Оплошавшие менялы лихорадочным взглядом обследовали окрестности и далеко внизу обнаружили торговца, неторопливо катящего по дороге коляску Татьяны Филипповны.

– За ним! – сдавленно вскричал Кузов.

Как будто рванувший вперёд Нырок не знал этого без него.

Обгоняя друг друга, менялы помчались под гору, срезая, где можно, путь напрямую.

– Стой! – заорал Нырок колясочнику, когда тот уже мог их слышать.

– Подождите! – присоединился к призывам Кузов. – Нам нужна коляска!

Вопреки их желанию призывы остановиться произвели на торговца прямо противоположное действие. Увидев преследователей, он рванул с коляской так быстро, словно к её колёсам присоединили реактивные двигатели. И вздрогнул от испуга, когда преследователи, продравшись сквозь кусты, выпрыгнули перед ним из зарослей магнолии.

Пожилой преследователь тут же вцепился в колясочника, а молодой – в коляску, и оба вперили взгляд в её массивные подлокотники.

– Что вам нужно? – запричитал торговец.

– Мы хотим забрать её, – вздувая от бега сухие измазанные сажей щёки, проговорил Кузов.

– Сделка не колясочка, обратного хода не имеет.

– Мы заплатим, хорошо заплатим. За сколько вы взяли её у нас?

– За две тысячи рубликов, – подсказал Нырок.

– А теперь мы заплатим вам пять тысяч!

– Надо быть дурачком, чтобы отдать за пять тысяч, – забегал колясочник глазами. – Её подремонтировать, и не стыдненько будет продать как новенькую.

– Я вижу тебе вообще никогда не бывает стыдненько, – возмутился Нырок.

– А чего стыдиться, если вещичка моя.

– Ну, хорошо, – сказал Кузов, – не пять, а десять тысяч рублей. Десять тысяч вас устроит?

– Надо быть дурачком…

– Двадцать тысяч.

– Двадцать?

Приплюснутое лицо колясочника задвигалось в волнении.

– А зачем вам колясочка?

– На память, – сказал Нырок.

– Тогда за двадцать не отдам.

– А за сколько отдадите? – спросил Кузов, теряя терпение.

– За тридцать… – неуверенно произнёс Колясочник.

– Согласны.

– …Три. За тридцать три тысячи рубликов.

Глазки колясочника испытующе уставились на сумасшедших покупателей.

– Ну вы и жук! – погрозил Кузов пальцем. – Ха-ха… Жучок. Хорошо, заплатим вам тридцать три тысячи.

– Тогда рассчитаемся. Давайте денежки.

– Э-э… – замялся Кузов. – Видите ли, денежки появятся чуть позже. Когда мы продадим некоторые… э-э… штучки.

– Когда появятся денежки, тогда и получите колясочку. Это надо быть дурачком…

– Раз надо, – вздохнул Нырок, – значит будешь.

Бросив взгляд на старшего товарища и получив едва заметное согласие, он положил руки клиенту на грудь.

– Мы дадим тебе денежки. Но какими купюрами ты бы хотел их получить? Мы можем дать шесть по пять тысяч и ещё три по тысячи…

Нырок чертил пальцем по пиджачку колясочника.

– …Можем пятнадцать по две плюс шесть по пятьсот. Можем все по пятьсот и даже все по двести.

– Мне всё равно, – отстранился колясочник.

– Всё равно?! – восторженно вскрикнул Нырок и кинулся на клиента с объятиями. -Как же приятно встретить такого покладистого, хорошенького человечка!

В руках у Нырка всплыло вытащенное у хорошего человечка портмоне.

– А то некоторые привередничают: мне только так, а мне только эдак. А то ведь ещё и в валюте требуют!

Достав из портмоне деньги, Нырок отсчитал нужную сумму, удерживая при этом колясочника, безуспешно пытавшегося освободиться.

– Я не привередничаю, – пыхтел колясочник.

– Вижу! Поэтому накидываю тебе сверху ещё две тысячи рубликов!

Нырок достал ещё две тысячи рублей и, разомкнув объятия, вновь положил руки колясочнику на грудь. От фантастической сделки глазки у того увеличились в два раза.

– Но при одном условии! – предупредил Нырок. – На часть этих денежек ты купишь себе букетик фиалочек. А то у меня всего одна, и подарить я тебе её не могу. Ну так что, купишь?

– А на что мне букетик фиалочек?

– Просто так. Как сказал бы один мой знакомый: приятно воняет.

– И за это вы дадите мне ещё две тысячи рубликов?

– Дам.

– Тогда, конечно, куплю. Это надо быть дурачком…

– Больше не надо, – отпустил клиента Нырок, – пока хватит.

Пересчитав полученные деньги, колясочник толкнул покупателям их приобретение.

– Сделка не колясочка, заднего хода не имеет.

– Прощай, милый, – сказал Нырок.

– Миленький, – поправил Кузов.

– Миленький, – согласился Нырок.

Танцующей походкой колясочник побежал по дороге, а Кузов и Нырок, взявшись за ручки драгоценного кресла, повернули в обратном направлении.

Глава 38

Пока они двигались наверх к сгоревшему дому, Кузов всё время поглядывал туда, а также по сторонам, словно желая убедиться, что никого лишнего поблизости нет. Наконец на участке, скрытом отовсюду густой зеленью растений, он сказал:

– Кажется, здесь не видно.

– Чего не видно? – спросил Нырок.

– Как мы будем вскрывать заначку с побрякушками.

– Разве мы будем вскрывать её здесь, а не повезём Варе с бабулей? – удивился Нырок.

– А зачем нам делить куш ещё на две пасти?

Кузов встал, остановив коляску. За ним пришлось остановиться и Нырку.

– Шутишь? – поинтересовался Нырок.

– Я что, похож на шутника?

– Не всегда. Но насколько я понимаю, ты говоришь… будто не хочешь отдавать своей дочери и тёще их фамильные драгоценности?

– Дочери, тёще… – засмеялся Кузов. – У меня таких дочерей по стране – не сосчитать. Как ты сам бакланил: люблю хорошо поесть и весело провести время? А я за свою жизнь гастролировал немало.

Нырок посмотрел на Кузова и обнаружил, что лицо того разительным образом изменилось: глаза Кузова были прищурены, ноздри расширились, а сухие грязные щёки облегали плотно сжатые челюсти. Встретившись с таким человеком, его следовало бы остерегаться, а лучше – обходить стороной. Перемена во внешности произошла так внезапно, что Нырку понадобилось время, чтобы её осмыслить.

– Если у тебя по стране много родственников, почему ты оказался именно у этих? – спросил Нырок, когда происходящее для него более-менее прояснилось.

– У этих я отлёживался после очередной ходки, – не смущаясь, пояснил Кузов и ненадолго наклонился, отряхивая внизу штанину. – Сам понимаешь, без башлей, без реальных наводок – дело бодяга. А тут дочурка возьми да ляпни о семейных побрякушках, про которые она когда-то слышала. Я постарался расчухать, но она ничего не знала. А старуха может и знала, да молчала. Я в квартире всё обшмонал – не нашёл. Значит, думаю, надо их сдёрнуть с места, чтобы старуха заначку с собой поволокла. Придумал песню про переезд на юг, они и повелись на неё. Всё уже было на мази, как тут ты вынырнул, Нырок. Ну, я понял: ещё один волк нанюхал про нашу кассу. Ты ведь тоже из-за этих побрякушек сюда устроился, а? Прослышал от девчонки и решил скакнуть?

Кузов повернулся. Из его ладони, прежде невидимой собеседником, выползло металлическое жало заточки. Нырок отпустил коляску и сделал шаг назад: от сверкнувшего лезвия, а более от стального блеска прищуренных глаз Кузова ему стало не по себе.

– Вообще-то, я не из-за побрякушек, я из-за Вари, – произнёс Нырок.

– Из-за Вари? Это хорошо. – Кузов присел у массивного подлокотника коляски и принялся заточкой выколупывать из него заглушку. – Значит, по воровскому закону тебе чикса, баба, а мне – камешки, если они, конечно, здесь есть.

Заглушка, отскочив, полетела на сухую землю. Кузов заглянул внутрь открывшейся полости.

– Ну, что там? – вытянул шею Нырок.

– Кажется, не пусто, – просунул внутрь лезвие Кузов. – Только тебе-то какое дело?

Он пошевелил заточкой внутри подлокотника, потом просунул два пальца и извлёк на свет пенал – круглый деревянный пенал, какой носили в портфелях школьники много лет назад. Кузов отложил заточку в сторону, взялся руками за об конца пенала, подвигал, а затем потянул в разные стороны.

Пенал раскрылся, будто сломался пополам. На сухую, белую от жары придорожную пыль брызнул струйкой крови золотой браслет с алыми рубинами. Нырок и сидящий на корточках Кузов уставились на него так, словно кровавый браслет не выпал из пенала, а неизвестным способом просочился из-под земли.

Первым в себя пришёл Кузов.

– Не соврала старуха, – сказал он, облизывая губы, – не соврала!

Заглянув в одну половину пенала, а потом в другую, он глухо засмеялся:

– Не соврала старая! Век свободы не видать!

Осторожно поставив обе половины на землю, Кузов поднял браслет, и внимательно рассмотрев, опустил в ту часть, из которой он выпал.

– Куда ты зыркаешь? – спросил он Нырка, взгляд которого медленно передвинулся с пеналов к оставленной заточке.

Кузов дотянулся до неё.

– Отдай мне камни, – сказал Нырок.

– Камни? Я же тебе объяснил: по воровскому закону ты не имеешь на них права, ты не за ними сюда пришёл, а за бабой.

– Я… за ними, я пошутил.

– За ними?

– Да, за этими камнями.

– Точно?

– Точно. Варя рассказала мне про них ещё во время нашей первой встречи.

Кузов с удовольствием расхохотался.

– А я в это сразу врубился. Ишь, думаю, жиган-лимон вдруг за любовью нарисовался. Меня не наколешь! Но уже поздно, фраерок, – перестал смеяться Кузов, – ты слово сказал, а я шуток не понимаю.

Чуть опустив голову, Кузов принялся складывать разъединённые половины. Этого Нырку оказалось достаточно. В долю секунды бросившись на Кузова, он сбил его с корточек и повалил на землю. Части пенала, задетые в прыжке, полетели в стороны. На обочину дороги посыпались серьги, кулоны, кольца, которые вспыхивали и тут же гасли, вминаемые в пыль сцепившимися в борьбе телами.

Нырок был молод, ловок, силён, но в Кузове дала себя знать иная сила – сила жилистого крепкого мужика, предки которого когда-то шли за плугом, или тащили на верёвке баржу. Сверху оказывался то один, то другой противник. Они хрипели, катались по дороге, пытались дотянуться до лица или шеи друг друга и понимали, что эта драка может стать для каждого из них последней. Усталость чувствовалась всё сильнее, порванная местами одежда была вымазана грязью и кровью, но никому не удавалось безоговорочно стать победителем.

Шаром докатившись до инвалидной коляски, противники ударились об неё и разъединились, точно шар раскололся на две половины. Кузов, а следом и понявший в чём дело Нырок, принялись шарить по земле в поисках заточки. Её нигде не было. Тогда они кинулись собирать разбросанные в пыли драгоценности, засовывая в ту часть пенала, которую каждый успел схватить. Кузов и Нырок ползали рядом, задевали друг друга боками и один раз даже ударились лбами, но сил на новую борьбу ни у кого уже не было.

Наконец, всё, что валялось на дороге, оказалось собрано. В кювете блеснула металлическая полоска – может быть, полотно потерянной заточки, но выяснять, так ли это, повернувшись к противнику спиной, никто не решился. Держа драгоценный груз, они поднялись с земли. Оба заметно пострадали в драке.

Тяжёлой походкой Кузов отправился в сторону от дороги прямо через растущие по бокам кусты.

– Не попадайся мне больше на пути, – сказал он на прощанье и скрылся в листве.

– Вали, вали, – пожелал ему вслед Нырок.

Оглядев испачканную одежду и сбитые руки, он посидел на земле, а затем отправился к текущему неподалёку ручью, чтобы привести себя в порядок и собраться с мыслями. Умываясь у ручья, Нырок думал о том, как сказать Варе про её отца, которого она полюбила, ждала и который оказался негодяем, преследовавшем единственную цель – выведать, где находятся фамильные драгоценности, и выкрасть их. Хотел Нырок также попенять Варе на то, что она очень доверчивая, что он её обо всём предупреждал, и указать, что вот к чему может излишняя доверчивость привести.

Нырок застал Варю с бабушкой у пепелища, только теперь они смотрели не на тлеющие головешки, а куда-то в синее море. Услышав шаги, Варя обернулась. Выглядела она плохо, словно за то время, пока Нырка здесь не было, успела немного состариться. Видимо, происшедшее с домом больно ранило её, и теперь Нырку предстояло сообщить ей новую ужасную весть.

– Варя, – начал Нырок, подходя, – я думаю, лучше тебе узнать всё и сразу. Тот человек, твой отец, хотел обокрасть вас с бабушкой. Ему нужны были не вы, а фамильные драгоценности, и когда он их получил, то хотел сбежать. Мне удалось забрать у него только половину. Вот, держи, и передай их Татьяне Филипповне, раз это её.

Нырок протянул половину пенала, набитого кулонами и серёжками. Варя молча смотрела на Нырка, точно видела впервые.

– Держи, – повторил Нырок. – Если хочешь – поплачь.

– Папа, – произнесла Варя, принимая футляр.

– Да, – горестно кивнул Нырок. – Не хотел бы я иметь такого отца.

– Он только что был здесь.

– Что?!

– И пошёл к ручью.

Нырок всполошился.

– Зачем он приходил? Он угрожал?!

– Он сказал…

– Что он сказал?

– Сказал, что теперь выяснилось, кто ты на самом деле. Что тебе нужны были не мы, а фамильные драгоценности. И когда ты их получил, то хотел сбежать, но папе удалось отбить половину.

Варя чуть подвинулась. Сидящая в инвалидной коляске Татьяна Филипповна держала в руке, будто эстафетную палочку, вторую часть набитого драгоценностями школьного пенала.

– Как? Он здесь?! – раздался за спиной Нырка голос.

– Папа пришёл, – произнесла Варя.

– Ну, я сейчас… – загрохотал Кузов.

Во избежание тяжёлой травмы спины Нырок отскочил в сторону.

– Папа, – сказала Варя, вытягивая вперёд врученный Нырком пенал. – Это принёс Костя. Он отбил его у тебя.

– Что?

Кузов уставился на сверкающий золотом и драгоценными камнями пенал, а потом – на развернувшегося Нырка. В свою очередь Нырок глядел на ничего не понимающего Кузова и сам мало что понимал. Так они таращились друг на друга, пока не переключились на созерцание прекрасных южных видов.

– Не надо было старую коляску бросать, – сказал Нырок после молчания, – она денег стоит.

– Если не поторопимся, уже не вернём, – сказал Кузов.

– Почему?

– Сам не видишь, что ли? – ткнул Кузов пальцем вдаль.

По петляющей между деревьями дороге, толкая впереди себя нежданную добычу, торопился скрыться из виду колясочник.

– Ну и хлюст этот милый, – сказал Нырок, чувствуя, как ноги сами отправляют его в погоню.

– Миленький, – подсказал, присоединяясь к будущему зятю, Кузов.

– Миленький, – согласился с будущим тестем Нырок.

И оба что есть сил кинулись догонять уводимую на глазах собственность.

…Море казалось то изумрудным, то наливалось иссиня-чёрными красками. На него открывался великолепный вид с территории, на которой стоял новый шикарный дом с бассейном и двумя крытыми террасами, построенный взамен дома сгоревшего. Бескрайня водная равнина, отороченная барашками волн и парящих облаков, особенно хорошо была видна с огороженной обзорной площадки, куда вела от дома длинная асфальтовая аллея, пролегающая вдоль насаждений из пальм, араукарий, мандариновых деревьев и прочих экзотических растений.

У ступенек нижней террасы дома в сверкающей хромом инвалидной коляске восседала бабушка Татьяна Филипповна, одетая в панаму и летнее кремовое платье в оборках. Татьяна Филипповна подняла правую руку, за что внучка Варя, находящаяся рядом, ласково бабушку пожурила:

– Бабуля, ты всё время забываешь, что теперь можешь говорить. Скажи словами, чего ты хочешь?

Татьяна Филипповна пожевала губами и сказала скрипучим голосом:

– Гулять.

– Вот, – обрадовалась Варя, – хорошо… Папа, Костя! Бабушка хочет гулять.

Нырок и Кузов, ставшие недавно зятем и тестем и игравшие сейчас на террасе в нарды, услышав, что понадобилась их помощь, не переча, вскочили на ноги.

– Мы готовы! – доложили они, сбегая по ступенькам.

С видимой сноровкой Нырок и Кузов ухватили ручки инвалидной коляски. На загорелое тело Нырка были надеты шлёпанцы и бриджи в крупный алый горошек. Сухощавый Кузов предпочитал более классический вид: рубашку с коротким рукавом, колониальные шорты и коричневые кожаные сандалии.

– Относитесь к бабушке с почтением, – наставляла папу и мужа Варя, выглядевшая в голубом марлевом платье, как кусочек прозрачного неба, – она у нас очень состоятельная старушка.

– С самым большим почтением, каким только можно, – заверил Нырок молодую жену.

Ступая по мягкой от южного солнца асфальтовой аллее, Нырок и Кузов повезли выгуливать Татьяну Филипповну. За ними отправилась прогуляться и Варя. Едва коляска проехала несколько метров, Татьяна Филипповна подняла правую руку.

– Что она говорит? – спросил Кузов.

– Может забыла, как меня зовут? – предположил Нырок.

Татьяна Филипповна пожевала губами и проскрипела:

– Быстрее.

– Как скажете, бабушка, – с готовностью согласился Нырок.

Они с Кузовом привычно перешли на бег трусцой. За ними затрусила Варя.

– Быстрее, – подняла руку Татьяна Филипповна.

– Сию секунду, мама, – сказал Кузов, активней заработав ногами.

Теперь они втроём – Нырок и Кузов с коляской, а Варя позади – неслись, дробно шлёпая обувью по дорожке.

– Шевелите коленками, черепахи! – проскрипела Татьяна Филипповна.

Нырок и Кузов бросились по аллее во весь опор. У смотровой площадки кортеж развернулся и помчался в обратном направлении.

– Так хорошо, бабуля? – заглянул Нырок сбоку к Татьяне Филипповне.

– Сносно, – подняла та правую руку.

– Ей нравится, – сообщил Нырок тестю.

– Ей нравится! – крикнул через плечо Кузов поспевающей сзади дочери.

– Ей нравится, нравится! – кричала счастливая Варя, на бегу размахивая руками. -Ах, я об этом так мечтала!

Они пронеслись мимо клумбы, густо засаженной благоухающим кустарником. Среди его пышной растительности на какое-то время блеснул и исчез объектив фотоаппарата, и листочки, дрогнув несколько раз, замерли, так что могло показаться, будто их шевелил лишь ветер, дующий со стороны моря.

КОНЕЦ