Отзывы на книгу «12 стульев. Золотой теленок. Коллекционное иллюстрированное издание», страница 3

Это была книга из тех, что стоят на полке и укоризненно смотрят на тебя годами. Стоят и смотрят. Годами. С такой тоскливой укоризной. Из тех, о которых ты быстро отвечаешь «да конечно читала», несмотря на то что нет, потому что знаешь же содержание, как-то всегда знала.

И еще из тех, от которых ожидаешь чего-то прекраснейшего, и отчасти поэтому откладываешь и откладываешь чтение. Такое ожидание либо полностью оправдывается, либо быстро оборачивается волчком очень грустного разочарования, третьего почти никогда не дано. Но Ильф и Петров не были бы Ильфом и Петровым – так что оригинально рассказанные истории из жизни великого комбинатора оставили меня при смешанных чувствах.

То, что для меня (и для многих, многих, многих) суть «12 стульев» и «Золотой телёнок», то есть должная часть реальности существования, великий комбинатор, ключ от квартиры где деньги лежат, жертва аборта, Эллочка-людоедка, утром стулья вечером деньги, Малая Арнаутская, рога и копыта, союз меча и орала, мусик и гусик, дети лейтенанта Шмидта, знойная женщина мечта поэта и всё другое – это абсолютная контаминация текстов, которые были азбучными для нескольких поколений, и фильмов, которые завершили дело вживления всего этого в мозговую кору. Во мне не может зажить никакого другого, собственно моего Бендера, потому что испокон веков тут здравствует некоторый Андрей Гомиашвили. Стулья не могут быть обиты красным, зеленым, синим атласом. Мадам Грицацуева не может быть белокурой худышкой. Я читала один роман, второй, но книга не оживала у меня на глазах, она осталась изнаночной стороной, закулисьем великолепного мира Остапа Бендера. Я читала долго и часто скучая.

Но ведь именно этими романами зачитывались наши бабушки, дедушки, прабабушки и прадедушки всех профессий и рангов! Именно эти слова – теперь наши слова. Именно эти романы мы читаем и – о боже! – чувствуем наглый комочек шерсти, подступающий к горлу, когда вдруг в каком-нибудь эпизоде, фразе, деле сходятся 20-е гг. XX века и 10-е века XXI.

Рукописи не горят. Настоящая литература становится больше, чем литературой. Ильф и Петров гениальны и великолепны.

Я хочу отсюда уехать. У меня с советской властью возникли за последний год серьезнейшие разногласия. Она хочет строить социализм, а я не хочу. О. Б.

Мне всегда казалось, что прочитывая книгу, читатель оживляет для себя ее героев. Многие из них - выдуманных, никогда не существовавших, потом сопровождают нас, подобно воспоминаниям о близких людях. Улыбка Джима - шотландского врача-ветеринара их повестей Хэрриота, пристальный взгляд Шерлока Холмса, тоска и одиночество Гарри Галлера...не было бы их, и я была бы другой. Круг моих воображаемых друзей был расширен. В него бодрой нагловатой походкой вошел сын турецкоподанного, потомок янычар с медальным профилем. Командор Остап Бендер. Бендер живет легко, он умеет доставать деньги (советское слово - доставать), не умеет их тратить, он щеголеват, умен, хитер и великодушен. Он мечтает о Рио-де-Жанейро, любит девушек и пошутить. Но больше всего мне нравится его манера говорить. Не то, чтобы язвительная, а, скорее, ироничная. Остап любит каламбуры так же, как люблю их я. И еще он любит свободу. Конец двадцатых, НЭП кончился, но чистки только начинаются. Бодро строится социализм, но иностранцев еще пускают. Удивительное время описали Ильф с Петровым, удивительное! Нет, в этом мире нет и не будет крови, расстрелов, голода и страха. Они не уживутся рядом с великим комбинатором, способным прогнать любую тоску одной фразой: "Командовать парадом буду я!"

Видимо, есть книги, содержание которых мы впитываем с молоком матери. Я никогда не читала "12 стульев," никогда не смотрела "12 стульев," но тем не менее на каждой странице встречала знакомые с детства фразы. К сожалению, эти самые фразы находили в душе намного больше отклика, чем само повествование. Намного больше впечатлений оставил после себя "Золотой телёнок." Вот уж где Великий Комбинатор разворачивается на полную катушку. Искрометный юмор, потрясающие герои, улыбка не сходит с лица. Конец просто покорил - органичный, точный и правильный. Перелистывая последнюю страницу, понимаешь, что обязательно вернешься к этой истории снова.

Двенадцать стульев Гениальное произведение, классика, пир остроумия... Этот хвалебный список можно продолжать ещё очень долго. Книга обязательна для прочтения для любого уважающего себя человека, как и "Золотой теленок". "Золотой теленок" "Пешеходов надо любить". Прочитав эту первую фразу, дальше уже не остановиться, пока не прочтешь: "Графа Монте-Кристо из меня не вышло. Придется переквалифицироваться в управдомы". Великое произведение, "растасканное" по цитатам, многократно экранизированное (фильмы и сериалы по мотивам произведения сняты в СССР и РФ, Чехословакии, Кубе, США)

Юмор, сатира - это все, конечно, на высоте. Язык виртуозный. Но для меня основное в книге - это подробнейшая картина времени. Просто эпическое полотно. Масштабное, но при этом с мелочами, прописанными до абсолютной достоверности. И никакого утрирования. Никакой карикатурности. Все - с натуры. Соцреализм.)))

В славные времена средне-позднего Советского Союза, когда докторская колбаса была вкуснее, трава зеленее, женщины красивее, а чиновники не брали взяток, романы Ильфа и Петрова служили маркерами «Свой-Чужой».

Если в компании появлялся новый человек, то достаточно было сказать, потирая руки: «А что, дедушка, неплохо бы вина выпить!». И если без паузы следовал энергичный ответ: «Ну, угости!»,  все было ясно - свой.

Советская интеллигенция могла цитировать эти романы страницами. Для многих любителей даже не было большой проблемы вести любой разговор, используя только цитаты из Ильфа и Петрова.

Но все хорошее когда-то заканчивается. Даже хорошие книги. Их губит время. Юмор устаревает точно так же, как технологии. Романы Ильфа и Петрова были наполнены огромным количеством реалий, понятным людям 20-30 годов - и в значительной степени читателям 60-80-х. В конце концов, они все жили при одном социальном строе; изменения были, но не принципиальные.

И то, что казалось безумно смешным и остроумным людям тех поколений, людям сегодняшнего дня вообще никак не кажется. Они в лучшем случае знают лишь название некогда всенародно любимой книги.

Новые издания выходят уже с множеством подробных комментариев. Но это уже нелепо. Шутку или понимают, или нет. Не читать же разъяснение, что хотели сказать авторы странной фразой «Вы не в церкви, вас не обманут»?

И никакие новые экранизации ничего не изменят.  Нэп угорел окончательно и бесповоротно.

Советские книги и советские эрудированные читатели постепенно уходят туда же, куда ушел Советский Союз – в небытие. А цитаты Ильфа и Петрова становятся другим безошибочным маркером – возрастным.

Можно, не оборачиваясь, спросить: «Ваше политическое кредо?» И если малознакомый товарищ молодецки гаркнет: «Всегда!», значит, это такой же пожилой человек, как и - кхе-кхе – вы сами.

Значит, вы можете завести с ним взаимно интересный разговор о том, каким тупым стал современным юмор и какие жалкие потуги на шутки можно услышать в телепередачах.

И этот разговор становится вдруг неотличимо похожим на пенсионерские сетования: «Мороженое раньше было вкуснее, люди добрее и Сталина на них нет».

А нынешние шутки, правда, тупые. Но что вы выберете: быть тупым, но молодым, или умным, но старым?

Можете не отвечать.

«Комик пьет водку и тоже жалуется, что его не понимают. А чего там не понимать? Остроты стары, и приемы стары, а переучиваться поздно. Все, кажется, ясно»

(С. 586).

Наиболее полное издание знаменитейшей дилогии с предисловием Александры Ильф и комментариями М.З. Долинского. Статус «полное» обеспечивается появлением «Неопубликованной глава» из «12 стульев», где описан Ипполит Матвеевич Воробьянинов в возрасте 38 лет. В представлении широких масс дилогия Ильфа и Петрова – «собранье пестрых глав», «энциклопедия советской жизни» (термин автора комментариев), средоточие крылатых выражений «Лед тронулся…», «Вы не в церкви, вас не обманут» и т.п. Кто-то напряжётся и вспомнит фильм М. Швейцера «Золотой теленок» с С. Юрским в главной роли, пожалуй, наиболее адекватную первоисточнику экранизацию второй части . А вещь практически не читанная и не осознанная, по большому счёту; даже в 90-е о ней мало говорили на филологических факультетах: почему-то у нас принято держать первое место по «страданке» (термин П.Н. Фоменко). Было, конечно, время, где-то в конце 50-х – начале 60-х, когда дилогия вошла в оборот молодого поколения, но опять же, на уровне постоянного несколько однообразного цитирования. В целом, это можно характеризовать как некий «оттепельный» код, по которому свой узнавал своего, так сказать, отделял Бендера от Бомзе. Позднее, вместе с «оттепелью», такое узнавание кануло в лету… Мне кажется, романы всем вышеперечисленным не исчерпываются. Основная мысль, особенно второй части, – это идея о лишнем образованном человеке, который «чужой» не только на «празднике жизни», но и в трудовых буднях советской страны. Чудная держава формально существует для коллективов, но чужда отдельно взятой личности (не только миллионеру!). И, боюсь, что так и осталось… Плутовство Бендера – плутовство юношеское, навеянное чтением разной, в том числе классической, литературы. Он не пошл как серые Корейко, Берлага, Скумбриевич, Полыхаев, вжившиеся в советскую действительность. Бендер блещет блеском творческой жизни (не дореволюционной!), которой бесконечно тесно в отечественных рамках; возможно, он мог бы стать писателем, хотя и это занятие его бы быстро утомило. Во всяком случае, раскрытие «секрета» советского журналиста с его дежурным набором хлёстких клише не представляет для великого комбинатора больших усилий. Но спокойно воспринимать жизнь общества «равных возможностей» становится всё труднее, прежде всего, авторам, неравнодушным к будущему молодой страны советов. И дело даже не в надвигающейся «большой чистке», а в том, что «Вот так мы теперь живём!» и «Где искать выхода?». Несмотря на всю иронию всем жителям страны вынесен мрачный приговор: либо приспособленцы, либо идеалисты-бездельники – «Надо что-то среднее, Да где же его взять?» То, что ещё забавляло Ильфа и Петрова в первой части, во второй становится предметом для беспокойства и грусти. Абсурдность происходящего возрастает, а мечты не сбываются.

«Остап вдруг опечалился. Его поразила обыденность обстановки, ему показалось странным, что мир не переменился сию же секунду, и что ничего, решительно ничего не произошло вокруг. <…> Минутная слабость прошла»

(С. 560)

Кто, по-вашему, этот мощный старик? Не говорите, вы не можете этого знать. Это – гигант мысли, отец русской демократии и особа, приближенная к императору.

Мое знакомство с культовым произведением Ильфа и Петрова не сразу задалось. Возможно, дело в том, что начала я его читать в возрасте, который вряд ли можно считать подходящим – в пять лет. Родителям моим пришла в голову светлая (на самом деле нет) идея учить ребенка читать по своей любимой книге. Единственно, что это вызвало – раздражение и желание увильнуть от докучливой обязанности любым способом. Ребенком я была активным, и усидеть на месте больше пяти минут для меня было сущей пыткой. Но родители не сдавались… Вот так и вышло, что читать-то я эту чудную вещь читала, да мимо. По-настоящему я за нее взялась, переборов фантомное желание изобразить припадок или корчи, только в сознательном возрасте. И… товарищ Бендер, как живой, вот и вы! А уж Киса Воробьянинов! Оказывается, я все запомнила! Вся книга хранилась где-то во вместилище памяти, и персонажи выскочили оттуда, отряхнулись и оказалось, что юмор этот ничуть не устарел, и цитаты по-прежнему свежи! Это же до чего удивительно! Каждая фраза из книги знакома всем практически без исключений! Это как надо было «попасть» в сердца, чтобы спустя годы и годы фразами из книги мог разговаривать любой человек, родившийся раньше 2000 года (насчет постмиллениалов не знаю, говорить не буду)! Без преувеличения энциклопедия русской души. Хотя, может, скорее советской) Если вы вдруг (ну всякое бывает) еще ее не читали, то я вам завидую… А экранизации? Да это же шедевры! Что Гайдай, что Захаров – их картины вошли в анналы кинематографа. (Для меня, все-таки, лучший Бендер – Гомиашвили. Не знаю, почему, но Миронов как будто пережимает некоторые сцены…) Великая книга, без преувеличений.