Теория поля

– Евгений Михайлович! Сколько лет, сколько зим! Как я рад вас видеть! Куда путь держите? Садитесь, я вас хотя бы до станции подкину. А если хотите, то можете и до метро со мной доехать!

Путники переглянулись и довольные забрались на заднее сиденье так удачно подвернувшегося автомобиля.

Глава 10

Вика сидела на диване в их съемной квартире, держала в руках только что сделанный тест на беременность. На длинном узком кусочке бумаги явно выделялись две параллельные поперечные полоски. Не в силах поверить, девушка прочитала инструкцию к индикатору: достоверность результатов теста 99,99 %. Надежды, что произошла ошибка, практически не оставалось.

Ее мало волновали сложности предстоящих девяти месяцев, высокая вероятность токсикоза, сложности родов или тяжелые заботы о новорожденном младенце. А ведь у нее не было ни российского гражданства, ни медицинской страховки, ничего, что могло бы как-то успокоить и защитить будущую мать. Больше всего ее сейчас волновало только одно: как она скажет об этом Арсению.

Вика очень боялась, что юноша не поверит в случайность произошедшего, решит, будто бы она специально спровоцировала беременность, чтобы покрепче привязать его к себе, понадежнее закрепиться в Москве. И как убедить его в обратном, девушка не знала. Она очень хотела этого ребенка. Прежде всего потому, что это был его ребенок, это была его частичка в ее теле. Плоть от плоти его. Ребенок ее любимого человека. Ее ребенок от любимого человека. Но, даже несмотря на это, на те чувства, которые у нее уже успели вспыхнуть, словно порошок магния, к этому еще совершенно микроскопическому человечку, она старалась морально настроить себя, смириться с возможной потерей, чтобы попытаться сохранить свою любовь. Как он воспримет? Как отреагирует? Как поступит?

Она многократно пыталась подобрать нужные слова, но словесная обертка в этом случае мало помогала. Смысл не менялся, факты не переставали быть таковыми. Девушка не раз пыталась начать сложный и рискованный для нее разговор, но каждый раз откладывала. Ругала себя за нерешительность, уговаривала, убеждала, приводила сама себе доводы, что рано или поздно все равно сделать это придется. Что, оттягивая момент признания, она лишь только ухудшает ситуацию, никак не предотвращая неизбежное. Вика пыталась подобрать удачный момент, старалась застать Арсения в хорошем расположении духа. Но лишь только она открывала рот, чтобы сказать о главном, ее сковывало будто судорогой, и слова застревали в горле. В результате девушка довела себя до такого нервного истощения, что мужчина, заметив изменения в ее внешнем виде, сам поинтересовался причинами столь ненормального состояния. И вдруг у нее получилось.

– Я беременна, – выпалила Вика, неожиданно даже для самой себя.

– Что? – Арсений не поверил своим ушам.

– Я беременна, – вновь повторила девушка, но предательский голос дрогнул в самом конце этой короткой фразы, сразу выдав все ее чувства.

– Это точно?

В ответ Вика только утвердительно кивнула. Она смотрела на него снизу вверх, будто побитая собака. И ужасно волновалась. А он ничего не говорил. Молчал. Ей показалось, что прошла целая вечность, пока он просто и лаконично произнес: «Значит, поженимся». И тут же вышел из комнаты на кухню.

Она продолжала сидеть в той же позе, будучи не в силах пошевелиться. Конечно, это была не та фраза, которую с детства мечтает услышать каждая девушка в самый торжественный, самый вожделенный момент своей жизни – момент предложения руки и сердца. Формально это даже трудно было назвать предложением. Простая констатация факта. Принятое за двоих, даже теперь уже за троих, решение. Принятая на себя ответственность. Утверждение, не допускающее возражений.

Но Вика и не думала возражать. Ведь это было даже больше того, на что она могла рассчитывать, на что надеялась даже в самых смелых своих мечтах и фантазиях. Она была благодарна ему за это. Благодарна, но вместе с тем она никак не могла поверить в то, что это действительно когда-нибудь случится. Такой невозможной, несбыточной казалась ей возможность на всю жизнь остаться с этим человеком, всегда быть рядом, рожать ему детей, вместе растить их и воспитывать.

Через несколько минут Арсений вернулся в комнату, сел рядом с девушкой на диван и крепко обнял ее.

– Извини… Я… Просто очень неожиданно, я не смог сразу сообразить. Я и сейчас еще не вполне осознал. Но ты не переживай, все будет хорошо, я тебе обещаю!

Она положила голову к нему на плечо. Слезы непроизвольно катились из ее глаз.

– Я так боялась… Думала, что ты не захочешь. Его… Меня…

– Глупенькая, как же я могу его не захотеть? Ведь это мой ребенок! Ребенок – это подарок от Бога, его нельзя, невозможно не хотеть! Тем более от тебя. Ведь я же живу с тобой! Я же не глупый, не идиот. Я понимал, что это когда-нибудь может случиться. Может быть, произошло чуть раньше, чем мне хотелось бы. Ну и что, это ровным счетом ничего не меняет!

Вика ничего не говорила, только сидела в его объятьях. Мысли путались в голове, но самым сильным было ощущение освобождения от тяжелой ноши, которую она из-за собственной робости тащила на себе все это время.

– А знаешь, я ведь знал об этом. Да, – подтвердил свои слова будущий отец, поймав удивленный взгляд девушки, – мне Евгений Михайлович напророчил не так давно.

Арсений выразительно хмыкнул.

– Я ведь пытался себя подготовить к этому. Но все равно получилось довольно неожиданно. Даже не смог совладать с собой в первые минуты. Ты извини. Мы, конечно, поженимся. Роскошной свадьбы не обещаю, но ведь это и не главное, правда ведь?

Девушка согласно закивала.

– Не знаю даже, что теперь следует делать. Наверное, нужно в загс пойти. Они там расскажут, что требуется, какие документы. Ты ведь у меня иностранка!

Вика неопределенно пожала плечами.

– Давай пока никому не будем говорить об этом, – продолжал Арсений. – Даже родителям. Пусть их едут, спокойно работают. А то начнут волноваться там. Что толку, все равно помочь ничем не смогут.

– Мне, наверное, нужно будет где-то прописаться, чтобы встать на учет в поликлинике.

– Черт, а ведь точно! А без их согласия, пожалуй, и не пропишут. Придется все-таки сказать. Может быть, они смогут оставить доверенность, чтобы, когда у тебя появится гражданство, мы смогли бы тебя прописать. А что сначала – гражданство или прописка? В любом случае сначала нужно будет пожениться, до их отъезда все равно не успеем. Они же уезжают на следующей неделе!

Но все это были уже мелкие проблемы. Самое главное решение состоялось.

Потом была свадьба, которую из-за отсутствия лишних денег отмечали дома, в кругу близких друзей. Невеста сама готовила угощения и накрывала праздничный стол, а жених даже лично управлял одним из автомобилей свадебного кортежа. До последнего момента девушка боялась, что все сорвется. Никак не получалось поверить в реальность происходящего с ней.

Потом были нудные бюрократические хлопоты по получению гражданства, прописки, полиса обязательного медицинского страхования, прикрепления к поликлинике и заведения обменной карты.

Потом состоялось сложное объяснение с родителями, которое, ко всеобщему удовольствию, закончилось миром и согласием.

Потом походы в поликлинику, анализы, выбор роддома, договоренности с врачами, роды и послеродовое наблюдение.

Все это было потом. А пока они сидели обнявшись на диване, и каждый думал о том, как же теперь должен измениться их привычный образ жизни.

* * *

Козырев уже третий час безвылазно торчал в Интернете, пытаясь найти в физической базе знаний интересующую его статью. Он практически ничего не знал о ней, кроме того, что статья существует и что в ней содержится один интересный факт, подробности которого ему недавно рассказал бывший однокашник по университету. Однокашник не помнил ни автора, ни названия, наткнулся на статью случайно и вообще запомнил лишь этот единственный факт, который удачно пришелся к теме их разговора. Исходная статья была на английском, в русскоязычном варианте существовал только небольшой отрывок. И вот теперь Арсений, который всегда любил докопаться до сути, до всего, что могло как-то помочь в работе, пролить свет на загадочную проблему, тщательно перечитывал английские аннотации к опубликованным материалам, пытаясь угадать, в какой же именно из бесчисленного множества статей описывается искомая информация.

Был день общего сбора всех участников научной группы «Вихрь». До начала мозгового штурма оставался еще целый час. Малахов уже приехал и о чем-то тихо беседовал с Сафиным в его импровизированном зашкафном «кабинете». Дверь открылась, и в лабораторию зашел Роман Валерьевич. Он обвел взглядом помещение. Не обнаружив других ученых, подсел к Козыреву.

– Ну что, молодой человек, как успехи, чем занимаетесь?

Арсений был ужасно раздражен тем фактом, что злополучная статья никак не желала отыскиваться, но он твердо решил, что не отступится, пока не прочитает ее от корки до корки. А тут еще праздношатающиеся ротозеи, спасаясь от скуки, пристают с дурацкими вопросами и отвлекают. Пришлось, собрав в кулак все свое самообладание и придав голосу дружелюбные интонации, ответить:

– Да вот, статью одну пытаюсь найти. А она, зараза, совершенно не желает находиться.

– Ну-ну, ничего, – поучительным тоном ободрил его Жидков. – Старайтесь, и все у вас получится! Бог не допустит, чтобы наша группа осталась без столь ценного материала!

Он уже было встал и собирался оставить Арсения один на один с его насущной проблемой, но тот неожиданно встрепенулся:

– А вы считаете, что сумели постичь замысел божий? – Козырев явно разозлился. – Пути Его неисповедимы, цели Его постичь великие мудрецы пытались тысячелетиями. Мы сейчас стараемся с большим трудом хотя бы средства Его познать.

Роман Валерьевич опешил от неожиданности. Он и в мыслях не имел ничего дурного и вдруг наткнулся на такую жесткую агрессию. Арсения же возмутил наставнический тон человека, которого он и за ученого-то не считал, по большому счету. Вдобавок, это несуразное, наполовину шуточное высказывание о Боге и рассуждение о таких вещах, о которых, по мнению Козырева, Жидков даже понятия ни малейшего не мог иметь.

– Что за шум? – Малахов услышал из-за шкафа громкий раздраженный голос и поспешил успокоить разгорающиеся страсти коллег.

Удивленный куратор, тоже, в свою очередь, пытаясь смягчить возникшее напряжение, ответил:

– Да вот, Арсений Павлович упрекает меня за то, что я упомянул Господа нашего всуе.

– Да я не упрекаю, я просто хочу сказать, что о Боге не следует говорить вот так, походя, на бегу.

– А ты искренне веришь в Бога? – изумился Жидков. – Ты же ученый, как ты можешь в это верить?

Теперь пришла очередь изумляться Арсению.

– А как же можно быть настоящим ученым и не верить в Бога? – он перевел непонимающий взгляд на Малахова, словно ища поддержки и подтверждения своему мировоззрению.

Малахов продолжал выступать в роли миротворца.

– Знаете что, господа. Вопрос веры – это такая тема, из-за которой разгорелось множество войн, погибло огромное количество людей. Призываю вас быть терпимыми к взглядам друг друга.

– Вы не волнуйтесь, Евгений Михайлович, – спокойным тоном заметил Роман Валерьевич, – ведь мы же цивилизованные люди. Просто теперь уже мне стало интересно обсудить этот вопрос поподробнее. Мне кажется, что человек, который взялся исследовать силы природы, пытается найти научное, физическое объяснение происходящим явлениям, не имеет права прибегать к религии. Божественный промысел – это уловка, чтобы позволить себе не утруждаться поиском объяснений для необъяснимых на первый взгляд фактов.

Арсений повернулся к компьютеру, быстро набрал в поисковой строке браузера какой-то запрос и через пару секунд уже зачитывал Жидкову фразу Эйнштейна на этот счет: «Наука может быть создана только теми, кто насквозь пропитан стремлением к истине и пониманию. Но источник этого чувства берет начало из области религии. Оттуда же – вера в возможность того, что правила этого мира рациональны, то есть постижимы для разума. Я не могу представить настоящего ученого без крепкой веры в это. Образно ситуацию можно описать так: наука без религии – хрома, а религия без науки – слепа».

– Как, господин жандарм, Эйнштейн, по-вашему, достаточно авторитетный ученый? – саркастически, с издевкой произнес Козырев, обращаясь к Роману Валерьевичу.

– Вот не понимаю я тебя иногда, Арсений, – заметил Евгений Михайлович, пока Жидков ловил воздухом рот от возмущения. – Зачем ты всегда так эмоционально выступаешь в защиту своих взглядов, переходишь на личности? Разве этому нас учит религия?

– А я ничего и не говорил про религию, – ответил Козырев. – Это Эйнштейн говорил. А я говорил про веру, это разные понятия. Любая религия, даже самая хорошая и правильная, это институт, созданный человеком. А Бог един. И каждый ищет свой путь к нему. Для этого не нужна религия. Бог всемогущ, ему не нужен посредник, чтобы нас услышать. Просто Он не отвечает нам напрямую. Не знаю, должно быть, у него есть на то веские причины. Приходят пророки, которые доносят до страждущих глас Божий. Для тех, кто сам не может найти путь к Нему. Говорят простыми словами одно и то же. Только слышат люди их по-разному. И создают из их слов догмы. И называют их религией. И начинают поклоняться этим догмам. И убивать других людей за то, что те слушали слова другого пророка. Но даже и в этом, я уверен, есть замысел божий.

Роман Валерьевич за время этой длинной тирады успел забыть про нанесенное ему оскорбление. Теперь он внимательно следил за дискуссией, разгоравшейся между Козыревым и Малаховым.

– И в чем же замысел? – попросил пояснить Евгений Михайлович. – Разве пророки, эти дети Господа, не для того пришли к нам, чтобы разъяснить этот замысел?

– Мы все Его дети. А Он – наш отец. И я не могу представить наши отношения с Ним, кроме как отношения между отцом и сыном. Любящим, настоящим отцом. Отцом, который желает своему неразумному отпрыску только добра, руководит им и направляет. Но при этом позволяет выбрать свой путь, дает ошибаться и дает возможность исправить свои ошибки. А что касается замысла… Я расскажу вам одну притчу. Как-то раз старец-отшельник попросил Бога объяснить ему пути господни, ибо то, что он наблюдал, казалось ему верхом несправедливости. Бог посадил его в дупло дерева и велел несколько дней наблюдать. В первый день мимо проскакал богатый всадник в блестящих латах, возле дерева у него отвязался и шлепнулся на землю внушительный мешок. Во второй день в тени густой листвы расположился фермер, расстелил скатерть, уставил ее сытными яствами, но тут заметил мешок, обнаружил в нем золото, ужасно обрадовался, бросил еду и умчался прочь. Затем накрытый стол заметил бедняк и с жадностью набросился на пищу. Но тут вернулся всадник, требовал вернуть деньги, пытал бедняка и, в конце концов, убил его. Отшельник негодовал от такой несправедливости, но Бог объяснил: всадник – жадный богач, он обирал крестьян, собирая непомерные подати, фермер обанкротился, и деньги помогли ему спасти себя и семью, а бедняк в молодости по пьянке убил человека, всю жизнь мучился, раздал все имущество бедным и мечтал только о том, чтобы принять мученическую смерть.

– Поучительно, – кивнул Малахов, – но ты-то, Арсений, какой веры придерживаешься? Или ты сам себе мессия? Я вот знаю, ты крестик носишь…

– Нет, я бы не сказал, что у меня своя вера. Хотя… Не знаю. Я крещеный человек. Православный. Но это скорее дань традициям. Почему я должен быть именно православным? Потому что я родился в том месте, где исторически уже много столетий все подряд становились православными? Для меня это неубедительно. Я точно так же хорошо отношусь и к мусульманству, и к буддизму, и к иудаизму. Да и другие христианские конфессии мне тоже не чужды. Я считаю, что учения пророков были серьезно изменены людьми. По разным причинам. Недопонимание, многочисленные пересказы, трудности перевода, ведь перевод это уже интерпретация. Какие-то свои корыстные интересы, время, в конце концов, которое часто подменяет понятия. А вот те моменты, в которых сходятся все священные писания, все учения, или хотя бы некоторые из них, безусловно, заслуживают самого пристального внимания. Взять хотя бы Новый завет. Римский император Константин использовал новую религию в качестве политического инструмента, объединял посредством новой веры распадающуюся империю. Его мать была христианка, и он решил обратить свой взгляд на «сие любопытное учение». Фактически дело случая. Ну или, если хотите, провидения. Через четыреста лет после рождения Христа. При этом выбрал из огромного количества Его жизнеописаний всего-навсего четыре, которые наилучшим образом подходили для задуманных целей. Да и окончательная редакция, как мне кажется, могла сильно отличаться от оригинала. Так что крестик – это скорее просто символ веры. Мое наглядное утверждение, что я верю в Бога, как сын верит в своего отца. Или даже точнее будет сказать: «как сын верит своему отцу». Потому что верить в Бога мне не надо. Для меня это не вера, для меня это знание.

– Ну и как? Помогает тебе в жизни это знание?

– Помогает. Я часто обращаюсь к Богу, и он почти всегда мне помогает. Я же говорю, наши отношения очень похожи на отношения отца и сына. Я стараюсь его не беспокоить по пустякам, а он, как мне кажется, старается выполнять мои просьбы, помогать мне, если это возможно в принципе. Во всяком случае как ученый я могу твердо констатировать, что статистическая выборка результатов моих просьб позволяет с уверенностью утверждать об очевидном наличии закономерности. Выбросы редки и определенно носят случайный характер, который можно объяснить либо принципиальной невозможностью исполнения данной конкретной просьбы, либо ошибкой в ее однозначной формулировке.

– То есть ты при всей своей вере, или даже не так, при всех своих твердых знаниях допускаешь, что Господь Бог не всемогущ?

Козырев улыбнулся.

– Нет, конечно, Бог может все. Но ведь и родители исполняют не каждый наш каприз. Представьте, ребенок просит дорогую игрушку. Разумеется, при желании отец может найти необходимую сумму, чем-то, возможно, пожертвовать. Но он оценивает ситуацию комплексно. Как выполнение этого конкретного пожелания повлияет на ребенка в целом? Не избалует ли это его? Не позволит ли неправильным образом выделиться среди сверстников? Не вызовет ли зависть у братьев и сестер? Не повредит ли это его здоровью? Оправдают ли положительные эмоции материальные затраты, в конце концов? А Бог должен учитывать намного больше различных нюансов. Но я все чаще и чаще убеждаюсь в том, что это всего лишь вопрос времени. Если ты действительно твердо убежден в своем желании – ты это получишь. Он слишком любит нас, чтобы отказывать. Но правильно желать тоже нужно уметь.

– Интересно ты рассуждаешь.

– Нет, действительно! Постарайтесь посмотреть на Господа, как на любящего отца. Постарайтесь проникнуться к нему такой же любовью. Лично у меня многое встало на свои места.

– И как ты в рамках своих взглядов объясняешь его участие применительно к нашей теории?

– Мы формируем информационную матрицу своими мыслями, но наши желания не безусловны к исполнению. Она меняется только в симбиозе с неким внешним полем. Ведь это сложный процесс, надо все взаимно увязать между собой. Будто некий трафарет, паттерн накладывается на наши идеи и преобразует их, зашифровывает, помещает в суперпространство. Как будто xml-файл подвергся xslt-трансформации. Очевидно, в этом и выражается Его участие. А может быть, он контролирует все на еще более высоком уровне. Я не знаю, но как-то так, наверное.

– Ну а дьявол? А как же дьявол? Если ты признаешь существование Бога, должен признавать и существование дьявола! Какую роль ты ему отводишь в нашей жизни?

– Евгений Михайлович, как же так! – Козырев искренне удивился. – Я думал, уж вы-то понимаете, в чем тут дело! Зла не существует, дьявола не существует! Вы же сами нас учили. Рассказывали эту историю про Эйнштейна и его преподавателя. Дьявол – это отсутствие Бога в нашем сердце! Я тогда это очень хорошо усвоил!

– Как-то никогда не воспринимал эту историю в подобном аспекте. Хотя, может быть, ты и прав. Но все же некоторые моменты сложно себе представить, исключив вмешательство темных сил. Иногда с людьми такие вещи происходят, что трудно заподозрить в них участие Господа.

– Ну хорошо, давайте я покажу это на примере снов. Представьте, что вам снится, будто за вами гонится ужасный монстр. Во сне вы будете его бояться и убегать от него. Во сне вы практически не можете контролировать свой ужас, ваши действия будут рефлекторными. Но стоит вам только осознать, что это всего лишь сон, включить сознание, как вы сразу же поймете, что монстра не существует, что он есть только в вашей голове. Ведь это всего лишь сон! И самое плохое, что с вами может случиться, так это то, что вы проснетесь. Но вот ведь что удивительно. Как только вы перестанете бояться этого монстра, он сразу же перестает быть таковым. Сначала он просто замрет, ожидая ваших решений. А потом вы запросто сможете одной только силой своей мысли превратить его, например, в милую домашнюю собачонку. Возможно, во сне не требуется специальной «цензуры желаний». Нет необходимости увязывать желания многих людей, ведь существуют только я и мои мысли.

– Так это же сон. Даже если я тебе поверю, хотя мне лично никогда ничего подобного не удавалось, то что из этого следует? Как ты распространяешь эту ситуацию на реальный мир?

– Поверьте, профессор, это действительно так. А в реальности абсолютно то же самое, что и во сне. Бог совершенен в своих чувствах, абсолютно сведущий и понимающий, безмерно великодушный, слишком любит нас, чтобы ограничивать в своем выборе. Он знает, что осчастливить человека против его воли нельзя. Он принимает любое наше решение, даже если не согласен, он же видит, к чему оно приведет. Не только принимает, но и исполняет, плачет, но исполняет.

– Так ты хочешь сказать, что люди сами желают себе всевозможные неприятности, которыми наполнен наш мир?

– А в своем сне вы желаете, чтобы вас преследовал монстр? Страх – это тоже проявление желания. Ну или нежелания. В данном случае неважно плюс или минус. Знак не имеет значения. Если вы об этом думаете и верите в то, что это возможно, рано или поздно вы это получите. Так устроен этот мир!

– И что же, Бог не может отличить желание от нежелания? Зачем он исполняет то, чего мы хотели бы избежать всеми силами своей души?

Козырев снова улыбнулся:

– Ну, Евгений Михайлович, вы слишком многого от меня хотите. Я пока еще не постиг замысел Божий. Вероятно, для этого есть свои причины. – На некоторое время в разговоре наступила небольшая пауза. Затем Арсений спросил у Малахова: – Ну а вы-то сами, профессор? Вы-то верите в Бога? Какой у вас взгляд на все эти вещи?

– Я тебе не могу ответить на этот вопрос. Во-первых, я еще до конца не определился, а во-вторых, для меня это слишком личное. Даже с тобой я не готов пока это обсуждать.

Роман Валерьевич, который с некоторого момента участвовал в споре лишь номинально, выступая в роли пассивного слушателя, недоуменно покачал головой. Для него, для человека, выросшего при социализме, когда вера всеми средствами пропаганды уничтожалась и атеизм провозглашался в качестве единственно возможного способа мироустройства, было сложно всерьез проникнуться религиозными идеями. С его точки зрения, наука именно тем и занимается, что, постоянно находя объяснения все новым и новым явлениям природы, опровергает саму возможность существования какого-либо разума, кроме человеческого. Он сказал об этом своим собеседникам.

– А что вы скажете, если наука рано или поздно, напротив, в ходе своих постоянных исследований, в строгом соответствии с научным методом познаний, провозглашенным еще Френсисом Бэконом, придет к доказательству того, что все в нашем мире управляется высшим разумом? Как тогда быть?

– Ну что ж, – пожал плечами Жидков, – тогда мне придется согласиться с вашими взглядами и признать свое поражение.

Вокруг уже начали собираться приехавшие на совещание ученые, и наши спорщики переключились на более практические проблемы.

* * *

В феврале у Козырева и его однокашников исполнилось два года с момента окончания университета. Конечно, не бог весть какая дата, но группа у них была дружная, без малого шесть лет они отучились бок о бок, проводя вместе почти все свободное время и вместе преодолевая сложности постижения непростой науки. Так или иначе, но за то недолгое время, которое прошло после защиты дипломов, они уже успели соскучиться друг по другу и поэтому решили, что пора бы уже и встретиться.

По обычным меркам технических факультетов представительниц прекрасного пола среди однокашников Арсения было довольно много – целых шесть. Точнее, сначала, когда новоиспеченные студенты первого сентября собрались в университетской аудитории, девушек было всего две, а юношей аж двадцать шесть. Но студентов всегда набирают с запасом, чтобы впоследствии, проверив на деле их способности и воочию оценив желание учиться, оставить действительно достойных. В первую же сессию группа не досчиталась сразу пятерых. Ровно столько же и во вторую. Всего лишь за один год учебы исчезла треть студентов. Терялись бойцы и позднее, но это было уже не столь массово. Многие талантливые ребята в смутные девяностые годы утратили веру в необходимость высшего технического образования, занялись бизнесом, пытались найти себя в другой области. Ведь что их ждало после шести лет изучения сложнейших предметов? Место инженера в каком-нибудь некогда знаменитом, а теперь постепенно умирающем НИИ с месячной зарплатой в 50 американских долларов. Стремительно пропадала мотивация посещать лекции, семинары, лабораторные, готовиться к зачетам и экзаменам, зубрить политэкономию или ночами напролет разбираться с математическими выкладками, занимавшими несколько тетрадных листов. Таким образом, до защиты диплома добрались всего восемь человек из тех двадцати восьми, которые когда-то впервые увидели друг друга на дне первокурсника.

А вот девушки, напротив, опровергая общепринятое мнение, год от года постоянно увеличивали свой численный состав. Новенькие приходили с вечернего отделения, из других групп, возвращались из академического отпуска.

Одна из вновь пришедших девушек, Кира, оказалась весьма симпатичной. Арсений и Георгий весело и беззлобно боролись друг с другом за ее расположение. Жила она недалеко от университета, по дороге домой для обоих друзей, и они постоянно соревновались, кто быстрее доедет до ее дома. Естественно, Кира могла сесть в машину лишь одного из них, и призом в этой сумасшедшей гонке являлась сама красотка: в следующий раз девушка ехала в автомобиле победителя. Вероятно, ей очень льстило такое внимание, ибо ничем другим невозможно объяснить желание обаятельной пассажирки снова и снова испытывать дикий ужас, раз за разом участвуя в этих безумных соревнованиях. Молодецкая удаль, горячая кровь, отсутствие опыта и пренебрежение к опасности превращали каждодневную езду в кошмар для тех водителей, кто имел несчастье попасться им на пути. Немыслимые перестроения через все ряды, резкие разгоны и торможения, минимальные дистанции и интервалы, микроскопические щели, в которые они влезали, игнорирование сигналов светофоров и вообще всяческих правил дорожного движения. Каждый раз Кира выходила из машины, мысленно благодаря Господа за то, что и на этот раз она благополучно добралась до дома живой и здоровой. Но ужасы быстро выветривались из молоденькой симпатичной головки, и на следующий день она снова не могла устоять перед соблазном прокатиться с одним из безумных гонщиков.

Организацию встречи выпускников взяли на себя девушки. Нашли небольшое кафе, которое согласилось полностью предоставить свое помещение в распоряжение молодых людей. Договорились о хороших ценах, им даже разрешили принести с собой некоторое количество спиртных напитков. Информация среди людей, близких к компьютерам и Интернету, распространяется моментально. Вскоре уже представители других университетских групп с того же и даже с параллельного потока один за другим высказывали желание присоединиться к празднику. В итоге собралось шестьдесят человек – приличная тусовка из недавних студентов и их ближайших знакомых.

Кроме еды и танцев был задуман веселый капустник. Решили переиначить на физический манер «Красную Шапочку», разбавив спектакль переделанными песнями на мотивы популярных мелодий. Козыреву неожиданно тоже предложили роль. Как-то вечером ему позвонила Кира.

– Арсений, привет! Ты ведь идешь на вечер встречи?

– Да, я уже в курсе. Иду.

– Тебя сколько будет?

– Сколько будет кого? – не понял юноша.

– Ну ты один придешь или с кем-то?

– А… В этом смысле. Ну тогда меня будет двое. Я приду со своей девушкой. Это не возбраняется?

– Нет, конечно, приводи кого хочешь, только мне обязательно скажи, мы должны определить заранее примерное число гостей. Но я тебе звоню по другому поводу, по делу. Мы тут подумали и решили, что нужно организовать культурную программу, небольшое театрализованное представление. Предлагаем тебе тоже поучаствовать. Мы для тебя подобрали главную роль!

– Я согласен. А что это за роль?

– Красной Шапочки.

– О! Тогда она будет в чулках, коротенькой юбочке, с усами и трехдневной щетиной. – Козырев моментально понял смысл необычной задумки.

– Отлично! Это то, что надо. А то я боялась, что ты начнешь капризничать. Тогда договариваемся так: у меня на работе есть небольшой холл, в котором можно вечерами репетировать. Я думаю, три-четыре раза нам хватит. Я тебе скину в почту примерный сценарий. Он уже почти готов, но любые новые идеи приветствуются!

– И что там в сценарии?

– Все увидишь! Стихи учить наизусть! Если что-то веселое вдруг сочинится – присылай мне, мы тут утвердим, вставим в сценарий и разошлем всем, кто еще участвует в нашей пьеске. Все понятно?

– Э… Ну вроде бы…

– Ну все тогда, а то мне еще кучу людей обзвонить надо. Будь на связи!

Арсений положил трубку, подошел к компьютеру и проверил почтовый ящик. Письмо от Киры уже пришло. Он погрузился в чтение и уже через несколько минут в голове забил полноводный родник, стремительно выливая в бурном потоке все новые и новые веселые идеи.

Один из углов довольно просторного кафе освободили от столиков и образовали импровизированную сцену, визуально отгородив ее от зрительного зала несколькими мощными прожекторами, которые расставили по периметру. Вдоль стены поставили электронное пианино, обеспечивающее музыкальное сопровождение. Парочка самодельных плакатов и матерчатая перетяжка под потолком с надписью «Да прославится в веках выпуск 1998!».