Фауст. Трагедия / Faust. Eine Tragödie

Моё первое знакомство с Фаустом состоялось благодаря пьесе Кристофера Марло. История о Фаусте уже тогда произвела на меня впечатление и заставила поискать дополнительные материалы о легенде и её герое, заключившим сделку с дьяволом. Конечно, я не могла пройти мимо трагедии Гёте, которая является одним из наиболее известных представителей классической немецкой литературы. Как же жаль, что я не прочитала это прекрасное произведение раньше! Мне понравился и сюжет, и стиль. Я читала драму в переводе Николая Холодковского. К сожалению, я не знаю немецкий язык и думаю, что в оригинале ещё лучше раскрываются персонажи и сюжет, но к качеству переведённого текста у меня определённо нет претензий. Для меня текст был запоминающимся, плавным, хорошо воспринимался.

Думаю, сюжет истории знаком даже тем, кто ещё не читал ни одну книгу о Фаусте, поэтому расскажу о нём очень кратко. Главным героем, как уже стало понятно, является доктор Фауст, человек, возжаждавший безграничных знаний. Но может ли обычный человек, обладающий несовершенным интеллектом, достичь абсолютного знания? Да, герой умён и начитан, он отлично разбирается в науке, но всё же многое в мире так и осталось недоступным его пониманию. Фауст, осознавая невозможность осуществления своих желаний, оказался в отчаянии. Но всё меняется, когда на пороге его кабинета появляется злой дух Мефистофель, предлагающий доктору необычную сделку...

Трагедия поделена на две части. Первая посвящена именно Фаусту и рассказывает о событиях, происходивших в его жизни после встречи с духом. Вторая же часть намного обширнее. В ней рассказывается не только об искушениях и несчастьях главного героя. Во второй части можно увидеть множество отсылок к европейской мифологии и даже Библии. Читать всё это было невероятно увлекательно! При этом даже мне, человеку, который не слишком осведомлён в мифологии, было интересно и совсем не сложно погружаться в этот мир. Теперь хочется исправить упущение и наконец-то ознакомиться с древнегреческими мифами.

После прочтения "Фауста" у меня появилось желание прочитать все произведения автора и перечитать "Страдания юного Вертера", которые, признаюсь, не пришлись мне по душе однажды. Благодаря этой драме я открыла для себя Гёте с совершенно новой стороны и поняла, что в прошлом познакомилась с его творчеством не в самый подходящий момент.

Классическая история доктора Фауста в интерпретации Гёте немного похожа на комедию. Изначально жуткий сюжет преподносится в перемешку с шутейками и сатирическими сценами. Доктор Фауст в этот раз решил продать душу дьяволу не ради интереса, а потому что он устал от мирской жизни, все ему опостылело, так сказать, и обещал Мефистофелю ничем не восхищаться. Но, буквально тут же влюбился в девушку.

Ну как так? Не слишком твердая позиция пессимиста.

Но тем не менее, каждое событие в книге перемежается циничным монологом Фауста о том, насколько все прогнило в жизни и все не настоящее и каквообщетакоеполучилось и пойдемотсюдамефистофельбыстрее....

Концовка

Ну не понимаю, зачем вообще Бог поспорил на душу такого человека как доктор Фауст? Зачем ему такая прогнившая вялая душонка? Отдал бы Мефистофелю, да и не мучился.

1. Земную жизнь дойдя до…

Земную жизнь дойдя до девяти десятых, я очутился в Сосновом Бору (город такой) и вдруг понял, что еще не читал «Фауста» (по-настоящему), и что я просто обязан его прочитать, если только хочу считаться культурным человеком. Упущение исправлено, «Фауст» прочитан. 2. Любовь по частям

В «Детях полуночи» Рушди есть такой персонаж: Амина – мать (хотя и не совсем) Ахмеда Синая. Она считала, что должна беззаветно любить своего мужа, а так как особых чувств к нему у нее не было, то она стала приучать себя к любви:

… Для этого она мысленно разделила его на составляющие, имея в виду как телесный его облик, так и привычки, каталогизируя в уме и раскладывая по ящичкам очертание губ, любимые словечки, предрассудки и предпочтения… «Боже мой, – твердила она себе, – да ведь миллион разных вещей можно полюбить в каждом мужчине!»… И она продолжала трудиться без устали и прилежно старалась любить и обожать его пристрастие к жареной пище, обилие цитат из персидской поэзии, сердитую складку между бровями…

Нечто похожее у меня произошло и с «Фаустом». Сколько я не твердил себе, что он мне должен непременно понравиться, особых эмоций при чтении я не испытывал. Но ведь дана же на что-то человеку и сила воли! Нравится мне хоть что-что? Конечно, и не так уж мало. Взять хотя бы первые строчки:

Вы снова здесь, изменчивые тени, Меня тревожившие с давних пор, Найдется ль наконец вам воплощенье Или остыл мой молодой задор?

Ну великолепно ведь! Тут и приучать себя ни к чему не надо – не влюбиться в эти строчки просто невозможно! И разве мало таких отрывков в «Фаусте», которые просто просятся, чтобы их заучили наизусть? Немало, конечно. Итак, часть «Фауста» я уже полюбил. Однако, здесь ведь я действовал по доброй воле, а приучение требует преодоления сопротивления. И вот тут я потерпел поражение, оказавшись недостойным учеником Амины Синай. Она смогла приучить себя обожать пристрастие мужа к жирной пище, а я не смог заставить себя обожать пристрастие Гете ко всяким хорам более и менее совершенных ангелов. Амина смогла приучить себя к «обилию цитат из персидской поэзии», а я не смог полюбить пристрастие Гёте к выспренному символизму – меня скорее забавляет стремление выволакивать на сцену мифологические образы античности в прибавку с какими-то муравьями и замаскированными карликами, которые, конечно, что-то обозначают, да не знаю что. Амина полюбила и сердитую складку между бровями мужа, но мне не удалось полюбить даже и вдруг объявившихся философов - Фалеса с Анаксагором. Нет, «Фауст» не вошел в число моих любимых произведений, как я не пытался убедить себя в обратном. Ни в целом, ни по частям.

3. Поэзия и проза

Но я вообще плохо воспринимаю истории, рассказанные поэтическим языком, а так как

Дальше...

всякий непроизвольно пытается объективировать свои субъективные переживания, то попытаюсь это сделать и я – так вот я утверждаю, что поэзия вообще-то плохо подходит для того, чтобы с ее помощью рассказывали истории. Выражать мысли или чувства – сколько угодно, но не рассказывать. Я бы даже сказал, что назначение поэзии состоит не в том, чтобы выражать мысли и чувства, но – мысль или чувство (в единственном числе). Поэзия лучше всего схватывает изолированное мгновение; всякая многоплановая длительность лучше передается прозой. Вернемся к первым строчкам «Фауста» - именно, что, прочитав их, так и хочется воскликнуть: «Остановись мгновенье, ты прекрасно!» В этом вся суть поэзии. Когда же поэт берется рассказывать… Ну, не знаю. Вспомните хоть «Евгения Онегина» - роман в стихах – да он весь расползается на поэтические фрагменты (например, письмо Татьяны, - совершеннейшая вещь-в-себе, точнее - сама-по-себе).

Ради подтверждения этого тезиса я взялся за перечтение «Онегина» и вижу, что кругом неправ. Нет никаких проблем с тем, чтобы воспринять «Онегина» как многоплановое целое, как искусный поэтический рассказ. В общем, видно, это мои личные заморочки – ну не люблю я, когда поэзия берется рассказывать, у нее лучше получается – выражать, впечатлять. Поэзия – это как яркие краски на полотнах импрессионистов. Схватить мгновение и передать его как можно красочнее – вот задача поэзии. А монументальные истории пусть рассказываются прозой. В общем, поэзия – это краткая выразительность, рождающая восторг. Проза – это масштабная описательность, побуждающая к размышлениям.

Вроде бы течение времени это подтверждает – начиная с двадцатого века уже трудно представить себе монументальное поэтическое произведение. Проза, заявив свои права на повествование, четко показала, что это у нее получается лучше, чем у поэзии. С другой стороны, поэзия и вообще-то отмирает, поглощаясь прозой, которая тоже уже не знает, о чем ей и поведать миру. Поэзия мертва, роман мертв, литература умирает, в общем. Живы лишь читатели. Пока:)

4. Петербург Фауста

Но вернемся к «Фаусту». Гёте наиболее велик в начале и конце этой трагедии. Ну, начало все и так помнят, до конца же я не уверен, все ли и дочитали. Потому в основном я и сосредоточу внимание именно на концовке, максимальным образом ее проспойлерив. Кого более всего напоминает Фауст в конце «Фауста»? Конечно же Петра Первого, которого, скорее всего, Гете и имел в виду. Цель? Отвоевать у моря сушу и построить парадиз. Жертвы? Неважно, будущий парадиз все искупит. Неподходящее место? Неважно, дан же на что-нибудь гений человеку – именно на то, чтобы неподходящее сделать подходящим. Что же, Петр построил-таки красивейший город России - с самой нездоровой атмосферой для жизни, - подготовив тем самым почву для величайших и наиболезнейших русских писателей (Гоголя и Достоевского). Вернувшись же к величайшему немецкому писателю, что мы видим? Дожил ли Фауст до «прекрасного мгновения» - воплощения парадиза? Ведь нет! Он только предвкушает его:

Рай зацветет среди моих полян, А там, вдали, пусть яростно клокочет Морская хлябь, пускай плотину точит: Исправят мигом каждый в ней изъян. Я предан этой мысли! Жизни годы Прошли не даром, ясен предо мной Конечный вывод мудрости земной: Лишь тот достоин жизни и свободы, Кто каждый день за них идет на бой! Всю жизнь в борьбе суровой, непрерывной Дитя, и муж, и старец пусть ведет, Чтоб я увидел в блеске силы дивной Свободный край, свободный мой народ! Тогда сказал бы я: мгновенье, Прекрасно ты, продлись, постой! И не смело б веков теченье Следа, оставленного мной! В предчувствии минуты дивной той Я высший миг теперь вкушаю свой.

Какая речь! Фаусту стоит позавидовать, что его последние слова были именно такими. Слава небу, Гете не стал чересчур принижать воодушевляющий пафос этих слов посредством якобы иллюзорности устремлений Фауста (хотя частично и поставил их под сомнение), более того Гете от имени Бога (а ко времени создания второй части «Фауста» Гете и был уже кем-то вроде Бога) простил Фауста – именно потому, что тот всю жизнь провел в поиске возвышенного. Душа Фауста не досталась Мефистофелю. Хотя, как я уже говорил, формально ведь Фауст и не воскликнул: «Остановись, мгновенье…», он только предвкушает этот момент, и, предвкушая, переживает его. Но, пожалуй, в этом как раз есть правда жизни – именно в предвкушении мгновенье наиболее прекрасно.

5. Возвышенный идеал и скромная идиллия

Да, Фауст прощен, несмотря ни на что. Но все ли можно простить Фаусту? Как быть с Бавкидой и Филемоном - с их мирным идиллическим домиком, раздавленным величественным строительством парадиза? Строя рай большой, Фауст разрушает рай малый. И разве можно простить это Фаусту? Я бы сказал, что нет. К тому же это разрушение не обусловлено необходимостью, а лишь самыми низменными мотивами:

Проклятый звон! Как выстрел, вечно Он в сердце бьет! Передо мной Мое владенье бесконечно, А там – досада за спиной! Твердит мне звон дразнящий, мерный, Что господин я не вполне, Что кучка лип, домишко скверный, Часовня – не подвластны мне! Пойду ль туда – мне страшны, гадки Чужие тени на пути – Бельмо в глазу, заноза в пятке! О, если б прочь отсель уйти!

Ну отвратительно ведь, правда? Мелочно, недостойно и непростительно. И тут я представил себе писателя, работающего над романом – и какая-то сцена у него никак не идет и воспринимается им как чуждый диссонирующий элемент в его гармоничном повествовании. Не сцена, а заноза в пятке. И вот он ходит, мучается и в конце концов просто вычеркивает эту сцену и все встает на свои места – роман окончен, писатель счастлив, читатели восхищены. История об этом злосчастном «неподдающемся» отрывке становится частью легенды создания романа. Но далее возникает не самый удобный вопрос: а чем способ мышления Фауста отличается от способа мышления этого писателя? Да ничем. Однако в одном случае мы полны восхищения, а в другом – отвращения. Потому что живые люди – это не клочок бумаги, а любой человек действия имеет дело с живыми людьми и, следовательно, «режет по живому». И все же, все же… Фауст не может думать по-другому – полнота воплощения его величественной идеи требует принесения в жертву обыденного домика Бавкиды и Филемона. Можно ли простить Фауста теперь, сделав эти уточнения? Не знаю, мне как-то проще ассоциировать себя с обитателем мирного домика, раздавленного гигантской строительной машиной, чем с водителем этой машины. С другой стороны мне намного проще понять идеальные устремления Фауста, чем идиллическую семейную пару. Вот если бы обитатель домика как раз писал роман, а его раздавили колеса истории - тогда и думать было бы не о чем, и я бы точно знал какой идеал предпочесть.

6. Холодковский versus Пастернак

Ну и в завершение сравню переводы «Фауста». Два наиболее распространенных сейчас перевода: это перевод Холодковского и перевод Пастернака, при этом самым-самым распространенным является вроде бы перевод Пастернака. Ну а я предпочитаю Холодковского. Судите сами… возьмем хоть последний рассматриваемый отрывок – про колокольный звон ненавистной Фаусту часовни. Вариант Холодковского вы уже прочли, прочтем и вариант Пастернака:

Проклятый звон! Как в сердце нож! Нет впереди границ успеху, А позади, как разберешь, Все та же глупая помеха! Мне говорят колокола, Что план моих работ случаен, Что церковь с липами цела, Что старикам я не хозяин. Они – бельмо в глазу моем, Пока от них я не избавлен, И час прогулки мой отравлен При встрече с этим старичьем.

Наверное, не самый удачный пример для сравнения, в целом, примерно равнозначные отрывки, хотя все же первые два четверостишия я предпочел бы в варианте Холодковского, а вот третье – в варианте Пастернака. «И час прогулки мой отравлен» - это блистательно, это обязательно надо сохранить в памяти. Кстати, два к одному – это примерно именно та пропорция, которую я вывожу при сравнении – в пользу перевода Холодковского. При этом говорится, что вариант Холодковского хорош близостью к оригиналу, вариант же Пастернака лучше с чисто поэтической точки зрения. Не могу судить – я лишь сравниваю два русскоязычных текста, немецким не владею. И, честно говоря, не вижу, в чем поэзия русскоязычного перевода Холодковского уступает поэзии Пастернака.

Вариант Холодковского Когда куплю я шесть коней лихих, То все их силы – не мои ли? Я мчусь, как будто ног таких Две дюжины даны мне были! Итак, смелей! Раздумье все – долой, И прямо в шумный мир за мной Спеши, надеждой окрыленный! Кто философствует, тот выбрал путь плохой, Как скот голодный, что в степи сухой Кружит себе, злым духом обойденный, А вкруг цветет роскошный луг зеленый! Вариант Пастернака: Купил я, скажем, резвых шестерню. Не я ли мчу ногами всей шестерки, Когда я их в карете разгоню? Поэтому довольно гнить в каморке! Объедем мир! Я вдаль тебя маню! Брось умствовать! Схоластики повадки Напоминают ошалевший скот, Который мечется кругом в припадке, А под ногами сочный луг цветет.

А вот тут любопытно было бы обратиться к оригиналу. Одиннадцать строчек у Холодковского превратились в девять строчек Пастернака. Оно, конечно, краткость сестра таланта – но сколько строчек понадобилось Гете? Опять-таки, про коней по-моему оба сказали примерно одинаково, а вот про раздумья и философию куда лучше выразился Холодковский. Но не в том смысле конечно, что философствовать – это плохой путь. Нет, это путь, прямиком ведущий на роскошный луг зеленый. Ну или сочный – это все равно:)

7. Остановись, мгновенье…

А совсем уж под конец - роскошное исследование, проведенное, увы, не мной. Все мы используем фразу: «Остановись мгновенье, ты прекрасно!», и я не исключение - по ходу рецензии я использовал ее неоднократно. Однако, меня смущало, что в доступных переводах фраза эта звучит немного не так и нигде она не звучит непосредственно в этом всем известном виде. Оказывается, смущало это не только меня и, стоило смутившемуся раскопать эту тему, как выяснилось, что автор фразы – вовсе не переводчик Гете, а поэт Яхонтов, написавший о Лицее:

Не испытуй грядущего напрасно, Мимолетящим благом дорожи И, на лету схватив его, скажи: «Остановись мгновенье, ты прекрасно!».

Подробности исследования – здесь. Вот что интернет животворящий делает!

Ох, как же иногда просто боязно писать рецензию на по-настоящему гениальное произведение! Может и не вериться, а вот мне немного не по себе... Великий Гёте посвятил "Фаусту" всю свою жизнь и писал пьесу более 60 лет:

"Нет, лучше пусть годами дума зреет, Чтоб совершенной стала красота! Мишурный блеск родится на мгновенье, Прекрасному - потомства поклоненье!"

Недаром трудился гений целых 60 лет, ведь "Фауст" вошел в мировую историю, стал новым шагом не только в литературе, но и в сфере познания человеческой душой мира внутреннего и мира внешнего. В пьесе микрокосм органично сливается с макрокосмом. Так, первая часть уделяет больше внимания миру внутреннему, вторая - миру внешнему. Если в первой части исследуются вопросы морали, этики, веры, проще говоря - вопросы человеческой души; то вторая часть обращена на макрокосм, на вопросы психологии, политики и истории. Вся пьеса погружена в атмосферу глубокой философии и мистицизма. Главные герои - Фауст и Мефистофель, служат двумя опорными столбами развития пьесы, помогают писателю воплотить в жизнь свою философскую концепцию. У Гёте они не просто персонажи, они - лицо всего человечества. Они - сам Человек со своим цинизмом и пессимизмом, ложью и эгоизмом, тягой к Добру и Злу, Человек терзаемый страхом перед смертью, искушаемый запретными желаниями. Но, все же, это Человек ищущий, Человек стремящийся. Заключительная часть пьесы является гимном именно такому Человеку. И сам Фауст испытывает свое высшее мгновенье понимая, что его работа, даже после его смерти, будет приносить пользу людям... Гёте спасает душу Фауста из лап сатаны, ведь:

"Дух благородный зла избег, Сподобился спасенья; Кто жил, трудясь, стремясь весь век, - Достоин искупленья".

На протяжении всей пьесы Гёте говорит о важности созидательной работы, работы не только над собой (своим микрокосмом), но и внешним миром, употребляя жизнь во благо. О том, насколько это гениально и велико, расточать хвалы, думаю, говорить не стоит, потому что "Фауст" испытан веками, написан гениальнейшим человеком своего времени, который вложил в него всю мудрость тысячелетий! И это не преувеличение. Конечно, "Фауст" отнюдь не легкое чтиво. Я сам в этом убедился, ибо этот раз уже второе прочтение... Когда читал первый раз, конечно же, признавал величие, но нудота была проста страшная. Зато сейчас прочитал с удовольствием: все-таки люди меняются к лучшему, 3 года прошли видимо не зря. Я, собственно, к тому, что не стоит сразу бросать книгу и говорить, что это ужас и смертельная тоска, просто до нее надо дорасти, вот и все. Я думаю, что еще буду перечитывать еще не один раз; следующий раз состоится, наверное, лет так в тридцать не раньше. Будем стремиться вперед!

Вердикт: 10 из 10 (Несомненный шедевр! Одна из вершин Гималаев мировой литературы, а может быть, и сам Эверест!)

В этой пьесе, как нигде более, видно, что означает "дело всей жизни", magnum opus. Гете писал "Фауста" почти шестьдесят лет и, копнув немножечко глубже, чем поверхностный слой текста, можно увидеть почти все, что он пережил - войны, революции, императоры. Вся эпоха, как на ладони! Вот она Германия, вот она Европа! И кто здесь вызывает симпатию? И чьи речи о мире, о людях нам близки? Когда мы с тяжким вздохом киваем и говорим "О, да!" Ну уж точно не тогда, когда наблюдаем на вечными метаниями Фауста или страданиями невинной Маргариты, совращенной и погубленной. Мефистофель... Вот он образ, в котором авторского Я даже больше, чем в "Посвящении", вот центр повествования. Нет, не отрицаю, что такое масштабное произведение просто не может строиться вокруг одного персонажа, ведь оно больше напоминает выступление китайских циркачей, которые на десятках палочек вертят десятки тарелок, но все же, но все же...

У Дьявола была депрессия. Победа не принесла ему удовлетворения. Стало скучно. Последние годы Дьявол бездельничал. Ему больше нечего было делать. Кочуя по миру, он лишь угрюмо наблюдал, как люди культивируют в себе его черты и тоскливо констатировал, что герой нынешнего времени в точности списан с него. Этот герой был горд и честолюбив, умен и ловок, циничен, загадочен, демоничен, талантлив, красив и сексуален. У него был жесткий острый взгляд. Он обладал грацией, живучестью и мертвой хваткой кошки. Соблазнял всех женщин, которые попадались ему под руку, стремился к богатству и власти, и достигал того и другого любой ценой. В общем, кумир ХХI века был в точности таким, каким позабытый богослов Ириней впервые описал его, Дьявола, еще в ХI веке нашей эры. Но нынешние люди не читали старых богословов. У них были свои романы и фильмы. И эти сюжеты сводили Дьявола с ума. Он, Дьявол, стал одним из самых любимых персонажей. Ему приписывали чувство справедливости, право на высшую кару и правду последней инстанции. Его описывали лучшие писатели. Его играли лучшие актеры. Образ Князя Тьмы был загадочен, демоничен, сексуален, циничен и чертовски обаятелен. Создатели фильмов и книг не сильно стремились сжить врага рода человеческого с лица земли. Его любовно трепали по загривку, приговаривая: «Ах ты, старый проказник, наш милый мерзкий шалунишка!». Человечество самозабвенно строило Дьяволу глазки. (Лада Лузина "Дьявол на пенсии")

Так много хочется сказать об этой книге... Но это как раз тот случай, когда взвешенные и четкие впечатления появятся совсем нескоро. Сейчас только рой мыслей, клубок, из которого удалось вытащить только одну, которой и поделилась с вами. "Фауста" надо перечитывать и думаю, что каждый раз передо мной будет немножечко другая книга.

10 / 10