Читать книгу: «Непридуманная жизнь», страница 5

– Даже близко не приближайся к моей комнате, неряха! Найди себе подходящий хлев, где будешь с такими же свиньями есть из одной тарелки помои, которые ты только и умеешь готовить! – развернулась, вошла в комнату и громко хлопнула дверью.

– Я всё расскажу про тебя в деканате, гадина… Тебя отчислят за хамство! – девушка стояла на коленках, подтягивала к себе вещи, забрасывала их в чемодан и подвывала, временами хлюпая носом и размазывая слезы руками по щекам.

– Только попробуй явиться туда, все сразу узнают, кто пишет тебе курсовики! – Юлька распахнула дверь и бросила в чемодан закопченную алюминиевую литровую кастрюльку. Затем снова скрылась за дверью. Из комнат на громкие выкрики повыбегали другие студентки, все шушукались и хихикали. Мне было жалко смотреть, как на полу рыдает незнакомая мне девушка. Я поставила чайник обратно на плиту в общей кухне, подошла к бедолаге и стала помогать ей собирать вещи. Потом примяла их, закрыла крышку, села сверху и защелкнула замочки. Девочка села рядом со мной на чемодан и продолжала всхлипывать. Кто-то подошел, потом еще и еще. Стали задавать дурацкие вопросы, типа: «Что случилось?», «Из-за чего она взбесилась?», «Почему выгнала?», «Из-за чего поругались?» Кто-то сочувствовал: «Да, она такая. Гудкова в гневе вообще мегера. И как это в ней столько злости помещается? Сама мелкая, как вошь, а от злости может разорвать в клочья. Ладно, ты не реви. Образуется. Ты не первая. Одной-то всё равно ей жить не получится, как она мечтает. Это ж общежитие, а не частная лавочка. Кого-то подселят. Ладно, не расстраивайся». Все вроде бы поучаствовали и стали расходиться. Мы продолжали сидеть на чемодане.

– Тебе есть куда пойти?

– Нет… – девчонка всё еще всхлипывала. Глаза покраснели, по щекам размазалась тушь, нос распух.

– Пойдем к нам. Правда, нас уже трое, но чёй-то решим на сегодня. А завтра пойдем к Гране. Я у нее в авторитете, – улыбнулась я и слегка толкнула ее плечом. – Вставай! Пойдем знакомиться с моими.

Мы зашли в комнату. Аня сидела, свернувшись калачиком на кровати, и читала книгу. Она никогда ничем не интересовалась, ни в чем не участвовала. Боялась всего: людей, собак, кошек, мышей (естественно), пауков, автобусов, преподавателей, дождя, грозы, самолетов, мостов, физкультуры – мяча, каната, брусьев. Она обязательно держалась кого-либо из нас, живущих в одной комнате, чтобы, не дай Бог, не потеряться. Мы ее жалели. Училась она не очень хорошо, но учителя ставили ей четверки, потому что тоже жалели.

Светка была полной противоположностью. Громкая, звонкая, большая, неугомонная. Она всегда хохотала по поводу и без. Из нее бил неиссякаемый фонтан энергии. Даже ночью она не давала никому покоя, потому что раскатисто храпела! Но никогда в это не верила.

Она была слишком занята, чтобы отвлекаться на сцену в коридоре, происходившую практически напротив нашей двери. Потому что у нас в гостях был мужчина! Ну, не мужчина – молодой человек. Виталий. И не в гостях, а по принуждению. Светка выловила молодого штатного электрика, который практиковался у нашего старого, вечно полунетрезвого энергетика, и обязала бедолагу починить настольную лампу, которая уже неделю моргала. Светка-ураган тут же сообразила для трудяги чайку с коржиками, стала расспрашивать, «как он и где», а заодно рассказывала о себе и своих домочадцах. Виталик скромно грыз черствый коржик, запивал холодным чаем и смущенно краснел от близости молодой горячей первокурсницы. В общем, моим подругам было недосуг. Войдя, я представила нашу гостью. Ее звали Оксана. Училась изгнанница на третьем курсе. Приехала издалека. Раньше жила в другом корпусе общежития. Но там начали делать косметический ремонт и часть комнат расселили в другие корпуса. Оксана попала к нам и угодила в лапы недоброй Юли Гудковой. Финал их невеселой совместной жизни только что наступил. Я всем объявила, что сегодня Оксана останется у нас. И надо придумать, где она будет спать.

– Как это – у нас? – удивилась Светка, даже прервав свое щебетание с Виталиком. – Где ж мы ее положим? Нас и так трое! Ты чё? Не-не-не, я в этом не участвую. Любань, ты как хочешь, но я против. Анька, ты как? Согласна?

– Не знаю… Я не знаю… Люба, если ты так решила, то, наверное, пусть Оксана ночует. Только у нас кровати неудобные. Они же узкие и с железными сетками, – пролепетала Аня, оторвавшись от чтения.

– Девочки, без паники. Я всё придумала! Мы стащим на пол два матраса и ляжем втроем на полу. Два одеяла у нас есть. А третье можно забрать из комнаты напротив, где жила Оксана, – весело предложила я. – Оксан, заберешь?

– Лучше без одеяла посплю. Я туда больше не пойду. Она отгрызет мне ногу.

– Ладно, сама схожу.

– Давайте-давайте, укладывайтесь. Я в этом не участвую. У меня свое законное место. Не намерена спать на полу, – Светка отвернулась от нас и снова стала что-то шептать пареньку. Он молча слушал и поглядывал в нашу сторону. Мы пристроили чемодан и присели на мою кровать напротив Ани.

– Конечно, Люба, ты всё правильно говоришь. Так и сделаем. А как по-другому? – Аня отложила книгу, свесила ноги на пол и надела тапочки. У нас было не очень чисто. Не было никакого графика дежурств, потому что никто не хотел заморачиваться на уборке. Происходило это всегда стихийно. Убирала либо я, либо Аня. Светке всегда было некогда. Но мы ее не осуждали. Только иногда подтрунивали. Но заставить ее что-то делать было крайне сложно.

– Я могу принести раскладушку из подсобки, – вдруг робким голосом произнес Виталик, глядя то на меня, то на Оксану. – Петровича сегодня нет, так что никто не узнает.

– Тебе-то это зачем? Разберутся сами. Не обращай внимания, Виталь. Они всё уже придумали. Не на снегу же они спать собираются, – Свете явно не нравилось, что Виталик переключил свое внимание. Но он уже ее не слушал, а встал и направился к двери.

– Как здорово! Ты нас очень выручишь! Тебе помочь? – я была рада его предложению.

– Да, было бы неплохо. Там темно и много чего навалено. Надо фонариком посветить.

– Вот Оксана тебе и посветит. Только сопли утрет и в зеркало на себя посмотрит! Подождешь ее за дверью? – я заметила, как Виталик просиял от моего предложения.

– Конечно! Буду у лесенки.

– Давай. Вперед! – я подмигнула очаровательному парнишке и повернулась к Оксане. Та просто засияла. – Ну что, рёва-корёва! Лицо умой – и бегом!

Оксана схватила висевшее на спинке кровати мое полотенце, кинулась к графину с водой, намочила конец и стала стирать следы туши и слез с розовых щек. Когда она повернулась ко мне лицом, я поразилась, насколько она оказалась очаровательной. Она была рыженькая, конопатая и с зелеными глазами! Губки бантиком, большой чистый выпуклый лоб и курносый нос. По всему было видно, что любит пироженки, потому что худенькой ее назвать было трудно.

– Давай-давай, бегом! – захлопала я в ладоши, подгоняя новую знакомую. Она сорвалась и побежала в коридор. Возможно, навстречу своему счастью. В комнате повисла пауза… какая-то неприятная пауза. Мы с Анькой ждали, глядя друг на друга.

– А чёй-то ты, Любань, чужих женихов переманиваешь? – Светлана сидела за столом, закинув ногу на ногу и скрестив руки на груди. Взгляд у нее был не очень приветливый. – Я вообще-то собиралась с Виталиком замутить. Давно на него глаз положила. Нет, тебе обязательно надо везде встрять. На фига ты притащила эту «булку»?

– Так я вроде не встревала никуда. Он сам предложил. Мне идти фонариком светить лень, если честно. А «булочка», похоже, классная! С корицей! И с изюмом! – Анька засмеялась вместе со мной. – Такая клевая, когда не ревет. А то, что он твой жених, я, прости, не знала. Он, похоже, тоже!

Мы с Анюткой захохотали снова. Светка подорвалась со стула и выскочила из комнаты, громко хлопнув дверью. Ах, эти бедные двери. Чего только они не повидали, как их только не пинали и чего в них только не швыряли! Мы услышали чей-то глухой разговор, потом быстрые удаляющиеся шаги, и через несколько секунд к нам постучали.

– Войдите! – мы посмотрели на открытую дверь. В проеме стояла та самая грозная Юля. В руках она держала какую-то вещь.

– Привет.

– Привет, – отозвались мы с Аней вместе.

– Мне сказали, что Ксанка здесь устроилась.

– Ненадолго. Переночевать. – Я встала с кровати и поправила покрывало.

– Она забыла халат, – Юля протянула мне голубой фланелевый халат и собралась было идти, но остановилась. – А ты Люба?

– Да.

– Это тебя Стрельцов каждое воскресенье ночью на вокзале встречал? – она окинула меня оценивающим взглядом с головы до ног.

– Иван? Ну да, а что?

– Ничего. – Она снова взялась за ручку двери. Но опять остановилась. – Пойдешь ко мне жить? Я не сахар, конечно, но ты, я вижу, вменяемая. Если договоримся, то уживемся. Только у меня есть несколько условий.

– Спасибо, конечно, но мне это зачем?

– Ты учиться приехала. В таком бедламе это вряд ли возможно. – Юля обвела взглядом наше жилище. – Думаю, твоя успеваемость уже начинает хромать. Я обеспечу тебе нормальные условия для занятий. А ты будешь просто меня слушаться. Я – нормальная, когда всё правильно. Ну как?

– Ты храпишь?

– Нет.

– Я согласна.

– Сверни матрас вместе с бельем. Ксанкину постель я сейчас принесу. Давай быстро. Нам скоро спать ложиться. – Она вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.

– Офигеть! Люба, ты куда? А я? Я не хочу тут за троих отдуваться. Светка – неряха известная. Теперь, похоже, еще одна такая же приплыла. Что я с ними делать буду? – Анюта недоуменно смотрела, как я собираю свой скромный скарб.

– Анек, извини, но мне и правда нужна стипендия. А я рискую ее не получить, потому что со Светой сложновато. Она же ураган. Да еще храпящий. Сейчас, когда я лишила ее мнимого жениха, храпеть она начнет, стоя у моей кровати, прямо мне в ухо. К тому же ты переводишься через месяц. Тебя только и видели. А мне еще пахать и пахать на «нивах» науки.

Я уже почти всё собрала, когда в комнату влетела Светка и заявила, что она переходит жить в триста первую комнату к Тоньке и Томке.

– Я с ними уже договорилась! А вы тут живите как хотите! – Не замечая моих сборов, она покидала в тряпочную сумку вещи из тумбочки, туда же бросила немного белья, несвежее полотенце и мешочек с косметикой. – Остальное заберу завтра! – кинула она и с гордым видом вышла вон.

От неожиданности мы прыснули от смеха. Всё летело кубарем и кувырком. Мы, совсем молодые и бесшабашные, не думая и не анализируя, сами придавали ускорение событиям, которые вокруг нас происходили. Они всё сильнее закручивали нас в водоворот жизни, и надо было учиться управлять этим стремительным потоком. Но как?

– Ты готова? – Юля бросила тяжелую ношу на полупустую кровать, которая только что была моей, и взяла мой саквояж и большую дорожную сумку. Как-то небрежно и легко понесла вещи, несмотря на всю свою миниатюрность. Я шла сзади, держа скрученный матрас с бельем. Подойдя к двери Юлиной комнаты, я увидела, как на этаж поднялись Оксана с Виталиком. Парень нес в руках раскладушку. Они были так заняты друг другом, что не заметили меня. Молодые люди весело болтали, смеялись и светились радостью. Я прислонила скрутку к дверному косяку, чтобы не уронить, и загляделась на сладкую парочку. «Вот так вспыхивает любовь с первого взгляда. Этим ребятам вовсе не надо делать выбор. Что-то взвешивать. У них всё уже решено сразу и окончательно. Я знала, что у них всё будет хорошо. Им очень повезло. Даже злюка Юля всё сделала вовремя, выставив Оксану за порог. Вот так, в одно мгновенье чей-то, казалось бы, неблаговидный поступок может сделать кого-то счастливым». Я зашла в комнату и закрыла дверь. Так начался мой первый класс познания основ ведения домашнего хозяйства. Первым наставником стала Юля Гудкова – студентка четвертого курса нашего института. И кстати, она училась, естественно, только на отлично. Никто в деканате не сомневался в том, что она окончит институт с красным дипломом.

– На столе в тарелке бутерброды с сыром. Съешь, заноза. А то помрешь с голоду. – Юля бросила беглый взгляд на свое отражение в зеркале и пробубнила как бы себе, а не мне: – Ведь не ела, поди, сутки. Носится не пойми где, малахольная. Дверь за мной запри и приведи уже себя в порядок.

Гудкова вышла, я щелкнула замком. Бросила влажное полотенце на спинку кровати и плюхнулась поверх одеяла лицом кверху. В животе заурчало… «Надо бы, конечно, поесть. Как лень идти ставить чайник… Не дай Бог, еще встречу кого-нибудь. Видеть никого неохота». Глаза смыкались, хотелось спать, в голове кружились воспоминания прошедшей ночи. «Лес, вода, костер, картошка. Я люблю его немножко…» Я улыбнулась, засыпая. «Ну вот, уже стихами предвещаю сны. Интересно, приснится мне этот симпатяшка? Пусть бы приснился. Как мы гуляем… как он держит меня за руку…» Усталость оказалась сильнее.

Глава 6
Главное – вовремя распознать, кто тебе не друг

Я безмятежно заснула и проспала до самого возвращения Юльки. Она загремела ключами, и я встрепенулась. Гудкова сняла обувь, поставила сумочку на журнальный столик, прошла к окну и подняла салфетку на тарелке.

– Опять она всё проспала и ничего не съела. Не выйдет из тебя человека. Нет. – Юля переоделась в домашнюю одежду. – Хоть выспалась, соня?

– Вроде да. Как ты прошлась? Купила что хотела?

– Да, купила. – Быстрыми движениями Юля достала из холщовой сумки продукты и предметы гигиены. Распределила всё по полочкам и пошла на кухню готовить обед. Мне надо было, конечно, подняться, вытащить свое тело из-под одеяла и начать заниматься повседневными делами. Первой в списке значилась уборка комнаты. Надо было вытереть везде пыль, помыть пол, вытряхнуть коврик, постирать скатерть и свои вещи. Это входило в мои обязанности. Надев любимый халатик темно-синего цвета с голубыми цветами, я принялась за уборку. Вода была далековато – в конце коридора, в умывальной. Там были установлены восемь фаянсовых умывальников и больше ничего. Здесь все девочки умывались по утрам, стирали мелкие вещи и брали воду для хозяйства. Вода всегда текла только холодная. Уж не знаю почему. То ли экономили, то ли всё сломалось. Но к отсутствию горячей воды, казалось бы, все привыкли. Чтобы не морозить ни руки, ни ноги, все использовали кипятильники. Быстро и эффективно. Хотя было одно но. В нашем общежитии категорически запрещалось пользоваться любыми электроприборами. Кипятильниками в том числе.

В те времена электротоваров особо и не было. То есть что-то, безусловно, существовало, но этого «чего-то» было очень мало. Волосы мы сушили естественным образом. Без каких-либо фенов. Если нужно было быстро, то – над газом в кухне. Частенько случалось, что какая-нибудь красотка подпаливала себе кудри. Плойки, выпрямители и тому подобные прелести отсутствовали вовсе. Их заменяли бигуди и химическая завивка. Электрочайники и микроволновки встречались разве что в фантастической литературе. Мобильные телефоны еще не придумали даже фантазеры. Музыку мы слушали по радио, которое вещало благодаря установленным повсеместно специальным розеткам. Так что из всех благ тогдашней цивилизации в нашем распоряжении были только утюги, кипятильники и электрогрелки.

Был еще один загадочный электроприбор, которым пользовались примерно 60 % студентов, живущих в общаге. И то если повезет и какой-нибудь местный умелец, типа Виталика, сможет соорудить его из подручных материалов в строжайшем секрете. Называлось это изобретение «сопля». Такое неблаговидное название, так называемый обогреватель душ, получил за тонкость и незаметность. Делался он так: из старого утюга извлекалась металлическая спираль. Ее можно было купить и в хозяйственном магазине. Размер в расправленном виде мог достигать метра. Один конец спирали цеплялся проволочной скобой за чугунную батарею, а второй надевался петелькой на штифт электровилки настольной лампы. После чего вилка вставлялась в розетку. Спираль быстро накалялась до красного цвета и начинала отдавать тепло. Причем комнату площадью 16 квадратных метров она прогревала довольно хорошо. Если деревянные (а не пластиковые) окна были заклеены, то в помещении становилось значительно теплее. В лютые морозы, от -15 до -30 градусов, в комнатах был жуткий холод.

Порой температура не поднималась выше +12 °C. Как ни кутайся, холод пробирал до костей. Заболеть было делом нехитрым. Студенты мерзли и грелись как могли. Кто-то спиртным, кто-то горячим чаем. Часто на кухне стайками собирались девчонки, включали все газовые конфорки, готовили нехитрую еду и грелись до глубокой ночи, пока не расходились спать. Кухня наполнялась запахом газа, но это было лучше, чем окоченевшие руки, уши и нос. А были те, у кого в жилище был почти Ташкент. Там висели «сопли». Но штука эта, конечно, была опасная. Оставлять ее без присмотра было нельзя. Спираль могла быстро прогореть в каком-нибудь тонком месте, разделиться на две части и упасть в разные стороны. На деревянные полы. Или на стул рядом. Тоже деревянный. Или зацепить штору, которая мгновенно вспыхивала – случаи такие бывали. Поэтому в пору крепких морозов специально обученные люди – дежурные преподаватели нашего вуза во главе с комендантом – совершали рейды-набеги, во время которых проверяли все комнаты на наличие «соплей». Застуканным «Кулибиным» прилетало немало неприятностей. Вплоть до отчисления, если попадались не первый раз. В нашей комнате зимой тоже сооружался этот запретный электрообогреватель. Пока кто-то из выпускников с барского плеча не подарил нам «шикарный», старенький, видавший виды, но такой желанный рефлектор – обогреватель в виде металлической тарелки на ножке. Он тоже имел открытую спираль, но она была намотана заводом-изготовителем на безопасный керамический сердечник.

Такую штуковину нам разрешала использовать даже Грана. А вот любимые, полезные и незаменимые кипятильники всех типов и размеров народ тщательно прятал. Потому как, опять же, специально обученные люди их попросту могли изъять. Безвозмездно и безвозвратно.

Сейчас, слава богу, была вовсе не зима, а прекрасное лето и бояться проверок было не нужно. Я принесла ведро воды, достала из хозяйственной секции небольшой таз, налила в него немного воды. Вытащила из коробки небольшой кипятильник, опустила в ведро с водой и понаблюдала за процессом. Кипятильник стал быстро покрываться маленькими пузырьками, которые постепенно отрывались от элемента и поднимались вверх. Вода над кипятильником подрагивала и слегка закручивала маленькие вихри. Трогать воду руками, как вы понимаете, было нельзя. Проверить степень нагрева было сложно. Ориентировались только по пару. Потому я нагревала большую часть жидкости до горячего состояния, а потом, если было необходимо, разводила холодной из таза. Ждать пришлось недолго, минут семь. Я ощущала тепло ладонью, занесенной над ведерком. Выключив кипятильник, я разбавила воду в обоих емкостях, насыпала в таз стирального порошка, положила вещи для замачивания и приступила к уборке.

Начала с подоконника. Протерла откосы, радиатор под окном. Потянулась, чтобы открыть форточку, и увидела две фигуры, поднимающиеся по крыльцу нашего здания. Взойдя по ступенькам, девушки остановились на площадке перед входной дверью и стали что-то горячо обсуждать. Это были Галюня и Лорик. Причем говорила в основном Галка, а Лариса мотала головой и пыталась развернуть подругу в обратную сторону. Та делала шаг в сторону, чтобы обойти грозное непреодолимое препятствие, но Лара упорно не давала ей пройти. Я бросила ветошь на стол и выбежала в коридор. Этих неугомонных надо было остановить, пока не увидела Юлька. Потому что, по моей версии, Галюня должна бы уже загорать дома в кругу своей обожаемой семьи. Я вихрем слетела с третьего этажа до вестибюля, бросила вахтерше «Привет, баб Том!» и в домашних тапках выскочила на улицу.

– Привет, подруги, – слегка запыхавшись, выпалила я. От неожиданности девчонки подпрыгнули.

– Господи, откуда ты взялась? Как с крыши свалилась! И откуда ты узнала, что мы здесь? – Галюня выглядела отдохнувшей.

– Я вас в окно увидела. Вы какими судьбами?

– Так вот к тебе шли. Ларек решила, что мы зря приперлись, и не пускает меня. Говорит, что ты еще спишь, наверное. А ты вот и не спишь вовсе. Может, всё-таки пригласишь нас в гости? Я сгораю от любопытства! У меня миллион вопросов, а Ларка-зануда меня тормозит!

– Галя, пойдем. Это нехорошо. Любаше надо дать время. Не надо к ней приставать. В душу лезть не надо. Ведь так, Любушка? Я думаю, тебе надо прийти в себя и успокоиться. Галочка, пойдем.

– Ой, да отстань, Лар. Всё у нее нормально! Вон прискакала, как лошадь. Аж в мыле вся. У тебя чего руки мокрые? Мымра, что ли, припахала? Пойдем, я ей пару советов дам, как себя с людьми вести.

– Девочки, я очень сори, но к нам нельзя, – с сожалением заявила я, заслоняя собой входную дверь.

– А чёй-то? – Галка насупилась.

– Ну, вот видишь, Галочка, я же говорила. – Лариса взяла Галю под руку и слегка потянула.

– А у нас гости – родители к Юльке приехали. Они очень строгие. Так что в другой раз. Ладно?

– Ладно, без проблем. Тогда давай ты с нами. Собирайся, мы тебя подождем. Пойдем к нам. Сережка в читальный умчался, а Мелехов пивка принес. Выпьем, расслабимся, поболтаем о том о сем. Чё ты как партизанка, в самом деле? Ускакала, бросила нас. А там такое… Ну, короче, снимай халат и крути педали. Вовка уже заждался, наверное. Хотя… он там с кроватью развлекается. Пашка лег поспать, а она под ним рухнула! Представляешь? – Галка захохотала.

– Ничего смешного, Гал. Он же испугался наверняка, – Лара с укоризной посмотрела на Галку.

– А Паша до сих пор у вас?

– У нас, а что такого? – Галка перестала смеяться и утерла слезу с уголка глаза.

– Не, я не могу. Прости, Галюнь. Давай завтра. Я что-то устала. Не хочу никуда. И пива тоже не хочу. – Я собралась, чтобы уйти.

– Люб, ну брось. Ничего он тебе не сделает. Чё ты дрейфишь? И потом, я обещала, что мы придем вместе!

– Зря обещала. Пока, девчонки!

Я повернулась и зашла обратно в общежитие. Тамара Алексеевна говорила по телефону. Вернее, не говорила, а кричала. Аппарат был старый, и слышимость была ужасной. Я быстро прошла мимо и поднялась наверх. За мной никто не последовал. Закрыв за собой дверь, я прислонилась спиной и выдохнула. «Слава богу, отвязались. Еще не хватало идти и слушать опять этого Лукова. Скоро точно заплачу от него горькими слезами. И вообще! Что за новости – присылать за мной гонцов? Продолжать думать, что меня можно уговорить сделать такую неслыханную глупость. Прям бесит. Взялся неизвестно откуда на мою голову и уже командует. Не надо мне этого. Он мне вообще даже не нравится. Слушать его больше не хочу. Подхожу я ему, видите ли! А он-то мне подходит? Вовсе нет. Возомнил невесть что… Офицер он. Подумаешь… Я, может, не хочу быть офицерской женой…» В спину что-то толкнуло, потом еще раз уже сильнее. Я отпрыгнула, дверь распахнулась, вошла Юля с горячей сковородкой в руках.

– Ты чего дверь держишь?

– Да нет, я не держу, просто прислонилась.

– Ты убрала уже, что ли?

– Еще не везде… У нас форточка клинит. Я с трудом открыла.

– Ладно, скажу Гене, чтобы посмотрел. Я тоже не могу ее открыть. Видимо, перекосило. – Она поставила сковородку на железную подставку на стол. Под крышкой что-то шкворчало и вкусно пахло. Юлька прикрыла сверху сковородку полотенцем и направилась обратно на кухню. – Сейчас картошка доварится – и можем обедать. Ты скоро? Сколько тебе еще возиться? Я уже почти приготовила, а ты всё никак не управишься. Давай шустрей! Я голодная. И Гена скоро придет на обед.

– Я мигом. Всё будет готово через десять минут, – я схватилась за тряпку и принялась протирать стол и стулья.

– Смотри, чтобы было чисто. Я не собираюсь из-за тебя краснеть перед человеком.

Домомучительница вышла, прикрыв дверь. Я не обижалась на нее. «Она права, мне надо быть более организованной. И не распускать нюни. Всё-таки какая Юлька молодец. Всё успевает: и учиться, и хозяйничать, и с Генкой дружить. Вот интересно, он ее замуж уже позвал? Наверняка позвал. Иначе зачем бы он приходил по ночам? Наверное, уговаривает. Но Юлька – кремень. Сразу не сдается. Держит марку. Может, всё-таки рассказать ей всё? Не знаю… Надо подумать еще. Или совсем никому не рассказывать? Как тогда разобраться? Что-то я сама не очень понимаю, что делать… Ой, блин! Мне ж еще полы мыть». Я засучила рукава и принялась внаклонку, быстро перешагивая ногами от окна ко входу, перемещать мокрую тряпку по полу. Щелкнула ручка двери, я присела и, не оборачиваясь, бросила:

– Юль, не переживай. Мне осталась одна минутка. Я заканчиваю…

– Ладно, переживу. Не спеши. Мне даже нравится наблюдать за процессом.

Насмешливый мужской голос опрокинул меня на пятую точку. От неожиданности я плюхнулась на пол и покраснела от стыда. Гена! Детина почти двухметрового роста, с повадками вальяжного кота, часто заставлял меня краснеть. То шуточками, то пошловатыми комплиментами, а то и просто откровенно шлепая меня по заду, как школьницу, пока никто не видит. Мне он казался очень взрослым, и такое поведение в мой адрес всегда ставило меня в тупик. Я смущалась, розовела и старалась побыстрее испариться, чтобы не стать объектом его насмешек. Тем более Юльке это тоже не нравилось.

– Стучаться надо вообще-то, когда входишь в женскую комнату, – строго заметила я, поднимаясь с пола.

– Это кто это у нас тут женщина? Когда это случилось? Как это я пропустил такое событие? – слащаво растягивая слова, замурлыкал гость, медленно направляясь в мою сторону. Я не очень поняла смысл его вопросов, но чувствовала, что ничего хорошего в них нет. Поэтому на всякий случай не выпускала тряпку из рук.

– Ген, ты не мог бы подождать за дверью, пока я закончу? Мне неудобно делать уборку при тебе.

– Так я уже за дверью. Вот он я, весь тут. Можем вместе закончить. Обещаю, всем будет удобно, – Генка еще больше расплылся в белозубой улыбке, продолжая двигаться в мою сторону.

– Ну я же прошу тебя по-человечески. Сейчас Юля придет, ругаться будет. Хочешь, чтобы мы поссорились? Ну выйди, пожалуйста. – Я готова была разрыдаться от бессилия. Но категорически старалась не подавать виду. Конечно, моя напускная самоуверенность вряд ли возымела хоть какой-то эффект. Хищник, чувствуя мой страх и собственное превосходство, попросту забавлялся с малым дитем, как кот с мышью.

– По-человечески? Кто это у нас тут человек? А-а? С кем это мы собираемся ссориться? А-а? Кто это у нас тут такой строгий? Прям гром и молния. Так это ж наша Любашка – милая кудряшка! Юлька ее заругает… А может, мы сами Юльку заругаем. Если с тобой подружимся, а? Подружимся? А Юлька пусть воспитывает кого-нибудь другого… Чё тебя воспитывать? Ты уже взрослая совсем. Уже вон, всё в тебе повзрослело. Да и сама, поди, знаешь. Ну, маленькая бестия?

Здоровый детина был уже совсем рядом, и я было приготовилась огреть его мокрой тряпкой, но в этот момент резко распахнулась дверь и в комнату буквально влетела Юля с горячей кастрюлькой в руках. Ручки посуды были слишком горячими, и надо было побыстрее поставить кастрюлю на стол. Юлька пролетела мимо нас, не глядя. Подбежала к столу, освободила руки, подула на ладошки и повернулась к нам. Увидев наконец своего приятеля, хлопотунья широко улыбнулась, подошла к нему ближе, притянула к себе и поцеловала в губы. Парню при этом пришлось изрядно наклониться.

Он приподнял ее над полом, взяв за талию и посадил на стул рядом со столом. Сам уселся напротив и закинул ногу на ногу.

– Привет, дорогой! Я соскучилась. Ты сегодня уже свободен?

– Да, абсолютно. – Гена взял Юлю за руку и посмотрел на нее глазами преданной собаки.

– А мы тут обед приготовили. Покушаешь с нами?

– Конечно, любимая. Разве я могу тебе отказать?

– Ты что там застыла, Люба? – тон голоса у Юли поменялся, когда она вдруг обнаружила мое «случайное» присутствие. Было видно, как ей мешают лишние люди в этот момент. – Бог мой, ты только посмотри на нее – ведро и тряпка! Где тебя растили? Тебе даже при госте не стыдно. Иди приведи себя в порядок. Надоела со своей тряпкой.

Соседка окатила меня враждебным взглядом и, снова поменявшись в лице, повернулась к своему приятному собеседнику.

– Бывают же такие растяпы. Учу, учу – всё мимо. Даже не знаю, кто на нее позарится… Может, хоть ты ей скажешь, Геночка?

– Ох, ну что я скажу, Юляш? Она ж еще дитя неразумное. Что ты хочешь от нее? Я вот пришел, спрашиваю: «Где моя Юляша?» – а она молчит! Я опять спрашиваю – опять молчит. Вот что у нее в голове? Кто знает? Я и так и эдак с ней. А она мне: «Пошел вон». Ну, я уж было и собрался… Не могу же я непрошеным приходить… А тут и ты, моя любовь, мне во спасение.

– Как это «вон»?! – возмутилась Гудкова, обращаясь ко мне металлическим голосом. – Ты что, не в себе, подруга? Совсем обнаглела? Это только мне решать, кому здесь быть, а кому нет. Может, тебе самой здесь не место?

– Да ладно, Юляш, не расстраивайся. Она сама не знает, что творит. Давай, прости ее. Ты ж добрая. Я знаю. Вырастет – поумнеет. Научится с людьми разговаривать. Выгнать всегда успеешь.

Двухметровая мерзота, мурлыкая, поглаживала по руке свою пассию и искоса поглядывала в мою сторону. Я стояла, онемев от ужаса и негодования. Да, я сама сегодня дважды соврала. Но это была безобидная маленькая ложь во спасение! Моя малюсенькая «не совсем правда» никого не обидела, не оскорбила и не навредила никому. То, что происходило сейчас в комнате, повергло меня в шок. Вот так запросто два чужих мне человека, один из которых только что предлагал мне дружбу и собирался дать отставку другому, заставили мое сердце сжаться от боли. Да, именно от боли. Мое маленькое сердце еще слишком мало прожило на этом свете, еще мало чувствовало и мало испытало, чтобы стать закаленным и выносливым. Оно еще не знало, что такое несправедливость, клевета, зависть, месть. Оно вобрало еще только половину того, что может вместить в себя этот хрупкий сосуд. В этой половине пока не много – только любовь к жизни. И еще интерес ко всему, что вокруг. То, что радует взгляд и наполняет душу прекрасным. Игривой жестокости в моем сердце не было места. И дай Бог, чтобы никогда не появилось. Игривая жестокость – это осознанное саркастическое причинение морального или физического вреда человеку. Это, пожалуй, хуже, чем жестокость вообще. Потому что обычная агрессия может быть проявлена в состоянии аффекта, когда человек не в состоянии себя контролировать. Издеваться ради забавы может лишь тот, кто полностью отдает себе отчет в действиях и намерениях.

Сейчас я впервые почувствовала, как почва может уходить из-под ног. Мое сознание отказывалось мне помогать. В голове что-то сжалось, я почувствовала дурноту, ноги стали слабыми, глаза наполнились слезами. Кажется, через мгновенье я должна была сорваться на плач, к радости присутствующих. Мерзкая тряпка упала на пол из рук, я сделала глубокий вдох. «Люба, остановись! Не вздумай реветь! Это еще не фашизм. А ты не пленная. Уходи. Молча», – приказала я себе. Не говоря ни слова, я подошла к своей кровати, взяла маленькое полотенце, вытерла руки. Затем прошла к двери, задернула шторку, отделяющую как бы входной тамбур в комнате. Открыла свой шкафчик, быстро взяла легкий сарафан лимонного цвета с голубыми бабочками по нижнему краю. Надела новые голубые немецкие сандалии, взяла сумочку, в которой были паспорт, ключи, кошелек и проездные билеты. Поставила тапочки ровно и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. Зайдя в умывальную комнату, я переоделась, сложила халат и оставила его на подоконнике в надежде найти его там же по возвращении. Слезы текли из глаз, руки дрожали, а в груди было тяжело и сдавленно. «Какие бывают ужасные люди. Откуда они берутся вообще? Где их растят? В каком возрасте они становятся теми, кем становятся? Ведь, пока дети маленькие, они не ужасные…» Я смотрела в окно, за которым высились огромные тополя, на крышах домов сидели стайками голуби и, воркуя, рассказывали друг другу истории. У подъездов на лавочках сидели бабульки и обсуждали последние новости. «Надо успокоиться, умыться и идти на улицу гулять. Заодно решить, что делать дальше», – подумала я и подошла к умывальнику.