Отзывы на книгу «Глазами клоуна», страница 3

Ну-с, пришло время заняться неблагодарным делом – копаться в душе, да не простой, а клоунской. Итак, жил-был клоун Ганс Шнир, который, мало того, что, как многие в этом мире, родился не в то время, так еще и пришла к нему черная полоса в виде толстого северного зверька, мех которого регулярно уходит на пошив шуб.

Итак, послевоенная Немеция, точнее ее империалистическая половина. Бедняга-атеист Шнир давным-давно соблазнил Марию, и потом жил с ней пять лет, как сейчас принято говорить, гражданским браком. Он ее безумно любил, и продолжает любить. Но такие отношения со временем напрягали Марию все больше и больше, ибо она была католичкой, а жизнь с мужчиной, да еще с атеистом, да еще вне брака в понимании церковных догм есть тяжкий грех, о чем она регулярно получала чудесные капли на свои мОзги (именно так) от друзей, знакомых и прочих доброжелателей, которые исключительно заботились о спасении ее души. В общем, Мария ушла от Шнира, тот запил горькую, от чего немедленно стала страдать его карьера, и в результате остался с одним грошом в кармане (да и тот в порыве злобы вышвырнул в окно), разбитым коленом, почти пустым холодильником, меланхолией и мигренью. Клоуну надо всего ничего – вернуть Марию, и тогда волшебным образом все наладится. Но нет, как назло весь мир против него. И вот Ганс Шнир сидит в своей квартире, звонит всем, от кого может ждать помощи или кто от него может ждать недоброго слова, и все это происходит в течение одного дня, на протяжении всего романа.

Послушаем… в смысле почитаем, что из этого вышло.

Ганс Шнир: Итак, я калека на несколько месяцев, а ханжи-католики подбили мою жену на прелюбодеяние с Цюпфнером, и вот я без денег… а еще мой наниматель Костерт, сволочь такая, мне бутылку водки задолжал, без которой моя меланхолия с мигренью только усиливается… и боль в разбитой коленке тоже.

Фрау Mutter Шнир (мать его): Ох, эти вечные деньги! Деньги, деньги, деньги, деньги, деньги! Ах, ты только и умеешь, что говорить о деньгах! Фиг тебе, а не деньги!

Фрау Фредебейль (жена члена католического кружка): я ничего не знаю, все вопросы к мужу, я всё делала по его указке! А вы в Бонне? (о Боже, какой ужас!).

Кинкель (член католического кружка): Ба-ба-ба, Шнир, как я рад (чёрт бы тебя побрал), чем могу помочь? Что? Где ваша жена? Извините, любезнейший, но она вам не была и не является женой!

Цонерер (импресарио Шнира): Шнир, дружище, не падайте духом, я вас не оставлю, в смысле ни за что не откажусь от вас (еще бы, вы мне деньги приносите). Но для того, чтобы жизнь наладилась, давайте-ка сделаем перерыв на полгода. Все что вам сейчас нужно – начать тренироваться и бросить бухать. Бросить, я сказал!

Зоммервильд (член католического кружка): Шнир, Мария вам не жена! Господь с вами, чего вы так беситесь? И почему злитесь персонально на меня? Да, я раскрыл ей глаза на сущность вещей, ну так я же богослов! А твоя Мария с Цюпфнером уехали в Рим. Кстати, не хилую рецензию на вас Костерт написал, хе-хе…

Герр Vater Шнир (папаша Шнир, богатый человек, между прочим): Да-а-а, сынок, влип ты, конечно… Ну да что там, я могу тебе помочь… Например, советом. Тут один критик Геннехольм (не обращай внимания, что он гомосексуалист) сказал, что как клоун ты бесперспективен. Надо переходить на пантомиму. Да. Ну и, кроме советов, могу помочь материально. Гимнастический мат в подарок и двести марок в месяц сойдет. Что? Тысячу? Ты что, совсем опух? Ладно, я пошёл. Кстати, ведь Мария тебе не жена, чего ты как маленький?..

Бела Брозен (любовница отца): Э-э-э… м-м-м… ну как бы… ну да… я могла бы помочь вам… только вот… вы же понимаете… тут положение щекотливое… я боюсь запутаться во всех этих интригах…

Сабина Эмондс (жена друга): Дуй к нам, супом накормим! Приедешь? Обещаешь, что приедешь?

Лео (брат Шнира): Брат! Прости меня! Я не могу приехать! Прости! Я стал богословом! У меня есть для тебя деньги! Прости! Шесть марок семьдесят пфеннигов. Ганс! Ах! Боже мой!

Ганс Шнир: Идите вы все знаете куда, сволочи? (Берет гитару, идет к вокзалу зарабатывать деньги пением песен).

****

Клоун, который начал пить, скатится по наклонной плоскости быстрее, нежели запивший кровельщик упадет с крыши.

Когда клоун приближается к пятидесяти годам, для него существуют только две возможности: канав или дворец. Во дворец я не попаду, а до пятидесяти мне надо кое-как протянуть года двадцать два с хвостиком

Да простят меня уважаемые лайвлибовцы, любители Белля и прочие читатели, что я в несколько развязной форме передал содержание романа. Но я прочитал (точнее, на 90 процентов прослушал его в аудиоверсии, а все остальное прочел глазами) его полностью, и до сих пор не знаю, как относиться к бедняге Шниру, который в течение одного дня переживает последние пять с лишним лет своей жизни и оказывается совершенно одиноким наедине с толстым северным зверьком. Конечно, его жалко, безумно жалко (Ганса, а не зверька, разумеется). Особенно жалко с позиции человека, живущего в двадцать первом веке, когда нравы стали, прямо скажем, гораздо свободнее, и найти в наше время женщину, которая бросила бы возлюбленного после того, как ей мозги компостировали догматами веры (да простит меня Господь за такую фразочку) – не так то просто.

И всё-таки. Весь роман – это позиция клоуна Шнира. Мария там появляется только в его воспоминаниях, и в упоминаниях его собеседников. Соответственно, все те отношения, которые были между ними, мы воспринимаем только с его позиции. Мужем Ганс был, прямо скажем, не идеальным. Примеров мог бы привести много, но достаточно и того, что он проморгал аборт, который сделала Мария. Ну и охлаждение отношений, недопонимание в последние месяцы, судя по его воспоминаниям, тоже имели место.

Так вот, хочу я спросить. Может быть Мария от него ушла потому, что ОН ЕЙ НАДОЕЛ?

Второе. Характерец у Шнира все-таки не ангельский. На свой острый язык он не всегда воздержан. Вполне понятно, почему он к своим двадцати семи не заслужил всеобщей любви, хотя друзья у него все-таки есть. Ну а если тебя не все любят, чего же жаловаться на жизнь, что не всякий тебе готов помочь? Особенно католики, в которых он вообще не видит ничего хорошего. У него католик – это почти то же самое, что фашист. Вот назови меня кто фашистом – я бы сто раз подумал, прежде чем такому помогать.

Третье. Упав духом, Шнир не спешит воспрянуть им, и иногда кажется, что человеку хорошо в таком состоянии. Я не психолог, поэтому я сужу по себе – если бы мне в тугом положении предложили в пять раз меньше, чем мне реально нужно, я бы принял эту помощь, а на вокзал с гитарой все равно бы пошел.

Заключение. Это хорошая книга, и я рекомендую ее для прочтения всем, кто еще не читал. Бёлль мастерски изобразил душевные переживания, и люди, которые испытывали подобные ощущения, поймут главного героя. Но если вы что-то подобное испытывали, и при этом ловили кайф, то лучше не читайте. Хотя… какой смысл это писать, теперь уж точно читать будете.

Боже, как же вымотала меня эта книга! Всего-то 288 стр., а кажется, что все 800 набралось, настолько это было тягомотно! Нельзя не отметить гениальность Генриха Бёлля, книга эта написана замечательно, но читать ее неприятно, тяжело, хочется поскорее с ней разделаться. Тоска – вот, что она вызывает. Тоска, уныние и… странное омерзение, словно рассказали тебе об особенно отвратительном преступлении.

«Глазами клоуна» похожа на «Бильярд в половине десятого»: основные события занимают один день, при этом книга пестрит яркими флешбеками обо всем на свете. Но «Бильярд…» показался мне объемнее (за счет своей проблематики и символизма), «Глазам…» же не хватает масштаба, это камерная история, ограниченная восприятием главного героя. Я пыталась найти в ней то «светлое», о чем говорилось в аннотации – и ничего не получилось. Эта книга не о свете. Она – о нелюбви и непонимании, эгоизме и жестокости. Ганс Шнир – клоун из заглавия. С невероятной дотошностью он рассказывает свою историю: как его воспитывали в богатейшей семье Бонна, как погибла его сестра Генриетта, как он влюбился в Марию, как стал клоуном, а затем – как началось его «падение».

После того, как Мария бросила его, он начал спиваться, а пьяный клоун – такое себе развлечение. Закончилось тем, что героя Бёлля выгнали из профессии (иначе не скажешь), и без гроша в кармане он возвратился в родной Бонн в надежде, что родственники и давние знакомые помогут ему встать на ноги. Гансу очень нужны деньги. Из своей квартиры он звонит всем знакомым, рассчитывая, как попросить у них денег. Названивает действительно всем, в т.ч. тем, кого глубоко презирает. Попутно он вспоминает Марию, сетует на то, что у него «врожденная склонность к моногамии», злится и размышляет, как бы вернуть ее.

Ганс – человек творческий, и этим можно объяснить его тотальный эгоцентризм (хотя он и отрицает подобное). Но мне категорически не понравилось его, творческого человека, противопоставление проклятым обывателям (привет, «Мартин Иден»!) Ганс никого не любит, даже на приятных ему людей смотрит с мыслью: «А чем ты можешь быть полезен?» (окей, тяжелое положение, согласна-согласна!) – а тех, кто ему неприятен, всячески поносит. А неприятны ему почти все. Естественно, этим он отталкивает даже тех, кто любит его (например, брата Лео).

Помимо этого у Ганса есть навязчивая ненависть, а именно ненависть к католичеству. Эта ненависть настолько велика, что чуть ли не на каждой странице встречаются оскорбления католиков, их церкви, их объединений и проч. Все католики (даже брат Лео) отвратительны. Все – лицемеры. Честно, я ничего не имею ни против христиан (и остальных верующих), ни против атеистов. Кто у меня вызывает неприязнь, так это фанатики, а главный герой Бёлля как раз такой фанатик, воинствующий атеист, который не может пройти мимо католика и не уколоть его злым словом. Бёлль не раскрывает всех причин ненависти главного героя, но мне лично кажется, что все дело в Марии, а точнее… в отношении Ганса к Марии.

Если смотреть со стороны, то отношения Ганса и Марии («ах, великая любовь!») – это далеко не трогательная история, есть в ней много грязного… мерзковатого. Во-первых, как началась эта любовь? Ганс толком не знал Марию (но знал, что она католичка и бережет себя), ни разу с ней не поговорил, но внезапно воспылал к ней «моногамной любовью». И потому решил по-простому притащиться к ней вечером, воспользоваться ключом от нее дома (!), тайком забраться в ее комнату и совратить ее. Поскольку Марии он нравился (наверное), все получилось, но как-то это мерзко – явиться в комнату девушки без разрешения, домогаться ее… Из-за этого Мария должна была уехать (очень быстро все об этом узнали), а Ганс поехал за ней. Но и в этом ничего романтичного нет. Становится понятно, что у влюбленных нет ничего общего. Мария скучает по родному городу, по друзьям-католикам, а главный герой ревнует ее. Он хочет, чтобы она принадлежала ему одному, чтобы думала только о нем. В понимании Марии они живут «во грехе», но Ганса это не очень-то заботит. Он постоянно говорит, что любит ее навсегда, но не хочет жениться, ибо при заключении брака нужно давать обещание, что «дети будут воспитываться в католичестве». И плевать, что любимой Марии это важно. Когда же Мария от него уходит, объясняя это их несовместимостью, он заряжается мыслью, что Марию увели силой. «Чертовы католики, отняли у меня любимую!» Он не понимает, что женщина может уйти сама. Нет же, она – корова, которую ночью уводят из стойла. Собственническое отношение к женщинам доказывают и мимолетные высказывания героя: так, он доказывает, что хорошая женщина должна быть «сострадательна» к мужчине, и если он ее хочет, должна ему отдаваться (как Мария в их первый раз, простите?).

«…Мне кажется, американцы бы сожгли на костре… каждую женщину, которая делает «то самое» не ради денег и не по страсти, а только из сострадания к мужской природе».

А если женщина не согласна на секс из жалости, то:

«Это не что иное, как бесчеловечность там, где единственно человечным было бы проявить сострадание».

Симпатий к главному герою это, конечно, не добавляет.

Опять же, если отвлечься от токсичного главного героя, то книга прекрасна. Но Ганса в ней так много и он такой душный, что хочется застрелиться поскорее. С кем реально хотелось бы побыть, так это с его братом Лео или с его отцом. Но с Гансом – увольте. Если Бёлль хотел показать человека, от которого не терпится убежать, то у него все получилось. А если он хотел сопереживания… Я сама слабый творческий человек (ага), но чтобы я так бухтела на жизнь и жаловалась, что никто меня не понимает… ну нет. Простите.

Я и так планировала читать эту книгу. Либо за крепкую классику, либо за путешествие по Германии эта книга прошла бы. Герой книги Ганс Шнир - если вы еще не догадались - клоун. Я думала, что это будет такой "грустный клоун" - такое немного уже клише. Прочитав в книге Юрий Никулин - Почти серьезно историю Леонида Енгибарова - я немного ей заболела. Если даже ее бы не было - ее стоило придумать. У Бёлля клоун больше такой - меланхоличный, и реально переживает кризис примерно среднего возраста. И все проблемы, как в немного дурном анекдоте, у него на М: мениск, меланхолия, моногамия (очень тяжелая проблема, которая приносит ему много страданий) и Мари. Я соглашусь, наверно, со сравнением с "Над пропастью во ржи" - только герой немного побольше прожил и мыслит уже немного поосознаннее. Такое ощущение, что вот Ганс крутился, как белка в колесе - сегодня Бонн, завтра Франкфурт, такси, гостиницы... И тут - колесо сломалось, он уперся в тупик - и сидит и немного ноет в него. Причем иногда попадаются очень интересные мысли и рассуждения, а иногда - прям нытье. Как, например, почти финальные упоенные страдашки - кто ж о нем поплачет, когда его не станет... Да на тебе пахать можно! В книге для меня открылось столько тем, что - их хотелось отделять, как слои, и раскладывать. Тема религии и веры. Герой-то во что-то верит, но его бесит религия - особенно католическая - в плане напыщенности ее ритуалов и напускной серьезности. Вообще все напыщенное и напускное его раздражает - мама у нее состоит в комитете "разрешения межрассовых противоречий", отец - довольно преуспевающий фабрикант. А сын - приходит к практически нищенскому существованию, а они - разговоры с ним разговаривают. Еще мне понравилась тема противопоставления "приземленных" людей и людей богемы. Часто повторялся этот рефрен

Но он же - художник

Поэтому - за квартиру мы не платим, и срач он развел, и живем мы во грехе. И очень интересная тема - масок. Что многие носят маски так интенсивно, что они - прирастают. Яркий эпизод был с белым гримом и "глазами мертвеца". Конечно, многие проблемы герой создал себе сам - и иногда хотелось его немножко пнуть, чтобы он хоть как-то себя в руки взял. Особенно в эпизодах плача по Мари - любви всей жизни, которая усвистела с каким-то оголтелым католиком. А Ганс же моногамен - в этом и проблема. Хотя - что-то он вдруг так разрешает себе пошатать свою моногамию. К кому он там шары свои катил - к Монике? Вот нытье по Мари было самым изматывающим - потому что это было именно нытье, никаких осознанных действий не было вообще. В общем, это такая классика-классика с "героем праздношатающимся, немного романтическим". Практически сплошной внутренний монолог и вспышки воспоминаний. И у нее есть интересное свойство - вводить читателя в состояние героя: то немного замедленное, то вдруг - вспышка лихорадочной деятельности. Кажется мне, что подойдет для обсуждения с друзьями или в книжном клубе: тем поднимается так много, что - каждого зацепит что-то свое. Такая своеобразная книжная психотерапия, если брать в расчет, что местами она - очень замедленная и слегка напоминает заевшую пластинку. Рекомендую любителям классики, экзистенциальных кризисов и тем, кто понимает, что за слоем клоунского грима скрывается все-таки - человек. P.S. Я очень редко это делаю - но не буду рекомендовать начитку Евгения Терновского. С рабочей точки зрения это было хорошо начитано и интонированно, но - таааак меееедлееннооо... Особенно в сносках - прям так обстоятельно он читал, словно каждое слово разбить боялся. Я прошла с ним этот путь до конца - осознанно - потому что очень хотелось замедлиться и немножко оглядеться вокруг. Поэтому могу начитку рекомендовать только в одном случае - если вам прям нужно замедлиться и почувствовать себя белочкой в сломанном колесе Подумать о жизни своей...

Дошла очередь и до Генриха Белля. Я прямо довольна собой. Интуитивно чувствовала, что мне нужна такая литература.

"Глазами клоуна" - роман 1963 года, который считается немецким "Над пропастью во ржи" из-за схожести темы отцов и детей на просторе послевоенной Германии. Но роман не совсем об этом. Роман о том, кто на самом деле клоун.

Действие романа происходит в течении одного дня, на протяжении которого главный герой Ганс Шнир -профессиональный клоун- подводит итоги своей настоящей и прошлой жизни. Из настоящего - несколько телефонных звонков и одна встреча. Из прошлого - череда воспоминаний: приятных, но больше болезненных и грустных. Гансу 27, он комический актер, страдает меланхолией, мигренью и инертностью, уверен, что в будущем его ждёт какая-нибудь канава и бродяжничество, слишком часто он прикладывается к бутылке и запивает свою боль, своё одиночество и непонимание.

Ганс - сын богатых родителей, но давно не поддерживает с ними отношений. Он верит, что "живые бывают мертвыми, а мёртвые живут". Вот его мать, например, относится к первой категории. Она давно для него умерла. Держа впроголодь детей, по ночам спускалась в подвал и обжиралась всякими вкусностями. Старшую сестру Ганса 16 лет она отправила в противовоздушные войска, чтобы выполнить свой патриотический долг и выгнать "жидовствующих янки со священной немецкой земли", где она естественно погибла. А после войны мать -участник комитета, который борется с рассизмом. И это характерно не только для матери героя. Учителя, знакомые - все сменили маски и приспосабливаются. Такое чувство, что и не было никакого нацизма и фашизма. Ганс очень тонко чувствует это двуличие и не может с этим смириться. Единственный человек, которому он может доверять-его любимая Мари, но она бросила его и вышла за другого.

Книга очень глубокая и прекрасно написана. Главный герой -не такой уж и симпатичный герой, но не приемлет лицемерия и непричастности. Он тот, из кого в скором будущем произрастет "бунтующая молодежь" 60-тых...

Роман о грусти... о любви... о тоске по счастливым моментам прошлого...

Вообще уже с названия можно себе представить, что роман о чём-то грустном. Клоун для меня вообще несчастный человек, наверное, это уже сформировавшееся мнение после различной литературы и спектаклей. Здесь в этом романе автор рассказывает о своей грусти. Да бывает такое в какой-то момент мы начинаем подводить итоги своей жизни. Мы пересматриваем своё прошлое через призму приобретённого опыта и истекшего времени, что-то мы оцениваем как не важное или сожалеем об упущенных моментах. Наверное, этот роман каждого читателя вынудит задуматься прежде всего о своей жизни. О своих потерях и приобретениях, о своих важнейших моментах прошедшей жизни. Сам герой мне понравился своим мировозрением, видением мира. Мне понравилось, как он достаточно прямолинеен в своей жизни. Если родители двуличные, он рвёт с ними отношения (я лично не всегда оправдываю это, но всегда есть исключения), он правдив в отношении брачного отношения. Вообще я всегда с уважением отношусь к людям, которые не являются двуличными. Большое уважение вызывает и его мнение о нацисткой Германии. В моем мире всё реже можно встретить людей с таким типажем людей.

Также близка мне и тема, ухода близкого человека. Это очень болезненная тема. Очень хочется верить, что и клоун (хоть он и утверждает, что он однолюб) переживет эту трагедию, и ещё будет счастлив. Хотя люди его склада от некоторых ран никогда не оправляются, живут по привычке. Переживают вновь прошлое и хорошие моменты и плохие, а настоящее не представляет собой важности.

Конечно, для такого произведения нужно особое настроение, и особый опыт. Книгу нельзя читать для галочки, и только ради знакомства с автором. У меня можно предположить есть нужный опыт, но настроения ностальгии, грусти особой не было, поэтому я не смогла прочувствовать всей глубины боли, печали и сожаления романа.

Ich blickte mich im Spiegel an: meine Augen waren vollkommen leer, zum erstenmal brauchte ich sie nicht, indem ich mich eine halbe Stunde lang anblickte und Gesichtsgymnastik trieb, zu leeren. Es war das Gesicht eines Selbstmörders, und als ich anfing, mich zu schminken, war mein Gesicht das Gesicht eines Toten.

Одна из тех книг, с которыми у меня сильная эмоциональная связь. В своё время именно этот роман я целыми цитатами выписывала и позже их заучивала, и теперь листаю пожелтевшие страницы со старыми пометками и ностальгирую, как приятно снова держать эту книгу в руках!

Много сказано об этом романе, кто-то считает его устаревшим, кто-то недоволен отсутствием сюжета. Так и есть, название не обманывает, дословный перевод звучит как «Взгляды/размышления клоуна» и это ничто иное как отражение общества того времени (послевоенной Германии) в одном человеке. Главный герой далеко не ангел, Бёлль наделил его своими недостатками – он своенравен, резок в высказываниях и ему свойственно видеть других виновными в своих неудачах и скверном финансовом положении. Он постоянно просит кого-то о чём-то, а рассказ наполнен колкостями и сарказмом, которые Ганс (главный герой) постоянно отпускает в сторону тех, с кем имеет дело. Временами эта черта в нём даже привлекает, он смело может назвать «собакой» агента, пытающегося заработать на нём. Телефонный разговор с матерью – это шедевр! Как же тонко выписано! «Я хотел бы поговорить с вашей дочерью….» (которая по вашей вине погибла на поле боя, сожалеете ли вы об этом?). О, он знал, что эта выходка может и заденет её, но не так уж сильно, лишь подразнит.

Многое было сказано в предыдущих рецензия по поводу сестры главного героя - Генриетты, отправившейся на фронт, и каким было отношение к её смерти за национал-социалистические принципы в семье. Нет, автор устами своего героя не обругивает мать напрямую, он метко с помощью диалогов показывает, каая это лицемерка, холодная и расчётливая. Как она спокойным тоном говорит, куда отправилась её дочь, и тут же просит Ганса чистить яблоки тоньше – равнодушие к родному человеку и тошнотворная бережливость. Контрастирует также её нынешняя работа в каком-то «антирасистском комитете», где она перед туристами в музее Анны Франк раскаивается за всю немецкую нацию, но не раскаивается перед семьёй за своё отношение к дочери. А эпизод с обожжённой картой семёрки черви? Как же сильно! Не буду его пересказывать, но он пронзил меня в самое сердце.

Тема религии не так затронула меня, как внутрисемейные отношения Шниеров. Знаю, что сам Бёлль относился к ней скептически, и может то, что говорит и думает Ганс в этой книге – это мысли самого Бёлля. Абсурдность католического общества, которое живёт (жило тогда) по надуманным себе правилам, сегодня, наверное, вообще вызывает лишь усмешку. Да и сама Мари… и из неё ни главный герой, ни Бёлль не делают ни святошу, ни интеллектуалку - в какой-то момент даже сам Ганс отзывается о ней как о «не очень умной», эпизод с окровавленным бельём также спускает на землю эту недоступную, всё время ускользающую девицу, которой то стыдно, то неловко за своё положение.

Интересно и описание городов – Оснабрюка, Кёльна, Бонна, автор наделяет их своими нравами и характером. Виднее, конечно, самим немцам, остались ли они такими сегодня, но я не могу не подчеркнуть эту особенность романа. Мимоходом здесь, где-то на фоне разыгрывается политическая борьба между социалистической и христианской партиями (невольно вспоминаешь, что они сегодня). Этот маленький, но интересный штришок я подметила уже перечитывая роман. Издательство КАРО не потрудилось сделать сноску аббревиатурам, поэтому читая роман в первый раз я даже не совсем поняла, о чём речь.

Для меня прелесть этого романа даже не в общей канве повествования, а в мелких эпизодах – булочке, выпрошеной у пекаря, полиции, роящейся в грязном белье и личной жизни гостей города, полных горькой иронии диалогах. Вот оно то лицемерное общество, отношения между людьми, которые главный герой называет «Mensch-ärgere-dich-nicht spielen» (не знаю, как это у нас перевели).

Пару слов о языке: читала и перечитывала в оригинале. До сих пор, не подписав перевод некоторых слов в первый раз, приходилось лезть в словарь и сейчас. Роман написан просто, без особых изысков, но иногда попадаются словечки и выражения, употребляя которые сегодня, можно сойти за чудака, изъясняющегося по-книжному. Тем не менее, благодаря мелочам, наблюдательности главного героя, роман изобилует деталями и рисует читателю полноценную панораму эпохи и того общества.

С удовольствием вернулась к этой книжице, она мне по-прежнему очень дорога.

Говорят, что, чем дальше в лес, тем толще партизаны. У Ганса партизаны и так раскормленные дальше некуда, сидят в непролазных чащах души, ведут войну на фронтах тоски и отчаяния, знай себе отстреливаясь: Мария, Мария, куда же ты ушла, я не могу без тебя, что я без тебя, как мне жить без тебя... Клоун не должен быть смешным, но он не может быть и несчастен, никому не нужен несчастный клоун, который падает на сцене и не может показать даже самую захудалую пантомиму. Ганс страдает, мучительно он пережевывает все подробности ухода Марии от него, вспоминает раз за разом, шаг за шагом все больше погружается в черную пучину меланхолии... Его страдания так убедительны и искренни, что мы уже готовы пожалеть его, проникнуться его болью, побежать на кухню за алкогольными напитками, чтобы было чем заливать-запивать такое несчастье... если бы не одно но: Гансик чахнет, Гансик сохнет, скоро сдохнет Бёлль не выгораживает своего героя, он его и не опускает, но то тут то там промелькнет подробность, мелочь, деталь и вот уже вырисовывается портрет ГГ и он далек от идела творческой личности, как мы привыкли это представлять. На деле оказывается, что он мелочен, эгоистичен, озлоблен, а в желчи, которая льется из него непрекращающимся потоком можно утопить весь Бонн, се его трамваи, пьянужек и католиков, и даже воздух Бонна будет отравлен желчными испарениями одного маленького, но такого озлобившегося клоуна. Несчастный клоун, еще куда ни шло, но злобный клоун, это уже за гранью добра и зла.

Он страдает по Марии, и настолько эгоистичен в своей боли, что не видит дальше своего носа. Ему даже в голову не придет как могла страдать женщина, ради которой он не удосужился даже получить официальную бумажку подтверждающую их брак, хотя, казалось бы, такая формальность... Они так хотели детей, так мечтали о них, и Ганс ничего не знающий об абортивном лечении" даже не задумывался над причиной регулярных "выкидышей" Марии. Он называл ее женой, но это лишь обман, уловка, перед самим собой, чтобы не давать никаких обязательств. Очень легко объявить все формальности презренными и низменными вещами недостойными твоего внимания высоко духовной и творческой личности. Можно завести долгую пространную беседу, о том как католическая церковь вмешивается в жизнь, как ломает то святое и чистое, что есть между людьми... но я не буду. Как бы Ганс ни поносил католиков, здесь они лишь катализатор ситуации, а никак не ее причина. Он обвиняет Марию в предательстве супружеской верности, но как можно предать то, чего не было?

Главный герой упивается своим горем, мусолит его, перекладывает с места на место. И от этого горе затирается, как будто выстирывается и теряет всякую интимность, становясь публичным. А публичное горе, это уже кликушество, которое не пристало высокотворческим личностям. Так же как не пристала им и та мелочность, озлобленность и мстительность, которой грешит Шнирр. Он названивает всем своим старым "врагам" задавшись целью напакостить как можно большему количеству народа, в отместку за свои, по большому счету, ошибки... На месте Марии любая бы сбежала, не только с доморощенным католиком, но и с самим чертом, если бы тот предложил хоть немного больше уважения и гарантий.

Бёллю нужно было дать Нобелевскую, как минимум за точность формулировок. Которые не смогли поколебать даже многочисленные переводы романа на другие языки. "Глазами клоуна" этот текст можно воспринимать только так, изнутри, примерив на себя маску эгоиста, зацикленного на самом себе, и подверженного тяжелым приступам меланхолии. Только с этой позиции можно понять и принять героя. Потому что со стороны, понять, конечно, тоже можно, но вот принять не получится.

Четыре балла я ставлю исключительно за хороший язык, стиль, и умение "держать" читателя, несмотря на то, что главный герой вызывает приступы брезгливости, и даже где-то отвращения. Лучше бы он был полностью отрицательным персонажем, который бьет жену и насилует собачек, тогда его хотя бы можно было бы ненавидеть... а так, в сухом остатке лишь брезгливое равнодушие. И даже мысль о том, что это потерянное послевоенное поколение не утешает меня. Это не оправдание. Если смотреть моими глазами.

Прекрасная, пронзительная книга. Понравилась гораздо больше "Бильярда в половине десятого". Хоть они и похожи. Один день отчаяния из жизни человека.

"Я клоун... и собираю мгновения"

Чтобы стать хорошим клоуном, нужно хорошо познать этот мир, его радости и печали. Познать до последней мелочи, с большим вниманием к деталям, из которых и состоит большое и важное, те мелочи которые стараются не замечать, отринуть, чтоб заботиться о большом и важном, глобальном.

«Они не понимали, что секрет всего этого ужаса — в мелочах. Раскаиваться в серьезных проступках легче легкого: в политических ошибках, в супружеской измене, убийствах, антисемитизме, но кто может простить, кто может понять мелочи?»

А из таких мелочей состоит хороший номер, клоун должен заметить их, проработать, пропустить через себя. Герой - Ганс Шнир. Из семьи буржуа, владельцев угольных компаний и других ценных бумаг. Которые покаялись в своём прошлом и сейчас тщательно искупают свою вину на журфиксах, в телепередачах итп, говорят правильные слова, ругают то, что нужно ругать и хвалят то, что нужно хвалить. И прячутся за масками отвлеченных понятий. Сразу вспоминаются наши партийные и коммунисты, которые быстренько побежали в церкви стоять со свечками, и отсылать потом в химчистку костюмы, закапанные воском.

«Вообще, если наш век заслуживает какого-то названия, то его надо назвать веком проституции. Люди привыкли к словарю публичных девок»

Век проституток и воров. Нет, вообще-то Бёлль, конечно, писал об обществе послевоенной Германии, но как же похожи эти черты на наше. Чем крепче закреплён человек в механизме социального устройства и взаимных обязательств тем непримиримее такое общество к бунтарям. Будто другим тоже хочется той свободы, но они-то себя сдерживают. Так отворачиваются герои буржуазного мира от Ганса. Он тратит деньги! Он не умеет с ними обращаться! Он говорит то, что думает. Он поступает по велению души. Он не может смириться с фальшью этого мира.

«Тогда я бы стал таким, каким они хотят меня видеть: настоящим мужчиной, зрелым, никак не субъективным, а вполне объективным, готовым бодро отхватить в клубе хорошую партию в скат.»

Он не может вырасти и стать настоящим, мужчиной, который умеет примиряться. Он любит, но даже любовь не выдерживает испытания этого противостояния миру. И в итоге он остаётся один на один со своим отчаянием. Некоторые диалоги напоминают диалоги Довлатова, (ну, должно быть наоборот, но Довлатов мне всё же ближе) горькой иронией и точно подмеченными деталями, интонациями. (Кстати, у Довлатова дворник определял по мусору номер квартиры, а квартирная хозяйка Шнира не могла)))

«— Католики мне действуют на нервы, — сказал я, — они нечестно играют. — А протестанты? — спросил он и засмеялся. — Меня и от них мутит, вечно треплются про совесть. — А как атеисты? — Он все еще смеялся. — Одна скука, только и разговоров что о боге. — Но вы-то сами кто? — Я — клоун,»

Прекрасно же)

Роман потрясающий, причем в моем контексте в прямом смысле - так и не смог заснуть после прочтения. Мастерски рассказанная и описанная характеристика отчаяния "человека творческого", хоть и представленного как клоун (что, на мой взгляд, сделано не с бухты барахты, немцы народ педантичный - гротеск видимо). И даже в этом произведении я нашел хоть и незначительные, но все же аналогии со своим любимым Сартром: главная тема произведения - неприятие "обществом" людей неординарных и мыслящих, людей сильных и понимающих суть. Такие люди не оступятся - вот и наш дорогой Шнир не свернул с тропы истины на тропку лжи и лицемерия, хотя соблазн был велик.

Браво, Генрих, хоть и посмертно.

Не поленись родители таскать меня в художку, сейчас я бы набросала портрет Ганса акриловыми красками. Белый - до морщин на полотне, голубовато-серый - тонкой кистью на губы, глубокий коричневый – в глаза. Одела бы его только в синее трико и поставила бы у претенциозного позолоченного забора, за которым желтовато-черный дом – развалился, как бесполезный мужик вечером на диване, с газетой, после сытных котлет и картошки с луком. Какой-нибудь очередной критик углядел бы в мазне пару-тройку высокопарных идей – дуализм человеческого восприятия, абстракция одиночества, кризис установленного миропорядка. Наверное, потом он закинул бы свой опус в паршивую газетку местного пошива и превратился бы из бездарности в новое веяние журналисткой мысли… Так рождается мнение тех, кого не спрашивали.

Роман пестрит такими людишками. Разве что идей у них всего две – показное благочестие и культ банковских банкнот. Но ради «жить, как люди» они изворачиваются на славу, лепят из того, что залежалось в кладовке, божков, а потом церемонно водружают «художества» на каминную полку. Клоунам тут не место, слишком уж выбиваются яркими носами и длинноносыми ботинками. За забор этих неудачников.

Вспомнился «Голод» Кнут Гамсун . Отчаянные душевные крики непонятого творчества, муки урчащего желудка, поиск смысла, выдуманная любимая. У Гамсуна герой страстно тянул руки к небу, как сумасшедший бормотал с богом и природой, а Белль за шиворот втаскивает неудачника в родной город, пустую квартиру и вкладывает в ладони телефонную трубку. И начинается игра почти одного актера.

Ганс Шнир, ржаво-коричневая комната, старая записная книжка с номерами, бутылка коньяка, пачка сигарет. На другом конце провода – почти сплошные предрассудки загнавших себя в клетки людей. Герой нюхает их мысли, пытается учуять животное из своего стада, потому что одиноко, пусто, голодно. Ганс не вызывает жалости, мне безумно интересно слушать его телефонную болтовню, то насмешливую и издевательски шутовскую, то злобную и горькую.

Листала книгу и думала о том, как неприятно быть другим. Другим – в чем угодно. По-настоящему другим. Другим - не словами, а действиями. Когда на скучном уроке ты улетаешь в никуда и наслаждаешься моментом, пока учитель не завопит из параллельного мира и не даст тебе затрещину. Или ты безумно влюбляешься в 21, проводишь ночь в ее комнате на постели без простыни, зная, что завтра вас осудит приличное общество с куриными мозгами. Может, найдется такой другой, который наплюет на громкие «престиж», «достаток», «модную профессию» и станет клоуном, скачущим по сцене. Или ты, вдруг, будешь однолюбом там, где изменять нормально. И что уж совсем наглость, так это сомневаться в существовании бога в обществе ярых религиозных формалистов.

Я отложу в копилку впечатлений: 1) мягкий, без языковых выкрутасов язык Г. Белля 2) последнюю монетку Ганса, вылетевшую с балкона 3) холодные руки любимой, которые он грел под мышкой 4) пару способов поиздеваться над безмозглостью 5) и неминуемое одиночество.