Читать книгу: «Сталину никто не пишет. Новогодняя история», страница 2
А ведь ещё к прошлому декабрю всё должно было быть готово! На носу уже другой Новый год, а окончанием ремонта так и не пахнет.
И взяло Андрея такое остервенелое отчаяние, что стал он метаться по огроменному дому, не зная куда себя приткнуть.
Наконец, выбежал из недостроя, что почти разрушил его жизнь, и побрёл куда глаза глядят. Раскосые довели его до старинной часовни их района. Андрей, как вкопанный, встал у входа, не смея войти в святилище.
Вообще-то он не верил в Бога. Точнее, в богов, которых предлагало человеческое сообщество. Ни один, включая атеизм, не волновал сердце строителя-бизнесмена. Если приходилось, Андрей, конечно, склонял голову, шептал молитвы и бился крашенными скорлупками, но исключительно из уважения к традициям предков, чтоб родня дорогая не заклеймила, как ирода, хоть и приняла, как урода. Однако восторга не испытывал.
Зато прямо сейчас сильно испытал сильнейший холод, особенно в области нехорошо побелевшего носа и бесчувственных ушей.
В тёплом душистом храме как раз шла служба. Душевно пели старушки. Красиво дрожал свет от лучин. Переливались золото и серебро окладов.
– Плохо, да? – спросила одна старенькая и, не дожидаясь ответа, взяла за локоть Брежнева и повела куда-то вглубь. Там располагалась большая тёмная икона, которую трудно было разглядеть за количеством злата и серебра.
– Шастнадцатый век. В то время ещё не было истории, а люди уже святой верили. И ты верь. Так и скажи: Матерь Божья, дай мне благославенье, чтоб умиротворить душу мою разбуявшуюся. Брошу лакать водку, брошу дурную блажь, если дух твоя в сердце моё войдёт и озарит благостью своея.
Андрей вперился в старенькую, которая с закрытыми глазами молила за него древнюю святыню, и хотел было возмутиться, что не пьет и не… «блажит». Но потом, увидев своё серое отражение в стекле, где была замурована древняя дама с малышом на руках, сам отшатнулся. Чистый алкаш! Или наркоман… только упитанный. Опухший, бледный, глаза горят. Прям хоть чёрта выгоняй с кадилом.
– Приклонись и поцелуй. Не бойся, не заразишься. Матерь не даст. Она сердобольная, всех блудливых и убогих оберегает. По глазам вижу, ты хороший мужик, хоть и непутёвый. Жениться тебе надо, родной, жениться! Дом большой построить. Сад насадить. Но это уже дела матушки, пусть она тебя наставляет…
– Так я уже! – хотел было вставить свои пять копеек Андрей и прояснить насчёт блудливого и убогого. Но старенькая, а может и молоденькая, Андрея слегка лихорадило, он плохо соображал, и вокруг всякое мерещилось, мирно отошла, оставляя его наедине с Мадонной.
Цокнув языком на себя идиота, что повёлся на религиозные штучки, Андрей было повернул к выходу, но видящим косым глазом заметил, что чудненькая-старенькая недалеко отошла, а посматривает так, что спиной снайперовский прицел на расстоянии чувствуется.
Решил постоять, губами пошевелить, воздух поцеловать для пущей видимости, а потом уже ретироваться подальше от религиозных фанатиков.
Чтоб зря не шептать, поглядел на Пречистую, что хмуро на него воззрилась, и сказал: мол, да, хочу любить и быть любимым. Дом есть, сад тоже, не хватает настоящей любви и большой семьи. На приёмных детей согласен. Своих тоже не прочь завести. Поцеловал Богоматерь в щёку близко к стеклу и стал пятиться назад, обширно крестясь, чтоб было видно из-за широкой спины, как ему благодать передаётся.
– Молодец! Боженька и не таким пропащим помогал. И тебе поможет. Иди, иди с миром, казак, – вещала женщина и пошла по другие души, так как в церковь заглянули новые посетители, прячась от предновогоднего холода в тёплой часовне.
Андрей выскочил из церкви, как из горящей бани. Отчаяние улетучилось. Осталось тупое уныние, что жизнь заканчивается, и дальше ждут только года печали.
– Десять дней до Нового года. И ремонт не доделать, и жениться времени нет.
С этими надгробными мотивами Андрей улёгся спать в чём был. В голове было неприятно пусто. Впервые в жизни он не знал, зачем живёт, зачем построил эту тюрьму строгого режима с люксовыми условиями… Зачем ему семья и 17 вишнёвых деревьев?
***
Так как штор в доме ещё не водилось, Андрей проснулся с первыми лучами зимнего солнышка. Потянулся и с удовольствием заметил, что выспался, несмотря на то, что спал в зимней куртке, рубахе, брюках, а вообще предпочитал голышом, хоть зимой, хоть летом. Пижам и даже трусов не признавал.
Встал, умылся в биде, посмотрелся в нераспакованное зеркало, с радостью заметив, что сегодня выглядит на так уж плохо. Спустился по винтовой лестнице вниз, довольно подмечая, какой всё-таки хороший он строитель и хозяин. Каждая деталь на месте и глаз радует. Добротно, с умом, на долгие года построено. Или, как дед говорил: на семь поколений вперёд. Живи да радуйся!
А жить Андрей хотел. Прям от души хотел каждый лучик декабрьского солнца в себя впитать, восхититься природой, белым чистым снегом, снегирями, что клювиками царапали его стекло белорусское трёхслойное, потому что там какие-то семечки с осени прилипли.
– Идите прочь, – помахал на них Андрей и засмеялся от души. – Божьи мерзавцы.
Залез в холодильник, обнаружив там недопитую бутылку виски и конфеты, которые лежали ещё с осени.
Поняв, что жить хочет так, что в желудке органы устраивают забастовку и просят пропитания в виде плотного завтрака, Андрей взял первый попавшийся пластиковый пакет и пешком, размахивая им как флагом, отправился в ближайший магазинчик, где отоваривались в основном трудяги и работяги. Сам же он предпочитал ездить на своем джипе в супермаркет эко-продуктов или заказывал еду с доставкой на дом. Но сегодня, в это чудесное морозное утро, в пять часов 30 минут по Гринвичу Андрей хотел прогуляться пешком, подышать свежим воздухом.
Пели птицы. Он посвистывал им в унисон. На душе было так хорошо и светло, что все проблемы не казались такими уж неразрешимыми, какими представлялись ещё вчера. И потянув дверцу маленького зашарпанного магазинчика на себя, Андрей обнаружил его закрытым. Правда, открылось маленькое оконце, в которое высунулось хмурое, но красивое лицо женщины, точно как у вчерашней Мадонны:
– Что? – не поздоровавшись, грудным женским голосом спросило красивое лицо.
– А откройте, пожалуйста, – попросил Андрей, всматриваясь в прореху, откуда всё больше валило теплом и приятными женскими духами. Мадонна, в свою очередь, тоже всмотрелась и, завидев блином лицо с двумя косыми глазами, отшатнулась.
– Время – 5:30. Мы открываемся в девять. А сейчас только через окно.
– Ладно, – легко согласился покупатель, соображая, за чем пришёл. Но мысли путались. И спутывал их облик продавщицы, который прямо манил к себе. Он видел её и раньше. Женщина работала в этом шалаше с протухшими продуктами уже давно.
Он помнил, что «ларьковая мадонна» была маленького роста, буквально дышала ему в пресс, точнее в место, где раньше жили шоколадные кубики, накаченные в элитном спортклубе и поджаренные в лучшем солярии города. Весила она не меньше Андрея с отметкой «прежнего спортивного». Круглые бока и груди выпирали даже через нутриевую шубку, плотно облегающую фигурку. Но лицо! Образ! Были незабываемыми. Настоящая Мадонна руки художников Ренессанса. Большая и располагающая, как мать Земли Гея.
