– Встань и ходи, чувачок,– процедила она сквозь зубы тоном, моментально рассеивающим всякие сомнения в возможности безногого передвигаться на своих двоих. Тот затравленно отклонился назад и упал навзничь, что позволило случиться чуду на глазах страждущих и не очень – у бродяги обнаружились две ноги, на которых он поспешно ретировался за ближайший междусобойчик, состоящий из дородной женщины с грубыми чертами лица, шептавшей ей что-то на ухо шатенки с красивой прической, чуть искривленным носом и большими томными глазами и катающегося рядом на трехколесном велосипеде мальчика со слишком ранними залысинами и испуганным и покорным взглядом зависимого от мамы отпрыска. В паре шагов от троицы стоял, покачиваясь, бомжеватого вида и неопознанного возраста мужчина, не брившийся, по меньшей мере, неделю и источающий специфический запах, за который и был попрошен дородной дамой держаться несколько поодаль. Голову его украшал венок из собранных загодя еловых веточек, о принадлежности которого мужчина отвечал, что "удостоен сей почести за труды на поприще литературы и живописи", оцененными благодарными поклонниками. Весь облик его напоминал детскую тряпичную куклу, пожеванную сельской безродной коровой и выплюнутую ввиду отсутствия у этой жвачки какого-либо вкуса. Карман засаленных брюк выпирал силуэтом, в котором угадывалась чекушка.

Мальчик нарвал тюльпанов на одном из ближайших холмиков и с радостным видом крутил педали по направлению к женщинам.

–Кто заменит Тебя, о сердце мое? Кто восполнит Тебя? Ты – ВСЁ. – пафосно и фальшиво возвестил он и протянул розово-красный букет той из двоих, что была крупнее и внушительнее. Мужчинам, не уверенным в себе, впадающим в крайности проявлений настроений, несколько истеричным и трусливым свойственна подобная наглухо закрытая маска, помогающая спрятать от людей те качества, которые они сами считают недостатками и слабостями. По сути, подобным словесным парфюмом они маскируют тех демонов, под властью коих находятся, и приторность речей очень легко превращается в примитивно-отталкивающее зловоние, свойственное обитателям ада. И если сейчас такой человек поёт тебе серенады, дарит цветы и показушно преклоняет колено, то стоит быть начеку – в подворотне, с приставленным к горлу ножом он первый принесет тебя в жертву, оправдывая свою трусость тем, что привязанность – источник страданий, поминая при этом Будду и иудейских пророков, возвещавших о наказании за грехи плоти.

Дама сдержанно улыбнулась, принимая цветы. Во всех её движениях угадывалась снисходительность и терпимость к проявлениям подобного рода. Она ясно видела и понимала, что вся эта любовь из папье-маше искренна настолько, насколько может это позволить формат виртуальных отношений и базируется исключительно на приличном уровне тестостерона, свойственного рано лысеющим мужчинам. Это было лестно – внимание к своей персоне и немного тяготило – именно из-за бьющей со всей щелей фальши. Она и сама возвещала и пропагандировала концепт безусловной любви и влюбленности сознания в самое себя, не поминая при этом, что наличие этого самого сознания – как минимум одно из условий, необходимое для реализации этого. Флаг Любви, который при ближайшем рассмотрении оказывался застиранными панталонами, был один из многих, имеющихся в её наборе. И сменялись эти полотнища с такой же периодичностью как и трусы – неделька – часто. Испытываемая при смене идеи радость нахождения чего-то свежего, доселе неизвестного была сродни радости маленькой девочки, по истечении недели забывающей о трусах «понедельник» и поэтому воспринимаемыми ею как обновка, которой она стремилась похвастаться перед ребятами в детском саду. Те, кто помнил, как выглядят труселя недельной давности, не проявляли особого любопытства к уже виденному и лишь изредка высказывались по этому поводу. Поэтому со временем под знаменами новыми, которые были плохо забытыми старыми остались лишь те, кто сам не в состоянии был менять трусы, так и таская на себе всю несвежесть грязного белья, единственным достоинством которого было прикрытие срамных мест.

К скульптору, автору памятника самому себе эта далеко не юная и отнюдь не прекрасная дева испытывала одни из самых сильных чувств в своей жизни, которые она так же называла любовью. Любовь эта со временем переросла в привычную заинтересованность жизнью своих бывших увлечений сердца с оттенком зависти и неприязни. Характер их отношений напоминал игру в пинг-понг, где один был китаец, а второй – сеткой, по которой иногда чиркал шарик.

Конечно же, мальчик на велосипеде был совсем не тем, чьей фавориткой ей хотелось бы быть и она с радостью променяла бы все его гуттаперчевые восторги на обычную собачью цепь и ошейник в руке человека, страсти по которому будоражили не совсем здоровое сердце некоторое время назад.

–Толик, не ездий туда, там грязно!

–Не надоел он тебе?– шатенка ухмыльнулась яркими губами, глядя на резвящегося мальчугана. – Или это та самая Любовь, о которой ты возвещаешь, а я тебе хуй знает почему поддакиваю? – Настроение у неё было философско – поганое, такое, когда хотелось стебаться и показывать людям, что все их мировоззрения и ценности это как раз то, для чего и возникают такие настроения.

–Веришь, задрала меня эта хурма хуже горькой редьки, – дородная поморщилась. – Но ведь нужен какой-то движняк в жизни, а то совсем тоска.

Было видно, что этой несчастливой женщине начало приходить понимание того, что трусов в комплекте «Неделька» всего семь штук и рано или поздно придется начинать с воскресенья. Притом даже не восьмой раз.

–Вот знаете что я вам скажу, ласточки, – прокуренные осколки баритона посыпались на дам как жёлуди. – Ну да, перебрал. Шива в курсе, что зла не хотел. Но побивать жён издревле считалось должным и весьма полезным занятием. Это как у мастеров дзэн. Только они для возврата учеников к осознанности и сбивания с них умственной хмури использовали бамбуковые палки или посох. Но ведь нам экзотика ни к чему. Мы и без посохов там всяких славимся инструментами, – подошедший со съехавшим набок еловым венком мужчина потряс перед носом шатенки внушительным кулаком, собранным им из заскорузлых пальцев с траурной окантовкой ногтей. Шатенка, которой память вытащила и показала какую-то пожелтевшую карточку с неприятным воспоминанием, испуганно отшатнулась.