Тёмный голос

Можешь не отвечать! Я знаю ответ, именно поэтому я пишу это письмо.

Около недели я провела в камере. Больше не было допросов, я не видела Альберта. Виктор и Иван меня не беспокоили.

Менялись часовые, раз в сутки раздавали еду. Сидящие в соседних камерах были немногословны. Иногда их уводили и возвращали в тяжёлом состоянии: сломанные пальцы, носы, синяки, ссадины. Жутко слушать человеческие стоны.

Седьмой день был на исходе. На пороге камеры показался Виктор.

– Ну, что, пташка, собирайся!

Я встала, готовая к расстрелу.

– А Альберт? – единственное, что спросила.

– Да в машине уже сидит твой Альберт, за тобой пришёл.

Он не обманул: мой муж уже был в той самой машине, в которой нас привезли. Нам сковали руки. Рядом с нами сел круглолицый молодой мужчина. Он показал пистолет и грозно скомандовал:

– Будете шевелиться, мозги выйдут на прогулку прямо здесь! Всё понятно?

Мы закивали, как собачонки. Нашим водителем был Иван. Впереди сел Виктор.

– Ну, что, поедем на поезд.

Тридцать минут, и мы на вокзале. Нас спешно сажают в отдельный вагон. Вокруг много военных.

Иван, пользуясь замешательством, возвращает мой конверт:

– Возьмите, отдадите его сами.

На мгновение его стальное выражение лица озаряется радостью, и это даёт надежду. Иван кивает и выходит из купе, в котором нас запрут на ближайшие два дня.

Мы не знали, куда нас везут, окно было забито. Прибыли поздней ночью. Нас спешно затолкали в машину и куда-то повезли. Час в пути, потом, как животных, вытолкали наружу. Вокруг много военных. Нас окружили плотным кольцом. Было страшно. Слова Ивана вселили в меня надежду, но, глядя на злые лица, я потеряла уверенность увидеть свой дом. Сейчас они набросятся и разорвут нас.

К нам подошёл высокий брюнет. Сверкающая амуниция и выправка говорили о богатом военном прошлом. Я не могла на него смотреть, от него веяло смертью:

– Подними глаза! – скомандовал он.

Я вжала голову в плечи и попыталась оторвать взгляд от земли. Не дождавшись, он схватил меня за волосы и, запрокинув голову, уставился на меня:

– Гнида…

Альберт не смог стерпеть такого обращения, он набросился на него. Это было безумие – руки скованы, нет оружия. Он оттолкнул его от меня. Толчок был сильным. Пылающий гневом командир упал в лужу.

– Ах, ты! – завопил он, лёжа в грязи.

Альберта обступили и, заломив руки, крепко держали. Отряхнув грязь, он подошёл к мужу и дважды ударил. Вначале в живот, а потом по лицу. Кровь хлынула из носа. Я бросилась к Альберту, прикрывая его своим телом.

– Бросьте его! – скомандовал главный.

На некоторое время они оставили нас в покое, обступив плотным кольцом. Я помогала Альберту остановить кровотечение. Кровь хлестала вовсю, испачкав и его, и меня, и то письмо, что я прятала под одеждой.

Через полчаса нас силой подняли на ноги и доволокли до моста.

– Идите,– послышался голос из-за спины. – И не смейте оборачиваться.

Я была уверена: едва мы преодолеем несколько метров, как дождь из пуль лишит нас жизни. Потом тела сбросят в воду и всё.

Подойдя к середине моста, мы заметили, что кто-то движется к нам навстречу.

Поравнявшись, он глянул на нас и с ухмылкой процедил:

– Хорошо вас отделали!

Нас обменяли. Я до сих пор не знаю, на кого. Кем был этот мужчина, останется загадкой.

Теперь ты знаешь обо мне все. Даже то, что осталось тайной для моей дочери.

Прощение, благодарность, любовь, свобода и ответственность – теперь для меня не просто слова – это то, что делает мою жизнь счастливой. Счастье нельзя получить, его надо понять, прочувствовать. Счастье в том, что делает нас сильнее. В том, что учит нас любить себя, любить окружающих. Это ежедневная работа. Добравшись до одной вершины, мы начинаем путь к новой, к той, что выше и сложнее.

Люблю тебя. Верю в тебя!»

23

– Мы можем встретиться?

– Зачем?

– Мне надо с тобой поговорить.

– О чём?

– Маша, все эти месяцы я думал о тебе, о том, что ты сказала… Нам надо поговорить…

– Снова будешь меня обвинять?

– Нет. Тогда я был пьян…

– И не ведал, что творишь? – я перебила его.

– Да, – глухо согласился он.

– Хорошо, сегодня можешь забрать меня после работы. Подвезёшь до дома, поговорим.

– Хорошо.

Закрываю глаза, но больше я не усну. Марк разбудил. Теперь вплоть до нашей встречи сотни мыслей будут кружить в моей голове. Да, я буду стараться их усмирить, но это сложно. На носу очередной визит к врачу. Если мне не назначат операцию, то это явный признак, что пора готовится к худшему. Они подозрительно долго тянут. Я уже давно догадываюсь, что дела мои плохи.

В общем, встреча с Марком к лучшему. Он был в списке обидчиков. У меня получилось встретиться со всеми, кроме него. Я не надеялась, что это произойдёт. Однако Евгения утверждала: придёт время, и ты с ним увидишься. Она словно смотрела в будущее.

Я села в машину. Марк был напряжён.

– Куда поедем? – не глядя на меня, спросил он.

– Я живу у старой ратуши. Подбрось туда, по дороге поговорим.

– Это близко, очень близко, – негодовал мужчина.

В ответ я развела руками.

– Давай заедем в парк. Погода хорошая. Прогуляемся, поговорим, а потом я отвезу тебя к ратуше. Идёт?

Я кивнула. Мы прошли несколько метров вглубь густого лесопарка, потом свернули на одну из многочисленных троп и спустя сотни метров обнаружили пустующую скамейку.

Он взял меня за руки.

– Совсем прозрачные. Каждая венка видна. Кожа да кости.

– Я практически ничего не ем.

– Почему?

– Причина в побочных эффектах. Я принимаю слишком много препаратов. Часто они вызывают тошноту и отсутствие аппетита. Представляешь, целая горсть. Все деньги на них уходят, поэтому, когда хочется есть – нечего! – я засмеялась.

– Почему ты мне ничего не сказала. Я могу тебе помочь! Я хочу тебе помочь! Я помогу тебе! Сколько тебе надо? – он полез в бумажник.

– Эй, успокойся! – я недовольно пресекла его. – Этот путь я пройду одна, со своими деньгами, со своими возможностями. Всё это время я как-то справлялась!

– Почему ты не позволяешь тебе помочь?

– Это лишнее.

– Ты обиделась на мои слова?

Я молчала.

– Я был пьян и обвинил тебя в аборте.

– Ты и сейчас одержим идеей ребёнка?

Он потупил взгляд.

– Не понимаю, почему ты выбрал меня…

Марк хотел что-то сказать, но я перебила:

– Не говори, не хочу это знать. Две вещи, которые ты должен уяснить! Первое – я никогда не была беременна, ни от тебя, ни от кого другого. Второе – после операции я не смогу иметь детей. И я её сделаю!

Он растерянно глянул на меня.

– Недавно я поняла, что хочу прожить долгую и счастливую жизнь. Я буду делать всё возможное, чтобы моё желание осуществилось.

– Долгая и счастливая жизнь? – переспросил Марк. – Ты уверена, что она будет счастливой без детей?

– Да.

– Операция – это основной метод лечения? Или есть другие варианты, более щадящие?

– Все лёгкие методы я уже перепробовала. Продолжать нет сил…

– Или средств, – он перебил.

– И средств, в том числе, – я подтвердила без тени смущения.

– Я могу всё оплатить.

– Нет! Я выбираю операцию. Да, это радикально. Только после уже никто не сможет залезть ко мне в трусы. Никто не сможет требовать от меня детей. Никто не сможет контролировать мою жизнь через моих детей. Никто не сможет мне говорить: «Ах, часики тикают!», «Надо родить ребёночка!», «Надо жить ради детей!», «Женщина существует, чтобы стать матерью!».

– Ты просто не понимаешь, что говоришь, что делаешь! Пройдёт время, тебе захочется…

– Да, будет поздно, – я перебила его.

Я хотела сказать ему спасибо за моё спасение. За то тёплое сообщение, что уберегло от последнего шага. За ласку и внимание, что он дарил мне. За все стереотипы, с которыми я столкнулась за время наших отношений. Я хотела сказать ему: «Да, Марк, ты хороший малый – искусный манипулятор! У тебя всегда получалось сделать так, чтобы я чувствовала себя глупо. Вызвать чувство вины! А, ещё ты знаешь, какой должна быть женщина, что она должна делать, как жить». Мне хотелось откровенно поведать, что те деньги, за которые он меня покупал, сослужили добрую службу, и часть лечения я оплатила ими.

Перед встречей я была уверена, что беседа пройдёт легко, но, увы, он оживил во мне бунт против многочисленных стереотипов, с которыми я продолжала бороться. В глубине души я понимала, что нужно перестать сопротивляться. Принять его таким, какой он есть. Он имеет право на своё мнение. Оно его, оно подходит для него. Правильное оно или нет – не моё дело, не мне его судить. Всё, что я знаю – это то, чего хочу от жизни. В моём будущем нет Марка, нет стереотипов, нет боли.

Это были разумные рассуждения, но тогда они не достучались до меня. Обуреваемая гневом, вскочила и бросилась в лес. Мне не хотелось его видеть и слушать. Он кинулся за мной, но в глубине тяжело проходимого леса быстро отступил.

– Ты куда, вернись! – кричал мне в спину.

Я пробиралась сквозь густые кусты, и через десяток метров вышла к протоптанной тропе. Потом я бежала, и сквозь стену веток доносилось:

– Ты сумасшедшая!

О, нет, милый, я была сумасшедшей, когда слушала тебя. Постоянно ощущая себя глупой девочкой. Выступая в роли марионетки, которую контролировали и указывали, что ей делать.

Через несколько минут стрекотание и пение птиц перебили его крики. Извилистая тропа привела на берег реки. Крутые спуски приглашали к воде. Цепляясь за корни деревьев, спустилась вниз. Речная гладь манила, я сняла обувь и по щиколотку вошла в воду. Прохладная вода бодрила, а закатное солнце слепило глаза. В скором времени я забыла о неприятном разговоре. Берег становился более покатым, впереди показалась тропа, ведущая вверх. Я поднялась, она соединялась со старой гравийной дорогой. Я прикинула, она выведет меня из лесопарка, скорее всего, где-то в черте города.

Высокие хвои неприветливо зашумели, в их кронах послышался сильный треск, как будто сейчас оторвётся ветка и со свистом полетит вниз. Успей только увернуться! Я ускорила шаг. Впереди показался высокий металлический забор, увитый плющом, поросший дикой ежевикой и шиповником. Колючки и ветки надежно скрывали, свою тайну. Дорога огибала ограду, на которой то и дело попадались ярко-жёлтые таблички: «Не входить!» «Ведётся видеонаблюдение!» «Осторожно! Злая собака!».

Я не собиралась перелезать через забор, только взглянуть одним глазком, что там прячется. Найдя место, где ветки не так плотно примыкали одна к одной, я просунула руку между ржавых прутьев, растолкнула колючие стебли и ветки. К моему счастью, кофта с длинным рукавом, одетая, как мне казалось, не по погоде, уберегла от зелёных жал.

Показался просвет. Ещё чуть-чуть – и я онемела. Надгробные плиты, покосившиеся кресты, старые склепы и статуи ангелов смотрели на меня. Я прищурилась, на ближайшей плите было высечено: 1879.

– Ух, ты! – вслух произнесла я.

Я на время отпустила напирающие ветки, чтобы перевести дух, и потом с новой силой отодвинула их в сторону. Мне хотелось лучше рассмотреть некрополь.

Когда я впервые услышала о старом кладбище на территории лесопарка, то подумала – это городская байка. Оказалось – правда.

Я снова просунула руку и начала отгребать ветки, когда кончиками пальцев уловила горячее дыхание. Сердце ёкнуло. Я осторожно начала пробираться вперёд. Тонкий просвет. Морда овчарки разъяренно бросилась на меня. Как ошпаренная, я отпрянула, ветки с шипами впились в собаку. И лай превратился в визг, а потом я услышала несколько голосов, и каждый громко рычал и злился.

Вначале возникло желание бежать. Я даже попятилась, но потом решила, что, по всей видимости, они не вырвутся наружу. Если бы они имели лаз, то давно бы загрызли меня. Я снова двинулась вдоль стены, собаки сопровождали меня. Вначале это волновало, а потом я успокоилась, предалась рассуждениям. Интересно бы было походить, там, за оградой. Рассмотреть все эти памятники. Ведь жили когда-то люди, а потом умерли. Их положили в землю. Косточки давно перегнили и всё, что осталось – кусок гранита.

– Какой холеры, успокойтесь! – послышался голос за стеной. – Что разлаялись? Косулю услышали?

– Меня, – я решила отозваться.

– Ты кто?

– Маша.

А потом была тишина, только собаки бегали и сопели, изредка подавая голос. Через сотню метров я вышла к парадному входу. Тяжелые кованые ворота крепились цепью и запирались на амбарный замок. По ржавчине было понятно, что несколько лет он не открывался.

Из-за ограды на меня смотрел старичок, походивший на лешего. Его старомодная, мешковатая одежда была подпоясана тканым ремнём. Длинные волосы выбивались из-под соломенной шляпы. А усы и борода придавали ему схожесть с мифическим персонажем.

– Ты Маша? – коротко обратился он.

Я кивнула.

– Я даже не знала, что здесь кладбище, – я поспешила объяснить своё появление.

– Многие не знают, а те, что слышали, ищут в другом месте, – он махнул в сторону, указывая лес на противоположной стороне реки. – Там действительно когда-то было кладбище, очень давно, даже сейчас есть несколько крестов. Люди набредают и думают, что нашли…

Он подошел поближе. Синие глаза хитро подмигнули.

– А оно здесь, – он развел руками.

Я решила воспользоваться возможностью и тоже приблизилась. Стала заглядывать вовнутрь, пытаясь рассмотреть некрополь.

– Интересно? – спросил старик.

– Да.

– Можешь зайти посмотреть.

– А, ваши собаки?

– Я им скажу, и они тебя не тронут.

Это звучало не убедительно, но желание приключений было сильнее.

Старик издал звук, напоминающий свист, и собаки быстро прибежали к нему, виляя хвостами. Он жестом подозвал меня. Я подошла к воротам вплотную. «Леший» потрепал овчарок за ушами. Потом по очереди подводил ко мне. Они обнюхивали и заливались весёлым лаем.

– Теперь они тебя не тронут, – утверждал старик. – Иди вперёд, там калитка. Я тебе открою.

Всего в двух шагах, за густо переплетенными ветками хмеля, скрывалась неприметная дверца. Собаки встретили радостно.

– Я сторож, меня зовут Савелий, – мужчина решил представиться.

Шаг – и вот, я на запретной территории.

– Гуляй, когда надоест, найдёшь меня в сторожке, – он указал на небольшую избушку, спрятанную в тени ели. – И компания тебе будет, – он ткнул пальцем на трех овчарок.

Я кружила вокруг старых надгробий, вчитывалась в затёртые временем надписи. Люди приходят, живут, а потом снова уходят. И возможно всё, что от них осталось, кусок мрамора, который не вечен. Сколько ещё просуществует этот некрополь? Когда-нибудь и он превратится в пыль. Я остановилась у плиты с высеченной розой. Кому принадлежало надгробие – уже не разберешь. Даже заглавные буквы не пощадило время. Всё, что мало-мальски можно было разобрать, последнюю строчку эпитафии: «Всё временно». Светлая печаль охватила меня. Собаки словно чуяли мои перемены, дружно завиляли хвостами. Самая большая из них подсунула голову под руку и жалобно заскулила. Я потрепала её за ухом, она прищурила глаза, а после отскочила, игриво приглашая следовать за ней. Она останавливалась, оборачивалась, убеждаясь, что я следую.

Овчарка привела меня к двум статуям. Позеленевшие от времени ангелы соприкасались руками и глядели в одном направлении. Закатные лучи осветили их. Золотой отблеск и мягкий свет делал их реалистично живыми. Атмосфера была фантастической. Казалось, ещё мгновение – и они расправят крылья, взмахнут и окажутся в небе. Я закрыла глаза и дала волю фантазии, а когда вернулась к реальности – свет уже померк, и статуи погрузились в сумрак. Сиротливый луч закатного солнца касался пьедестала, медленно скользя по нему. Он осветил высеченное много лет назад послание: «Мы уходим, чтобы вернуться».

24

Свёрток № 7.

«Ты помнишь свой список с именами обидчиков? Ты помнишь, как училась находить в них хорошее, прощать и благодарить за опыт?

Зачем я задаю глупые вопросы! Конечно, ты помнишь! Новый опыт забывается с трудом.

Спешу сообщить – это была только тренировка! Искусству прощения ты будешь учиться на протяжении всей жизни, но его основу усвоишь в ближайшее время.

Близкие люди покинули тебя, оставили, ушли в иной мир. Им больше не скажешь слова прощения, благодарности или любви… Отсутствие человека не означает, что мысли уходят вместе с покойным. Они живут в сознании, продолжая отравлять и контролировать. Можно бесконечно возвращаться к неприятным ситуациям, прокручивая возможные варианты и фразы. Появится болезненная жажда разговора. Поверь, это забирает слишком много энергии.

Свобода – это не только об ответственности, это еще и о прощении. Прощая, мы показываем истинную любовь. Ту, что позволяет становиться лучше и сильнее. Любовь – это не что иное, как сила. Сила творчества, сила созидания».

Сильное волнение завладело телом. Я не могла читать дальше. Размашистыми шагами двигалась по комнате, вспоминая сон, тот самый, в котором Евгения произнесла фразу: «Любовь – это сила!». Минуту назад я прочла: «Любовь – это не что иное, как сила». Мне не хочется верить в мистику, но, по всей видимости, придётся.

Ближе к вечеру, совладав с эмоциями, дочитала послание.

«Нужно пресечь все болезненные воспоминания. Они не должны тебя контролировать, отнимать энергию. Их пасти черны и ненасытны.

Если ты задумаешься, то обнаружишь, что любая плохая ситуация, к которой ты мысленно возвращаешься, будет связана с определённым человеком. С одними ты можешь встретиться, они здесь, рядом с тобой. С другими – разве что на кладбище.

Тебе кажется, что это тупик? Как поговорить с мёртвым или живым, о котором ничего не знаешь? Как сказать, что прощаешь? Как попросить прощение? Сказать спасибо? Как довести разговор, из прошлого до логического завершения?

Очень много вопросов! Главное – не теряйся.

Вытяни стул на середину комнаты. Сядь на него. Ты будешь первой: прости себя, найди внутри положительное, поблагодари.

Когда закончишь с собой, начинай «садить» всех, кого знаешь. Послушай, так нужно сделать с любым человеком, присутствующим в твоей жизни. Даже если это самый лучший друг, если поразмыслишь, наверняка вспомнишь момент недомолвки, обиды или разногласия. Маленькая горечь всегда может спрятаться. Ложка дёгтя испортит бочку меда, избавься от него. Говори им все, что думаешь, припоминай события прошлого, но самое главное – имей мужество просить прощения и искренне прощать, отпуская обиды. Только так приходит истинная свобода. Пройди этот путь, стань свободной.

Я люблю тебя, моя дорогая. Будь свободна!»

25

Сонное утро. Я собиралась к врачу.

– Может, сегодня? – шёпотом обратилась в пустоту.

Телефонный звонок отвлёк. Номер был не знаком.

– Маша, это я, – голос Марка звучал глухо.

Прошло три дня после нашей встречи. Я думала, он никогда не позвонит. Надеялась, он оставит меня в покое. Полагала, мой побег недвусмысленно дал понять: нам больше не о чем говорить. Марк имеет полное право жить с навязчивой идей и желанием подчинять и контролировать, а также перевоплощаться в щедрого мецената. Всё, что пожелает, только пусть не трогает меня.

– Слушаю, Марк.

– Я хотел сказать, что ты можешь на меня рассчитывать…

– Спасибо! Только от тебя мне ничего не надо, – я перебила.

Следовало нажать на сброс, но я колебалась. Он молчал, и я молчала. Есть момент, когда говорить не хочется, да и сказать уже нечего, но прервать тонкую нить не решаешься. И это, несмотря на то, что ещё минуту назад это казалось самым сладким желанием.

– Я отвлекаю?

– Немного, я собираюсь к врачу.

– Понятно. Позвони после. Я хочу знать, что тебе скажут, – он был мягок и искренен.

– Хорошо.

Сброс. Слёзы навернулись. Сколько это будет продолжаться, я ударяю себя по лицу. Становится легче.

– Простить, поблагодарить за опыт, найти в нём хорошее и отпустить… – вытирая слёзы, шептала себе под нос.

В тот момент мне хотелось поставить на середину комнаты стул и провести сеанс прощения, прямо сейчас. Было невыносимо продолжать волочить тяжёлый груз из обид и ярости. Наверное, это следовало сделать, но время поджимало.

Дальше всё разворачивалось молниеносно. Виктория Сергеевна просмотрела мои анализы и заключила:

– Будем делать операцию.

Я не верила своим ушам.

– Другого выхода нет, – она начала разъяснять. – Столько препаратов, а лучше тебе не становится. Да, болезнь не прогрессирует. Лекарство её притупляют, но и не излечивают. Ты не можешь вечно сидеть на них. Почки, печень, лёгкие, сердце… Все внутренние системы страдают. Одно лечим – другое калечим. Я не вижу смысла продолжать, ты и так слишком долго пробыла на медикаментах.

Мне не хотелось слушать её оправдание.

– Когда? – поторопила её.

– Ты помнишь о рисках и последствиях?

– Да, я не смогу выносить и родить.

– Вероятность слишком высока, что всё будет именно так, – она замолчала, а потом добавила: – Надежда есть, многое зависит от восстановительного периода. Тебе придётся себя беречь и очень заботиться. Даже самых страшных прогнозов можно избежать, – она заключила с обнадеживающей улыбкой.

– Когда? – я не успокаивалась.

– Есть место через неделю или сегодня в 16.00. Когда записывать?

– Сегодня, – не раздумывая, выпалила я.

– Отлично.