Начать Бесконечность

НОВАЯ БЕСКОНЕЧНОСТЬ

Сон: бегу по полю, мимо меня проносятся танцующие деревья, старые дома, дикие животные; рычание тигра, дождь из-под земли, смех ребенка, бежевый фон, на горизонте виднеются белые бумажные кораблики, теряя равновесие – падаю в голубую лужу, захлебываясь водой, начинаю кричать. Просыпаюсь с тем же криком, понимая, что новая жизнь.

Подорвавшись с кровати, забившись в угол, трясло всё тело, через минуту в комнате включается свет, на пороге стоит молодая мама, посмеявшись, сказала: «Что мой мужчина, страшный сон приснился?». Продолжая сидеть в углу, руками обхватив колени, заплаканными глазами смотрел вниз, сжав скулы, глубоко вздохнув, заикающимся, дрожащим голосом сказал: «Да, уже четвертый раз, один и тот же сниться!». Мама ехидно улыбнулась, отвела взгляд в сторону, аккуратно закрывая дверь, прошептала: «Давай бегом в койку, через десять минут проверю!». Понимания, что опять проживать ту же жизнь, ставило в ступор, хотелось громко плакать, но не мог, ведь не чувствовал другие жизни, не чувствовал будущее и то, что прожил более ста пятидесяти лет, не оставалось никаких ощущений боли, величия, любви и всего того, что было присуще вроде ещё вчера – лишь воспоминания, как пересказанный рассказ, заученный стих; теория, но не практика. Вставая на ноги, учился заново ходить, подойдя к койке, заметил, что описался; зайдя в ванну, облокотившись к стенке – простояв пятнадцать минут, боялся сдвинуться с места, неосознавания реальность упал на карачки и пополз в комнату. Медленно лёг на кровать, перевернувшись на левый бок к стенке, закрыв глаза, погружаясь в сон, детские мысли перебивали непонимания действительности.

Следующим днём собирался в школу, передвигаясь словно зомби, на меня родители не обращали внимания, общаясь о своем; плавно закрывая глаза, глубоко дышал, хотелось провалиться на месте, чувство неспокойности зашкаливало до предела; чувства непонимания, незнания взрывало мозг; внутренний голос разрывал сознание, кружилась голова, каждую секунду новые-прошлые воспоминания приходили мощными ударами внутри тела, глаза не хотели видеть, уши слышать, хотелось спать, по коже пробегала дрожь, страх приходил с новой силой, не понимал, что со мной твориться. В миг, начал громко рыдать, открыв окно, хотелось выпрыгнуть. На плачь в комнату вбежала мама, обернувшись к ней, мотал головой, зубы стучали, было очень холодно, напрягая виски, скукожил лицо, глаза залились кровью, закрыв веки, сделав два шага, оступившись, головой ударился об угол тумбочки.

Слышны сирены скорой помощи, скрип носилок, плач матери, сквозь размытость наблюдал невозмутимость отца; чувствовал кровь, но не боль. Проснувшись среди ночи, склонив голову на бок, наблюдал, как спит мать напротив в кресле с иконой в руке, было жутко. Через неделю, со швами в районе виска – меня выписывают с больницы; идя в сторону дома, держась за руку матери, сказал: «Извини, пожалуйста, извини просто нелепое обстоятельство, самого того нехотя я упал, со мной, что-то творилось не так, очень задумавшись потерял контроль…». После моих слов мы остановились на месте, мама присела и прибывала в недоумении, как из детских уст доноситься взрослые слова, о которых не мог знать. Смотря мне в глаза спросила: «Где ты такое услышал?», понимания её удивления сказал, первое, что пришло на ум: «Возможно это будет странно, но после удара, чувствовать стал себя по-другому, я знаю таблицу умножения, буквы, цифры и многое другое…». Придя домой попросил родителей никому не говорить, о моём феномене, сам же закрылся в комнате и начал учиться заново писать. Просидев около часа наедине с собой, кривым подчерком исписал три тетрадных страницы, слова были в разнобой, несопоставимые по смыслу друг с другом, в каждом предложении проскакивали фразы на иностранных языках, которые так же фрагментами приходили в воспоминаниях. Появился новый интерес доказательства и преподношения себя обществу «не таким как все».

Находясь на больничном, на дом приходил учитель, который когда начинал учить чему-то или просто разговаривать, у меня появлялся смех; стараясь делать умное задумчивое лицо, погружаясь в свои мысли, не обращал на него внимание; во много раз был умней его, но не старался этого показать или доказать, понимая, что бессмысленно. С каждым шагом становился другим, читая книги по слогам, развивался с новым вздохом; с последующим выбрасыванием чернила на листок бумаги, подчерк становился лучше, обсуждая с самим собой план действия, не хотелось повторять ни одну из прошлых жизней. В этой новой реальности под названием «жизнь», мог стать тем, кем захотел бы – от самого лютого, беспощадного революционера и захватчика мира, до самого умного, перевернувшего мир во всех отраслях ученого; попросту было не интересно. Ведь главная задача состояла в том – чтоб разобраться в смысле моего нахождения в данном мире, познать разум и почему же всё-таки, «всё повторяется». Настраивая себя на правильность мышления – «Начинал с самого начала!».

Находясь у себя в комнате, по ту сторону стенки, услышал стук и голос мамы: «Можно к Вам в гости, мой маленький ученый…», продолжая сидеть на стуле, не оборачиваясь сквозь блики и отражения окна, увидел на пороге маму и прятавшегося за неё брата – Васю. Он был скромен, чуть лопоухий, с надутыми щеками. Повернувшись в полуобороте, смотря на потолок, сказал: «Здравствуй брат Вася, как у тебя дела? Какие планы?»…Вася, смущаясь начать диалог, покраснел от неудобства, так ничего не сказав вышел с комнаты. Мне стало немного смешно, не подавая виду, подошёл к матери обнял её и сказал: «Спасибо тебе мама, за жизнь, за всё, Вы у меня с папой самые лучшие и любимые на всём свете…». Мои слова звучали настолько искренне, что мать, не сдерживая эмоций стала рыдать, присела и заплаканными глазами смотрела на меня; было видно по её губам, что слова рвутся наружу, но эмоции не давали сделать это. Обнявшись друг с другом, чувствовалась взаимное тепло, мурашки бегали по всему телу, и хоть моя любовь к родителям всегда была вечна, то чувство, которое охватывало, в этот миг, приходило с особой энергией, что впредь, испытывал с новой силой; это одно из тех чувств, которые во всех жизней неизменимые. Войдя на кухню, там сидел Вася, отец и родная тётя, они пили чай и над, чем-то смеялись, предложив Васе пойти ко мне в комнату, тот согласился. Присев на диван Вася стал расспрашивать про школу, хвастаться новыми игрушками и просто паясничал, пытаясь показаться выше; немного улыбаясь, смотря хитрым, внимательно-косым взглядом в его сторону, развалившись в кресле, перебивая, сказал: «Вася будь кем хочешь – всегда держись друзей и слушай маму…», понимая, что эти слова для него ничего не значили и через пять минут он забудет вовсе, просто хотелось высказаться…

Спустя несколько часов, мама предложила выйти вместе с Васей во двор, так как там играли соседние мальчишки. Подойдя к окну, отодвинув шторку, увидел чумазых, резвых, широко улыбающихся, играющих в догонялки по лужам Артема, Андрея и Гошу. Опустив голову, прокашлявшись, сказал, что очень хочу спать, а Вася пусть идёт один, настроение пропало, стало очень грустно, не понимая, что мною движет, направился в спальню. Не хотелось ничего, хотелось – ничего. Упав на кровать, в плотную отвернувшись к стенки, закрыв глаза, стад думать и представлять следующие шаги, моменты, планы.

Шли дни, недели, месяцы, годы. Редко вспоминая свои прошлые жизни, зацикливался на одном – как попасть в будущее, где будут новые технологии, которые позволят дать ответ. Гоша и компания, развивались вместе, но без меня, иногда встречаясь с ними, они скрывали свои приключения, думки и действия…среди них был лишний, но зная, умения и способности самых лучших друзей был уверен, что они достигнут своих целей и всё получиться, по крайней мере хотелось верить. Вставая утром во время завтрака, в туалете, школе на уроках, думал о том самом, приходя домой, закрывался у себя в комнате вспоминая, принцип работы «устройства или машины», которая может заморозить каждую клетку тела на долгие года. Формулы, размеры, работу – описывал всё в мельчайших подробностях, редактируя и внося всё новые заметки. Порой своим поведением пугал родителей, редко появлялся в гостях у бабушки и деда, собака Черныш – вообще не знала меня. Так привык находиться с собой наедине, что среди общества чувствовал себя изгоем. Всего боялся, а любой конфликт избегал стороной.

Чувствую неуравновешенную психику, не мог совладать с собой, но чувства нехватки бесконечного времени, не оставляло шансов и поэтому напрягая извилины мозга, придумывал новые пути обмана времени, чтоб попасть в следующее тысячелетие. Пока друзья веселились, проживая лучшее детство, я был замкнут в себе, любое отвлечение от дела безумно бесило, срываясь на родителях, понимал, что легче не будет. Ложась спать, часами ворочался, придумывая в голове новые разработки, подрываясь утром, хватал портфель, тетрадь и ручку, бежал в ближайшую теплушку, где по соседству с бомжами, начинал писать. Не смотря на то, что отец работал в школе, удавалось скрываться и прогуливать уроки; на упреки родителей, психовал, чем делал им больно, но как бы то, не было, ненавидя себя, по-другому не мог. Когда родители отсутствовали дома, вскрыл пол, куда складывал всё своё, так называемое творчество. Ни один врач и психолог не мог выбить ту дурь, которая находилась в голове, те нервы и беспокойства были понятны, только мне. Родители пытаясь разобраться, что же со мной не так, не находили ответов, а свою писанину, любыми способами скрывал. Создавая свой характер замкнутости, всё больше погружался в депрессию, был нерешительный, не желал выразить свои эмоции, трудно с кем-либо находил общий язык, ходил с опущенной головой, чувствителен к критике, редко улыбался. Прибывая в постоянной серьезности, скрывал внутреннее настроение…как, только оставаясь наедине с собой – не мог сдержать порыв печаль-страданий и слёз. Находясь в постоянной апатии, родители не могли адекватно смотреть на своё чадо и после многих посещений психиатра, мне поставили диагноз – расстройство личности, врачи были убеждены, что это связанно с головным мозгом, не придавая этому значения, продолжал заниматься своим делом.

Десятый свой день рожденье, провёл среди мамы, папы, деда, бабушки, брата Васи и нескольких родственников. Было тихо, разрабатывая в мыслях новые планы и действия, так и не промолвив ни слова, гости расходились. Отец, предложив прогуляться по ночному городу, получил мой отказ в виде кивания головы. Находясь на своей волне мыслей, медленно лёг на кровать и погрузился в воображения реализации дальнейших идей. Не зная, сколько прошло времени, раздался непрерывный звонок в дверь, прислушиваясь, кто же может быть, раздался рёв и плач мамы, вмиг вспоминаются прошлые юбилеи и, как они заканчивались. Медленно вставая с кровати, слюни стекали по бороде, руки дрожали, ноги не хотели идти. Выйдя с комнаты, увидел на пороге двух милиционеров и сидящую на стуле рыдающую мать. Дрожащим голосом спросил: «Что случилось?», один из них подошёл ко мне, прижал к груди, сказав: «Сейчас иди спать, утром мама всё расскажет!». Оттолкнув его от себя, крикнул: «Что случилось?». Милиционер указал на стул, дав понять, чтоб я присел. Сам милиционер, смотря в сторону матери начал говорить: «Это несчастный случай, разбирательство будет идти долго, но факт в том, что Ваш муж лишил жизни подростка, остаётся фактом!». Понимая, серьёзность его слов, закрывая глаза, слёзы текли ручьём, издавая непонятное мычания и крик, упал на колени, облокотившись локтями к стенке. Память как будто обрывается, и этой ночи вовсе не было, но наступил следующий день, с теми же проблемами. Подслушивая разговор мамы со следователем, тот объяснял ситуацию, мол отец находясь немного в алкогольном состоянии, проходя местный бар, словестно зацепился с жутко пьяной шпаной. По словам свидетелей, те избивая его, были полны ненависти, в момент отец выхватив острый металлический предмет, замахнулся и машинально, бессознательно нанёс удар в область живота, сзади стоящего человека. «Участников в потасовке, было трое, не считая Вашего мужа» – объяснял следователь, «Один из них скончался до приезда скорой, как те двоя принялись избивать с особой жестокостью, по моим последним данным, он находиться в реанимации и шансы малы…но если выживет от десяти лет тюрьмы…» – продолжал без эмоционально говорить следователь. Тяжело было смотреть на мать и поэтому, спрятавшись за стенкой, только слушал. Своими действиями менял судьбы людей, своим бездействием, тоже менял, вот только другим раскладом.

Прошло несколько месяцев и отца выписали с больницы. Он не мог самостоятельно передвигаться, сходить в туалет, принимать пищу. Случилась амнистия, показание свидетелей, прокурор находился на нашей стороне; суд вынес приговор в виде штрафа и условного срока, но этот жуткий случай, рвал душу изнутри, сопровождая болью и ненавистью произошедших событий. Родилась сестра, мать не работала, доедая последний кусок хлеба, старались держаться, я же продолжал писать.

Спустя пару лет – лучше не становилось. Порой капаясь в мусорных баках, нам сочувствовали соседи; существование продолжалось благодаря сельскому огороду и неравнодушным родственникам. Сжимая кулаки, не мог остановиться думать о будущем, не живя настоящим. Дома было тихо, моментами слышны стук стрелок часов, основную часть времени мать рыдая проводила на кухне; отец находился в комнате, тяжело дыша, уставившись в одну точку, сестра редко плакала, что придавало ещё больше мрачности. Пообещав себе, что когда закончу чертежи, разработки и письменное строение своей технологии, выделю дополнительное время, начав зарабатывать всеми способами, как делал в прошлой жизни; обеспечив семью, достойно уйду в будущее. Денег не было, обычные тетради и листки бумаг, воровал по местным магазинам; из десяти исписанных листов, выбрасывал восемь, оставляя, только часть доказанной работы. За семь с небольшим лет, были готовы более тридцати тысяч страниц с планами, схемами, подтверждёнными аргументами идей принципа работ, обоснованные в доказательства.

Наблюдая за своими сверстниками и друзьями, чувствовал себя белой вороной; скрытно, исподтишка в спину кидали снежками, в след оскорбительно кричал Артем. Пугающая реальность не давала покоя, нервничая, не справляясь сам с собой, заканчивал работу. Мешки под глазами, трепетная походка, взъерошенные волосы, боязнь окружающих, заикающееся речь, постоянно трясущие тело, испуганное выражение лица – я стал тем, кем никогда не был; но, не смотря на это, каждый поступок был обдуман, шаг предусмотрен, а время «взвешенно и рассчитано». Прогуливая уроки неделями, в школе призирали учителя; одноклассники считая меня бестолочью, слабохарактерным и умственно отсталым, смеялись за спиной, и обзывали «плата-дурака».

После двухнедельного прогула, подойдя к школе, флаг был приспущен, а люди ходили грустными, обсуждая, что-то между собой; войдя в школу, в дали центрального коридора увидел фотографию, которая завалина цветами и венками, не понимая, что могло произойти, возникла тревога. Подходя ближе к фотографии, тревожность возрастала, во рту пересыхало, сердце билось чаще; оказавшись в паре метров, на фотографии узнаю Машу – этот траур был по её кончине. Голова начала кружиться, лицо побледнело, чувствуя упадок сил, упал на колени начал громко рыдать. Стены ходили ходуном, тело упало на пол, подбежавший завуч, пытался поднять, говоря: «Вставай Костя, сегодня девять дней, ожидаем её родителей…я не позволю такого поведения…!». В столь юном возрасте пульс постигал двухсот, лежа на кушетке в медпункте, заикающимся голосом спросил: «Ска..жиии..те пппожжжа..луйста, чччтттоо проооизошло…?!». Сидевший около меня врач, привстал, едва держа себя в руках, сказал: «Надо чаще в школе появляться…Маша была хорошей девчонкой, умной, с огромными перспективами…но судьба сложилась иначе…». Делая небольшие паузы, тяжело дыша, говорил: «За ней ухаживал один мальчик, до дома провожал, цветы дарил…и вот в очередной раз, когда провожал до дома, ему захотелось поцелуя, Маша сопротивлялась и в ответ получила удар, после чего стала убегать, пробежав улицу, до её дома разделял мост длиной около тридцати метров…мост находился на ремонте и на нём отсутствовало ограждение, то ли оступившись, то ли споткнувшись, то ли поскользнувшись, она упала с него, пролетев семь метров вниз, не смогла выбраться с воды, почему стоявшие рядом люди не бросились помогать, остаётся загадкой…». Не сдержавшись врач заплакал, как ребенок, попросил прощения и вышел с процедурного кабинета. Я не хотел верить его словам, было очень больно, понимая, что своим незнакомством убил её. Предыдущие мои знакомства, которые были независимые и происходившие по разному сценарию, строили её новые дороги, но не вмешавшись в её личную жизнь – подверг на худший сценарий. Горечь сожаления достигала максимума, больше не хотелось жить, хотелось раствориться и забыть мир навсегда; то чувство боли, которое присутствовало во мне, разрывало каждую клетку тела.

Прошло больше полугода, а время не лечило, мысли об отце и Маше, что своим бездействием изменил их судьбы, не на секунду не выходили с головы. В прошлых жизнях, считал, что поступаю неправильно по отношению к ним, но они оставались живы, в этой же не вмешиваясь в их дела, судьба распоряжалась по своему усмотрению. Выбрав очередной путь жизни – являлось самым сильным наказанием.

В пятнадцать лет закончил свою работу. Тысячи тетрадей были спрятаны в земле, оставалось воплотить в строение, для этого нужно финансирование. В прошлой жизни был знаком с «Фрэнком Ди», который рассказал свой главный секрет детства, этим и собираюсь воспользоваться. Помнил точный адрес его проживания, рассказ об отце и многое другое. Расписав подробно в письме тайну и жизнь детства, также, что есть план построить технологию, которая позволит при помощи заморозки тела отправлять в будущее, отправляю по адресу: Королевство Великобритании, Лондон, территория Кингстон-на-Темзе, улица Лайма-стрит, дом тридцать три. Дело за малым, ждать и надеться на ответ.

Находясь в полном смятении ожидания – знал будущее, но не знал завтрашней день. Мною двигала сила неизбежности, которая давила своей неопределенностью и тайной, какое бытиё предстоит, когда придёт ответ. Было очень трудно, носить в себе то, что знаю, а знания – невыносимый порок вечного страдания. Постоянно думая о существовании и понятия времени, крик души разрывал сознание, я болен, очень болен – этой болезни нет определения, названия или объяснений, ей нет лечения; это как бесконечный, мучительный приговор – за то, что живу на свете; ноша от которой не избавиться, безвыходность убивала с новой мыслью. В этой жизни нет взаимных друзей, нет любимой девушки, любви, нет смысла и мечты…есть только цель – найти ответы, ведь с ними будет проще удалить чувство воспоминаний, ведь только так будет легче. Научился не показывать страдания, но не мог с ними справиться; борясь с собой, окончательно терял рассудок, с каждый днём становилось хуже, понимания о том, что лучше не будет, угнетало ещё больше. Ежесекундно в голове проходили сотни мыслей – это трудно представить, но мысли об представлении «неизбежности бесконечных страданий», были постоянны. Я жил, как никто другой и никак раньше, ведь даже смерть, мне была не сладка. Бесконечность одной жизни, обрекало на вечное, бессмертное мучение. Не делал глупых необдуманных поступков, никому не навредил, никого не предал, но впервые за всё существование – ненавидел сам себя, за то, что просто живу. Чувства необъяснимого «нехвата» и непостижимой боли, присутствующие в сознании, создавали новые взгляды на мировоззрение…зная «как есть», трудно было справиться с этим недугом, ещё трудней подчиняться собственному, внутреннему миру.

Шли дни, недели, года. Смотря в неизвестность, голова была пуста, а в самой пустоте – переплетались размышления, страхи, вспоминания и просто нелепые образы; это очень трудно объяснить, но ещё трудней понять и представить. Исхудав до неузнаваемости, чувство голода достигало максимального; новые, никогда не испытываемые головные боли, впавшие скулы, искусанные губы, упадший взгляд, небрежный вид – я стал отверженным изгоем общества, но в первую очередь «изгоем для самого себя».

На улицах города, пропадали люди; после седьмой, бесследной пропажи, город забил тревогу. Всеобщая паника, боязнь выходить из дома, милиция в ступоре – на районах, близ квартала орудует маньяк. Узнав с газет информацию, без эмоционально прочитав, смял и закинул в угол. «Как далеко он сможет зайти и кто на самом деле поймает маньяка» – вызывало некий бесчувственный, животный интерес. Встречающиеся на пути прохожие, проходя мимо, шептали за спиной «мол, я и есть маньяк». Пропадали в основном дети, на определенном расстоянии глухого безлюдного места лесополосы и окраины города. Исчезновения продолжались, более десяти человек пропало без вести, никакой точной ориентировки, ненайденных тел, ни свидетелей. Смотря на общество, которое находиться в страхе, знал маньяка, нюансы убийств и где он прячет тела; находясь в стороне, наблюдал за стечением времени, без моего вмешательства.

Раним утром, в квартире раздался звонок, открыв дверь, на пороге увидел заплаканную тётю – маму Васи. Рыдая в захлеб, просила о помощи, из её уст доносились неразборчивые слова, но смысл понятен – «Вася не ночевал дома и есть подозрения, что он, как и другие дети пропал». Выйдя на улицу, во дворе была милиция, много народу, из толпы наблюдал как, сплотившись вместе, разговаривают родители Артёма, Гоши и Андрея – они, как и Вася не пришли домой. Толпа начала расходиться по сторонам, обернувшись увидел мента, того самого маньяка, почему-то он смотрел на меня…его взгляд был черств, холоднокровен и поразительно спокоен. Моё сердце забилось ещё сильней, не понимая, что творю, ноги шли в его сторону, сблизившись в плотную, спросил: «Ведь правда, Вы найдёте их?!»…схватившись за моё плечо, слегка сжав, сказал: «Не сомневайся, в скором времени Вы встретитесь!». Он всегда оставался на пять шагов впереди, знал работу следствия, скрывал улики и предугадывал ходы своих коллег. Уходя в сторону, закурил сигарету…я же провожал его взглядом. Поднявшись домой, закрылся в комнате, никого не хотел видеть, забившись в угол не осознавал реальность; не понимал и ненавидел себя за бездействие. Через стенку были слышны разговоры моей и мамы Васи, она умоляла, просила помощи, прощения, от её слов исходило страдание и боль…ведь до сих пор никто из них не пришёл домой. Вмиг поднявшись на ноги, чуть шатаясь, решаюсь вмешаться. В этот вечер до меня не было дела, аккуратно выйдя с комнаты, одел куртку, подкинул листок бумаги в сумку Васиной мамы, на котором изображён примерный маршрут до дома мента, сам незаметно вышел с квартиры. Вскрыл соседскую машину, сомкнул провода зажигания, запустил двигатель и направился в сторону полицейского участка, по пути в бардачке нашёл запасные ключи. Подъехав к участку, около получаса сидел в машине, сосредотачиваясь на предстоящем деле. В бардачке найдя два зеркала и блокнот, с середины вырвал страницу, на которой написал, что в этом участке служит милиционер, который и есть «маньяк». Указал его адрес, где может прятать тела и другие особые приметы, которые смогут вывести на чистую воду. На улице смеркало, в здании свет горел в паре кабинетов, один из них находился на первом этаже. Подойдя к нему, заглянув в окно, в нём никого не наблюдалось, отдышавшись, оценив ещё раз обстановку, из листка сделал «бумажный самолётик» и закинул внутрь: окно было открыто настежь, на раму поставил зеркало, а через другое наблюдал за происходящим. Через секунду, заскрипела дверь в кабинете, появилась тень – в кабинет вошла женщина в форме, что-то читая, присев на стул не отрывалась от книги. Спустя пару минут её взгляд падает на пол, где лежал самолётик, насторожившись, подойдя к нему, развернув стала читать, моментом меняясь в лице, в ужасе оглядываясь по сторонам. По немыслимому стечению обстоятельства, в кабинет заходит, тот самый мент-маньяк, наблюдая, как коллега мечется по углам с листком, заподозрил неладное, подойдя к ней, силой вырвал бумагу и принялся читать в слух, через слова переводя взгляд на женщину. Не дочитав до конца, включил на полную громкость радио, спросил: «…и ты веришь в это?!», отходя назад, стуча зубами она ответила «Нет…нет конечно…». Улыбнувшись, мент из бокового кармана достал авторучку, обняв женщину, прошептал: «…а стоило…!», затем силой, прислонив к стене, прижав ладошкой рот, вонзил в затылок авторучку. Становилось жутко, боясь вмешаться, страх достигал предела. Повалив на пол женщину, со стола скатился карандаш, подобрав его, с размаху нанёс несколько ударов в солнечное сплетение. Когда тело было в неподвижном состоянии, мент успокоился, подойдя к окну закрыть его, посмотрев вдаль, сказал: «Привет мразь, ты всё видел…». Осознавая, что его слова адресованы мне, подорвавшись с места, принялся бежать не оглядываясь. Спрятавшись за мусорными баками, высматривая дальнейшие действия происходящего, боялся любого шороха. Спустя десять минут, мент вышел из участка, сел в патрульный автомобиль и направился в неизвестном направлении. Хотелось всё забыть, отмотать время назад, продолжая находиться вне вмешательства случающихся дел судьбы, растопиться в прежнем бездействии; но преодолевая собственную боязнь тревоги жизни, сжал кулаки, неуверенно поднялся на ноги, тяжело дыша, направлялся в сторону автомобиля. Подойдя к машине, из участка выбежал милиционер, попросив остановиться; я занервничав потерял ключи и начал вертеться по сторонам, не понимая, что создаю ещё больше паники. Не поднимая ключей, медленными шагами шёл в противоположную сторону, как получил удар в спину и по ногам. Лежа на асфальте, руки были в наручниках, а голова прижата ногой. Вывернув все карманы, без составления протокола оказался в камере, из которой во всё горло кричал, чтоб те зашли в кабинет, где находилась записка и труп. Через час другой, камеру открывает, заплаканный майор милиции, смотря мне в глаза, ударив по щеке с криком спросил: «…Что ты сделал!? Рассказывай, что знаешь…Что она тебе сделала?!». Стоя на коленях, сказал первое, что пришло в голову: «Ваш ответ находиться, там же в кабинете…!», расстегнув наручники, приказав подчинённым ожидать, схватив меня за шиворот, потащил по коридору. Открыв дверь, рукой указал на дальний угол, где сквозняком прилипал к стенке листок, отпустив меня, медленными шагами майор пошёл в сторону письма, поймав налету, принялся читать. Я же лежал по полу, повернув голову набок увидел шкаф, из которого вываливалось тело женщины. Поднявшись с пола, сказал: «Товарищ майор, я единственный, кто сможет его остановить…Вы меня отпустите??!». Майор, не отрываясь, продолжал читать, всё больше осмысливая текс написанного. Я же понимая, что потерял много времени и каждая секунда может быть последней для друзей, единственным выходом видел сбежать. Схватив стоящий рядом со шкафом утюг, медленно подойдя к майору, нанёс удар в затылок. Потеряв сознание, офицер упал. Извинившись, я спрыгнул в окно, подбежал к машине, подобрал ключи, открыл дверь, запустил двигатель и поехал к дому маньяка. Время уходило и мысли, что могу не успеть, не давали покоя.

Подъезжая к его дому, были видны огни, давя на газ, с каждой секундной приходила старая злость и ненависть, только с другой силой. Оказавшись рядом с забором, по углам стояли пятиметровые столбы огня. В доме светил свет, а на крыше виднелись силуэты людей. В замешательстве не знал, что предпринять…послышались сигналы милиции, скорой и пожарной, в панике бросился оббегать дом. Забравшись на дерево, увидел, как на краю крыши стоял мент, держа за волосы Андрея. У Андрея на шеи находилась петля, которая спускалась в дом, окна второго этажа. Вышедшие из машин милиция и пожарные, что-то говорили в рупорт, доносились выстрелы в воздух; но мент их не слышал, читая строки Александра Блока: «И, вглядываясь в свой ночной кошмар, строй находить в нестройном вихре чувства, чтобы по бледным заревам искусства узнали жизни гибельной пожар…как тяжело ходить среди людей и притворяться непогибшим…». По дереву, пробравшись в дом, залез на второй этаж, куда спускалась веревка с шеи Андрея. Замерев на месте, пропал страх, стал спокоен, закрывая глаза, пытался сосредоточиться, ведь от дальнейшего действия зависела жизнь друзей…конец веревки был привязан к шее Васе, который оставался быть закован по рукам и ногам наручниками к батареи. Вокруг было много шума, но всех их перебивал спокойно-мерзкий звон в ушах. Ветер усилился, подойдя к окну, посмотрев вверх, на фоне мрачной луны виднелся мент и Андрей, через звуки боли, услышал продолжения стихов мента: «Никто не скажет: я безумен, поклон мой низок, лик мой строг, не позовет меня игумен, в ночи на строгий свой порог…». Через секунды, мент ногой нанес удар в спину Андрея…сорвавшиеся с крыши тело падало вниз; пытаясь схватиться за веревку – у меня не получилось, время остановилось, услышал хруст; хруст – перелома шеи Васи. Выглянув с окна, толпа людей бросилась через забор, смотря вниз, на веревке болтался Андрей. Упав на колени, повернувшись в полуобороте, наблюдал, как Вася издаёт последние хриплые выдохи. Сердце билось спокойно, дыхание ровное, не было даже слёз, лежа на полу, не осознавал реальность. Не понимая, что твориться, хотелось, только спать – закрыв глаза, не совладая с действующей истиной, погрузился в сон. С той ночи, моментами помню, как кто-то пытается поднять, держа за руки, выносит на улицу; мимо меня мелькают родственники друзей, собственная мать, блеклый свет, тот самый майор, которого вырубил утюгом и его слова: «Извини, ошибка, что тебя не послушали вовремя, секунды забвения, стали роковыми!».

Проснувшись следующим утром дома, не хотелось шевелиться, растворяясь в тишине, двое суток не вставал с кровати, не ел, не пил, не ходил в туалет; не шевелясь, лежа неподвижно смотрел в одну точку. Впервые упав духом на столько, что не хотелось подниматься. Некого было просить о помощи, не нужен был совет, не нуждался в поддержке. Находясь в без эмоциональном состоянии, не думал ни о чем, никого не ждал; спокоен и здоров, отсутствовала тревога, печаль, никаких мыслей – был полностью аморфен. Я болел самой страшно-необъяснимой болезнью – безразличием всего, пассивным отношением к себе и остальному миру. Месяц спустя, впервые заговорил, открыл окно и вдохнул воздуха; со слов мамы Артём гулял на улице и попался на уловки маньяка, Гоша, Андрей и Вася никому не говоря бросились спасать друга, мент был физически крепок и с легкостью справился с беззащитными подростками…сутками пытал, издевался, истязался, первый умер – Артём, маньяк вонзил молоток ему в сердце, после чего отрезал нос, несколько пальцев и ногу, всё это происходило на глазах остальных; Андрей и Вася – казнены на публике; в живых остался, только Гоша, к сожалению, мир для него не будет прежним, маньяк лишил его рук. Рыдая мать, с трудом вспоминала хроники произошедшего, я же сидел в полуобороте и безмолвно слушал её тягостную речь.