За все, чем мы дорожим

– Да уж, я такое видела только в паре дешевых газетенок, которым только дай ужасы посмаковать, иначе их никто читать не будет.

– В общем, сработало, во всяком случае, до транзитной станции мной никто не интересовался. Иногда я вообще думаю – а была она, эта Эмилия Росси? Ее ведь выдумали, чтобы обезопасить настоящую меня. Девочка с ненастоящей семьей, живущая вне всех жизненных проблем… Прямо принц Гаутама женского рода.

– Я бревно, – ровным голосом сказала Габриэль. Флёр засмеялась:

– Да ладно тебе! Если на то пошло, это я бревно, все время забываю, что на Терре и здесь разные вещи в школьную программу входят. Буддистов у вас, насколько я успела понять, нет, ну или такие единицы, что просто неоткуда знать. В общем, в одной из терранских религий есть легенда о принце, который жил в прекрасном дворце и никогда из него не выходил, поэтому не знал ни о болезнях, ни о старости, вообще ни о каких людских несчастьях. А однажды вышел и был в шоке.

– Еще бы, – фыркнула Габриэль.

– Так вот, я сама росла как такой вот принц. Что говорить, один этот побег чего стоит. Я же реально выскочила из дома в чем была, ни смены белья, ни зубной щетки, ничего. Схватила эту грешную доску, потому что в голове сидела ровно одна мысль: моих родителей больше нет, я должна взять что-то, что напомнит мне о них. Нормальные люди, если уж на то пошло, фотографии хватают, архивы там всякие семейные – да откуда им у нас было взяться? И тащила я эту доску до самой Сомбры, только что не спала с ней в обнимку.

– С другой стороны, – рассудительно заметила Габи, – тряпки нажить можно, была бы ты сама жива. А память – это память. Тем более что с семьей тебе все-таки повезло. Даже если они тебя и выдумали – то только чтобы спасти. А что выдумывали и выдумывают про меня драгоценные сестрицы – я лучше повторять не буду. Настоящую меня они в упор не видят, да я и сама не покажу.

– Значит, мы две выдумки! – развеселилась Флёр. – Предлагаю за это выпить выдуманного вина!

И она подняла руку с воображаемым бокалом.

– За себя не скажу, а тебя точно стоило придумать, – со смехом сказала Габи, отвечая на ее жест.

Давно

В перелете на станцию, когда они остались вдвоем, Томохиро наконец подробно рассказал Эмилии, что произошло. Она слушала его, время от времени всхлипывая, но слез не было. Они словно застыли где-то глубоко внутри. Наверное, это и к лучшему – сейчас она хотя бы могла говорить и действовать. Правда, ее до полусмерти перепугало упоминание о Сомбре. На Терре о мятежной колонии говорили много, но хорошего – ничего. Говорили, что свобода нравов дошла там до невиданной распущенности, узаконены все возможные извращения, и развитая медицина там нужна, чтобы не вымереть от их последствий. Говорили, что сомбрийцы чуть ли не поголовно мутанты и пытаются затормозить этот процесс, ставя эксперименты на людях. А на ком, как не на терранах? Но Томохиро решительно посоветовал меньше слушать всякую ерунду.

– А чтобы тебя от нее отвлечь, давай придумывать тебе новое имя. Ты же понимаешь, что Эмилия Росси осталась на Терре.

Эмилия задумалась. Перед глазами почему-то стоял букет хризантем, с которым Томохиро пришел за ней.

– Флёр. Да, пусть будет Флёр.

– Отлично, тебе идет, – кивнул Томохиро. – А фамилия?

– Андриотти. Это папина, – Эмилия, точнее, уже Флёр, всхлипнула, но расплакаться снова не смогла.

– Хмммм… Хорошо. С точки зрения спецслужб у Данте Андриотти отродясь никакой семьи не было, да и фамилия не уникальная. К тому же… – он помолчал и резко махнул рукой: – А, ладно, этим тебе точно не надо забивать голову. Здесь мы тебе сделаем документы и карточку, в таких местах это быстро. Не беспокойся, никто не придерется, а на Сомбре уже нормальное удостоверение личности будет. Средств подкину, и даже не спорь – я в некотором роде пытаюсь вернуть долг твоим родителям. Кстати, а вот и решение нашей проблемы.

Они стояли в баре станционного космопорта. За столиком в углу пил виски симпатичный мужчина лет тридцати пяти или старше в каких-то непонятных очках. С ним была коротко стриженная рыжая женщина чуть помоложе, в таких же очках. Томохиро быстро объяснил, что это капитан сомбрийских корсаров и его помощница, а корсары – это владельцы частных кораблей, которых Сомбра нанимает, когда надо сделать что-то полезное и не афишировать сомбрийское присутствие. Флёр сжалась: «А вдруг на мне эксперименты ставить будут? Или просто изнасилуют и продадут как рабыню?». Произнести это вслух она не решилась, но Томохиро, кажется, понял.

– Так. Терра кончилась, и ее пропаганда тоже. Поверь мне, я знаю, к кому обратиться, чтобы ты точно долетела. Можешь сама пообщаться и убедиться, что они совершенно нормальные люди. Я с ними уже работал.

Флёр несмело представилась, привыкая к новому имени. Имен сомбрийцев она не запомнила, какие-то мудреные русские фамилии, так что они так и остались для нее «капитаном» и «рыжей». Ее очень интересовали их очки, и рыжая объяснила, что у сомбрийцев есть врожденная особенность – их глаза не переносят нормальный для большинства планет уровень ультрафиолета. Флёр обернулась к Томохиро:

– Так все-таки мутация! Так все-таки это правда!

– Мадемуазель, – с грубоватой галантностью проговорил капитан, – тогда уж и леханцы с их смуглой кожей – мутанты. И нордиканцы со своей устойчивостью к холоду. Да что далеко ходить, ваш спутник обязан своей внешностью целому ряду мутаций. Как, впрочем, и вы. И вообще, если честно, предпочитаю жить на Сомбре и ходить в очках за ее пределами, чем без очков и на Терре. Да и вам там как-то не очень, раз вы здесь.

Флёр хотела что-то сказать, но получилось только всхлипнуть. Капитан налил ей стакан воды и демонстративно отвернулся. Весь его вид говорил: «Я понимаю, что здесь все очень плохо, но лезть в душу не считаю допустимым». Словно бы в пространство он сказал:

– Я так понимаю, что эту юную леди надо увозить отсюда, и чем скорее, тем лучше.

Томохиро кивнул, подсел к капитану и заговорил о деньгах. Тем временем рыжая дала Флёр примерить свой визор – так она называла эти очки. Обычные дымчатые очки-полумаска, ничего особенного. Хотя рыжая объяснила, что там куча режимов – и ночное видение, и приближение, и повышенная четкость… «Впрочем, вы уже взрослая, поэтому ваши глаза вряд ли так перестроятся. Скорее всего, вам визор совсем не понадобится».

– Ну вот, все в порядке, – сказал Томохиро, вставая. – Теперь пора прощаться. Если мы пропадем одновременно – любой поймет, в чем дело. Так что я полетел тебя убивать.

На его лице появилась очень кривая и очень недобрая усмешка. Флёр испуганно взглянула на него:

– Т-то есть?

– Не беспокойся, настоящая ты, – он подчеркнул слово «настоящая», – в полной безопасности. Но чтобы к тебе больше по этому делу не полез никто и никогда, на Терре тебя должны считать мертвой. Позволь, я слегка испорчу тебе прическу?

Флёр испуганно прижалась к высокой рыжей женщине-корсару. Подумать только, недавно она ее боялась.

– Спокуха, – сказала рыжая, осторожно обняв ее за плечи. – Тебе нужны хоть какие-то намеки на ее ДНК, так? – спросила она уже Томохиро. Тот кивнул и снова обернулся к Флёр:

– Волосы, говорят, не зубы. Постараюсь аккуратно, на Сомбре поправишь. В общем, разъясняю: вскоре после твоего отлета спецслужбы найдут неопознаваемый труп с парой твоих прядей волос. Скорее всего, копаться не станут, спишут на неадекватного поклонника и забудут, поскольку ты все-таки не главный предмет их интереса. А Флёр Андриотти начнет новую жизнь.

– Х-хорошо, – проговорила Флёр. – Наверное… это… надо неаккуратно резать. Ну… чтоб было похоже.

– Как скажешь, – Томохиро пародийно раскланялся и достал нож. Одним движением он обрезал ее длинные волосы по плечи. Конечно, получилось неровно, но кудри Флёр скрыли рваные края.

– Труп-то на примете уже есть? – спросила рыжая.

– Сделаем, – хмыкнул Томохиро. – Точнее, если мои сведения не врут, уже сделали. Да, капитан, могу я вас попросить доставить на Сомбру еще и вот это?

Он передал капитану корсаров комм-карту. Тот тщательно убрал ее в карман.

– Кому передать – разберетесь сами. Удачи, Флёр!

В перелете рыжая взяла Флёр под крыло и объясняла, куда идти и что делать в первые дни. В том числе посоветовала обратиться за помощью в Церковь Третьего Завета. Неверующая Флёр смутилась, но рыжая сказала, что третьезаветники прежде всего помогают тем, кому трудно, а уж потом смотрят на их вероисповедание, если вообще смотрят. И, точно как Томохиро, посоветовала меньше слушать разную ерунду, которую рассказывали и про третьезаветников тоже. Флёр внимательно слушала и делала пометки в новом комме, который Томохиро купил ей на станции. Тот, что был у нее, он уничтожил, сказав: «Твоя память – самое верное хранилище. Туда никто не влезет грязными руками». Но чаще она просто лежала у себя в каюте. Думать не получалось. Плакать – тоже.

Потом был прилет на Сомбру и нападение в космопорту. И тот самый полковник Альенде, который оказался совершенно не страшным. Правда, услышав фамилию Флёр, взвился чуть не на метр.

– Они охренели? – спросил он адъютанта. Потом быстро пробежал глазами сообщение: – Уф, попытка кражи… это легче. Мадемуазель, простите, если я вас напугал… Позвольте предложить травяного чаю. Не бойтесь, ничего особенного, мягкое успокоительное.

Больше о фамилии Флёр он не говорил ничего. Как и вообще о ее прошлом. Расспросил про доску для сёги, выяснил, можно ли будет обратиться за дополнительными показаниями. Зато в комм-карту, которую принес капитан, он вцепился, как кот в любимое лакомство.

– Да, не лучшим образом начинается ваш первый день на Сомбре, – усмехнулся полковник Альенде, когда они с Флёр вышли на улицу.

– Начинается? – бесцветным голосом переспросила Флёр, озираясь вокруг. Стояли плотные сумерки, небо было закрыто тучами. По всему выходило, что скоро ночь.

– Ну да, – пожал плечами полковник. – Ах да, вы же только что прилетели… По местному времени сейчас одиннадцать часов утра.

Только тогда Флёр разрыдалась.

Сейчас

– На самом деле, я первые дни очень плохо помню. Как в тумане была. Та женщина-корсар – черт, так стыдно, что я не запомнила ее имени! – меня натурально за ручку водила. А что делать, я только что на стены не натыкалась. Куда ведут, туда иду, никуда не ведут – сижу и плачу. Как прорвало тогда у полковника Альенде – и все, я рыдала целыми днями, за все время, что молча смотрела в потолок. И ведь знаешь, о чем я больше всего плакала? Сейчас даже немного смешно об этом вспоминать, но меня просто убивали здешние синие листья. То вроде знакомая растительность, а потом наткнешься на такое вот синее и понимаешь, что здесь все по-другому. И все, рыдаю в три ручья. Вот, казалось бы, у меня куда страшнее события произошли, а я над синими листьями реву. А еще мне не хватало солнца и запахов. Знаешь, я вообще не транжира, но на освещение и на ароматы я спускаю бешеные деньги. Иначе не могу.

– Конечно, – мягко улыбнулась Габриэль, – ты ведь привыкла к совсем другому климату. Кстати, у тебя замечательные духи, хотя я в них мало что понимаю.

– Сейчас на мне вообще нет духов, – хихикнула Флёр. – Это шампунь такой пахучий попался.

– Я безнадежна, – вздохнула Габи.

– Ты замечательна, – решительно заявила Флёр. – Вообще, все эти пять лет я в основном встречаю замечательных людей. Вот взять хоть полковника Альенде… и нечего тут смеяться! Нет, я прекрасно понимаю, что он при желании может всю душу вытрясти, но меня он только успокаивал и очень вежливо и осторожно расспрашивал. А еще… я тоже узнала гораздо позже, но на той карте, что Томохиро дал капитану, а тот – полковнику, были документы, подтверждающие, что мои родители и дядя Чезаре невиновны. Полковник взялся их обнародовать, и на Терре всех троих посмертно реабилитировали. Конечно, никого уже не вернуть…

– Но Сомбра сделала для них хотя бы что-то, – закончила за нее Габриэль. – И для тебя.

– Для меня здесь сделали все. Я ведь в общину третьезаветников до сих пор хожу в гости, они мне как родные. Хотя сначала очень смущалась – как же так, я неверующая, наверное, им мое присутствие в тягость… Даже пошла объяснять, что, мол, я никого не стесню, в самое ближайшее время постараюсь съехать… А Лидия – так зовут жену пастора, которая как раз руководит приютом – просто обняла меня и сказала: «Оставайся сколько нужно». Потому что куда мне было жилье и работу искать, я в таком состоянии в саду приюта могла заблудиться. Сад там, кстати, роскошный, я здесь больше нигде таких пышных роз не видела. В теплые дни даже не скучала по запахам, такой у них аромат.

– О да, – кивнула Габриэль, – я там бывала. Не в самом приюте, конечно, а рядом. Но слушай, я не знала, что они берут к себе не только… единоверцев.

– Лидия сказала, что, по их учению, лучше хороший человек другой веры или совсем неверующий, чем христианин только для вида. И что моя вера будет иметь значение, только если я решу насовсем остаться в общине и участвовать в церковных делах. А если нет – то мне помогут освоиться и снять жилье, а о религии вообще больше ни слова не скажут. Так и вышло.

– Вот молодцы, – искренне сказала Габриэль. – Я вообще очень мало о них знаю, как-то не вникала никогда. Дарти – это у нас в экипаже один парень есть, может, познакомлю однажды – так вот, Дарти вроде им симпатизирует, но тоже особо не распространяется. Здорово, если они так помогают адаптироваться.

– Наверное, все-таки не всем, – улыбнулась Флёр. – Капитан и его помощница сами, как я поняла, третьезаветники, вот и привели меня туда. Но если уж к ним попал – они действительно сделают все возможное. Меня спросили, что я умею делать. А что я умею? Только петь и играть немного – ну, себе аккомпанировать могу. Пастор Томмазо – он и есть муж Лидии, а еще он механик, все в приюте чинит – обрадовался и предложил заниматься музыкой с детьми общины. Сначала это, конечно, было одно баловство – у меня ни нот, ничего, просто пела с ними песенки. Но им понравилось. За уроки я получала немного денег, смогла купить ноты, потом стали приходить ученики со стороны, с некоторыми я до сих пор занимаюсь. И знаешь – чем больше людей называло меня Флёр, тем больше я ею становилась. Не знаю, как объяснить.

– Я понимаю тебя, – кивнула Габи. – Ты пустила здесь корни.

– Точно. Потом у меня уже стало достаточно средств, чтобы снять жилье, мне помогли найти хороший вариант. Провожали всей общиной, Лидия даже заплакала. А на новоселье подарили мне мои клавиши, – Флёр показала на инструмент в углу. – А как я выиграла конкурс вокалистов и получила место в театре, ты уже знаешь.

– Знаю, – улыбнулась Габи. – Здорово, что Жан тебя нашел.

– Здорово, что он тебя привел, – в тон ей ответила Флёр.

Сейчас

Хотя Флёр всегда была общительной, не считая, конечно, первых дней на Сомбре, по-настоящему близких друзей у нее было немного. В театре – больше деловые отношения, с третьезаветниками, кроме Николь и еще двоих-троих, она теперь виделась редко. Конечно, были Жан с Леоном. Конечно, была Габриэль, хотя Флёр уже совершенно не была уверена, что происходящее между ними называется дружбой. А точнее, была совершенно уверена, что это называется иначе. И еще была Имельда.

С Имельдой Браун Флёр познакомилась после своего сольного концерта, где пела оперные арии. К ней подошла подарить цветы хрупкая, очень бледная брюнетка в непроницаемо темном визоре. Флёр удивилась – она уже знала, что визоры сомбрийцам нужны в основном вне планеты. Когда девушка, извинившись, едва заметно коснулась рукой ее лица, Флёр все поняла. Ее собеседница была незрячей.

– Я не вижу с рождения, – прошелестел тихий мягкий голос. – Поэтому знакомлюсь вот так. Но знаете – мне кажется, что вы очень красивая. С таким голосом не может быть иначе.

Они разговорились. Имельда очень любила музыку и невероятно тонко ее чувствовала. Сама она петь не умела, а играть было слишком сложно, но она часто ходила на концерты. Флёр пригласила ее на свое следующее выступление, и Имельда с радостью приняла приглашение. Потом они договорились просто выпить какао и стали встречаться довольно часто, если только Флёр была на планете.

Отец Имельды был известным инженером, а сама она занималась тестированием голосовых интерфейсов и записывала голосовые меню для визоров вроде ее собственного. Она увлеченно рассказывала, как эти визоры помогают незрячим ориентироваться в пространстве – тем, у кого сохранилось хоть какое-то зрение, ярко проецируют контуры предметов, полностью слепым подсказывают маршрут и оповещают о препятствиях. Флёр, в свою очередь, рассказывала о репетициях, о сложных партиях, о разнице между операми разных эпох. Но чем дальше, тем чаще девушки просто болтали обо всем на свете. Созваниваясь, они так и говорили – «ну что, пойдем потрещать?».

Конечно, Имельда обратила внимание, что Флёр стала появляться реже. И Флёр, конечно, рассказала ей о Габи.

– Но такая девушка, Имельда, ты себе просто не представляешь! Как она слушает!

– Мне кажется, или кто-то влюбился? – повторила Имельда мысли самой же Флёр.

– Да ладно тебе… – тогда Флёр смутилась. – Мы все-таки очень разные, я певица, она офицер космофлота… Но знаешь, я действительно дни считаю, когда опять встретимся. Ты не думай, я всегда рада с тобой повидаться…

– Но тут происходит что-то особенное, – закончила за нее Имельда. Флёр смутилась окончательно и перевела разговор на фруктовое желе, которое им только что принесли.

Теперь Имельда то и дело спрашивала: «Ну как там твоя женщина-загадка?». Флёр хваталась за голову:

– Ох, Имельда, я не знаю, что делать. Габи прекрасна, но намеков не понимает вообще. Такое ощущение, что ее воспитывали на Терре в институте благородных девиц.

– Где?

– Да были в докосмическую эру такие закрытые учреждения для женщин. Танцы, манеры, все такое. Ну и, понятно, девушки оттуда выходили очень утонченные, но о реальной жизни не знающие ровным счетом ничего.

– Кошмар какой!

– Ну, предположим, моя школа была почти того же разлива. Но я как-то научилась понимать, что делать с человеком, который тебе нравится! А тут… Вот вчера мы договорились встретиться, сыграть в го. Или в сёги, на что настроение будет. Ты не представляешь, какой Габриэль отличный игрок, у нас целые баталии разворачиваются каждую встречу. Так вот, я уже доску приготовила, и тут моя голова мне устроила… Три репетиции подряд, ритм бешеный, да еще дирижеру что-то в голову взбрендило в очередной раз, полрепетиции на всех орал. Я думала, упаду. А она на меня смотрит и говорит, мол, раздевайся.

– Ооо! Вот тебе и благородные девицы.

– Да какое там… Кто другой бы уже десять раз попытался завалить меня на диван, а Габи сделала мне чудесный массаж, после которого я спала как убитая. Укрыла меня, посидела рядом, пока я не уснула, а потом ушла. Я в полусне видела – она наклонилась надо мной, явно хотела поцеловать, но не решилась. И это действующий офицер медслужбы! Имельда, ну вот кого я люблю!

– Любишь? – тихо повторила Имельда.

– Да. Очень. Вот сейчас я это, наверное, до конца поняла.

Эта история с массажем долго не давала Флёр покоя. И она снова и снова жаловалась Имельде:

– Да что ж ты делать-то будешь?! Я ведь ей ну как минимум нравлюсь. Она так нежно со мной обращалась… Это было больше, чем забота врача о пациенте. Даже больше, чем просто забота о друге.

– Ну Флёр, – успокаивала ее Имельда, – сама же тут вспоминала институты благородных девиц. Подозреваю, что эта самая Академия в смысле контактов с внешним миром не лучше. Да и… если честно, если бы меня попросили сделать массаж, я бы именно что сделала массаж, – она хихикнула.

Флёр картинно закрыла глаза рукой, хотя и знала, что Имельда не видит ее жеста. Впрочем, трагический вздох она точно слышала.

– Понятно, будем заходить окольными путями и вести осаду.

– Ну и вообще, – рассудительно заметила Имельда, – если у человека болит голова, ему обычно ничего не хочется.

– Да нет, я понимаю, что приставать ко мне было бы очень плохой идеей, но, там, поцеловать, согреть собой, ну что я рассказываю… А она бережно-бережно сделала мне этот массаж и ушла. Как будто я сломаюсь от лишнего прикосновения!

– Свет дневной, Флёр, по-моему, она тебя боится!

– Да, конечно, страшнее меня точно нет никого на Сомбре, – Флёр прыснула и зарылась в свою чашку какао. – Она не меня боится, она раскрываться боится. Ладно-ладно… я нашу прекрасную госпожу офицера еще из мундира вытащу.

– Не порви, – снова хихикнула Имельда. – Мундир – вещь казенная.

– Я очень аккуратно, – заверила ее Флёр. И девушки дружно расхохотались.

Глава 6. Помощь идет

1.

3 марта 3049 года

Селина Хендрикс знала три способа расслабиться. От души пострелять в тире, от души заняться любовью или от души потанцевать. Но в тире она и так дневала и ночевала последнюю неделю, партнера у нее пока что не было, так что оставался только третий вариант. Впрочем, после вечера в клубе она крайне редко уходила одна. И, кстати, давно она не заглядывала в «Спиральную Туманность», она же попросту «Спиралька», традиционное место посиделок Теневой флотилии.

Вечер был свободным, и Селина без лишних раздумий начала собираться. Яркая свободная туника, удобные лосины, не стесняющие движений и подчеркивающие стройные ноги, туфли на небольшом каблуке. Короткие волосы не требовали укладки, а макияж Селина не признавала. Флаер пусть остается на стоянке – Селина намеревалась пропустить пару коктейлей, а может, и не пару, как пойдет. Конечно, напиваться в хлам недостойно сомбрийца и тем более офицера, но Селина знала свою норму и хотела расслабиться.

Чем хороша «Спиралька» – там всегда можно найти кучу знакомого народа. Кто в отпуске, кто откисает после очередного вылета. Пилоты, помощники капитанов, бойцы ударных групп или такие же, как сама Селина, одиночные агенты, прибивающиеся то к одному, то к другому экипажу или действующие сами по себе. Впрочем, сейчас все они выглядят как вполне обычные гражданские… если в глаза не смотреть. Обычно Селина умела распознать Тень. Даже если это не боевой офицер, а корабельный врач или бортинженер. Кстати, а там за дальним столиком кто у нас выпивает? Ага, Юджин Коул с «Сирокко» и Найджел Моррис с «Самума». Найдж в свое время делал ей какие-то намеки, но Селина пропустила их мимо ушей. Редкий зануда. Только о железках своих и может разговаривать. Будь это тот же Коул, она бы согласилась, хотя Юджин и ядовит как тысяча болотных гадюк – а можно подумать, Селина сама не такая. Но Коул был счастлив в своем семейном союзе (Дороти Коул по степени ядовитости супругу не уступала), так что отношения с Селиной остались приятельскими. То есть иногда они пили вместе и зубоскалили над армейской жизнью. Но сейчас Селина была в несколько ином настроении, так что направилась на танцпол.

У диджеев «Туманности» всегда был прекрасный вкус, а сегодня, как по заказу, звучали сплошь зажигательные ритмы, так что Селина отрывалась как могла, а могла она многое. Чувство ритма у нее было отменное, грацией природа не обидела, а спортивные и не только тренировки не прошли даром. Селина обожала импровизировать на танцполе и с удовольствием ловила восхищенные взгляды и комментарии. Увлекшись танцем, она не слишком смотрела по сторонам, и только в паузе между двумя треками вдруг заметила, что из угла ей активно машет Женя. Так, стоп, и что это тут некоторые несовершеннолетние делают?

– Селина, ау! – надо же, и Леон здесь. – Как надоест отжигать, давай к нам!

Кроме Леона и Жени (сидевшей, кстати, с кружкой того самого безалкогольного имбирного пива), компания оказалась незнакомая. Точнее, полузнакомая. Двое парней из младших офицеров точно уже где-то мелькали, в конце концов, Теневая флотилия не так велика, еще троих она не видела ни разу – а троица колоритная. Одного когда-то явно употребили вместо боксерской груши. Вообще, повезло парню, судя по шраму, чудом не лишился глаза. Второй напоминал ракуэнца внешностью, но не манерой держаться, да и высоковат. К тому же Селина мельком услышала его речь – акцент определенно не ракуэнский. Третий же, невысокий и худощавый, по виду – ракуэнец-полукровка, смотрел на окружающих… как она сама. Селине не раз говорили, что от ее взгляда чувствуют красную точку между бровями – теперь она видела, как это выглядит со стороны. Довершала композицию та самая Картье, которой, по мнению Селины, место где-нибудь в светском салоне, а не в космофлоте. Как и всем дочкам миллионеров. Но Леон, парень компанейский, но разборчивый в знакомствах, тепло улыбался ей, как улыбаются только хорошим друзьям. А подойдя ближе, Селина увидела тот самый взгляд, по которому отличала Теней, и седые пряди в каштановых волосах – свет дневной, она же младше Селины! Похоже, Женя все-таки не приукрашивала…

– Рад тебя видеть, дружище. Это хорошо, что ты тут, – сказал Леон. – Когда бы еще увиделись. А мы тут как раз Снайпера пропиваем. Думаю, вам стоит познакомиться, вы чем-то похожи. Да и вообще, глядишь, еще летать вместе.

«Пропивать» на курсантском жаргоне означало «праздновать чей-то день рождения». Дело в целом хорошее, веселое и приносит новые знакомства. Но сейчас в голове у Селины щелкнуло. Снайпер. Тот самый, про которого так восторженно рассказывала Женя и с которым Селина так жаждала познакомиться. На ловца и зверь бежит. Полукровка коротко кивнул, подтверждая, что речь о нем, а Леон показал Селине на свободное место – между ним и Картье, как раз напротив Снайпера.

– Ну, тогда пьем! – объявила Селина. – Когда еще встретишь столько флотских одновременно, да еще и по радостному поводу. Для меня честь поздравить того, кто помог команде моего близкого друга.

Она протянула руку:

– Будем знакомы, Селина. В общем, счастливого дня рождения, ну и еще много счастливых дней.

Снова тот же короткий кивок:

– Стивен Вонг, впрочем, для большинства присутствующих я Снайпер и ничего не имею против. Рад знакомству. Кажется, вижу в некотором роде собрата по ремеслу, – он смерил Селину взглядом, характерно прищурившись на левый глаз – а может, это шрам над бровью создал такой эффект.

– Ага, я же говорил! – обрадовался Леон. – Но постой, ты здесь, кроме меня и Жени, а теперь и Стивена, вроде как никого не знаешь. Непорядок. Заодно вот и повод, когда… эээ… ну почти все мои друзья могут перезнакомиться между собой. И за это, как мне кажется, тоже надо выпить.

Что и было сделано. Потом Леон представил Селине тех, кого она не знала. Люсьен Деверо, Габриэль Картье, Ариэль Враноффски – симпатичный, кстати, парень. К высоким шатенам она всегда была неравнодушна, да и он поглядывал заинтересованно. А какие глаза!.. «Боксерскую грушу» звали Виктором Дарти, и он сразу же пояснил, что предпочитает именоваться по фамилии, «не-совсем-ракуэнца» – Асахиро Фудзисита. Так, ладно, память на имена у Селины всегда была неплохая, за вечер запомнит всех.

Дальше наконец последовала история знакомства со всеми тремя парнями. Селина навострила уши. Про заварушку с хундианскими пиратами она уже слышала от Жени, но одно дело через посредника, другое – непосредственно от тех, кто участвовал в бою. Хотя сам Снайпер что-либо рассказывать отказался, сказав, что ничего не помнит. Но да – он пошел один на флагман. И ведь не врет же и не красуется ни разу, это видно.

– Именно так все и было, как сказал бы наш лейтенант Рош, – резюмировал Враноффски. – Они с кэпом вместе этих… гавкальщиков крошили. Кстати, мы его честно звали, а он не пошел.

Себастьена Роша Селина немного знала. Очень серьезный, приукрашивать не станет.

– Себ не пошел, потому что у него причина есть. Ему скоро отцом становиться, – ответил Леон. – Неудивительно, что он сейчас проводит больше времени с супругой.

– Я его понимаю, – серьезно сказала Картье. Вообще, чем больше Селина на нее смотрела, тем больше зарекалась судить о ком бы то ни было по происхождению. Встреть она Габриэль просто где-то на корабле – в жизни бы не подумала, что из такой семьи.

– А вообще, как вспомню эту историю с пиратами, – продолжала рассказывать Картье, – так и вздрогну. Думала, у меня за один вылет поседеет то, что с того долбаного экзамена осталось, чтоб его… Вот откачиваем мы Стива, а тромбомасса как водица льется, и хоть бы что. Приборы с ума сходят, помощник стоит белый как туман, да и я сама, наверно, не лучше. Джон, говорю, вы верующий? Он на меня смотрит квадратными глазами – ты, мол, дорогой мой командир, сблажала что ли, посреди ТАКОЙ операции такие вещи спрашивать? А я ему: я вот нет, а жаль. А так бы был самый подходящий момент начинать молиться, чтобы нам препаратов крови хватило. Ну его попустило немного, а там и толк из всех этих издевательств вышел. Но медикаментов я извела… До сих пор не забуду, каким зверем смотрел на меня Рефор, когда я ему смету показала. Сказал, что я переутомилась. И ведь не соврал.

Селина уважительно кивнула. Да, Картье по праву на своем месте. Но все же больше ее интересовал Снайпер. Определенно, по прозвищу к нему обращаться проще.

– Вы ведь теперь тоже из Теней, насколько я понимаю? – спросила она.

– Да, изначально я присоединился к экипажу как наемник, но сейчас числюсь там на постоянной основе. Как, собственно, и Асахиро с Дарти. Впрочем, когда я говорил о собрате по ремеслу, я просто увидел хорошего стрелка и, кажется, рукопашника. Это я умею опознавать.

Селина приосанилась. Конечно, она прекрасно знала свои возможности, но всегда приятно услышать высокую оценку со стороны. Тем более она понимала – если знать, куда смотреть, необязательно видеть человека в деле, чтобы понять, чего он стоит. Снайпер – знал. Как и она сама.

– Как насчет однажды помериться силами? – предложила она. В первую очередь Селина была стрелком, но поразмяться в рукопашном поединке никогда не отказывалась. При среднем росте и худощавом сложении она была сильнее иных парней, а уж в ловкости и гибкости превосходила многих.

– С удовольствием, – кивнул Снайпер.

2.

После еще пары коктейлей (да уж, отправиться сюда на монорельсе было правильным решением) Селина решительно встала.

– Не знаю, как вы, господа, а я засиделась и хочу потанцевать. И желательно не сама с собой.

Последнюю фразу она произнесла, многозначительно глядя на Враноффски.

– А что, отлично ведь получается, – ухмыльнулся он.

– А я хочу разнообразия. А потому позвольте вас пригласить. Белый танец, кажется, это так называется?

– Именно, – кивнул Враноффски, вставая. – Нет, я с радостью, но позвольте нескромный вопрос – почему именно я?

– Потому что я вижу, кто умеет танцевать, а кого лучше не смущать, – усмехнулась Селина. – И вообще – не Леона же у супруга отбивать. А кроме него и вас, здесь собрались прекрасные ребята… и девушки, но партнеры по танцу из них, прошу прощения, как из той колонны.