– Мы купцы из Дамаска, возим в ваши края отменные товары, все больше драгоценные украшения, коими славен наш город. У вас много богатых покупателей, – сказал Первый.

– Живем тут подолгу, вот и язык Вавилонии немного выучили, – добавил Второй.

– В чем обвинили вас?

– Судьи ваши постановили, что я обесчестил девицу, – ответил Первый.

– И на меня тот же ярлык повесили, – посетовал Второй.

– Какую вам кару присудили?

– Во-первых, выплатить денежное возмещение семье юной девы, – сказал Первый.

– А, во-вторых, нас оскопят, – не сдержав рыданий, выдавил из себя Второй, а Первый при этих словах скорбно взвыл о горькой доле.

– Вижу, вы не согласны. С чем? С обвинением или с наказанием?

– С обвинением! – дерзко выкрикнул Первый.

– И с наказанием! – подхватил Второй.

– Хорошо, рассказывайте, как, по-вашему, было дело.

– Вечером, когда смеркалось, вышли мы со Вторым после трудового дня прогуляться, подышать ночной прохладой.

– Мы уж давненько покинули наши дома, давая отдых женам и наложницам. Им-то хорошо, а нам каково? Страдаем от любовной жажды, не так ли, Первый?

– Ты ведь нас понимаешь, Даниэль? – с надеждой спросил Первый.

– Ты ведь не такой, Даниэль, как эти старцы-судьи? – промолвил Второй.

– Не забывайтесь, Первый и Второй, – прикрикнул дознаватель на своих новых знакомых, – котел горшкам не товарищ! Предоставьте мне задавать вопросы.

– Извини, увлекся я, – покаялся Первый.

– Прости, исправлюсь, – пообещал Второй.

– Продолжайте излагать свою версию, – сухо сказал Даниэль.

– Прохаживаемся, значит, мы по дороге, потом свернули на узкую тропинку на опушке леса, – промолвил Первый.

– Тут видим, навстречу нам идет женщина, лица ее в сумерках не разглядели, но что молода и стройна телом – это точно. Да и наверняка красавица! – продолжил Второй.

– Заметив идущих ей навстречу двух мужчин, бедняжка испугалась и бросилась наутек. Как грациозно она бежала! Я подумал, наверное, заблудилась в темноте, ищет дорогу домой. Мне ужасно захотелось взглянуть на юницу, узреть, как прекрасен лик ее! – чувственно проговорил Первый.

– И я подумал о том же, и мне захотелось того же! – признался Второй.

– Мы кинулись за нею вслед, а она припустила еще быстрее в сторону закрытого на ночь рынка. А хуже всего – начала кричать и звать на помощь, – с горечью вспомнил Первый.

– У рыночных ворот горел масляный фонарь. Сноп слабого света упал на красавицу. Я разглядел чудесное и недосягаемое – всё кудри да бантики! – с тоскою проговорил Второй.

– И пышных копна волос! – мечтательно пропел Первый.

– Рынок охраняется по ночам, – сказал Второй, – из сторожевой будки вышли на крик четверо вооруженных мечами стражей. Девушка показывала пальцем в нашу сторону, плакала и что-то быстро и непонятно говорила на вашем языке.

– Могучие охранники схватили нас, привели сюда, заперли в этой самой комнате, где мы сейчас сидим, и велели ждать до утра – до прихода судей, – сообщил Первый.

– Какой ущерб вы успели причинить женщине? – строго спросил Даниэль.

– Да ничего мы ей не причинили! – воскликнул Второй.

– Пальцем ее не коснулись, – со вздохом добавил Первый, – хоть и была она так прелестна!

– Позднее мы думали подольститься к судьям, сказали, мол, девы иудейские самые красивые в мире, уж мы-то, купцы, весь свет объездили, разбираемся кое в чем! Да, как видно, старцам тема сия неинтересна, – посетовал Второй.

– Мне тоже неинтересна. Второй раз предупреждаю: хватит фамильярничать! – вновь одернул рассказчиков Даниэль.

***

“Кажется, дело сложнее, чем мне поначалу казалось, – подумал Даниэль, – послушаю, что еще поведают мне эти удальцы”. По просьбе визитера служитель принес кувшин с прохладной водой и кружки. Трое участников беседы утолили жажду и приготовились к дальнейшему служению правосудию: один будет задавать вопросы, а двое других – отвечать на них.

– Чем порадовало вас утро после ночного ареста? – спросил Даниэль.

– Только рассвело, и до прихода судей оставалось еще несколько томительных часов, как явился к нам некий молодой парень благородного вида, ласково заговорил с нами и просил хорошенько подумать над тем, что он имеет нам сообщить, – сказал Первый.

– Он шепнул, что готов помочь нам выпутаться из неприятного положения, если мы достойно отблагодарим его. И деловито присовокупил, мол, срочно потребуйте сюда своего слугу, и пусть принесет несколько драгоценных украшений, которыми мы торгуем, и тогда наше дело в шляпе, – добавил Второй.

– Мы – люди Востока – знаем как суды судятся, да как дела делаются, и потому сразу же приняли благородное предложение. Послали за слугой, тот выполнил, что от него требовалось, и приятный молодой человек унес в холщовом мешочке наши благодарности, – продолжил Первый.

– А вскоре явились судьи и стали разбирать дело, – сказал Второй.

– Ну, а в чем нас обвинили, и какая кара нас ожидает – тебе уж известно, Даниэль, – горестно промолвил Первый.

– И это всё, что вам есть сообщить мне? – спросил Даниэль.

– Пожалуй, можно кое-что добавить, – подумавши, проговорил Второй и вопросительно взглянул на своего товарища, – ты помнишь, Первый, как однажды вечером вновь появился в этом надежном убежище наш коварный благодетель?

– Так, так, я слушаю! – напрягся Даниэль.

– На другой или на третий день после суда отвели нас зачем-то наверх, в кандалах, разумеется, и оставили в приемной комнате. А дверь, где судьи сидели, была приоткрыта… – начал Первый.

– И услыхали мы знакомый голос того самого мошенника, которому давеча вручили холщовый мешочек, – перебил товарища Второй, – а разговор-то у него был с судьями, и, похоже, разгорелся там яростный спор. Донесся до нас звон золотых монет на мраморном столе.

– Тут служитель тюрьмы спохватился и быстро увел нас вниз в темницу, – сказал Первый.

– Мы заподозрили сговор, – промолвил Второй, – но, поскольку вышла ссора, стало быть, раскинули мы умом, одна сторона не довольна другой. Вот мы и подумали, а нельзя ли сыграть на этом?

– Рассудили так: а вдруг судьи честнее молодого прохвоста? И нашли способ предложить им хорошую плату взамен за справедливый пересуд, – таинственно сообщил Первый, – где есть мошенничество, там и добропорядочность непременно водится!

– Ответа пока нет, – разочарованно констатировал Второй.

– Иными словами, вы пытались подкупить судей! – грозно сказал Даниэль, но слова его не произвели устрашающего действия на людей Востока.

***

Приятный разговор дознавателя с осужденными был прерван гулким звоном гонга. “Обед!” – объявил служитель. Узники потянулись в свой каземат. Даниэль достал из сумки предусмотрительно заготовленную Авишаг провизию – лепешки, сыр, оливки. Жуя, он обдумывал вопросы, которые задаст после обеда.

Несколько ободренные скудной и не самой изысканной пищей, Первый и Второй вернулись к Даниэлю. Педантичного дознавателя интересовало всё на свете – и перепуганная преследованием девушка, и приятный молодой человек, и гипотетические интерпретации арестантов, и обрывки подслушанного ими разговора. Искушенный Даниэль знал из опыта: слово за слово, и многое проясняется.

Глава 11

Оба расследователя, дядя и племянник, чувствовали, что пора, наконец, повстречаться. Не потому, что они успели за несколько проведенных врозь дней соскучиться друг по другу – просто общее дело требовало этого. Единая цель порождает дружбу и общность двоих.

Увидев вечером Даниэля в молельном доме, Акива сообщил наставнику, что рандеву с Шош принесли определенные плоды, но, к сожалению, не слишком щедрые. По мнению стажера, ночные свидания исчерпали себя. “Полезно то, что кстати, а ежели не в срок – не обратилось бы добро в порок!” – в рифму выразился Акива.

Проникшись значимостью момента, Даниэль немедленно назначил встречу на следующее утро. Учитель с удовлетворением отметил про себя образцовую выдержку ученика. Сдержанный человек совершает меньше промахов. “Умение вовремя остановиться, – рассуждал Даниэль, – навык, чаще добываемый годами, и как славно, что Акива смолоду владеет им. Парень сознает, что и добродетель стать пороком может, когда ее неправильно приложат!” – также поэтически заключил наставник.

Акива почтительно приветствовал хозяйку дома. Старшего наследника похлопал по плечу, среднего отпрыска погладил по голове, а младшую девочку ласково ущипнул за щеку. С разрешения Авишаг дал каждому по банану. Дети прежде всего убедились в том, что фрукты у всех строго одинаковой величины, и поэтому для слез, спора и драки нет никаких видимых оснований. Затем, с напоминанием матери, сказали “спасибо”, и, знакомые с процедурой, принялись деловито сдирать кожуру.

***

Акива прошел в рабочую комнату Даниэля. Хозяин и гость скупо по-мужски обнялись, уселись напротив друг друга и приготовились работать – рассуждать, размышлять, принимать решения.

– Не находишь ли ты, дорогой племянник, что труд дознавателя – преприятнейшая штука? – спросил Даниэль.

– Дядя, я не созрел для обобщений, но признаю, что на мою долю выпали отрадные минуты, – скромно ответил Акива.

– Ты покраснел, мой юный друг!

– Влияние утренней жары.

– Слава Богу, ночи прохладные, не так ли, племянник?

– Так, дядя, – ответил Акива и, как показалось Даниэлю, покраснел еще больше.

– Меня будет интересовать деловая, а не эмоциональная сторона твоих ночных свиданий с Шош. Итак, Акива, рассказывай!

– Я прежде всего отвечу на твой немой вопрос: почему Шош захотела встречаться со мной, да еще и по ночам?

– Если это не эмоции, а факт, то я готов слушать.

– Это – эмоциональный факт. Шош полюбила меня. Она рассчитывала на взаимность, а я в интересах дела не гасил огонь ее надежд. Женщина неустрашимая, она презрела опасность.

– А была ли у Шош утилитарная цель?

– Безусловно, была, и я о ней скажу.

– Где вы сходились вместе?

– В роще, на склоне холма, что неподалеку от ее дома. Место незаметное. Я дожидался там.

– Какой дорогой она шла?

– В темное время суток через сад пройти никак нельзя – лютые собаки охраняют его. Шош знает тайный ход под землей, ведущий из дома к холму. Иоаким проводит ночи в молельном доме, а девчонка, что ночует с госпожой, слишком крепко спит. Поэтому Шош легко ускользала из дома незамеченной.

– Отлично. Все сходится. Об этом же мне говорила старшая служанка.

– Первые наши свидания были посвящены моим рассказам о путешествии. Шош жадно слушала и вникала в подробности. Ей постыла жизнь в Ниппуре, ей хочется быть любимой, свободной и богатой.

– Она и так не бедствует, и живется ей не худо!

– Скажи я ей это, и встречи с нею прекратились бы, и я не узнал бы от нее некоторых полезных вещей.

– Что она говорила о себе?

– Шош страстно желает попасть в Египет. Она полагает, что именно там она расцветет вполне, и только на берегах Нила сбудутся ее тщеславные мечты.

– И как же Шош, мужняя жена, надеется осуществить такое предприятие? Ведь Иоаким, советник Навуходоносора по делам иудеев, в Египет не поедет! Иль что-то бесчестное замыслила твоя неустрашимая?

– Увы, Шош не доверилась мне вполне и не открыла свой задумки.

– И даже не намекала? Трудно поверить, что не приготовлялась она к практическим шагам!

– Пожалуй, что-то прозвучало.

– Вот это – другое дело. Говори, я жду!

– Шош рассказала, что владеет несметными сокровищами. И богатства этого хватило бы ей на побег в Египет и роскошную жизнь там. Вот только, по ее словам, она не знает, как ей, слабой женщине, следует поступить. Ты думаешь, Даниэль, в речах этих я мог усмотреть намек? Что, по-твоему, Шош имела в виду?

– Не “что”, а “кого”! Ты, кажется, сам говорил, что Шош в тебя влюблена!

– Ты хочешь сказать, что Шош наводила меня на мысль, будто готова бежать со мною, прихватив сокровища? – вскричал Акива.

– Уж не сожалеешь ли ты об упущенной возможности?

– Боже сохрани, дядюшка, я верен тебе, себе и нашему делу!

– Ну-ну. А не говорила ли тебе Шош, какого рода сокровищами она владеет?

– Говорила. Алмазы, изумруды и прочие драгоценные каменья. И украшений золотых немало.

– Подробности, пожалуйста!

– Это важно?

– Всё может пригодиться.

– Значит так, – начал Акива, – во-первых… – и он принялся скрупулезно описывать со слов Шош чудесные украшения, которым цены нет.

Даниэль молча и жадно слушал. На белом челе мыслителя собрались морщины, глаза заблестели, на губах появилась многозначительная улыбка – добрый знак некой догадки. Наконец, Акива завершил словесное воспроизведение ювелирных чудес, коими Шош довелось быть счастливой обладательницей. Даниэль еще некоторое время молчал и, возведя очи к потолку, фиксировал полученные сведения в регистрах своей цепкой памяти.

– Не заходила ли меж вами речь о Йони? – спросил Даниэль, без всякой, как показалось Акиве, связи с предыдущим.

– О нем мы не говорили, – ответил Акива, – однако я должен упомянуть странный случай, произошедший прошлой ночью.

– Это касается Йони?

– Именно. Как всегда, мы сидели с Шош под деревом и, нежно глядя друг на друга, услаждали наш слух приятными разговорами. Вдруг я заметил на опушке леса мужскую фигуру. Вовсю сияла луна, и я безошибочно узнал человека, подглядывавшего за нами. Это был Йони. Через несколько мгновений он растворился в ночи. Я готов поклясться, что прежде, чем исчезнуть, он узнал нас. Шош не заметила соглядатая, а я не подал виду.

– Чрезвычайно значительный факт. Хвалю твою наблюдательность, Акива!

– Эта встреча всерьез насторожила меня, и я счел необходимым сообщить тебе о ней.

– Молодец! В цепи нашего расследования большинство звеньев найдены. Я уверен, мы обнаружим недостающие. Годами выработанное чутье дознавателя подсказывает мне: теперь непременно должно произойти некое событие, и оно поможет нам поставить точку в этом интересном деле.

***

В дверь комнаты постучали. Вошла встревоженная Авишаг.

– Даниэль и Акива, у меня для вас невероятная новость, – почти прокричала Авишаг, – полагаю, происшествие касается вашего дознания!

– Так говори же, наконец! – проявил нетерпение Даниэль.

– Пропал Йони! – выпалила Авишаг.

– Откуда это известно? – взволнованно спросил Даниэль.

– Говорят! – кратко и загадочно ответила Авишаг и исчезла за дверью.

Даниэль всегда с почтением относился к факту необычайной быстроты распространения слухов в человеческом пространстве. Он убеждался в этом феномене не раз, как, например, когда получил от Авишаг сообщение о супружеской неверности Шошаны. “Мысли и действия дознавателя обязаны быть почти такими же скорыми, как стремительный полет слухов из уст в уста!” – сказал себе Даниэль.

– Акива, ты слышал новость? Немедленно отправляйся в пещеру, где Йони хранит свою шкатулку, проверь, на месте ли она! Я срочно выезжаю в дом к нашему комиссионеру, а затем попробую проследить за началом пути беглеца. Надеюсь выяснить важные вещи. Вперед, Акива! Встретимся вечером у меня.

***

Даниэль вернулся домой первым. Вскоре появился Акива. Выслушав донесение ученика, наставник торжественно провозгласил: “Акива, наше расследование практически завершено. Даю тебе последнее распоряжение. Завтра в полдень собери всех участников дела в доме Иоакима. Я доложу о результатах дознания!”

Глава 12

Итак, в полдень Даниэль намерен произнести финальную речь – апофеоз успешного труда дознания. Акива уведомил наставника: в гостиной дома царского советника соберутся Иоаким, Хилкия, Тевель, Юваль, и, разумеется, оба дознавателя. Даниэль настоял на обязательном приглашении сторожа и старшей служанки, как лиц, оказавших весомую помощь в раскрытии преступлений. Да, именно преступлений, а не преступления, как могло показаться в самом начале расследования после драматического заявления судей.

Прибывший на побывку боец армии Навуходоносора, супруг старшей служанки, категорически заявил, что не допустит пребывания жены в гуще мужского собрания. Совершив успешный дипломатический ход, Акива преодолел препятствие – пригласил женщину вместе с мужем. Даниэль одобрил идею племянника, ибо полагал, что присутствие на собрании молодого сильного мужчины будет полезно.

Собравшиеся разместились по периметру расстеленного на полу роскошного ковра, уже знакомого читателю – подарок Хилкии зятю. Сели парами: Даниэль усадил возле себя Акиву, Иоаким держался тестя, Тевель и Ювель были, как всегда, неразлучны, несколько напуганная важным окружением, старшая служанка вцепилась в руку своего бесстрашного мужа-воина, и только сторож восседал в одиночестве за неимением ровни.

По понятной причине место Йони пустовало. Это обстоятельство несколько досаждало Даниэлю, однако исчезновение комиссионера помогло дознавателю сделать решающие выводы, и поэтому удовлетворенность превалировала над огорчением. Печально, что Иоаким решительно возразил против присутствия Шошаны, но что поделаешь с рутинерством и домостроем древнего мира? Тем более, когда травмировано мужское самолюбие супруга!

Хилкия и Иоаким волновались. Зато Тевель и Юваль, уверенные в прочности своих позиций, пребывали в блаженной безмятежности. Гордые пребыванием в благородном обществе, сторож, старшая служанка и ее муж испытывали лихорадочное любопытство. Акива переживал возбуждение новичка. Самым спокойным казался Даниэль.

***

– Позвольте начать! – произнес Даниэль, – я предлагаю вспомнить, как в знаменательный и не слишком давний вечер на исходе субботы, в этой самой комнате, наши почтенные судьи Тевель и Юваль провозгласили во всеуслышание, что видели своими глазами прелюбодеяние Шошаны. Обвинители не назвали время и место преступления, но, указав лишь на сам факт оного, поспешно удалились. Поскольку община поручила мне дознание, то я почел своей первой обязанностью выяснить у судей, когда и где они застали женщину с чужим мужчиной.

– Я сразу заявил, что это ложь! – воскликнул Иоаким.

– А я сказал, что этого просто не может быть! – прибавил Хилкия.

– Мои верные глаза не обманывают меня! – возмутился Тевель.

– Я еще в своем уме, и не путаю людей! – сердито заметил Юваль.

– Я беседовал с нашими судьями на предмет выяснения времени и места преступления, – продолжил Даниэль, – и, по словам Тевеля и Юваля, они наблюдали злодеяние Шошаны ночью в саду ее дома. Смею заметить, что это сущая ложь. Ночью сад охраняется лютыми псами, приводимыми сторожем. И если бы встреча действительно состоялась ночью в саду, то не поздоровилось бы ни Шошане, ни ее возлюбленному. Тевель и Юваль ничего не знали о хвостатых ночных охранниках, потому уверенно обманывали меня.

– Верно! – воскликнул Иоаким, – если бы лгуны сразу сказали, что дело происходило ночью в саду, я немедленно уличил бы их во вранье. По моему распоряжению только домашние знают о собаках.

– Иными словами, названные респектабельными судьями место и время – вымышленны, – продолжил Даниэль, – а теперь я приведу второе важное обстоятельство. Я вновь говорил с судьями, но уже с каждым в отдельности. Тевель заявил, что Шошана выскользнула из двери дома, шла крадучись, а возлюбленный ее отличался высоким ростом и стройностью. Юваль же поведал мне, будто бы Шошана появилась со стороны пруда, бежала навстречу любовнику, а тот был низок и толст. И это свидетельство людей, видевших, якобы, одно и то же! Я думаю, теперь ни у кого не возникают сомнения в предпринятой нашими законниками неуклюжей попытке оговора! Прошу Акиву и супруга старшей служанки занять места рядом с Тевелем и Ювалем и обеспечить охрану.

Помощник дознавателя и вавилонский воин с готовностью исполнили просьбу Даниэля. Старшая служанка переместилась вслед за мужем.

– Бездоказательно! – вскричал Тевель.

– Выдумка никуда не годного дознавателя! – вторил Юваль.

– Я надеюсь, что община выдвинет новых хранителей закона, более достойных. Я еще скажу о других подвигах Тевеля и Юваля. Не сомневаюсь, им предстоит отвечать перед судом, и если они повторят свои клеветнические слова, то это будет расценено как лжесвидетельство, и о последствиях пусть подумают сами! – зловеще предрек Даниэль.

Хилкия и Иоаким вскочили на ноги, обнялись, расцеловались, слезы радости текли по щекам мужчин. “Моя дочь оклеветана!” – торжествовал один. “Мою жену оговорили!” – ликовал другой. “Шошана не виновна, слава Всевышнему! Да здравствует Даниэль!” – разом вскричали оба.

Возбужденный Иоаким вызвал слугу, велел принести стол, постлать скатерть, расставить кувшины с вином и серебряные кубки. “Пусть придет Шош в скромной одежде и разольет вино, а все желающие усладят свой желудок и голову в честь мой жены!” – в порыве радости и великодушной либеральности распорядился хозяин. Появилась Шош, закутанная с ног до головы, исполнила задуманное мужем и скрылась на женской половине дома.

Хилкия и Иоаким опорожнили полные кубки. Сторож и воин поступили так же и немедленно повторили процедуру, дабы убедительнее выглядела их солидарность с радостью отца и мужа. Старшая служанка пригубила вино. Тевель и Юваль брезгливо отвернулись. Даниэль и Акива не притронулись к напитку. “Мы на службе!” – пояснил за обоих Даниэль.

***

– Теперь, как мне кажется, – вновь заговорил Даниэль, – настало время добавить некоторые черты к образу Йони, честного комиссионера, холостого ревнителя семейных устоев, человека благочестивого и законопослушного.

Услышав сии восхваления, Тевель и Юваль насторожились и с подозрением посмотрели на Даниэля, ставшего им ненавистным. Хилкия и Иоаким уставились на дознавателя, лелея тайную мстительную надежду на беспутство праведника.

– Йони должен был бы сейчас сидеть с нами на этом прекрасном ковре, но его нет, ибо накануне он исчез! – констатировал Даниэль известный присутствующим очевидный факт.

– Я полагаю, Йони отправился в поездку по своим коммерческим делам! – подал голос сторож.

– В некотором смысле такое утверждение правильно. Как ты думаешь, дядюшка? – улыбаясь, воскликнул Акива.

– Да, именно в некотором смысле, – согласился Даниэль, – и сейчас я раскрою смысл правоты этого утверждения. В самом начале нашего дознания мой помощник Акива выяснил, что у Йони, кроме известного всем склада товаров, имеется некое секретное хранилище.

– В тайне от хозяина мы вместе с дядюшкой навестили дорогое сердцу Йони место и обнаружили там шкатулку, в которой хранились небывалой цены самоцветные каменья и золотые украшения, – прибавил Акива.

– Ох уж эти иудеи! – недружелюбно пробормотал вавилонский воин, – прикипели душой к золоту и алмазам.

– Молчи и не прикасайся больше к вину! Счастье, что тебя не услышали! – прошипела старшая служанка, больно ущипнув мужа.

– Разве обладание кладом – это компрометирующий материл? – притворно недоумевая, спросил Хилкия.

– Мы живем на ранней стадии человеческой истории. У нас нет не только банковских ячеек для хранения драгоценностей, но и сами банки еще не изобретены, – с готовностью поддержал Йоаким зятя.

– Замечания Хилкии и Иоакима совершенно справедливы, – заметил Даниэль, – однако предлагаю не отвлекаться и слушать дальше. Как всем известно, достойные судьи Тевель и Юваль бросили обвинение Шошане. Однако, по их собственному признанию, эту идею подал им не кто иной, как Йони! Последний подтвердил в беседе со мной, что он действительно просил судей выступить с обличающим заявлением.

– Небезынтересно знать, Даниэль, как Тевель и Юваль объяснили свое деяние, и что ты услышал от Йони? – задал пытливый вопрос Иоаким.

– Объяснение с обеих сторон выглядело абсолютно достойным. Тевель и Юваль сообщили мне, что им стало известно от Йони, будто Шошана изменяет законному мужу, а высокие нравственные принципы комиссионера не позволяют ему мириться с оскорблением супружеской верности. Йони попросил именно судей объявить о преступлении во всеуслышание, ибо факт сей слишком неожидан для общины, и если заявление прозвучит из уст всеми уважаемых старцев, то это исключит всякие сомнения. Ту же мотивировку привел Йони. Судьи присовокупили, мол, с готовностью исполнили просьбу комиссионера, ибо, так же как и он, не терпят моральной грязи вокруг себя.

– Какая гнусность! – вскричал Хилкия, – но в чем же состоял интерес негодяев оговорить честную женщину?

– Прекрасный вопрос! Я отвечу на него чуть позже, – пообещал Даниэль, – а теперь продолжим разговор о Йони. Не далее как вчера, узнав об исчезновении нашего героя, я немедленно бросился разыскивать его следы. Как раз в этот день египетские торговцы со своим караваном направились в обратный путь на родину. Одолеваемый подозрениями, я добрался до места первой стоянки каравана на придорожном постоялом дворе. Владелец его рассказал мне, что среди египтян затесался иудей, и по описанию внешности это, без сомнения, был Йони. Хозяин добавил, что иудей пил вино всю ночь и со слезами пьяной откровенности плакался на измену возлюбленной. Он делал ей дорогие подарки и рассчитывал бежать с нею в Египет. Неблагодарная изменщица обманула его и задумала скрыться с новым любовником, прихватив с собою драгоценности.