Читать книгу: «Непридуманная жизнь», страница 2

Глава 2
Раздеваемся и любуемся, или Когда есть на что посмотреть…

Егор и Паша о чем-то тихо говорили. Я шла в раздумьях, глядя себе под ноги, когда мимо с криками и воплями пронеслись Галюня и Серега. Галунов босой, в одних плавках бежал по песку, разбрасывая вокруг себя золотистые брызги и размахивая над головой собственными брюками. А Галка в сарафане с открытой белоснежной спиной старалась не отставать и всякий раз, дотянувшись рукой до Сережки, хохоча, пробовала его схватить, но он ловко отскакивал в сторону и бежал вперед. Перед нами сверкала водная гладь, по которой звезды рассыпали миллионы алмазных бусин. Я замерла на месте от восхищения, глядя на это полночное волшебство. Мимо прошли Лора и Володя. У парня на руках уже лежала охапка хвороста, а на плече висела большая спортивная сумка. Лариса, держа за шнурки, несла Вовкины кеды и свои шлепанцы.

– Любань, не отставай, – сказал Мелехов.

– Да, Любаша, догоняй, – поддержала его подруга.

Я посмотрела на небо. Оно было безоблачным, вечным. Звезды посылали свой космический привет компании молодых беспечных людей, начинающих взрослую жизнь. Все тайны мира хранились в этой мерцающей глубине. Я закрыла глаза и представила, как медленно поднимаюсь над землей, сливаясь с воздухом и становясь почти невесомой. Вдруг какая-то сила подхватила меня и понесла, крепко сжимая в сильных руках. Я, ошарашенная, открыла глаза и увидела смеющееся лицо Пашки. Казалось, ему ничего не стоит бежать с такой ношей на руках. Он весело хохотал. Ноги слегка увязали в песке, но широкими шагами Паша приближался к берегу и счастливо выкрикивал что-то невнятное. Подбежав почти к кромке воды, он осторожно поставил меня на ноги, аккуратно положил рядом мои сандалии, смущенно улыбнулся и поправил подол моего слегка задравшегося платья. Потом быстро, как заправский служака, сбросил кеды, стянул легкие брюки, не сводя взгляда с моего лица. Бросил штаны на свою обувку, развернулся лицом к темному карьеру, поднял руки, на минуточку замер и с возгласом бросился к воде. Теплые капли долетели до меня, оросив с головы до ног. Следом за ним пронеслись Вовка и Сережа. Широкими гребками ребята удалялись от берега, на ходу останавливаясь и обдавая брызгами друг друга. Последним в воду медленно заходил Егор. Он двигался строго по лунной дорожке, освещенный ее сиянием. Расправив красивые плечи, высокий и великолепно сложенный, он шел, заставляя оставшихся смотреть ему вслед.

– Мама дорогая… Какой мужчина… Какая попка…

– Галя! Тебе не стыдно? У тебя же Серега! – Лариса стыдливо зарделась.

– Ну и что? Кто может помешать мне любоваться прекрасным? – вопросом на вопрос ответила Галюня.

– Но почему ты обращаешь внимание на эту часть тела? Ведь это в мужчине не главное. У него вон какие плечи, например… – по-учительски строго заметила Лара, тем не менее не сводя глаз с удаляющегося силуэта.

– Поверь мне, подружка, эта часть тела у мужчин не менее привлекательна, чем руки, плечи, голова, но… после мозга.

Я молча смотрела на фигуру юноши и думала: «Интересно, какую девушку он выберет себе в жены? Наверное, она будет необыкновенно красивой, изящной, с длинными роскошными волосами и обязательно из хорошей семьи». Хорошая семья в то время имела вполне определенные признаки. Папа обязательно работник умственного труда или врач. Мама – домохозяйка или швея на дому, которая всю себя посвящает воспитанию, например, дочери. А любимое чадо, в свою очередь, должно хорошо учиться, поступить в гуманитарный институт и непременно выйти замуж за молодого человека из такой же хорошей семьи. К этим семьям обязательно прилагалась кооперативная квартира в престижном доме, дача, машина и норковая шуба с финскими сапогами.

«Когда они встретятся и влюбятся, это будет очень красивая пара. Поженившись, они, естественно, произведут на свет двух таких же красивых ребятишек. Мальчика и девочку. И вместе обязательно станут хорошей семьей».

– Любань, ты где витаешь? Вернись уже на землю со своих небес! Пойдем купаться! – Галка сбросила сарафан и осталась в бирюзовом раздельном купальнике, который великолепно подчеркивал ее белоснежную кожу.

У нее были, так сказать, пышные формы, рост выше среднего и волнистые пепельно-русые волосы, разбросанные по плечам. Она очень любила себя, и это было так искренне, что могло послужить примером многим закомплексованным девчонкам, которые видели в себе только недостатки. Галя была старшим ребенком в семье. Всего детей было четверо, и все – девочки. Мать была очень болезненной и слабой. Отец ушел из семьи, когда Гале было 8 лет. Сестрам – 6, 4 и 3 года. И никто этого нехорошего человека не осудил, не посадил и не наказал. Просто часть его мизерной официальной зарплаты государство перечисляло многодетной семье в качестве алиментов. Поэтому Галочка стала второй мамой своим младшим сестрам довольно рано. Водила в садик и в школу. Делала с ними уроки, купала, штопала вещи, ходила в магазин за продуктами. А мама, Вера Ивановна, работала няней в детском саду, чтобы обеспечить детям место в группе.

Ну и, если повезет, принести оставшуюся после ужина в садике еду. Не все детки оставались на ужин. Многих родители, бабушки или дедушки забирали пораньше.

Поэтому работникам кое-что перепадало. Еще семье Гали помогала тетка. Родная сестра Веры Ивановны – Раиса. Она была одинокой, бездетной. И своих племяшек просто обожала. А когда Галка поступила в институт и поехала учиться, тетя переехала жить к сестре.

К тому времени Вера Ивановна часто болела и работать уже не могла. Получив группу инвалидности, она оформила пенсию, которой хватало только на лекарства, молоко и хлеб. Раиса же работала главным технологом на кондитерской фабрике. Хорошо зарабатывала и получала дополнительные бонусы от «хлебного» места. Они жили очень дружно, весело и сладко. Зефир, эклеры, пастила никогда не закачивались в доме. Вера Ивановна в основном занималась культурным воспитанием дочерей: книги, музеи, концерты и вышивание крестиком. А тетя Рая учила всему остальному: как одеваться, как ухаживать за собой, как ходить, сидеть и плавать. И еще многому полезному, без чего девочке не стать настоящей женщиной. Тетя Рая никогда не унывала и не давала унывать своим близким.

По вечерам они устраивали дома мини-спектакли, конкурсы кулинарии или лото до полуночи. Вера Ивановна боготворила младшую сестру, а девочки души в ней не чаяли. Вся их женская компания была необыкновенно сплоченной и надежной. Когда Галка решила поступать в институт, ее одолевали сомнения: как же она без своих любимых людей? Как они без нее? На что жить во время учебы? Брать деньги из семейного бюджета невозможно – их всегда в обрез. Но Раиса всё расставила на свои места. Пенсию Веры Ивановны выделили Галке на учебу, а ее зарплату – на семью. Плюс какие-никакие алименты на младших. Последние пару лет они стали получать приличные субсидии. Судя по всему, папаша сделал неплохую карьеру вдали от родины. Но подробностей никто не знал и не пытался узнать. Платил, и слава богу. Ну а Галюня, поступив со второй попытки в институт, была озабочена получением стипендии любой ценой. Пусть ей не всегда давались контрольные, но ее очкарики-ухажеры всегда охотно решали за нее задачки и писали рефераты. Так что в целом картина Галиной успеваемости была вполне стипендиеобеспечивающей.

Лариса, глядя на подругу, сняла футболку и шорты. Заколола волосы повыше. Поправила бюст темно-синего слитного купальника и направилась к воде.

– Любань, ты идешь? – не оборачиваясь, спросила девушка.

– Я без купальника, – ответила я, и подруги воззрились на меня с удивлением.

– Как это? Ты что, забыла? – Галку начинал душить смех. – Ну так придется тебе голышом нырять! А мы поможем! – Она, смеясь, стала приближаться ко мне, вытянув вперед руки и перебирая пальцами. Я попятилась назад, перешагнула через рюкзак, перекинула его через плечо и побежала к лесу. Девчонки кинулись за мной, хохоча и выкрикивая шуточные угрозы: «Сейчас мы покажем миру все твои прелести!» Я была легкой и спортивной. Быстро преодолев белесую полоску перед лесом, юркнула под тень деревьев и стала невидимой. Галка с Лориком остановились, боясь исколоть свои нежные тела среди молодых сосен. Стали звать меня сначала тихо, потом громче. Я стояла в пяти метрах от них, но разглядеть меня было невозможно. Фигуры девочек, напротив, были освещены лунным светом на бледном песке. Не получив отклика, они притихли и насторожились. Лариса позвала:

– Люба… Любань. Ты где?

– Люб, ну выходи, мы больше не будем. – Галка делала вид, что не боится, но при этом крепко держала Лару за локоть.

Я уже застегивала лиф купальника, вытащенного из рюкзака, и тихонько про себя посмеивалась над растерянными девчонкам. Закинула платье и белье в рюкзак и, пригнувшись, стала осторожно, слегка меняя направление движения, выбираться из тени. Под ногой хрустнула ветка, девчонки вздрогнули и стали пятиться назад. Я вышла из темноты почти рядом с водой и стала наблюдать за испуганными действиями недавних преследовательниц.

– Люба-а… – негромко позвала Лариса.

Они стояли, глядя в то место, где я исчезла. Я опустилась на корточки и потрогала воду. Она была теплая и мягкая. Зачерпнула ладошками и плеснула на спины стоящим неподалеку подружкам. Они взвизгнули от неожиданности, метнулись в разные стороны, остановились и в изумлении уставились на меня, как на привидение. Первой взорвалась от смеха Галка, потом я, и уже потом дошло до Лорика.

– Ах ты, коварная бестия! – Галюня со смехом сорвалась с места и бросилась меня догонять. Я бежала по кромке воды, вздымая фонтаны брызг, петляя и извиваясь. Мы были уже совершенно мокрые и задыхались от бега и смеха. Оббежав Галку по песку, я спряталась за стоящую Ларису, чтобы перевести дух. Лариса хохотала вместе с нами и не пыталась меня схватить, а наоборот, прикрывала своим телом от нападок Галки, которая, обессилев, пыталась всё же дотянуться до меня. Устав от борьбы, мы рухнули на прохладный песок, распластали руки и ноги в форме звезд, закрыли глаза и, учащенно дыша, приходили в себя.

– Ты же сказала, что без купальника? – Галка еще мучилась вопросом.

– Я же не сказала, что забыла. Просто он был не на мне.

– Вот ведь хитруля! Заставила нас нервничать.

В это время Лариса уже сидела, скрестив ноги, и смотрела на то, как плавают наши молодцы.

– Ты нас так напугала, когда исчезла… У меня прям мурашки по коже побежали. Как тебе не страшно в лесу? Мне на берегу, среди людей и то страшно. Скажи, Гал?

– Ну, вот еще, это только ты испугалась! Я знала, что она просто прячется. Здесь, кроме нас, нет никого. Чего бояться?

– А мне показалось, что ты тоже испугалась, как и я… Я даже хотела Вовочку скорее звать.

– Ну, ты у нас известная трусиха. И потом, с нами четыре парня. Чего бояться? Правда, Любовь моя? – снова засмеялась Галюня. Она часто так обращалась ко мне, шутя. Нам было весело, и я откликнулась в тон подруге:

– Конечно, моя ненаглядная!

– Ну вы вообще… – Лариса покачала головой. – Надо же быть такими отчаянными… Вообще…

Мы с Галкой снова засмеялись.

– Не бойся, подружка, мы и тебя никому в обиду не дадим! – прощебетала я и перевернулась на живот.

– Да уж, конечно, с вас станется. Сами кого хотите напугаете, – продолжала бубнить Лара.

Мы втроем валялись на песке, ногами к воде и головами к лесу, болтали о чем-то неважном и приятном, понемногу приходя в себя от недавних догонялок.

– Девчонки, вы, что ли, загорать пришли? – донесся издалека до нас голос Сереги. – Вода теплющая, идите плавать скорее!

– Я пока не хочу, мне и так не холодно. Хочется просто поваляться и ничего не делать. И вообще, кто-то обещал костер, картошку и танцы при луне! – тихо сказала Галка. Повернулась к зовущему лицом и крикнула:

– А когда вы нас кормить будете? Мы голодные! Хотим хлеба и зрелищ!

– Гал, наверное, нам пора приготовить что-нибудь? Мы же девушки. – Лариса укоризненно посмотрела на нашу веселушку.

– Ну конечно! Ларек, мы чё, жены, что ли? Мы тут все на равных. Пока что. И вообще! Я уже за свою жизнь достаточно навкалывалась. Имею право не надрываться. Настоящие гусары должны сами позаботиться о комфорте своих дам, – тихо добавила Галя подруге.

– Сейчас всё будет, сударыни! – отозвался на вопрос Галюни Володя. Он первым стал выходить из воды, иногда оборачиваясь и обдавая брызгами товарищей, которые никак не могли угомониться и продолжали барахтаться в воде.

– Ну вот, а ты переживаешь. Мальчики сами всё прекрасно понимают. Им даже объяснять ничего не надо. Вот же повезет кому-то с Вовкой, – подмигнула Галка Ларисе.

– Это точно. Ты права, Галочка… Очень повезет. – Лариса с нежностью наблюдала за Владимиром.

– Слушайте, они так долго плещутся. Уже замерзли, наверное. Как дети, ей-богу. – Лара поднялась и направилась за сумкой, в которой лежали ее вещи. Она всегда обо всех заботилась. Можно было не сомневаться, что у нее обязательно припасено что-то съестное в необъятной сумке. А мы, собираясь в сегодняшний поход, ничего особо не брали, рассчитывая на домовитость нашей хозяюшки. И не ошиблись. Прелесть юности в том, что никто никому ничего не должен. Но при этом каждый старается сделать то, что может, без принуждения и надуманных обязательств. Добровольная дань, приносимая с удовольствием в общий котел маленького коллектива. Кто что может. Необязательно что-то материальное. Настроение, помощь, продукты – всё котировалось. А если человек не может что-то внести, то его присутствие становилось лишним в любой компании. Наша большая уютная Лора достала из сумки полотенце, две простыни, пакет с десятью крупными картошинами, небольшой сверток и газету.

– Девчата, вы взяли с собой полотенца? А то у меня одно и простыни для нас, чтобы замотаться после купания, на всякий случай. Надо же ребят чем-то высушить. Разве они о себе подумают… – Лара деловито, по-хозяйски раскладывала вещи рядом с давнишним кострищем. Им пользовались все отдыхающие, которые бывали на этом месте.

Как ни странно, мусора нигде не было. Сорить в те времена было особо нечем. Только стеклянные бутылки, которые собирали городские выпивохи, чтобы сдать в пункт приема стеклотары, да пустые пачки от сигарет и окурки. Нам повезло: кто-то очень бережливый по отношению к природе собрал весь мусор в костер и сжег. На дне кострища виднелись только кусочки фольги от сигаретных пачек. Пластиковых пакетов тогда не было, продукты в магазинах упаковывали в бумагу.

А то, что не упаковано, народ заматывал в газеты, что являлось самым популярным упаковочным материалом советских времен. Газеты выписывали и читали все сознательные граждане страны и даже не очень сознательные тоже. Печатные издания, такие как газеты и журналы, выписывали в почтовых отделениях. Обычно подписку оформляли на год. Каждый день владелец почтового ящика мог достать из железного хранителя пахнущие свежей типографской краской пачки газет, журналов и писем. И никакой рекламы! Досконально прочитанные и изученные бумажные носители никогда не выбрасывались, а использовались в быту широко и повсеместно. Журналы годами собирались и хранились, как бесценный источник полезной информации о еде, здоровье, шитье, моде, науке, охоте, рыбалке, огороде и любви. Газеты же не экономили. Ими оклеивали стены в квартирах перед поклейкой обоев, натирали стекла до блеска после мытья. В газеты заворачивали вещи и продукты, устилали ими полочки в шкафах и комодах. Из газет делали кульки, чтобы насыпать семечки, складывали в треуголки для защиты головы от солнца в огороде и от пыли во время ремонта. Из них же «строили» кораблики, которые запускали по лужам и ручьям, а также самолетики, планирующие из окон верхних этажей под ноги прохожим. Из газет вырезали важные сообщения или фото и вклеивали в специальные семейные альбомы. Газетами растапливали печи и разжигали костры. И уж если после всего этого применения что-то оставалось, то складывалось в стопочку, перевязывалось бечевкой и отправлялось на антресоль.

Или в кладовку на хранение. До прихода пионеров.

Дорогие мои читатели, совсем коротенько поясню, кто же такие пионеры. Как правило, этого почетного звания за хорошую успеваемость и прилежное поведение удостаивались школьники в возрасте от 10 до 14 лет, любимыми традициями которых были митинги и собрания, проходящие в основном у костра или в учебных классах. Пионеры имели особое приветствие – салют. Рука, согнутая в локте и поднятая чуть выше головы, обозначала, что подросток ставит общественные интересы выше личных. На призыв «Будь готов!» члены организации отвечали: «Всегда готов!»

Эти самые пионеры ходили дружными отрядами по домам, квартирам и предприятиям самого разного назначения и забирали приготовленные стопки макулатуры. Люди отдавали не только старые, ненужные газеты. Даже книги часто оказывались лишним хламом, от которого хозяева стремились избавиться. Сбор макулатуры и металлолома был делом общегосударственным и обязательным. Все пионеры, от четвертого до седьмого класса, в конце учебного года, после занятий, отправлялись по городам и весям для сбора излишков бумажного и железного имущества у гражданского населения. Всё собранное, откопанное, выпрошенное, а иногда и по-тихому изъятое добро свозилось, как правило, в пункты сбора, организованные при средних школах. Каждый класс стремился собрать больше других, так как по итогам победителю полагалось вознаграждение. Это могла быть благодарственная грамота, коллективный культпоход в кино или почетный вымпел. Или что-то еще, громко обещанное руководством школ, но не всегда исполненное.

Что же касается стеклянной тары, то в нее разливались все напитки советской страны. И алкогольные, и не очень. Исключение, наверное, составляло только молоко. Его, кроме полулитровых бутылок с фольгированной крышкой, еще разливали в бумажные треугольники. Кстати, это было очень вкусное молоко. Треугольники делали, конечно, не совсем бумажными, можно сказать, картонными с водонепроницаемой пленкой внутри. Кстати, мой любимый томатный сок продавался трехлитровыми банками. Он был совершенно натуральный, с мякотью, слегка солоноватый – очень вкусный. Купить его можно было в магазинчиках «Соки – воды». Парни любили пить его со сметаной и при этом, подмигивая друг другу, говорили, что это как-то положительно влияет на их мужскую силу. В свои 17 лет понятие «мужская сила» я воспринимала очень буквально. То есть физическая сила, мышечная сила, выносливость и тому подобное. Но вскоре стала догадываться о каком-то втором смысле данного выражения. Но глубоко не вникала.

Из всего мусора, который мы сегодня смогли обнаружить, нам досталась лишь трехлитровая банка от томатного сока, которая стояла чисто вымытая и перевернутая неподалеку от кострища. Пьяницам-опивохам она, видимо, была не нужна, а отдыхающие могли использовать ее для хозяйственных нужд.

Лариса расстелила газетку, выложила на нее мытую картошку, коробок со спичками, второй такой же коробок с солью и небольшой сверток, от которого вдруг запахло чесночком и салом!

– Ох, до чего же ты молодчина, Ларек! Ну что бы мы без тебя делали? – потрепала за обе щеки Галка нашу хозяюшку. – Умерли бы с голоду еще год назад! Я, кажется, готова съесть слона! Надо скорее звать парней. Пусть костер разводят. Сережа-а-а, Вовка-а-а, мальчики, возвращайтесь!

– Я уже здесь. – Мелехова била мелкая дрожь. Вода сейчас была намного теплее воздуха. Он положил охапку хвороста в кострище, подсунул кусок газеты под сухие ветки и чиркнул спичкой. Лицо его на мгновенье озарилось вспышкой пламени. Губы чуть подрагивали от прохлады, глаза блестели, с волос на лицо капельками стекала вода. Бумага весело загорелась. Вовка положил сверху еще несколько веток, пружинисто поднялся и побежал к лесу, бросив на ходу: «Я за дровами. Лара – за старшую. Следи за огнем!» Лорик, само собой, заняла пост. Мы смотрели на стройный огонь, и в наших головах носились молодые, сумасшедшие мысли, а главное, бесчисленное количество вопросов о жизни: о людях, друзьях и нет, о любви, обязательно вечной, о еде, которой всегда не хватало, о музыке, которая звучала где-то вдалеке на другом берегу: «Позади крутой поворот, позади обманчивый лед, позади…»

Глава 3
Вспышки пламени в ночи и не только… или Как остановить икоту…

– Девочки, а я взяла только одну простыню. У меня полотенце слишком большое и тяжелое. Но зато у меня есть хлеб! Целых полбуханки… – Я направилась к рюкзаку.

– Вот молодец. Я прям как чувствовала, что что-то забыла. Ну да, вместе мы не пропадем. А нож-то у меня где? Я ведь брала… – Лариса продолжала копаться в своей необъятной сумке.

– Мы тоже взяли кое-что. К нашему столу в самый раз. Галчонок, доставай!

Сергей поднес Галке сумку, из которой она извлекла литровую банку с малосольными огурцами и отдельно завернутый зеленый лук.

– Слушайте, ну у вас тут просто пир горой! Где я раньше был? На это изобилие, да после купания, ведь даже смотреть больно, аж зубы сводит! – Егор подошел к краю светового круга, его силуэт был почти невидим. Только капли воды поблескивали от света костра, который уже здорово разгорелся. Вокруг пояса он намотал узкое полотенце, которое было далеко от коленок и совсем не прикрывало красивые сильные ноги. Я слегка смутилась, поймав на себе его улыбающийся взгляд. Егор стоял, уперев руки в пояс. Высокий, стройный, с темной шевелюрой волнистых мокрых волос. Брови темные, нос прямой, глаза редкого темно-зеленого цвета. Я разглядела их еще раньше. А сейчас почему-то смотрела на этого парня как в первый раз. Он казался очень сильным и крепким. В одежде предпочитал вещи балахонистого типа: широкие брюки, широкие рубашки. Было невозможно под всем этим разглядеть такого красавца. «Как же всё-таки повезет его девушке», – наивно подумала я, полагая, что в жизни как у Чехова: «В человеке всё должно быть прекрасно». Мне не хотелось задумываться о том, соответствует ли облик его внутреннему миру. Как-то по умолчанию он должен был быть героем нашего времени. Кстати, это вполне могло так и быть. Я в это сильно верила. Подошел Павел. Тоже мокрый и голодный, потирая ладони и протягивая их к огню. Присел на корточки, чтобы погреться.

– Павлик, возьми простыню, а то замерзнешь, – Лариса протянула сложенную ткань.

– Ну что ты, Ларочка, спасибо. Мне не холодно совсем. Я закаленный с детства. У нас во Владивостоке погода не балует. Всякое бывает.

– Егор, может, тебе надо? – не унималась Лара.

– Спасибо, я уже почти обсох. А где Вован? – Егор стал оглядываться.

– Он пошел за дровами.

– Один? Пойду поищу и тоже дров захвачу.

– Пойди, дорогой. А то давно его нет. – Лариса заботливо подкладывала тонкие сухие веточки в огонь, строго выполняя наказ своего возлюбленного.

– Не хочешь пойти со мной, Люба? А то я дорогу не знаю, – небрежно бросил Егор, качнув головой в сторону леса. Я, как глупая овца, чуть не сорвалась с места, но меня остановил спасительный голос Павла:

– Ну ты даешь, Гордей! Не заблудишься! Зови меня, если что. А девушке в лесу с малознакомым человеком, пусть даже моим другом, делать нечего. Правда, Любовь?

– Как скажешь, Лук. Я не настаиваю. – Гордеев развернулся и медленно пошел в сторону леса, негромко окликая Володю.

Я готова была провалиться сквозь землю и благодарила Бога, что в свете огня никто не видел позорного румянца на моих щеках. «Готова была сразу побежать, как только поманил? Где твоя гордость? Где чувство самосохранения? Нельзя же так сразу, в конце концов». Я ругала себя на чем свет стоит.

– Не переживай. Я не дам тебя в обиду. Даже если обидчиком станет мой друг, – Павел сидел рядом, смотрел на огонь и говорил очень тихо.

– Почему?

– Что «почему»?

– Почему не дашь?

– Потому что по-другому не умею. Я знаю Гордея много лет. Он не слишком сентиментален. И совсем не романтик.

– А ты романтик?

– Не совсем… Я будущий офицер. Потомственный офицер в пятом поколении. Все мужчины моего рода отдавали свою жизнь за родину, защищая близких и родных. Я не вижу для себя другой участи.

– И вы все – Луковы?!

– Да. А тебе не нравится наша фамилия?

– Ух ты! Вы уже фамилию обсуждаете? Кто победил? Петровские или Луковы? – Галка присела на корточки между нами. – Какие интересные у вас разговорчики! Можно мне послушать?

– Можно, конечно. Девушке можно всё в пределах ее воспитанности. – Павел в упор посмотрел на Галину. В его взгляде не было ни капли иронии. Улыбка сползла с лица обольстительницы, она с досадой откинула прядь волос со лба. Молча поднялась и с напускным весельем направилась в сторону сидевшего неподалеку Сергея. Галунов затачивал концы веток, чтобы каждый мог насадить на них кусочек сала, завернутого в бумагу, и поджарить на огне. Бумага сгорала не сразу, она пропитывалась жиром, который капал на заранее приготовленный ломтик хлеба. Когда от листочка оставался черный огарок, сальцо очищали от остатков, стаскивали с палочки на хлеб и отправляли в рот этот ароматный, сытный, походный бутерброд. Делалось это непосредственно перед тем, как в углях запечется картошка. Всё вместе выглядело аппетитно и получалось вкусно.

– Серенький, ты сделаешь для меня самый вкусный бутерброд? – Галя прижалась животом к спине Сергея, обняла его за шею и стала целовать в макушку. Волнистые волосы юной прелестницы окутали прохладной дымкой голову парня. Он бросил свое занятие, запрокинул голову навстречу своей нимфе и наслаждался ее легкими поцелуями в лоб, щеки и кончик носа.

– Конечно, любимая. Всё лучшее для тебя, – он закрыл глаза и расплылся в счастливой улыбке.

Галка откинула волосы на одну сторону и, не прерывая свое занятие, искоса посмотрела в нашу сторону. Мы молча смотрели на эту идиллию. Я восторженно наблюдала за ее кошачьей пластикой, какой-то невероятной внутренней свободой и думала, что Галюня совершенно счастлива.

– Мне показалось, что она обиделась на тебя, – тихо сказала я, продолжая наблюдать за парочкой, – а, похоже, вовсе нет.

– Она обиделась, и даже очень. Но виду не подала. А сейчас делает вид, что счастлива. Хотя на самом деле ей ужасно скучно с Серым. Она ищет кипения страстей и приключений. А Серега слишком правильный и хороший для такой особы, – Паша говорил, уже повернувшись спиной к голубкам. Он вытянул ноги, оперся на один локоть и медленно рисовал рожицы на песке. Из тени деревьев потянуло ночной прохладой. Подошла Лариса и набросила на меня простыню. Я закуталась, поблагодарила заботушку и удивленно посмотрела на собеседника.

– Я думала, ты не умеешь осуждать людей.

– Я и не осуждаю. Просто мне жаль друга. У него серьезные намерения. Он в самом деле думает, что Галка – его судьба. Но она так не думает. Она ищет. Сейчас среди нас. Потом пойдет дальше.

– Откуда ты знаешь? Она говорит, что любит Сережу.

– Конечно любит. Она полюбит любого, кого посчитает подходящим. Пока он ей подходит. Но это – пока. Пока она не взвоет от скуки рядом с ним. Ты думаешь, зачем она нас собирает?

– Потому что мы друзья и нам весело вместе.

Паша замолчал. Он смотрел на меня очень пристально, как будто хотел разглядеть что-то важное. Молчание нарушил звук падающих рядом с нами дров. Вернулись Егор и Володя. Они собрали приличный запас топлива.

– Вы собираетесь жечь костер до утра? – спросила я, поднимаясь.

– Мы собираемся как следует согреться и поесть. Но самое главное – не дать вам замерзнуть, – Володя, как всегда, был по-взрослому деловит.

– Ну, мне-то не обязательно торчать возле вашего костра. Меня греет Сережкина любовь! Правда, любимый? – Галка, облокотившись, полулежала рядом со своим другом. Он чмокнул ее в лоб.

– Ты так часто говоришь о любви. Так много слов. Между тем вы даже банально не собираетесь пожениться. Слишком рано? Надо закончить институт, получить профессию. На сколько хватит у вас этой любви? – Павел говорил сухо, глядя на огонь. Лицо его было очень серьезным и задумчивым. – Я думаю, настоящая любовь не кричит о себе на всех перекрестках.

– Зачем им думать о женитьбе? Зачем вообще думать об этом, когда тебе восемнадцать-двадцать? Годам к двадцати пяти можно уже что-то планировать. А сейчас надо наслаждаться жизнью и не усложнять, плыть по течению. – Егор устроился прямо напротив меня. Когда он говорил, лицо его было обращено в мою сторону, как будто всё сказанное касалось именно меня.

– Двадцать пять?! Да ты что, Егор? В двадцать пять мы уже старыми девами будем. Кто нас, старушек, замуж возьмет в двадцать пять? Сам-то, поди, уже давно себе невесту присматриваешь? – Галка удивленно смотрела на Егора, который почему-то молчал, глядя на огонь. – Луков, а ты чё такой серьезный? Может, тебе любви как раз и не хватает? Может, тебе влюбиться – и сразу подобреешь? – Галка жевала спичку и тихонько посмеивалась. – А то смотри, Любовь-то рядом! – все, кроме Павла, засмеялись, угадав двусмысленность Галкиной фразы. А Пашка просто молча смотрел на меня и был как-то далеко от нас в своих мыслях.

– Паш, не смотри так. Это она не про меня! Это она в переносном смысле. Любовь ведь не закажешь и не предугадаешь. Она всегда где-то рядом. И может нагрянуть внезапно, когда не ждешь.

Лариса с Володей молчали и слушали. Она прижалась к нему и не хотела словами расплескивать самое дорогое, что у них было.

– Ну почему же? Может, и про тебя, подружка. Уж больно сегодня наш Пашаня о тебе печется, прям на людей бросается.

– Ой, ну что ты выдумываешь? Ни на кого он не бросается. Я тут совсем ни при чем. И вообще, пока не начался наш пир или все мы не перессорились, лучше пойду купаться. – Я встала, сбросив простыню, и пошла к воде. На мне был белый раздельный купальник, очень красивый, великолепно подчеркивающий легкий летний загар тонкого тела. Вообще-то у меня была стройная фигура. Я об этом прекрасно знала и понимала, что сейчас несколько пар глаз провожают меня взглядами. Стало тихо. Я улыбнулась про себя, приостановилась и с разгона побежала к сверкающей темной глади. На бегу громко крикнула: «Кто со мно-о-ой?!»

– Я, я, мы! – послышалось несколько голосов.

Ноги врезались в толщу воды, образуя волну. Я сложила ладошки лодочкой и нырнула с головой. Вода казалась специально подогретой, разница температур с воздухом уже была ощутимой. Тело обволокло теплом, я заскользила вперед от берега, изредка выныривая, чтобы набрать в легкие воздух. Я умела плавать только под водой. Поэтому со временем научилась очень надолго задерживать дыхание. Какое блаженство – вот так слиться с природой воедино и плыть, ни о чем не думая. Неожиданно я почувствовала чье-то прикосновение к ноге, потом выше. И вот уже чья-то большая рука держала меня за предплечье. Я вынырнула. Под нами было глубоко, и от этого стало страшно. Сердце забилось чаще. Я смахнула воду с лица и увидела рядом Егора.