девочка хорошая, интеллектуальное развитие выше среднего, но имеется серьёзное отставание в речи. Олеся очень мало говорит и требует особого внимания и специального лечения. Последствия травмы.

Нина Николаевна употребила несколько медицинских терминов. Лицо её приобрело обычное начальственно-серьёзное выражение. Годы работы на ответственной должности в детском учреждении постепенно притупили эмоции. Кто-кто, а она-то доподлинно знала, как воспитанники детдомов мечтают о родном доме, как в каждом пришедшем человеке видят родных маму и папу, и не питала иллюзий. Да, чудеса случаются, но к чему излишние фантазии? Суровая жизнь всё быстро расставляет по своим местам.

Заведующая поспешно встала, достала с полки папку с завязками и выложила оттуда свидетельство о рождении:

– Олесины документы, можете ознакомиться.

Супруги молча взяли и прочитали: Пархоменко Олеся Викторовна, место рождения – город Донецк. Следом из папки были извлечены два свидетельства о смерти: трёхлетней давности на Пархоменко Виктора Николаевича и Васильеву Анну Владимировну – родителей. И наконец совсем свежее на бабушку – Васильеву Людмилу Степановну.

Кандидаты в родители переглянулись. Мужчина протянул девочке руку:

– Ну, здравствуй, Олеся Викторовна! Значит, тебе больше хочется, чтобы тебя называли Лейси?

Растерянная Анна Олеговна без слов протянула девочке припасённую заранее мягкую игрушку – большого серого зайчика с яркой морковкой.

Олеся часто закивала, автоматически приняла подарок и, не переставая улыбаться, продолжала переводить восторженный взгляд с папы на маму и обратно: какая удача, наконец-то нашлись! Папа Виктор – большой и сильный, именно такой, каким она его представляла. А мама?

Тёмные волнистые волосы, бледное задумчивое лицо и тонкие пальцы. Кто она? Как было бы здорово, если бы её мама оказалась, э-э-э… Музыкантшей!

Фантазии полились рекой. Вот мама Аня усаживает её на колени, даёт прикоснуться к инструменту… Какому? Олеся наморщила лоб, чтобы вспомнить. Этот инструмент она когда-то видела. Он поёт бархатным голосом, и там обязательно должны быть струны. А потом они с мамой Аней танцуют…

Разыгравшееся воображение прервал голос Нины Николаевны.

– Олесечка! – спокойнее и мягче произнесла заведующая. – Нам, взрослым, надо тут ещё много чего обсудить, поговорить. Ты же умная девочка, всё понимаешь… Иди пока, поиграй с ребятками. Баба Катя, – она кивнула застывшей в дверном проёме нянечке, – отведёт в группу. А потом мы тебя позовём. Хорошо?

Олеся важно кивнула, обвела довольным взглядом стушевавшихся родителей и спокойно дала себя увести на игровую площадку.

В странной сказке

Колонки ноутбука захлёбывались плясовой. Шла репетиция выпускного. На сцене небольшого актового зала «Трёх Д» близнецы Данил и Фёдор разучивали русский танец.

Музыкальный работник Людмила Филипповна то и дело хваталась за голову и постоянно кричала на мальчишек, призывая быть внимательнее.

Олеся же, глядя на танцоров, еле сдерживала смех. Прыгают, как козлики! У стриженного «под машинку» Даньки штаны аж по полу волочатся. Вот-вот запнётся и упадёт! Фёдора подстричь не успели – он и рад, воображает из себя крутого, а музыку совсем не чувствует. Ну и артисты!

В другое время Олеся сидела бы не шелохнувшись, словно крепко пришитая заплатка. Разговаривала бы мысленно с мышонком Пискли, любимой игрушкой. Не зовут выступать, ну и ладно. Но сейчас… Олеся еле удерживала себя на стульчике, ёрзала и подпрыгивала.

Как можно усидеть на месте, зная, что её родители нашлись? Она сегодня видела их своими глазами и даже обнимала. Живых, не придуманных!

Папа Виктор и мама Аня! Чудо свершилось, даже имена совпали. Олеся так ждала этого дня, так о нём мечтала! Представляла своих будущих родителей то жителями далёкого севера, которые не могут вырваться из-за бурь и снежных метелей, то космонавтами, улетевшими к далёкой звезде…

«Ну как же сделать так, чтобы папа с мамой побыстрее меня нашли?» – задавала себе вопрос Олеся и сама же на него отвечала: «Пока не выполнят специальное важное задание – невозможно!» И тайком, по-взрослому, вздыхала, а следом придумывала новую историю, героями которой непременно становились будущие родители.

Если бы не фантазии, в которых жила Олеся, дни тянулись бы бесконечными товарными составами, виденными не раз на станции. Детский дом казался девочке странной сказкой, в которую она попала по недоразумению. Будто случайно открыла не ту дверь не того шкафа…

Подружиться с детдомовскими ребятами всерьёз и надолго, как пишут в книжках, не получалось. Девчонки трещали без умолку, как чересчур говорливые герои мультиков, а главное, постоянно требовали в играх диалога. Свободно говорить, как они, у Олеси не получалось, её роли неизменно оказывались без слов. А мальчишки… да что мальчишки?

Резкий пинок в сиденье стула заставил Олесю вздрогнуть и обернуться.

«Опять эти Данька с Фёдором! Отплясались, теперь будут дикнуть! Не отвяжешься», – с тоской подумала она.

Стриженый Данька тут же забарабанил по спинке стула, длинноволосый Фёдор пнул сиденье ещё раз. Этого было достаточно.

– Я повелительница драконов! – звонким голосом объявила Олеся. – И сейчас же по моему велению мои подданные слетятся сюда и разорвут вас на части, глупые дикари!

Конечно, она ничего этого не сказала, а только сердито свела брови к переносице, высунула язык и показала мальчишкам кулак.

– Ага, язык-то у тебя есть! – притворно изумился Данька и громко захохотал, широко разинув беззубый рот. – Тогда скажи что-нибудь, а? Ну, давай! – И, выпучив глаза, скорчил ужасную рожу. – Чего вылупилась, немая? Ы?

«Дурак бестолковый!» – Олеся вскочила и хотела с размаху стукнуть Даньку по круглой, как шар, голове. Тот увернулся. – «Жаль, не попала!»

Тут же раздался зычный голос Людмилы Филипповны:

– Даня с Федей, вам, что, делать нечего? Оставьте Олесю в покое! Идите сюда, будете стихи читать.

«Если я когда-нибудь и буду дружить с мальчиком, то только с хорошим и умным! Таким, как Тарасик!» – подумала Олеся и села прямо, гордо выпрямив спину.

С Тарасиком они познакомились месяц назад. Круглолицый кудрявый мальчишка катался по полу, стучал ногами и оглушительно орал, размазывая по щекам слёзы:

– Дайте мени оливеци, буду малюваты!

Новенький! Ребята сгрудились в углу и перешёптывались. Молодая воспитательница Наталья Владимировна пыталась хоть как-то отвлечь и успокоить ребёнка и нервничала.

Никто не мог понять, что новенькому нужно. Никто, кроме Олеси. Она почему-то догадалась о значении слов, которые по-прежнему твердил уже осипший от крика мальчишка.

Олеся знаками попросила листок бумаги и нацарапала на нём маленьким затупившимся карандашом, который всегда носила в кармане: «Дайте нам карандаши, мы будим рисовать!» Воспитательница, конечно, очень удивилась, но цветные карандаши и бумагу ребята получили.

После этого случая Олесе с Тарасиком подарили по большой пачке фломастеров и красочному альбому. Целую неделю ребята, усаживаясь рядышком, рисовали и обменивались готовыми картинками, с радостью вставали друг с дружкой в пару, а на тихом часе не спали, перемигивались и понимающе улыбались.

А потом Тарасик заболел, и его увезли в больницу. Обратно в детдом он не вернулся, наверное, мальчика нашла тётя, о которой он рассказывал.

После встречи с Тарасиком желание дождаться родителей вспыхнуло у Олеси с новой силой.

В динамиках музыкальных колонок что-то сильно затрещало, и вырвавшаяся на миг оглушительная музыка заставила Олесю вздрогнуть и прикрыть уши руками. На сцене группа девочек начала разучивать хоровод.

– И раз, два, три! И раз, два, три! – отрывисто выкрикивала Людмила Филипповна, непрестанно хлопая в ладоши.

– Почему Василиса Кошкина опять поворачивается не в тут сторону? – возмущалась «музыкантша». – Снежана Зубарева, сколько раз тебе замечание делать? Прекрати строить рожи! Алсу Мамедова, перестань ковыряться в носу! Никакой дисциплины! Эти выпускники доведут меня сегодня до инфаркта!

Несмотря на старания «руководителя хоровода», девочки то и дело не попадали в такт, постоянно путали, где «право», а где «лево», и поэтому налетали друг на друга. Расстроенная Людмила Филипповна покричала-покричала и, наконец, сдалась:

– Ладно, объявляю перерыв пять минут, потом продолжим. Не расходиться!

Олеся достала из кармашка игрушечного мышонка в оранжевом комбинезончике и положила перед собой на колени.

«Надо бы тебе костюмчик постирать! А то скоро в новый дом поедешь, хочется, чтобы ты выглядел опрятным! – беспокоилась она, пристально осматривая затёртую мышиную одёжку. Мышонок не возражал. – Вечером тебя вымою и спать уложу. А вот что сейчас делать? Не подскажешь, Пискли? Репетиция закончится не скоро. Баба Катя моет полы в другом корпусе, к ней не пустят. Может, отпроситься в туалет и посидеть там на подоконнике, пока не найдут?»

В ответ мышонок взглянул на хозяйку чёрными, как угольки, глазками и еле заметно отрицательно покачал головой: «Только не в такой прекрасный день!»

«Хорошо! – согласилась Олеся, – Тогда попробуем вот что!»

Она решительно встала и направилась к беседующим воспитателям, остановилась между ними и подняла вверх голову.

Девчонки, толпившиеся на сцене, зашушукались. Людмила Филипповна удивлённо вскинула брови: Олеся? Но воспитательница Наталья Владимировна сумела прочитать в глазах Олеси просьбу и тут же её озвучила:

– Олесе, думаю, тоже хочется выступить. Давайте придумаем ей сольный номер.

Взрослые немного посовещались. Порядком уставших и оттого разбаловавшихся детей Наталья Владимировна усадила на стульчики слушать сказку, а Людмила Филипповна начала показывать Олесе танцевальные движения.

– Теперь сама попробуй! Да-да, прямо на сцене. Забирайся!

Поднявшись на две ступеньки, Олеся вдруг оробела. Захотелось спрыгнуть в зал и бежать без оглядки, чтобы где-нибудь спрятаться и замереть. Руки, которые только что мысленно проделывали грациозные движения, повисли вдоль туловища и, казалось, никакая сила не заставит их повиноваться.

Там, на стульчиках пятнадцать пар любопытных ребячьих глаз таращились на новоявленную танцовщицу.

Следующая мысль, посланная страхом, пронзила, словно стрела: «Сейчас засмеются! Грохнут от смеха, а потом лопнут, словно воздушные шарики!»

Сравнение с воздушными шарами рассмешило и немного успокоило.

А в это время Людмиле Филипповне удалось настроить музыку.

«Тарам-пам-пам, тарарам-пим-пам» – пропела из оживших динамиков далёкая флейта. И тут же грянули скрипки.

К телу Олеси словно прикоснулись волшебной палочкой. Не помня себя, она закружилась по сцене. Что это был за танец? Вряд ли она смогла бы объяснить. Огонь, вырвавшийся из сосуда? Или струи воды, несущиеся с гор? А может, это был ветер, разгоняющий облака, стремительно закрывающие луну?

Олеся то скакала юркой белочкой, то замирала, словно грациозная пантера. А ей казалось, что вот-вот и она взлетит, как птица.

– Способная девчонка! Очень пластичная! – услышала Олеся от Людмилы Филипповны, когда музыка закончилась. – Отработаем движения и включим номер в программу.

«Увидела бы меня баба-мама, вот бы обрадовалась!» – подумала запыхавшаяся, но очень довольная Олеся.

Баба-мама

Новость о том, что Олеся Пархоменко из подготовительной группы нашла себе родителей, птицей облетела «Три Д». Постоянно чувствуя на себе любопытные взгляды, Олеся потеряла покой.

Вот и вечером, когда объявили отбой, ей не спалось.

Из коридора в спальню пробивалась узкая полоска света – за дверью тихонько, словно мышка, шуршала половой тряпкой дежурная нянечка. Не баба Катя, другая. Олеся даже имени её не знала. С виду строгая, без разговоров прогонит спать.

А баба Катя усадила бы за стол, принесла бы чаю. Олеся потягивала бы его из кружки с розовым сердечком, болтала бы ногами, дожидаясь, когда её заступница закончит мыть коридор, придёт, обнимет и пожелает спокойной ночи. Совсем как раньше делала баба-мама. А теперь приходится тупо таращиться в темноту и слушать сонное сопение ребят.

Немало поворочавшись в постели, Олеся повернулась лицом в другую сторону, а потом и вовсе села, подсунув под спину подушку, и стала смотреть в окно. Решила про себя: «Не буду ложиться! Посижу до утра, а там мама с папой приедут и заберут».

За окном – красота! Одна за другой начали просыпаться звёзды. С каждой минутой их становилось всё больше и больше. Они смотрелись яркими блёстками на сиреневом платье неба. Под пристальным взглядом Олеси небо постепенно темнело, а невидимый глазу волшебный карандаш чертил в вышине таинственные созвездия.

В голове девочки вертелся один давний вопрос: «Где же та самая звёздочка, на которой поселилась душа бабы-мамы?»

Остановившись на самой яркой из звёзд, заглядывающих в ребячью спальню, Олеся незаметно для себя сползла на постель и укрылась одеялом. Думать лёжа оказалось удобнее.

Перед взором вдруг возникло небольшое туманное облачко, оно плавно двигалось, и постепенно в нём стало проступать лицо. От неожиданности Олеся вскрикнула:

– Баба-мама!

Тёмные, забранные назад волосы, добрые внимательные глаза. Нет, Олеся не могла ошибиться: конечно, это её любимая бабушка!

– Разве ты не умерла? Ну скажи, что нет!

Облачко-бабушка молчало.

Олеся обратилась вновь:

– Взрослые говорили, что твоя душа теперь на небе. Я думала, значит, ты – звезда, и искала, искала. А ты, оказывается, – облако!

Образ бабы-мамы слегка потускнел.

Олеся встревожилась:

– Пожалуйста, не исчезай! Мне столько всего тебе рассказать хочется! Послушай, хоть немножко, а?

Облачко слегка подумало и согласилось, замерло на месте, ожидая, что хочет поведать внучка.

А Олеся не помня себя от радости выпалила:

– Перво-наперво – новость. Баба-мама, я себе родителей нашла! Ты только не обижайся, всё равно я тебя больше всех на свете любить буду. Всегда-всегда. Ты же у меня самая-самая! Только я тебя так долго не видела…

Лицо «облачной» бабушки тронула еле заметная улыбка. Значит, поняла!

Как передать на словах, что без бабушки нестерпимо скучно? Чтобы успеть высказать всё, что накопилось в душе, Олеся заговорила быстрее:

– Мне с тобой так хорошо было! Интересно. Я до сих пор дом наш во сне вижу, тополя за окном, парк, где мы гуляли. А в детдоме мне совсем не нравится. Странный он какой-то, не домашний!

– Здесь нельзя забираться на подоконник, сидеть и просто так смотреть в окно, на улицу. Гулять, играть, кушать, умываться и даже спать нужно обязательно всей группой. И не просто так, а по расписанию! Воспитательницы иногда читают нам коротенькие сказки, но они все для малышей, и мне уже не интересны. А толстых книжек, таких, какие ты мне покупала и из библиотеки приносила, здесь вообще нет.

– Представляешь, в нашей подготовительной группе никто из ребят читать не умеет. А некоторые даже не все буквы выучили! Зато столько нехороших слов знают – ты бы удивилась! И рисовать вообще не умеют, своими каляками-маляками только бумагу портят. Хочешь подсказать, как надо, а они в ответ дразнятся, щиплются и вообще ведут себя ужасно.

На глазах Олеси выступили слёзы, она вытерла их рукой.

Да, с бабой-мамой была совсем другая жизнь! Перед глазами тут же поплыли картинки тех далёких великолепных дней.

Вот баба-мама готовит завтрак и убегает на работу – на полденька, не дольше. Сначала она брала внучку с собой, а когда её умница-разумница немного подросла, всё чаще стала оставлять дома хозяйничать.

Олеся встаёт, умывается, быстренько справляется с оставленной на столе едой, кормит своих дочек-кукол, моет за собой посуду. Потом в ожидании, когда вернётся баба-мама, играет, смотрит любимые мультики или рисует. А иногда просто сидит на подоконнике, благо, окна первого этажа находятся низко, и смотрит во двор: на птиц; на людей, торопящихся по делам или не спеша выгуливающих собак; на деревья, облака в вышине, солнце или дождь. И придумывает про них разные истории.

Ближе к обеду, а иногда и гораздо раньше, когда бабушка вернётся, они с Олесей примутся хозяйничать. Вместе почистят картошку, приготовят суп или сварят кашу. Они вообще привыкли всё делать вместе: ходить за покупками, прибираться, гулять в парке, даже нехитрый бюджет и то распределяли на пару. И Олеся по-настоящему считала: складывала и вычитала на калькуляторе.

Сидя вечерами рядышком с бабулей под «волшебным» пледом, Олеся обязательно будет слушать, как бабушка читает новые книжки или старые, но любимые сказки. А утром, когда останется одна, она напишет бабе-маме печатными буквами письмо или понарошку пошлёт по «почте» нарисованные открытки. Баба-мама придёт домой, «совершенно случайно» обнаружит послание в прихожей на тумбочке, порадуется и обнимет внучку крепко-крепко.

А в выходные дни они с бабой-мамой обязательно пойдут гулять в парк или на набережную, а летом поедут на электричке за город, чтобы вернуться вечером с охапкой цветов, корзинкой грибов или ягод.

– Ты меня всегда понимала, бабушка! – лицо Олеси скривилось, и слёзы полились уже без удержу. – А детдомовские ребята – ничуточки. Только смеются и дразнятся. Начну, например, говорить мысленно со строительным краном. Хочется ведь узнать, как кран спал-ночевал, какие видел сны. А они шушукаются и пальцем у виска крутят. Или пойду за случайно залетевшей на площадку вороной. Птица мне свои истории рассказывает, я слушаю, а ребята хохочут. Смешно им, видите ли, что я с вороной разговариваю. А что тут необычного? Вороны – птицы умные, и наблюдать за ними очень интересно.

Олеся шмыгнула пару раз носом, машинально отодвинула мокрую от слёз подушку. Облачко с бабы-маминым лицом заметно потускнело и стало почти прозрачным.

– А помнишь, как ты меня пантомиме учила? Говорила, что мне это очень пригодится, раз говорить пока плохо получается. А как мы настоящие спектакли дома устраивали? Кукол на диване посадим – это у нас зрители – и танцуем. Я тебе жестами разных зверушек изображала, а ты в ладоши хлопала. Так весело было!

– А помнишь, как мы на детский концерт ходили? Ты мне тогда ещё все музыкальные инструменты назвала: показала, где скрипки, где виолончели, где контрабас, а где арфа… Я всё помню! Мне тогда очень понравилось. Музыка, будто сплошное волшебство! Я очень ждала следующих выходных, думала, мы снова пойдём на какой-нибудь спектакль, а тебя «скорая помощь» увезла в больницу…