–Какое это у тебя положение? – раскосые глаза брюнетки несколько округлились. Подобные заявления о каком-то положении, звучавшие как сообщения о некой неразрешимой проблеме воспринимались ей почти как оскорбление, потому как положение, в котором находилась она сама, носило черты предапокалиптической бойни добра и зла. Во всяком случае, считать так иногда было даже приятно. Сразу вспоминалась карма и фатализм, будь он неладен.

–Это древняя наука, симпатическая магия называется, – затараторила блондинка тоном, каким девушка оправдывает перед матерью своего жениха, застуканного последней сосущимся со свидетельницей на свадьбе, – Предки использовали ее для достижения материального благополучия. Это еще с пещерных людей пошло, потом Дионисий… Конечно, я понимаю, что все это фантазии и мракобесие, но не могли ведь все они ошибаться! От любовных утех всех этих божеств древнегреческих, римских, эллинских зависели плодоношение деревьев и домашнего скота, а это, сама понимаешь, еда, питье и прочее. Деньги, в конце концов. Японцы вон до сих пор в своем синтоизме поклоняются источнику благоденствия. Да и сами острова японского архипелага смахивают на…

– Хуй что ли? – разочарованно прошептала брюнетка.– У тебя кукундель ваще снесло, бля. Ну ты чо, Ленка, как маленькая? Ты еще на шею себе повесь, чтоб наверняка кто-то тебя нахлобучил.

Блондинка, смущаясь, запустила еще сохранившую изящность руку куда-то под шелковый шарф. Вытянув из недр самой себя нечто, она пихнула локтем подругу, отрешенно наблюдающую за приближающимся мерседесом.

– Что это? – она смотрела на предмет, висевший на розовом шелковом шнуре, напоминающий курагу, но совсем иссушенную и продаваемую по бросовой цене недобросовестными азиатскими торговцами.

– Крайняя плоть Monodon monoceros. По случаю у одного океанолога выклянчила. Дома у неё голова этого морского чуда на стене висит. Какие-то астрально-кармические связи у них с этой головой, говорит. Высокие отношения. Говорит, а сама бесстыдно как то на его рог смотрит. А самое главное, муж думает, что, типа, наука, туда-сюда…Мурыжила ее два месяца, она – ни в какую. Священный, говорит, артефакт, как можно… Согласилась таки на вот это, вошла в положение. Огромной силы, говорит, реликвия. Иероглифы на древесной коре какие-то показывала селькупские. Да я не врубилась ни хуя чот. Не важно. Раз люди утверждают – поможет, значит всё ОК.

–Где хоть татушку набила?

Блондинка повернула к подруге левую сторону лица и убрала закрывающий её платок. На брюнетку осмысленно смотрел огромный эрегированный орган, начинающийся из-за уха, пересекающий височную область и зрелой бликующей сливой заканчивающийся на Ленином лбу. Выглядел член очень натуралистично, мощно и жизнеутверждающе, всем своим видом олицетворяя напоминающий канцелярский штамп постулат "Я есмь!" Вены, змеями ползущие по вздыбленному столбу, вились настолько правдоподобно, что в матке предательски ныло и нервно ёкало.

– Ты совсем ебанулась? – смиренно спросила брюнетка.

– Ганди, ты просто не понимаешь. Чем реальнее будет выглядеть символ, тем с бОльшим процентом вероятности будет привлечено процветание и благополучие. Это ж не я придумала. Так в книгах написано далеко не последними специалистами. Еще племена майя заметили…

Сколько раз брюнетка видела эти сверкающие глаза подруги, когда та набредала на какой-либо «чудодейственный» метод избавления от вселенской тоски, которая, казалось, навечно поселилась в этой некогда не ведавшей горестей и разочарований душе. Проходило время, восторги утихали, медовый месяц с новым учением подходил к концу, блеск глаз сменялся на темный матовый глянец и серая меланхолия заносила в очередной раз свои чемоданы в обжитой ею дом Ленкиных мыслей. Вздохнув, она задумалась. Её собственная жизнь казалась ей более безрадостной, чем жизнь подруги. Она вспоминала свой марш-бросок на кавказские предгорные курорты, когда, вырвавшись, наконец, из сансарических цепей бытовухи, обусловленной традиционными азиатскими ценностями и правилами, дала волю ( а в действительности просто сдалась под напором) зажатым, затырканым и почти сломленным сексуальным желаниям, которые уже не просто постукивали в её мозг, напоминая о своём существовании, а бились в конвульсиях, как погибающий от асфикции и хуярили всеми молотками и кувалдами по колоколам и гонгам. Прошу у читателя прощения за романтизацию и драматизм описания, все это можно уместить в более короткую форму – женщина хотела ебаться, шпилиться, трахаться, жахаться, сношаться, чпокаться больше чем жить. Муж, к которому она не испытывала ничего, кроме раздражения, исполняющий физиологическую программу и довольствующийся этим, совершенно не понимал порывов и объяснений супруги, основанных на туманных фразах о запросе из того самого nihuya, и, не имея внутреннего стержня, всё же сдался из трусости. Тур носил название «Смерть или расширение», подразумевая под второй частью то ли расширение сознания, то ли отверстий, данных природой этой уже немолодой и красивой женщине.

…Она жрала секс кусками, как изголодавшаяся бродячая собака глотала всё, что можно было есть, не разбирая ни вкуса, не вдаваясь в рефлексию и сколько-нибудь осознанное понимание того, что вообще происходило. Человек, образ которого был скрыт сейчас белым полотном произвел на неё большее впечатление своими проникновенными речами, при прослушивании которых все чакры вибрировали, оргазмонировали и источали любовь и благость, чем сексуальными способностями. Она оправдывала это тем, что этот вожделенный ранее любовник не имел к женщинам абсолютно никаких привязанностей.

И так и скакала б её гладковыбритая по кочкам еще неизвестное количество времени, если бы не банальный и пошлый вопрос с документами и ежедневные напоминания о себе всего того, от чего она бежала. И вот она там же, откуда ушла, но уже не та. И, погрузившись в пучину отягощённых чувством вины хлопот и стараясь искупить и загладить, наделала долгов, подорвала здоровье и еще больше отдалилась от мужа. С целью сохранения авторитета у детей старалась выглядеть свободной и раскрепощенной, в моментах, которые её подруга считала основными, оставаясь зажатой как бетонными плитами. Дети чувствовали это и поэтому всю ту напускную свободу, которая демонстрировалась матерью, всерьез не воспринимали и обращались к ней по мере необходимости, т.е. попросту использовали. Интенсивность поебушечности снизилась по сравнению со сливками черноморского турне, дракон неудовлетворенности всё так же недовольно скрёб нутро и ворчал, видя во всем, в чём можно и нельзя было видеть (даже с учетом бурной фантазии) хуи, члены, болты, елдаки, палки, третьи ноги и источники неземных блаженств…