Читать книгу: «Непридуманная жизнь», страница 4

Сегодня найдем Павла, узнаем, почему он ушел. Может, у него была уважительная причина. Всякое же бывает.

– Любаша, ты права! Конечно, надо идти всем вместе, и, когда отдохнем, обязательно разыщем Павлика, и он нам всё разъяснит. Егорушка, ты же тоже с нами? – Лорик уже сделала шаг вперед, но Галка ее удержала. Все смотрели на Егора. Я находилась где-то посередине между Гордеевым и ребятами, стоящими ровно в ряд. Слева направо стояли Сергей, Галка, Лариса и Володя.

– Ты с ним или с нами, Любаха? – Галка враждебно смотрела на Егора.

– Почему ты ставишь ее перед выбором, Галя? Мы пойдем все вместе, потому что у нас нет повода для ссор. И потому, что мы друзья. Ведь так, ребята? Сережа, Вовчик, Егор? – Лариса волновалась, и голос ее подрагивал. В следующий момент Егор резко обошел меня, встал спиной к парам и лицом ко мне.

– Хочешь, понесу на руках? Прямо до общаги. Хочешь? – Его смуглое тело дышало теплом и силой. Глаза вопросительно смотрели на губы, от которых ждали положительный ответ.

– Нет. – Я боялась не только этого парня – я боялась себя. Конечно, мне хотелось, чтобы эти сильные руки касались моего тела. Чтобы мой первый в жизни взрослый поцелуй случился в объятиях этого человека. Я забрала у него рюкзачок и опустила голову.

– А не надорвешься, Гордеюшка? Четыре километра – путь неблизкий. И чем плату брать намерен за доставку-то? Наша Любаша – девушка порядочная. Натурой не раздает, как ты любишь, – язвительно вставила Галка. Гордеев постоял еще пять секунд и, не оборачиваясь, пошел прочь.

– Ох, ну что ж это такое? Егор, подожди. Володя, Сережа, остановите его. Вы же друзья… – Лариса чуть не плакала. Она физически не переносила ссор и разборок. Ее это выводило из равновесия. Вова гладил ее по плечу, пытаясь успокоить.

– Лучше им каждому побыть наедине с собой. Не надо мешать. Они взрослые люди – и Егор, и Пашка. Всё нормально. Оба не дураки. Нам тоже пора. Пойдемте, народ.

Все, как всегда, послушались Мелехова и молча, взявшись за руки, пошли по лесной дороге. Лариса и меня взяла за руку, чтобы я не отставала. Было уже совсем светло. Начинался новый день. Мы шли, погруженные каждый в свои мысли.

Глава 4
Убежать или остаться, или Что делать, когда зовут замуж…

«Как быстро всё меняется. Как легко дружба может смениться отчужденностью и непониманием. Каким незначительным может быть повод. Какие сильнейшие чувства и волнения могут последовать за этим. Вот Мелехов, Галунов, Луков и Гордеев – четыре совершенно разных человека, разного возраста, с очень разными характерами, с еще более разными целями в жизни – в каком-то моменте своих судеб встретились, подружились и пошли по жизни вместе. У этих абсолютно разных людей появилось что-то объединяющее. Что же это? Как это происходит? Где был записан рецепт их дружбы, их союза? Тот рецепт, в котором все компоненты были тщательно подобраны и оказались по душе каждому из участников. Вместе им было весело и интересно. Они не мешали друг другу и всегда были рядом. Выручали друг друга из передряг, радовались успехам, помогали в учебе. Их связывало очень многое. И вдруг… Щепотка какой соли или перца испортила вкус жизни этих четырех ребят? Или не испортила, а придала остроты и горечи? Так порой необходимой, чтобы они полнее научились чувствовать себя, на что они способны. Насколько глубокими или поверхностными могут они быть. Как научиться выстраивать приоритеты? Как труден бывает этот выбор. Но его приходится делать. И идти дальше с этим выбором. Создавая каждый раз очередную параллельную реальность своего пути».

– Опять она ничего не видит и не слышит! Любаня! Я к тебе обращаюсь! Ущипните ее, кто-нибудь! Несносная девчонка! Люба! – Галка стояла посреди дороги босая, с румянцем на щеках от долгой ходьбы по вязкому песку. Она вырвала меня из раздумий из-за чего-то очень важного для нее сейчас.

– Прости, я не расслышала тебя.

– Я говорю: куда спать пойдем? К нам или по домам?

– Как хотите, я, наверное, в общагу.

– Разве тебе дадут поспать? Там же сейчас вакханалия с утра начнется. Твоя же соседка первая не даст тебе поспать. Начнет, как всегда, греметь своими тазиками и кастрюлями. Я ж ее знаю. Эгоистка, каких свет не видел. Пойдем к нам. Мы тебе отдельную комнату выделим, – Галюня уже «просыпала» в песок весь свой утренний гнев. Понимая где-то в глубине души, что зря меня покусывала, она пыталась загладить свою вину.

– Спасибо, Галчонок, я лучше к себе. Неудобно вас стеснять.

– Ой, да брось ты! Какое стеснение? Это вообще идея Серого. И я его очень в этом поддерживаю. Пойдем, а? – Она взяла меня под руку, когда я поравнялась с ней. – Любусь, ну пойдем, а? Поспим, чё-нить вкусненькое приготовим, закатим пир горой. Наших позовем мириться. У нас питье готово! Чего нам унывать?! Гордею по ушам надаем. Слегка, правда, – она весело засмеялась. – Ну и Лукову тоже надо по шапке навалять. За капризы. Нечего друзей оставлять!

– Точно! На съедение волкам! – мы все захохотали.

– Правда, Любаша, пошли к нам. Галочке будет веселей. Я-то ей плохая подружка, – Сережка почти с мольбой смотрел на меня. Коварный. Мы-то все понимали, что наш математический наркоша уже изнемогает от нехватки мозговых штурмов. Ему безумно хочется засесть за учебники и справочники, с головой погрузившись в мир цифровых лабиринтов.

– Еще не хватало, чтобы ты был моей подружкой. Мне вон Любахи с Лориком хватает! А ты – мой любимый академик!

– До академика мне еще очень далеко. Но если ты будешь меня вдохновлять, как всегда, то путь к цели будет значительно короче. Это несомненно! Хотя иногда музе надо отдыхать в сторонке от гения, – хохотнул Серега.

– Видали? Во какой у меня Галунов – прям философ! Ну чё? Уговорили мы тебя? Не ломайся, пойдем. В общаге всё равно нереально. Я ж знаю! Ну?

– Что с вами делать? Пошли. Я и правда чувствую себя разбитой. Хочется вытянуться во весь свой невеликий рост и выключиться часиков так на пару. Минимум.

– Вообще не вопрос! Дверь закроем. Спи себе, сколько влезет. Я, если раньше проснусь, буду тиха, как рысь перед прыжком. Серегу вообще не слышно, когда он пишет. – Она наклонилась, чтобы надеть туфли. Я придерживала ее за локоть, а Сережка, любуясь, смотрел на ее занятие.

Мы стояли на краю большой поляны, на которой жители соседнего района города сообща построили детскую спортивно-развлекательную площадку. Кто-то замечательный и добрый решил организовать место отдыха в лесу на прекрасной большой поляне. Особое разрешение тогда для этого не требовалось. Главное – желание, свободное время, умелые руки и кое-какие материалы. И вот из труб и досок собрали и возвели детскую площадку, а рядом – нехитрый комплекс для занятий спортом. Турники, брусья, качели, горки, песочница с грибком и простенькая каруселька. По краю поляны в разных местах лежали части больших стволов, выполняющие роль лавок, а перед ними кострища с охапками дров, которые использовали отдыхающие.

Негласным правилом было непременно оставить после себя для будущих гостей небольшой запас сухого хвороста и дров. Но так почему-то было только в этом месте. Больше я такого нигде не встречала. Подобное мне не попадалось. Все оборудованные места были достаточно удалены на безопасное расстояние от деревьев. Было чисто и очень красиво. Вокруг невероятно пели птицы, уже светило солнце, и день обещал быть прекрасным.

– Ой, смотрите, Павлик, – удивленно проговорила Лариса.

– Где? – удивился Сергей.

– Вон там. Сидит у костра. По-моему, это Паша.

У Лорика было не очень хорошее зрение, но она была права. Мы посмотрели в направлении ее руки и в самом деле увидели Лукова, сидящего на одном из бревен у небольшого костерка. Он сидел молча, глядя прямо перед собой. Задумчивый и отрешенный.

– Пашка, дружище, мы тебя потеряли! Куда ты пропал? Здорово, друг! – Мелехов быстрым шагом пошел в направлении приятеля. Мы бросились следом. Все оживились и обрадовались неожиданной встрече. Павел, услышав наши голоса, встал и пошел навстречу. Увидев радость на лицах друзей, он тоже счастливо улыбнулся.

– Я вас уже заждался! Думал, заснули и проспите всё на свете! – Мы стали обниматься, шутить и веселиться. Сережка радовался, как ребенок. Володя тоже стал как будто не таким серьезным и сдержанным. Галка чмокнула Павлуху в щеку и потрепала за ухо.

– Ну куда ты убежал, Паш? Мы испугались, не знаю как! Хоть бы сказал, что уходишь.

– Простите, ребята, я чего-то сорвался резко. Хотел побыть один. В общем, простите. Понимаю, дурака свалял. Виноват.

– Мы прощаем, Пашенька! Конечно, прощаем! Мы просто очень волновались! – Лариса обняла его за шею и прижалась головой к плечу.

Я стояла немножко в стороне. Мне, как и всем, было светло и радостно от этой встречи. От того, что друг нашелся и снова воцарились любовь, дружба и взаимопонимание. Было здорово, что никто не стесняется проявлять чувства. После Лорика к другу подошел Мелехов, взял за руку, они обнялись, похлопав друг друга по спине, и разошлись на пару шагов. Рядом суетился Сережка. Павел Луков был в кругу своих лучших друзей. Не было только одного. Все что-то спрашивали у Павла, перебивая друг друга, он старался всем ответить, все смеялись от кутерьмы, которая царила сейчас на этой красивой поляне под звуки несмолкающего хора лесных птиц. Вдруг Павел посмотрел в мою сторону и перестал говорить и улыбаться.

– Ты выйдешь за меня замуж? – все замерли от неожиданности. Кажется, даже птицы смолкли. Все изумленно смотрели то на Пашу, то на меня. Я потеряла дар речи от внезапности и нелепости ситуации. Я была знакома с этим человеком меньше двух недель. Видела его третий раз в жизни. Даже не знала, какого цвета его глаза. И вот на тебе – «замуж»!

– Вот это да! – изумленно и негромко выпалила Галка. Серега еле слышно присвистнул.

– В каком смысле? Мне 17 лет, – только и смогла пролепетать я, спустя минуту.

– Я подожду до твоего 18-летия. Если ты согласишься. Я буду ждать и больше, если хочешь. Я всё обдумал.

– Но почему? Зачем? Почему я? Мы ведь совсем чужие люди, – это была примерно одна сотая часть из сонма вопросов, роящихся в моей голове. Павел подошел ближе ко мне.

– Я будущий офицер. Через месяц наша семья улетает на Сахалин. Отца переводят туда на постоянную службу. Я буду учиться и, скорее всего, служить буду тоже там. Мне нужна настоящая женщина. Как у моего отца. Которая будет способна делить со мной все тяготы и радости военной службы. Моя мама – идеальная жена. Ты такая же, как она. Я это понял сразу, как только тебя увидел. Никакая другая девушка мне не нужна. Я обеспечу тебя всем, что пожелаешь. Ты никогда и ни в чем не будешь нуждаться. Я всегда буду заботиться о тебе. И никогда не предам. Даю слово!

Все слушали, затаив дыхание. Даже у Галки не нашлось ни одной колкости, чтобы «вкрутить» в разговор. Все смотрели на меня и ждали ответа. Я как будто забыла, как говорить, глаза наполнились влагой. Я сдерживала слезы изо всех сил. Мне хотелось отмотать пленку этого утра на полчаса назад, пойти по другой тропинке, не встретить Павла, лечь спать в отдельной комнате и уснуть младенческим сном… Но всё уже происходило не так.

– А любить ты ее тоже будешь по уставу? – это прозвучало так неожиданно, что девчонки ойкнули от изумления и уставились на владельца дерзкого голоса. Егор стоял в трех метрах от нас со стороны города. – Что ее ждет в твоих гарнизонах с привозными продуктовыми лавками? Пока ты будешь охранять границы нашей необъятной родины. Сопли, пеленки и одиночество?

– Ты выйдешь за меня? – Луков не обращал внимания на соперника и не сводил глаз с меня, ожидая конкретного ответа. Мне стало холодно. Я поежилась и очень медленно сделала шаг назад. Появление Егора не улучшило ситуацию.

– Люба, пожалуйста, скажи «да», – Павел шагнул в моем направлении.

– Зачем ты давишь на девчонку? Похоже, она и тебе отказала. Только сформулировать не успела. Мы с тобой на равных, дружище. Может, дадим ей время подумать и самой решить? – Егор стоял напротив Павла, глядя ему прямо в глаза.

– Ой, мамочки, мамочки, – послышался шепот Ларисы. Галка тихонько ткнула подругу локтем в бок.

– Только без драки, парни, – Мелехов встал между дуэлянтами, готовыми вот-вот схватиться. – Хватит драматизма. Расходимся.

Противники отступили на шаг, соглашаясь со старшим товарищем.

– Мы и не собирались. Так ведь, Пашань?

– Так.

– Ну вот, благочестивое собрание может спокойно выдохнуть и продолжать свой приятный поход. А мы с Пашаней присядем к огоньку и потолкуем с глазу на глаз. Согласен?

– Никаких толкований не будет! – у меня наконец прорезался голос. – Сейчас вы все вместе отправитесь по домам и сделаете вид, что счастливы примерно так же, как это было еще вчера. Вы оба сейчас же пожмете друг другу руки и начнете дружить снова! – мой голос звучал громче, чем в начале речи. – А я исчезаю. Прощайте.

Я повернулась и быстрым шагом направилась в сторону города. Идти оставалось минут десять. Уже были слышны городские автобусы и троллейбусы, развозившие на утреннюю смену рабочих.

– Люба! Любаша! Подожди! Остановись, пожалуйста! – это Лариса, как всегда, пыталась всё сгладить.

Я прибавила шаг, ускорилась и, наконец, побежала. Мне не хотелось останавливаться или оборачиваться. Всё во мне бушевало. И моя юная влюбленность, набирающая силу, которую я едва могла сдерживать. И растерянность перед необыкновенной прямотой и искренностью Павла Лукова. И раздирающие меня в клочья противоречия, которые не давали мне покоя и сбивали с толку, не позволяя включить рассудок.

«Учиться, Люба! Ты должна учиться! Куда тебя несет? Какая еще любовь, тем более замужество? Ты рехнулась? О чем тут думать вообще? Учиться, учиться и учиться! Будет тебе счастье в твои законные 20 лет, если приспичит. Будут еще женихи. Не все переженятся. Кто-нибудь да останется приличный. И влюбится, и женится, и детишки пойдут. Не переживай! А пока чеши в свою общагу, на третий этаж, в комнату 306. Закройся, замуруйся там. Сиди – не высовывайся. И во всякие там компашки – ни-ни! А то офигеть: замуж ее позвали! Онемела она от предложения! Какая честь! Ты дура, что ли, совсем? Надо было сразу всё пресечь, чтобы в твою сторону даже мыслей подобных не возникало! Нет, а что я такого сделала вообще-то? Я что, с кем-то кокетничала? Или, что ли, флиртовала со всеми подряд? Чего это мне в монашки обряжаться? Откуда это всё взялось? Все эти охи-вздохи-передохи? Надо спросить у Юльки. Она точно знает, что с этим делать. Сейчас приду, попробую всё же поспать, а потом, на свежую голову, поболтаю с ней. Она старше и всё знает. У нее парней уже штук пять было. Все любимые. Со всеми дружит. Никто никому лиц не бьет. Умеет же она как-то договариваться…»

Я шла по дворам между девятиэтажками. На улице было еще свежо, но от быстрого шага мне стало даже жарко. День обещал быть солнечным и горячим. На небе не было ни облачка. Город просыпался. Дворники мели тротуары, рабочий люд выходил из подъездов и направлялся к автобусным остановкам. Маленькие людские ручейки стекались в один общий водоем, волнующийся в ожидании транспорта. Еще не вполне проснувшись, уже хорошо знакомые люди при встрече обменивались приветствиями и молча замирали на месте, глядя в одном направлении. Вечером такие же ручейки растекутся в обратном направлении, спеша к своим близким и родным.

«Так, а что я скажу вахтерше? Откуда пришла, где была? Допрос будет с пристрастием. Это по-любому. Вот еще слово-паразит! Все кругом к месту и не к месту долдонят: „по-любому, по-любому“. Терпеть не могу, когда все подряд начинают употреблять мусорные выражения. А сама тоже. Зачем? Люба, следи за речью. А то деградируешь и не заметишь».

Сегодня на вахте должна была дежурить моя любимая бабулька – Тамара Алексеевна Прошина. Она меня просто обожала, правда, я не знала, за что. Но в ответ, как порядочная девочка, я обожала ее тоже. Она всякий раз обязательно задерживала меня, проходящую мимо. И начинала петь мне дифирамбы вперемешку с вопросами о моей веселой жизни.

Я взошла на крыльцо общежития, потянула на себя ручку большой застекленной входной двери, наверху которой была приделана мощная пружина. Слегка придержала, закрывая, и прошла через большой прозрачный застекленный тамбур в фойе первого этажа, где располагалась наша славная, можно сказать, героическая вахта. Почему героическая? Потому что бабушкам-вахтершам порой приходилось держать настоящую оборону под натиском неприятеля, каковым являлись гости. То бишь посторонние люди преимущественно мужского пола, стремящиеся под всяческими фантастическими предлогами проникнуть в святая святых – на третий девичий этаж. Правила в нашем заведении были строгие, а вахтерши – еще строже. Присутствие внутри общежития было ограничено с 8 утра до 10 вечера. Наивно было полагать, что бабушка божий одуванчик развесит уши и поверит наспех придуманной нелепой истории очередного ловеласа. Бабуси были строги и непреклонны! Обычно… Чаще всего… Как правило… Но… Для любимчиков могли сделать исключение, непременно убедившись в приватной беседе, что цель визита – непреклонное желание связать узами Гименея влюбленные сердца. Но это не отменяло обязательную проверку документов. Так, на всякий случай. Напоследок всенепременно, медленно, тщательно и скрупулезно записать в амбарную книгу посетителей данные искателя приключений.

Ранним утром на вахте, конечно, было тихо и безлюдно. Слишком рано даже для студентов и преподавателей. Смена вахты происходила с 6:30 до 7:00. Но дверь не была заперта, потому что технический персонал уже начал работу внутри и снаружи здания. Да и кухня начинала работать с шести утра. Обычно вахтеры не спали в эти часы. Но сегодня мне повезло. В выходной день работало меньше персонала, а потому вахтеру можно было отдохнуть подольше. Баба Тома дремала в старом потертом кресле, которое давным-давно привез кто-то, и уже никто не помнил, кто это был. Очки в черной роговой оправе держались на кончике носа, волосы были собраны на макушке в пучок, и ото лба к затылку виднелся вставленный в густые с сединой волосы большой костяной гребень. На плечи, несмотря на лето, был наброшен большой серый пуховый платок, голова опущена на грудь, руки лежали на животе крест-накрест. Тамара Алексеевна слегка похрапывала. В тишине тикали настенные часы, которые всегда спешили на пять минут.

Осторожно ступая, чтобы не разбудить дремлющую сторожаку, я стала пробираться к лестнице. Уже обойдя вахтенный стол и зайдя за глухую перегородку, отделяющую фойе от широкого коридора, я вздрогнула от резкого звука зазвонившего дискового телефона. Он звонил как несколько будильников – громко и надрывно. Я резко пригнулась и рванула к лестничной клетке. Тамара Алексеевна, испугавшись этого истеричного монстра, схватила трубку и громко сказала: «Але. Але? Кто это? И что? Чего звоните? А-а-а, ой, а я не узнала. Чего? Заболела? Ну вот. Не придешь? А как мне? Так ты сама Фадевне звони…»

Я легко взлетела по лестнице на третий этаж. На цыпочках подошла к комнате, осторожно приоткрыла дверь и вошла почти бесшумно. Юлька спала, вытянув руки вдоль тела поверх одеяла. В комнате, как всегда, был идеальный порядок. Окно задернуто тяжелой портьерой, от чего в помещении было почти темно. Я неслышно сняла сандалии, сбросила платье и тихонько забралась под одеяло. Слегка скрипнули пружины. Юлька повернулась на бок и продолжала сопеть. Как хорошо, что сегодня воскресенье! Буду спать до обеда! Я закрыла глаза и уснула практически сразу.

Глава 5
Правила существования на Земле рядом с Юлей Гудковой, а также другие соседи…

– Люб, ты вставать собираешься? солнечный свет нула шторы и впустила яркий – Юля раздви в наше темное царство. – Я уже два часа хожу без шороха, жду, когда ты проснешься. А ты, похоже, не собираешься. Ты во сколько явилась? У меня куча дел. Ты своим спаньем мне мешаешь. Я не могу всё делать шепотом…

Юлька была жутко серьезной дамой. Ей было уже 20 лет. Взрослее не придумать. Все порядки в нашей комнате устанавливала она. Я не спорила, потому что она это очень здорово умела. В моем женском образовании были огромные пробелы. Никто не учил меня быть хорошей хозяйкой. Я постигала эту науку, проживая рядом с девушкой, которая будто бы родилась с этим знанием. В трех ее высоких шкафчиках, которые располагались в начале комнаты и напротив моих, был просто идеальный порядок. Платья висели на плечиках тщательно отглаженные. Под ними на полке была постелена белая бумага, на которой аккуратными стопочками сложены носочки, колготки, трусики и маечки. Бюстгальтеры – в отдельной коробке за стопочками. Внизу под полкой в коробках хранилась чистая обувь. На самой верхней полке «жили» полотенца и носовые платочки. В следующей секции было несколько полок, на которых так же образцово были сложены остальные вещи, распределенные по группам. В последней секции хранилась посуда и сухие продукты, не требующие низкой температуры. Естественно, всё в идеальном порядке. На тумбочке рядом с кроватью, невероятно, но сверху не было ничего, а внутри были тщательно разложены предметы ухода за собой и тетрадки с ручками. Наша комната отличалась от всех прочих очень сильно. У окна, ближе к кровати Юльки, стоял большой, почти новый стол из натурального дерева, к тому же раздвижной. На нем лежала красивая хлопковая скатерть брусничного цвета с бирюзовым растительным узором. В центре стола располагался графин с двумя стаканами на стеклянном круглом подносе. Шторы были в тон скатерти. У стола находились два мягких стула. И самое главное, у нас имелся великолепный, новый мягкий уголок, состоящий из двух кресел и журнального столика. На столике располагалась настольная лампа с зеленым абажуром. На полу лежал толстый шерстяной ковер. Ах да, и еще у нас на кроватях лежали совершенно новые матрасы, пуховые пушистые подушки и по два (!) одеяла на случай прохладной погоды. В общем, почти квартирный вариант.

Всем этим изобилием мы были обязаны нашему деспотичному коменданту, у которой простые смертные никогда не могли выпросить даже снега зимой. Величали нашего коменданта Калачаева Грана Фадеевна. Договориться с ней было совершенно невозможно. Она попросту никого не слышала и всё время кричала. Но как-то раз, увидев меня на получении инвентаря, стала интересоваться, кто я и откуда. Спустя пару недель она уже была одержима идеей фикс – женить на мне своего единственного обожаемого сына. Если честно, абсолютного болвана. Не очень-то полагаясь на то, что несчастный отпрыск сможет найти себе достойную спутницу, Грана Фадеевна взяла дело в свои руки и начала всячески заманивать меня в свои сети. Во-первых, она вдруг изыскала в недрах своих хранилищ практически новые предметы интерьера, которые магическим образом перекочевали в комнату, где обитали мы с Юлькой. В придачу ко всему этому богатству был приложен переходящий вымпел, гласивший: «Лучшая комната нашего общежития». Грана Фадеевна самолично повесила отличительный знак на дверь нашей комнаты. Кроме этого, она повадилась частенько заглядывать к нам в гости. Попить чайку с плюшками, которые сама же и выпекала. Вся беседа сводилась к тому, что озабоченная мамка без устали нахваливала своего Митюшеньку, который «ну такой умный, такой добрый, а уж какой послушный и нетребовательный, так это вообще больше нигде не встретить». Получалось, лучшего мужа нечего и желать. «Вот Митеньке уже 18 лет, а достойных девочек вокруг нет, хоть плачь. Надо, конечно, институт закончить, это уж мать проконтролирует обязательно. Но и невесту присматривать тоже пора. Мать, поди, не вечная». Грана Фадеевна уплетала собственные плюшки со сладким чаем при полном нашем молчании. Когда она жевала, тяжелые очки всегда сползали вниз, стремясь упасть. Комендантша автоматически подталкивала их на место кривым костлявым пальцем, потряхивала при этом головой, как бы усаживая очки на место, на секунду выпрямлялась на стуле, подносила плюшку к безгубому рту и делала большой укус. Крошки сыпались на синий технический халат, она наклонялась над столом, чтобы не сорить, и очки снова норовили свалиться. В такой суете она успевала выдать большой объем текста, суть которого нас вообще не интересовала. Но что-либо изменить мы не могли, а потому сидели и терпели. Изнемогая от душной компании, Юлька отваживалась встать, сославшись на срочные дела, бросала меня на «съедение нашей горгоне» и уходила прочь. Грана Фадеевна как будто только этого и ждала. Провожала Юльку ехидной улыбочкой и посылала вслед:

– Иди, золотая, иди. Я тоже скоро побегу.

Подождав, когда за Юлей закроется дверь, комендант тут же менялась в лице и с отвращением заявляла:

– Вот отродье. Клейма ставить негде, а гонору-то, гонору. Злая девка. Строптивая. Надо вас расселить как-то. Не надо тебе с ней, золотце. Мой Митенька таких на дух не переносит. А он очень разбирается в людях. Вот про тебя как скажу, так он и говорит: «Вот, мол, мама, так бы и смотрел на Любоньку. Так мила, так мила». А я говорю: «Влюбился, что ль, сокол?» А он: «Ну что вы, мама, сразу!» И краснеет, как девица. Ха-ха-ха. Стесняется, значит. Он же скромный, очень скромный. Ты замуж-то думаешь, девонька? Думать надо. Знашь, как бывает…

Калачаева могла битых полчаса изводить меня своими речами. Лишь если кто-то в коридоре начинал звать коменданта, она нехотя замолкала, трепала меня по волосам своими длинными холодными пальцами и огромными шагами выходила вон. Я тут же подскакивала к окну, открывала форточку нараспашку, чтобы изгнать зловонный запах присутствия незваной гостьи, и выносила остатки недоеденных плюшек на общую кухню, где их обязательно кто-нибудь съедал.

Юля сновала по комнате, делая какие-то воскресные дела.

– Я сегодня сплю. Делай что хочешь, – не открывая глаз, сказала я.

– Через час я пойду в центр. Надо купить мыло, шампунь и продукты. Ты пойдешь со мной? Хотя кого я спрашиваю? Если будешь есть, не забудь убрать за собой. И помой полы. Сегодня твоя очередь.

Юля давала указания, занимаясь своими делами и не обращая никакого внимания на мое полусонное тело.

– А чего ты домой не поехала вчера? Я думала, ты поехала. А ты тут спишь. Я не слышала, когда ты пришла. Ты во сколько вернулась?

– Не помню, не смотрела на часы, – пробубнила я.

– Кстати, тебя вчера Грана искала.

– Зачем?

– Откуда я знаю? Мне без разницы. Я сказала, что ты домой уехала.

– И правильно… Спасибо.

– У тебя всё нормально? – вдруг побеспокоилась Юля.

– Нормально.

– Похоже, не всё. – Она присела на край моей кровати. – Елки, как от тебя кострищем несет! Плечо испачкано. Ты где была?! Платье на полу. Так, вставай, иди в душ! Там вода теплая есть. Ты прямо как замарашка. Не могу смотреть. Вставай, тебе говорят!

– Юль, я спать хочу, – прохныкала я, отворачиваясь к стенке.

– Ничего не знаю и слышать не хочу. Иди помойся, переоденься, поешь, а потом делай что хочешь. Ну! Вставай же!

Соседка стала тормошить меня. Делать было нечего. Стало понятно, что придется подчиниться и встать, потому что моя надзирательница всё равно не отстанет. Я потянулась всем телом, открыла глаза, зажмурилась от яркого света.

– Я куплю продукты по списку. На рубль сорок. Надеюсь, у тебя есть половина?

– Да, конечно. – Я не интересовалась, какие продукты она хочет купить, потому что Юля хорошо готовила и еще потому, что мое мнение ее мало волновало.

– Отдашь, когда вернусь. Так, подъем, пока я не разозлилась.

– Встаю, встаю. Во сколько ты вернешься?

– В три часа.

Можно было не сомневаться, что так и будет. Заявленное время не было приблизительным или неточным. Юля вернется ровно в 15:00, как солдат на вахту. Я порадовалась, что у меня будет куча свободного времени и я смогу отоспаться.

– Чем ты будешь завтракать?

– Не знаю, может, в столовку схожу.

– Она сегодня не работает. Ты забыла, что сегодня воскресенье?

– Да? А кухня утром была открыта.

– Но не для тебя. Тетя Клава сегодня огурцы маринует. Так, стоп! Откуда ты знаешь, что кухня открыта с утра? Ты что, явилась домой только утром? Ты где была, мелочь? Я тебя спрашиваю!

«Ну, всё, прокололась. Теперь плешь проест своими нотациями. Как будто я маленькая. Шла бы уже за своим мылом. Так нет – строит из себя училку. А сама с Генкой три раза в неделю в койке вошкается, когда я сплю. Чего они там шуршат? Непонятно… Еще и целуются при этом. Странные какие-то. Однажды я проснулась, чтобы до туалета сбегать, так они даже не сразу затихли. Я халат накинула и бегом в конец коридора. Когда вернулась, Юлька уже одна, постель поправляет».

– Чего тебе не спится среди ночи? – недовольно пробубнила соседка.

– Так я же в туалет бегала. Зябко как-то в комнате. А в коридоре вообще дубак. Генка уже ушел?

– Конечно, ушел, разве с тобой отдохнешь?

– Мне показалось, что вы не спали, – наивно проговорила я виноватым тоном.

– Показалось. Спали мы. Еще как спали. Только не доспали из-за твоих похождений! – не унималась суровая «мадам Гудкова».

– Ну извини, я не хотела вам мешать.

«Вот и сейчас взялась учить меня уму-разуму. А с чего? Я что, пришла пьяная, или с парнем, или рваная-драная? Пожалуй, не буду я с ней советоваться. Опять орать будет. Лучше с Галюней обмозгуем. Она, когда в хорошем настроении, может любой вопрос разрулить».

– Я у Галки была.

– А чего тогда сюда пришла в такую рань?

– Она на поезд пошла, и Сережка с ней. Домой поехала. Вот мы и разошлись.

– Понятно.

Юлька пристально посмотрела мне в глаза и тут же поняла, что я вру, потому что делать этого я почти не умела. Но больше с расспросами не приставала и оставила меня в покое. Она уже почти собралась, когда я вернулась из душа с полотенцем на голове. Юля взяла сумочку, положила в нее маленький кожаный кошелечек, носовой платок, проездной автобусный билет и ключ от комнаты. На ней было красивое летнее платье из плотного хлопка, длиной до середины колена. Отрезное по талии, с круглым вырезом и шикарным большим воротником, отделанным шитьем. На спине платье застегивалось длинной змейкой. Вытачки создавали безупречную посадку по фигуре. Надо сказать, что миниатюрная Юля была как фарфоровая статуэтка. Идеально сложенная натуральная блондинка с белой кожей и длинными прямыми волосами платинового цвета. Совершенно овальное открытое лицо, прямой нос. Объемные, но не пухлые губы были всегда сухими. Красивый разрез голубых глаз и выразительные брови украшали очаровательное личико маленькой изящной куколки Юли. Она немножко припадала на правую ногу из-за детской травмы, но умело маскировала это тщательно подобранной обувью и стельками. Я смотрела и любовалась ее безупречным внешним видом. Ни одна мелочь не была упущена из виду. Она была строга не только к окружающим, но и к себе. К себе даже больше. Всё четко спланировано по минутам. В ее жизни было мало неожиданностей. Кажется, она могла с легкостью сказать, что будет делать и где находиться, например, через год в 15 часов 33 минуты. Самая большая неожиданность, которая с ней произошла, – это появление в ее жизни Любы Петровской. Юлька не могла ужиться ни с одной девушкой в общежитии. От нее все сбегали, не продержавшись и месяца. Поскольку мест всегда не хватало, к ней снова кого-то подселяли. История повторялась. И тут вдруг после бегства очередной соседки и предшествующего этому скандала, который слышали, кажется, на всех этажах, я стала свидетелем того, как Юлька «помогала» бывшей сожительнице выносить вещи. Она их попросту выбрасывала из комнаты в коридор. Жертва тирании при этом, вся в слезах, пыталась собрать свои пожитки и запихнуть в большой чемодан. Я стояла в дверях кухни с чайником в руках и наблюдала эту драму, вытаращив глаза от удивления. Это было в середине моего первого курса. Когда из комнаты вылетел последний сапог изгнанницы, в дверях появилась взлохмаченная, запыхавшаяся Юлька, подбоченилась и выпалила: