Заехали вчера с дочерью поздравить маму с праздником, пьем чай, телевизор бормочет что-то, поднимаю глаза, ба - "Зита и Гита". "Какая сладкая, - мурлыкаю, - Ностальгия. Принцесса Марджана, "Джимми, ача", сари из платков и красная точка, между глаз. Все детство". - Красная точка зачем? - Это аджна-чакра, самая верхняя в пределах тела. Но мы тогда для красоты рисовали и потому что так положено. - А я, - отвечает девушка, - Из индийского только их "Супермена" смотрела (прыскаю) и "Грозовой перевал". - Путаешь, - говорю, - С "Гордостью и предубеждением", только у них чуть по другому называлось, с Айшварией Рай. - Нет-нет, точно "Перевал".
И приезжаю домой, и лезу в тырнеты, шаря по всем привычным и непривычным, и даже тем, которыми никогда не пользуюсь, поисковым системам. Не находится кино. Крохи информации о нем разбросаны тут и там, а фильма нет. Значит не время пока смотреть, а время вспомнить. Мне шестнадцать, валяюсь с жестокой ангиной, подруги, навещая, дарят книжку, чтобы не скучно болеть. Открываю, какой-то арендатор, мыза, хамоватый хозяин, псина, рычащая у камина - пойдет от скуки.
А потом ему, не лучась гостеприимством, отводят на ночь эту узкую постель в подобии шкафа, чье несомненное достоинство в домах без отопления - возможность согреть свой кусочек мира собственным теплом (сомнительная радость холодной зимой) и, коротая время до засыпания, вьюнош разглядывает каракули: "Кэтрин Эрншо", "Кэтрин Линтон", "Кэтрин Хитклифф". Ты еще ничего не понял, а магия текста уже набросила на тебя свое покрывало. И, выныривая, спустя полминуты из дурного сна, оказываешься не испуганным гостем даже, а тем призраком, что разбил стекло и схватил его за руку.
Им, ею до конца книги и останешься. Первое появление Кэтрин на страницах производит впечатление вспышки сверхновой. Она и есть такая, звезда невероятной яркости, живущая недолго. А потом долгий размеренный рассказ экономки Нелли о детстве парочки сорванцов, росших как брат и сестра, хотя на деле ими не бывших, о рушащемся постепенно вокруг них мире и о том, как разрушения эти не ломали им хребта - они были друг у друга и были одним целым.
О юности и выборе, и социальных условностях. И стремлении к лучшей жизни, которое похвально, ведь правда? Ну, а если по пути теряешь что-то - так тому и быть. А если понимаешь, что потерянное - самая суть твоя? Значит так тому и быть. У тебя был выбор и пенять теперь не на кого. Странно, вспоминаю теперь и почти плачу, а книга не слезлива. Один момент, прорвавшийся рыданиями - смерть Кэтрин. Но там как началось с той подушки, что она растеребила, сидя потом среди перьев и пуха, так до похорон и плакалось.
Так странно все переплелось в этом романе: совершенно романтическая история и полное отсутствие того, что можно охарактеризовать, как "р-романьтизьм". Викторианская сдержанность и полуинцестуальный мотив запретной страсти. Реальность персонажей. которые по всему должны бы быть условными, приземленная логичность их поступков, облеченность плотью и кровью. Тончайший, микронный баланс между безумием и рацио, который в лучших произведениях искусства рождает концентрированную жизнь, гипержизнь.
А еще - тема кармы, воспитания, задатков. Помните это: "Я хочу посмотреть, вырастет ли одно дерево таким же кривым, как другое, если его будет гнуть тот же ветер"? Молодой Эрншо и Кэти-младшая. Разомкнутые скрепы, терпеливо распутанный узел, выход из колеса сансары. Надежда. Случилось, что, попросив знакомых в соцсетях помочь отыскать фильм, обрела замечательную собеседницу, с которой говорили о романе долго. И закончить хочу ее словами. Истинная сущность либо рано или поздно проявится, либо умрет, не имея возможности реализоваться. А с нею умрет и личность.
Отзывы на книгу «Грозовой перевал», страница 2