Позывной «Курсант»

Какое удивительное совпадение выходит. Ровно за неделю до появления Николая Николаевича на месте Реутова оказался я. Верил бы в чудеса, решил бы, пацан специально это намутил, дабы избежать опасной встречи. Только я в чудеса не верю. А значит, смысл в происходящем должен быть.

Глава 4. В которой я путешествую, но совсем этому не рад

– Ну, что… Вот и добрались… – Высказался довольный Николай Николаевич.

Он одернул пиджак, сдвинул шляпу на лоб, покрутил головой по сторонам, будто опасался встретить кого-то знакомого, а потом махнул мне рукой. Этот жест, судя по всему, означал – нужно следовать за ним.

Чекист, перепрыгивая через рельсы, шустро рванул в сторону станции. Просто вылезли мы на каких-то запасных путях, на самых задворках железнодорожной цивилизации. Хотя вдалеке я заметил здание, весьма приблизительно напоминавшее Ярославский вокзал. Правда, до конца не уверен. Слишком большое расстояние, могу ошибаться.

– Добрались… точнее не скажешь. – Пробормотал я тихо себе под нос, чтоб Николай Николаевич не услышал, ибо доверия к этому товарищу не прибавилось ни на грамм, а затем двинулся следом.

Просто за время нашего путешествия, продлившегося без малого четыре дня, мы ни разу не стали близкими друзьями. Даже при том, что он очень старался. Особенно поначалу. Постоянно о чем-то говорил, что-то рассказывал, пытался балагурить, но больше всего выспрашивал. Делал вид, будто ему до задницы интересно, как я жил все эти годы. Видимо, в его представлении Алёша должен был расчувствоваться, что наконец хоть кому-то есть дело до его беспризорной души, заплакать, упасть на грудь новому другу и сразу же начать каяться во всем. Даже если каяться не в чем.

А я наоборот – отмалчивался, изображая из себя чрезвычайно замкнутого, скромного парня, который пребывает в шоке от столь внезапных перемен в своей жизни. Решил, это самая лучшая тактика. Тем более, думаю, такое поведение вполне правдоподобно.

Причина моего молчания достаточно проста. Боялся ляпнуть не то. И сейчас, в компании Николая Николаевича – это именно страх. Потому что все так же оставалась неизвестной конечная цель – зачем меня забрали из детского дома? А если копнуть глубже, то вопрос становится совсем интересным. Зачем сотрудник НКВД тащит нафиг никому не нужного сироту за херову тучу километров? Выходит, пацан имеет какую-то ценность. А ценность для НКВД – очень сомнительный момент. Опасный даже, я бы сказал.

Тем более, мой сопровождающий делиться данной информацией не спешил. Тоже интересный тип. Главное сам не говорит ни черта, а я должен ему душу наизнанку вывернуть. Нашел идиота!

Николай Николаевич упорно все свои разговоры неизменно сводил к воспоминаниям. К моим, естественно. Начинал с какой-нибудь истории из своей жизни, но в итоге эта история отчего-то вытекала совсем в другое.

– Алексей, ну, честное слово, исключительно любопытства ради… На самом деле ничего нет в башке? Ни капельки? Детские годы, колыбельная, мамины руки… Ну, как там обычно бывает… Нет? В детском доме, ясное дело, ничего особого интересного не происходило. Да? Ты же вон какой молодец. Кто-то баклуши бил, а кто-то делом занимался. Ага… Но вот про детство? Ты пойми правильно. Мне то все равно. Пытаюсь вникнуть в твою жизнь, потому что нам предстоит часто видеться и я, в некотором роде, буду старшим товарищем для тебя…

Повторил он в сотый раз с выражением фальшивой вселенской любви в холодных, змеиных глазах.

– Николай Николаевич, не могу никак сообразить, откуда все это? – Я в ответ обвел взглядом старый деревянный вагон, в котором мы тряслись уже приличное количество времени. – Вот Вы говорите, будем часто видеться… Почему? Куда мы едем? У меня неожиданно нашлись родственники?

Насчёт родственников, конечно, ерунду сказал. Просто, чтоб выглядело достоверно.

– Алексей, есть четкие указания. Должен доставить тебя по месту назначения. Служба, сам понимаешь… – Чекист покачал головой и с сожалением причмокнул губами. Мол, он бы исключительно не против поделиться сведениями, но положение обязывает держать язык за зубами.

– Жаль…

Я изобразил на физиономии еще большее сожаление, чем демонстрировал мой собеседник. Хочет выяснить, кто из нас тупее? Не вопрос. У меня нет ни малейшего желания претендовать на это звание. Так что, хрен тебе, товарищ чекист, а не откровенные беседы.

– Жаль, что не помню… Хотел бы помнить. Но… – Я развел руками, – Всё, как и указано в личном деле. Вы ведь сами так сказали. Место рождения неизвестно. Родители неизвестны. Нашли на улице, воспоминания отсутствуют.

– Ну, ничего… Это неважно. – Чекист натянуто улыбнулся. – Просто планировал узнать тебя получше.

Возможно, с настоящим Реутовым это прокатило бы. И возможно, настоящий Алеша поверил бы, что мужик, от взгляда которого хочется спрятаться, способен испытывать хоть какие-то добрые, искренние эмоции. Со мной – хренушки. Я, как человек, живущий во времена глобального эгоизма и личной выгоды, привык не доверять никому. Если кто-то что-то хочет получить, даже обычную на первый взгляд информацию, значит в этом есть интерес. И вообще не факт, что для меня такой интерес будет безопасен. Особенно учитывая, с кем сейчас нахожусь рядом.

Из-за его подозрительной настойчивости я все больше убеждался, Николай Николаевич пытается что-то вызнать. Что-то связанное с далеким прошлым Реутова. Ему эта информация нужна для личных целей. Потому что в случае профессионального интереса, никто меня ни о чем спрашивать не стал бы. Тем более, вот так по-хитрожопому. Слишком сложно. Взяли бы за шиворот, тряхнули, как надо, и все. Я бы вспомнил даже то, чего никогда не было. Нет… Николай Николаевич мутит что-то свое.

При этом он явно считает себя очень умным товарищем, а Реутова, прямо скажем, не особо продуманным. Этаким простачком, который в силу возраста не заметит подвоха. Хотя, может, тупо рассчитывал на то, что пацан, которого постоянно доставали в детском доме, расчувствуется и начнет ему доверять.

А вообще, конечно, странно… Что такого особенного могло быть в юном возрасте Реутова? Даже этот сон, который я вижу. В нем ничего удивительного не произошло. Имею в виду, конечно, для этого времени. Подобных историй, уверен, случалось до хрена. Да и потом, пацан вообще сидел в комоде. Ни черта не видел. А больше мне, за неимением сведений, и предположить нечего.

В любом случае, при всем желании, даже если бы оно появилось, я ни черта сказать не могу. У меня не то, чтоб с прошлым Реутова, у меня с его настоящим проблемы. По-прежнему отсутствует информация, что происходило с пацаном до той самой «прекрасной» ночи, когда я проснулся в вонючем тряпье.

На второй день Николай Николаевич, видимо, решил, что его подопечный либо слишком стеснительный, либо слишком тупой. Бывает такое. В учёбе – гений, а в жизни – идиот. Он плюнул на свои попытки наладить контакт и просто дрых всю дорогу, вызывая у меня приступ острой зависти. Потому что лично я, как не пытался, заснуть не мог. Только периодически проваливался в состояние полудрёма. И то, исключительно потому, что организм, видимо, успел охренеть от столь «замечательного» путешествия. Холодно, сыро, в маленькое окошко без стекла летит какая-то срань. Постоянно хотелось сожрать что-нибудь. Еще сильнее хотелось, чтоб весь этот бесконечный сюрреализм уже закончился. Просто какое-то долбанное кино получается. Сериал, твою мать… Про современного человека, переместившегося в прошлое. Только в главной роли по непонятной причине оказался я.

Мысли крутившиеся в голове, становились все мрачнее и мрачнее.

Если поначалу, находясь в детском доме, я искренне верил, вот, сейчас лягу в постель, закрою глаза, утром проснусь – здравствуй родная жизнь! И все. Забуду этот непонятный выверт моего сознания, который вылился перемещением в прошлое. Выкину навсегда из головы странный фокус вселенского разума. Или насмешку злодейки-судьбы. Оценивать можно по-разному. Забуду Реутова, детский дом. С особым удовольствием забуду теперь еще и путешествие в древнем, как остатки жизнедеятельности мамонта, вагоне.

Но с каждым прошедшим днем мой оптимизм насчет столь долгожданного развития событий неуклонно шел на убыль. Вполне понятно, почему. Реальность вокруг меня не менялась, я все так же находился в 1938 году. Более того, начал понимать, похоже, не все так просто. Похоже, не торопится Реутов обратно на свое законное место. И где он вообще? Где настоящий пацан? Где его сознание, душа или как там называется все это. Короче, вопросов было все больше, а надежды все меньше.

На момент прибытия в конечную точку я мог с уверенностью говорить лишь о двух вещах.

Первая – мы действительно, как выразился Николай Николаевич, добрались. Не доехали, а именно добрались. И это еще самое приличное слово, которое возможно применить к нашему путешествию.

Когда в детдоме Николай Николаевич сказал, что нас ждёт поезд, я так себе это и представлял. Поезд, значит, поезд. То есть приехали, сели, колеса тук-тук, чай в подстаканниках и какое-никакое удобство. Даже учитывая время, в котором нахожусь. Наивный дурачок… Хрен там плавал!

Мы, вот именно, что – добирались. На каком-то сраном товарняке. В каком-то сраном деревянном вагоне. Судя по внешнему виду и запаху, в этом вагоне прежде возили что угодно, но только не людей.

На полу валялись кучки соломы, старые тряпки и еще какое-то дерьмо. Вот в этой соломе и в этом дерьме мы ехали несколько дней. От кого или от чего мы прячемся? Что за шпионские игры? Меня, как будто, украли. Почему нельзя было поехать в пассажирском вагоне? Среди людей, сидя на скамейке, а не в куче говна и соломы. Как говорится, всё познаётся в сравнении. Если поначалу я думал, что детский дом – весьма убогое место для существования, то за время нашего путешествия понял, как сильно ошибался. Хороший детский дом! Теплый! Чистый! Жрать давали…

Сколько раз я вспоминал его с тоской за время нашего путешествия…

Получить кипяток удавалось только на немногочисленных станциях, где поезд тормозил на несколько часов. Про чай разговора вообще не шло. Я спросил Николая Николаевича один раз, нет ли возможности попить чайку, он посмотрел на меня, как на психа, и все. Больше подобных вопросов с моей стороны не поступало.

С едой – то же самое. Единственное, в некоторых местах, когда делали остановку, Николай Николаевич ухитрялся, как фокусник, который вытаскивает кролика из шляпы, притараканить откуда-то пирожки или бутерброды. Он просто исчезал минут на тридцать, а потом возвращался с едой. Но ее, конечно, было слишком мало. Чекист делил порцию по-братски на двоих, хлебал кипятка из железной кружки, а потом снова заваливался на солому и дрых. Позавидуешь человеку. У меня вот так быстро отрубиться не выходило.

Первый раз, когда мой сопровождающий ушел и его не было почти тридцать минут, я, если честно, немного напрягся. Грешным делом подумал, что он меня попросту бросил. Ну, мало ли. Может, ему реально нужно было что-то узнать, а раз я ни черта не рассказываю, он решил, иди ты на хрен, Алёша.

Вообще, конечно, гадкое ощущение… Как у ребенка, которого мама оставила в очереди возле кассы и побежала за творогом. Касса всё ближе, а мамы всё нет…

Особенно гадко, что я, взрослый человек, хотя таковым сейчас и не выгляжу, испытываю нечто подобное. Просто… Как бы не был мне неприятен чекист, но сейчас он – моя единственная соломинка. Одному, где-то в глуши, в грязном вагоне, выжить получится вряд ли. Да и без вагона тоже ерунда выйдет. Мало того, время сложное, так еще о Реутове ничего не знаю.

Это, наверное, только в фильмах герои все круто решают. На ходу из поезда выпрыгнул, чекисту средний палец показал и помчался на личную встречу со Сталиным, чтоб предотвратить, к примеру, войну.

А потом стать первым человеком в стране. Вернее, вторым. Первый жив, здоров и нескоро данный факт изменится. В реальности – попробуй я выкинуть что-то подобное, очень быстро окажусь в обществе коллег Николая Николаевича. Только настрой у них будет совсем другой.

Поэтому, когда чекист нарисовался с пирожками, я испытал чувство некоторого облегчения.

– Так… Пожрать раздобыл… – Он положил передо мной мою долю, сам уселся напротив и принялся сосредоточенно жевать, о чем-то размышляя.

Спали мы прямо на деревянных досках, которыми застелен вагон. Было офигеть как холодно, между прочим. Выручала та самая солома и те самые тряпки. Из них удалось соорудить некое подобие лежбища.

Я в этом путешествии до конца понял, что означает выражение «добирались по медвежьему говну». Только мы по нему не просто добирались, мы в нем ехали.

Сам поезд тоже значительно отличался от тех, которые привычны мне. Хотя бы потому, что это был настоящий паровоз. Он пыхтел, гудел, трясся и издавал такое огромное количество посторонних звуков, что я первые сутки вообще испытывал сильное волнение. Казалось, еще немного, и мы просто пойдём на взлет. Или нас от такой тряски скинет к чертям собачьим с рельс.

И бессонница эта проклятая… Реально сложно заснуть, когда под задницей – деревяшки, под головой – скромный узелок с вещами, вместо одеяла – солома и тряпки неизвестного происхождения, а рядом храпит человек из НКВД, имеющий насчёт моей персоны очень туманные цели.

Вещей, кстати, оказалось очень мало. Пара штанов, ботинки печального вида, рубаха. Одна. Одна рубаха. И это при том, что директор, провожая нас из детского дома, утверждал, мол, теперь я их своим видом не опозорю. То есть, по мнению директора, собрали меня на зависть всем. Еще имелась скромная курточка. Ее я нацепил сразу. На улице так-то октябрь месяц. Хотя греть она ни черта не грела, но немного теплее, чем просто в рубашке.

В общем, когда на четвертый день довольный Николай Николаевич объявил – скоро Москва, я реально испытал прилив огромного, просто огромнейшего счастья. Кто бы мог подумать, что столь обычные слова могут принести человеку радость. И кстати, да… Конечной точкой нашего загадочного путешествия оказалась столица. Мне, правда, было уже пофигу, лишь бы, наконец, оказаться в нормальном месте, где тепло, можно искупаться и пожрать.

Я с самого начала, едва только загрузились в вагон, пытался выяснить, куда мы вообще едем. Не в плане места, про Москву Николай Николаевич объявил сразу, а в плане цели. На кой черт мне нужно в столицу? Но мой провожатый с умным видом сказал:

– Всему свое время, Алексей. Вот окажемся там, где должны, тогда и поговорим. Сейчас набирайся сил.

После это фразы он расправил пиджак, который постелил прямо на солому, повернулся ко мне спиной и в одну секунду захрапел. Видимо, это была ответочка за моё нежелание откровенничать.

– Класс… – Я попытался глубже зарыться в тряпки, мысленно проклиная всё и всех.

Особенно Реутова. Вот пацан казался мне особенно виноватым в случившемся. И еще не давала покоя мысль. Если я тут, в нем, то… Он вполне может быть там, во мне…

Сука! То есть пока я тут корячусь в холодном вагоне, опасаясь подставы от чекиста, Алеша может прекрасно спать в моей постели, жить в моей квартире и…

На этом фантазия заканчивалась, ибо двух первых пунктов достаточно. Конечно, если рассудить здраво, такой вариант маловероятен. Я способен в 1938 году закосить под Реутова, а вот он под меня точно не сможет. Я, к счастью, достаточно взрослый, чтоб у малолетки прокатило сыграть мою роль. Но тем не менее, жаба давила сильно. Сто́ило подумать, вдруг мы с ним поменялись местами, аж с души воротило.

Хотя, в большей мере волновало, конечно, другое. Вопросы имелись к Николаю Николаевичу в первую очередь. Даже немало вопросов. Самый главный – на кой черт он меня забрал? Вернее, на кой черт ему понадобился этот долбаный Реутов. Однако, за недолгое время нашего знакомства понял, если чекист, в чьей компании я оказался, не хочет говорить правду, то смысла спрашивать нет. А спектакль, который он передо мной разыгрывает, изображая хорошего дядю, – муде́ по воде.

И кстати, мои догадки насчет Николая Николаевича оказались верны. Это – второй факт, который больше сомнения не вызывал. Николай Николаевич – чекист. Самый настоящий. Данный нюанс подтвердился практически сразу, еще как только мы прибыли в Свердловск, из которого уже, в свою очередь, отправились в Москву.

Он прямой наводкой отправился к вокзалу, разыскал там мужика, который был кем-то типа дежурного по станции, и сунул ему под нос документ. Этот документ я рассмотреть не успел, а вот лицо мужика – вполне. Оно сильно вытянулось и побледнело.

– Товарищ старший лейтенант государственной безопасности… Мы… Я… Чем могу, все в Вашем распоряжении. – Начал, заикаясь, бедолага.

– Нам нужно до Москвы. – Коротко бросил Николай Николаевич. А потом уточнил. – Срочно. Прямо сейчас. Подойдёт любой вариант.

– Конечно! Сделаем в лучшем виде. – Мужик суетливо кивал и заглядывал моему спутнику в глаза с выражением глубочайшего почтения.

«Лучший вид», правда, оказался сильно не лучшим, но это в моем понимании. Чекиста наоборот все устраивало и ни капли не смущало.

По прибытию в столицу, Николай Николаевич тоже вел себя достаточно уверенно. Когда я догнал его возле вокзала, он уже разыскал грузовик, внешний вид которого радовал меня ничуть не больше недавно покинутого вагона. Снова в голове мелькнула мысль – просто, блин, кино и немцы… По-другому не скажешь. Хотя, насчёт немцев… Тьфу-тьфу-тьфу… Точно не собираюсь ошиваться тут еще три года. Нужно что-то придумать. Непременно. Не бывает безвыходных ситуаций. Если меня сюда занесло каким-то чудом, то и обратно вернуться должен быть способ.

– В Мытищи едем. – Заявил мой сопровождающий водителю.

Тот не успел открыть рта, как ему был продемонстрирован соответствующий документ. В общем-то, на этом все возражения закончились. Даже если в планы водилы Мытищи не входили, сейчас он сильно захотел туда попасть.

Мы залезли в кузов, уселись возле стенки кабины и продолжили свой путь в неизвестность. Звучит красиво, по факту – хрень полная. Потому что неизвестностью все происходящее было только для меня. Николай Николаевич точно знал, куда и зачем мы едем.

Глава 5. В которой я начинаю познавать «прелести» новой жизни

– Это вокзал? – Я кивнул в сторону старого здания, мелькнувшего вдалеке.

Проскочили мы его быстро, но чисто по внешнему виду и по тому факту, что я отчетливо расслышал знакомые паровозные гудки, от которых аж сердце остановилось, и вовсе не в хорошем смысле, думаю, вопрос – риторический.

Просто, если честно, мне и в современных Мытищах бывать ни разу не приходилось. А уж про довоенные – вообще молчу. История данного района меня тоже никогда не интересовала. Наоборот, я всегда искренне надеялся, что моя жизнь никогда не даст трещину и я никогда не окажусь в этом «чудесном» краю Подмосковья. Потому что Мытищи у меня всегда упорно ассоциировались с бедностью и алкоголизмом. Наверное, это явилось итогом отцовских нравоучений, который после каждой тройки, полученной в лицее, швырял дневник на стол, а потом трагичным голосом говорил:

– Будешь так учиться, закончишь девять классов и пойдешь в «чушок». Женишься на какой-нибудь поломойке, уедешь жить к ней в Мытищи.

После столь страшной угрозы следовал тяжёлый вздох, затем отец демонстративно уходил из комнаты, хлопнув дверью. Правда, ненадолго и недалеко. Буквально через час он уже забывал о причине своего расстройства.

Я, если честно, сильно насчет его слов не парился. Был уверен, он просто не позволит единственному сыну скатиться в бедность. Для кого, как не для меня, зарабатывались все его миллионы? А вот поди ж ты… Накаркал батя… Появились таки в моей жизни эти чертовы Мытищи. Не в том, конечно, варианте, как он говорил, но все же.

Естественно, я не знал наверняка, что тут есть, а чего нет. На кой черт мне нужна была данная информация в прошлой жизни? Но вот наличие вокзала, если честно, сильно разозлило. Он издевается, что ли? Мой сопровождающий. У него чувство юмора такое или имеется неуемная тяга к авантюризму?

– Ну? Вокзал, да. – Николай Николаевич с удивлением посмотрел на меня.

Он явно не понял намека, который был не скрытым, а очень даже очевидным. Практически – в лоб ему рубанул.

Какого черта мы тряслись на этой колымаге, если здесь имеется вполне удобный способ перемещения из Москвы?!

Вот, что я хотел сказать своей короткой, но крайне содержательной, фразой. Там, где вокзал, по-любому есть пассажирские перевозки. Ладно, из Свердловска мы бежали, вылупив глаза, будто за нами кто-то гонится. Могу даже предположить, что с поездами дальнего следования сейчас еще пока напряг. Может, ходят раз в неделю. Черт его знает. Но тут-то! От Москвы – пол локтя по карте. Должен ведь быть железнодорожный транспорт.

– Здесь. Есть. Вокзал. – Повторил я снова, как попугай, интонационно выделяя каждое слово.

Он дурак, интересно мне, или притворяется? Или просто кайфует от того, что мы изображаем из себя Паспарту и Фогга. Те, правда, вокруг света за восемьдесят дней объехали, но им просто не пришлось по России-матушке путешествовать. Прозрели бы точно.

– Есть, конечно, вокзал. Чай не село. Город уже. – Согласился Николай Николаевич с абсолютно безмятежным выражением лица, которое бесило еще сильнее, а затем несколько раз постучал по крыше кабины.

Видимо, это был знак, что пора остановиться. Моей злости он не замечал или не хотел замечать. А может, реально не допускал мысли, будто пацан, который всю дорогу был тише воды, ниже травы, теперь решил показать характер. Впрочем, я уже немного успокоился. Даже, наверное, сам себя успокоил. Так будет точнее.

В конце концов, нельзя забывать, где нахожусь и с кем. Если буду позволять своим эмоциям проявиться, спалюсь по полной программе. Потому как настоящий Реутов должен быть всем доволен. Ему же сравнить не с чем. Уверен, Алёше вообще было бы за радость, что он в Москву приехал с ветерком, а не пешком топал, как Ломоносов из Архангельска.

– Хорошая машина. – Чекист прищелкнул языком и погладил борт кузова. – Надежная.

Я тактично промолчал. По мне, до хороших машин еще далеко. Лет этак восемьдесят. Ну, ладно, может, чуть меньше. Однако этот довоенный раритет, который Николай Николаевич, пока ехали, несколько раз назвал «полуторкой», точно к категории «комфортного транспорта» не относится. В нём не людей, а в лучшем случае – картошку возить.

Нас на каждом повороте болтало – мама не горюй! И если привычный Николай Николаевич умудрялся как-то растопыривать ноги, чтобы более-менее оставаться на одном месте, то я был вынужден цепляться за всё что угодно, дабы не вылететь нахрен на дорогу. В том числе, за самого Николая Николаевича, от чего он, ясное дело, восторга не испытывал и несколько раз даже цыкнул на меня.

– Ты барышня, что ли, не пойму. Сядь нормально. Держись за борт.

В ответ хотел ему сказать, что за борт держаться ни черта не получается, но в этот момент машину особо сильно подкинуло на кочке и я, громко щелкнув челюстью, едва не прикусил язык зубами. Поэтому решил оставить разговоры на потом. И конечно, был безмерно счастлив, когда наша автомобильная прогулка подошла к концу.

Вообще, честно говоря, немного иначе мне виделась жизнь чекиста в довоенное время. Вернее, она мне никак не виделась. О подобных вещах даже и не думал никогда. Но сейчас, оказавшись во всех этих странных обстоятельствах, я все равно был изрядно удивлён.

Он же, черт подери, чекист! Всемогущее НКВД! Ну, должны быть хоть какие-то бонусы. Тачка нормальная. Относительно, конечно, нормальная… Где эти пресловутые «черные воронки»? У меня госбезопасность данного времени ассоциируется в первую очередь с ними. Где кожаный плащ до пола? Где оружие, в конце концов? «Маузер», наверное… В кино что-то такое видел.

Водила тормознул возле обочины и мы, наконец, спрыгнули на твёрдую землю. Сначала – мой провожатый, за ним следом – я. Говорю – «наконец», потому что появилась надежда, все-таки мы уже приедем хоть куда-нибудь.

А значит, есть шанс нормально пообедать, отдохнуть, тупо согреться и расслабиться. Впрочем, насчет расслабиться я, конечно, зря. С этим пока не особо выходит. Хоть пожрать и то хорошо.

На улице не сказать, чтоб было сильно холодно, но всё-таки осень есть осень. Из-за сырости, которая пробирала до костей, меня немного подтрясывало. Нет-нет даже зубы постукивали.

Я, конечно, пытался вида не показывать, чисто из принципа. Потому что сам чекист, например, выглядел до тошноты бодрым, свежим и довольным. Либо у нас разное восприятие температурного режима, либо Николай Николаевич к таким «полевым» условиям привычный.

Мне же, зачем скрывать, никогда не приходилось испытывать ничего подобного. Хотя, и это несомненный факт, в данном случае Реутову можно сказать спасибо. Судя по тому, что я еще не загнулся где-то между Нижним Тагилом и Пермью, пацан достаточно закалённый. Из носа немного подтекает, а так – больше никаких признаков простуды не имеется.

Но тем не менее, если честно, терпение было на исходе. Все понимаю, и насчёт конспирации, которую надо соблюдать именно мне, чтоб никто не догадался кто я, откуда; и насчёт Реутова, поведению которого приходится соответсвовать. Но боюсь, скоро я просто встану посреди дороги, задеру голову вверх и заору матом прямо в небо, пугая местных птиц.

Или, что более вероятно, все-таки сдохну от пневмонии, несмотря на удивительную крепость нового тела.

Это уже молча, без криков. Могу ошибаться, но мне кажется, в 30-х годах, даже антибиотики не изобрели. Или изобрели, но не те…

Короче, по фигу. Важно другое. Я вынужден терпеть все вот это – холод, голод, отбитую в кузове задницу – из-за тараканов какого-то чекиста, который везет меня, будто на самом деле выкрал. С-с-сука! Холодно как!

Да еще ужасно раздражал тот факт, что ехать из Москвы до Мытищ (Господи, как же я ненавижу это слово) пришлось, собирая собственной физиономией летящую навстречу морось. Такое положение вещей совершенно не добавляло позитива. Кузов-то у машины открытый. Скорость, конечно, не сказать, чтоб огромная, а все равно. Брызги грязи, дождь и еще какая-то фигня попадали прямо на нас с чекистом.

Причем, Николай Николаевич почему-то даже при таких условиях выглядел нормально. Ну, промок немного. И все. Пиджак, которым он, между прочим, все полы в вагоне обтер, смотрелся так, словно его недавно сняли с вешалки. Лицо чекиста было достаточно свежим. Даже обувь не особо грязная.

А вот насчёт себя я уверен в обратном. Судя по тому, что на глаза мне постоянно что-то стекало, а слякоть отметилась не только на ботинках, но и на всей одежде в целом, я в данный момент реально выглядел, как настоящий беспризорник.

– Так… идём… – Николай Николаевич, не дожидаясь меня, рванул через дорогу на противоположную сторону.

Хотя, мог бы спокойно перейти проезжую часть прогулочным шагом, даже не глядя по сторонам. Движения транспорта, что вполне ожидаемо, здесь практически не было. Мимо проехал ещё один грузовик, навроде того, в котором мы прибыли, да еще грустная лошадь уныло тянула телегу. Лошадь, блин… А мы ведь почти в Москве…

Я покрутил головой, оценивая местность. Судя по всему, не самая окраина, но и не центр города, где мною было замечено здание вокзала. Оно, кстати, осталось позади, как и мой невысказанный вопрос: от кого мы скрываемся, раз пёрлись на машине, когда вполне могли хотя бы эту часть дороги проделать цивилизованно? Зачем вообще надо было заезжать в Москву? Я, конечно, не великий знаток логистики, но уверен, вполне возможно сразу попасть в Мытищи.

Абсолютно нелогичное поведение Николая Николаевича, по крайней мере таковым оно виделось со стороны, вызывало у меня зубовный скрежет. А приходилось сдерживаться.

Я вздохнул и отправился следом за чекистом, который уже топал по улице.

Окружающая действительность выглядела более, чем скромно. В основном это были деревянные частные дома. Достаточно чистенькие, аккуратненькие, но по моим меркам, убогие до невозможности.

– Мы точно на месте? – Крикнул я в спину своему спутнику.

Просто… Именно сейчас в голову пришёл один немаловажный факт. Постройки одноэтажные, частные, значит, удобства – на улице. Класс! Дополнительный минус в копилку всех «прелестей».

– Ты не трынди, а ногами шустрее передвигай! – Николай Николаевич, не оборачиваясь, махнул рукой, намекая, чтоб я поторопился.

– На месте, значит…

Я окинул грустным взглядом дома, выстроившиеся вдоль улицы, а потом ускорился, чтоб догнать чекиста. Кстати, неподалёку заметил все-таки многоэтажное здание. Ну, как многоэтажное… Не высотка, само собой. Этажей пять, наверное, навскидку. Настроение, впрочем, один черт не улучшилось.

– Николай Николаевич, долго нам еще? – Догнал чекиста и попытался подстроиться под его шаг.

Ноги затекли, руки замёрзли, уши сильно хотели в тепло. Да что там уши. Я весь, целиком, хотел в тепло.

– Нет. Уже, считай, на месте. Сейчас заскочим, вещей чистых возьмем и в баню. – Бросил он через плечо.

Дорожка была не сильно широкая, поэтому я волей неволей топал немного сзади. К тому же, шаг – влево, шаг – вправо, и велика вероятность провалиться в грязь.

– В баню? – Уточнил я.

Переспросил не потому что плохо расслышал, а потому что не верил своему счастью. Хоть что-то приятное за эти одиннадцать дней адской жизни.

В детском доме тоже, кстати, ходили слухи, будто воспитанникам полагается баня, но на уровне слухов эта информация так и осталась. Потом – путешествие в грязном, вонючем вагоне. Естественно, я испытывал огромное желание тупо помыться. А баня – это настоящий кайф.

– Да. Вон, видишь, машиностроительный институт. – Чекист махнул рукой в сторону той самой многоэтажки, пожалуй, единственной на этой улице. – Рядом с ним – баня. А нам… вот… Сюда.

Он резко свернул к одному из домов. Так резко, что я едва не проскочил мимо.

– Вот блин… – Ругнулся себе под нос, развернулся и потопал вслед за чекистом.

Мне нравится, конечно, насколько мужик уверен в силе своего авторитета. Даже не заморачивается, а не отстал ли я, не сбежал ли. Так-то бывший беспризорник вполне мог двадцать раз уже сделать ноги. Вопрос, конечно, в том, что лично мне их «делать» некуда. Но чекист же не в курсе.

– Заходи, не стесняйся. – Николай Николаевич легко взбежал по ступеням, остановился, потянулся вверх и принялся что-то щупать пальцами в небольшой дыре, которая имелась справа от входа. – Жилплощадь, так сказать, служебная, но вполне себе ничего. Отличная жилплощадь. Я ее частенько пользую, если где-то поблизости нахожусь.

Через секунду он уже открывал навесной замок на двери большим ключом, который, как оказалось, и являлся предметом поисков.