Отзывы на книгу «Что делать?», страница 2

Когда читала книгу, было очень много интересных мыслей, которые хотелось изложить в отзыве. Книгу закрыла, и мысли куда-то улетучились. Сейчас попробую собрать их по крупицам.

Что сразу бросается в глаза, как только начинаешь читать, так это язык автора, его стиль. Здесь он очень сужен и максимально приближен к научному. Словно читаешь не художественное произведение (хоть и не совсем), а ощущение какого-то научного текста.

Во-вторых, многочисленные отступления. Их слишком много. "Проницательный читатель, наверно, уже успел заметить, что..." и так до бесконечности. На пять страниц непосредственного произведения приходится семь страниц авторских вставок и замечаний. Это напрягает.

Я повторюсь, наверно, в тысячный раз, но роман действительно содержит очень много размышлений. Действительно много. Вот это пример, когда сначала появляются идеи, а потом уже приходит мысль написать книгу. Видимо, автору очень уж хотелось выплеснуть свой поток мыслей, а слушателей рядом не было. Очень яркий пример схемы замысел => книга. А не как это часто бывает, сначала идея написать книгу о чем-нибудь, а потом содержание высасывается из пальца.

И все эти размышления не всегда понятны сразу. Иногда приходилось перечитывать, иногда и по несколько раз. Но когда понимаешь мысли и ход рассуждения, приходит осознание того, что во многом он действительно прав. Во многом. Но не во всем.

Например, я не совсем согласна с его точкой зрения на ревность. Не совсем согласна с тем, что люди могут жить в справедливом, равном обществе без зависти, лжи и всего такого. Но это утопия, и это очень приятная утопия.

Что еще... Книга очень полезна девушкам, как это ни странно. Тут есть идея равенства мужчин и женщин, именно равенства, а не феминизма. Тут есть интересные мысли о браке и любви, полезные и актуальные и в наши дни.

Отличительной чертой произведения является то, что в нем совершенно отсутствует поэтичность и тонкость. Наоборот, все слишком прямолинейно и откровенно. И это скорее плюс, чем минус.

Рахметов. Такой очаровательный хам. Конечно, действует из лучших побуждений и все такое. Но хам. А хамов я люблю. Представьте, вы будучи обыкновенным человеком, подойдете к нему. А он, зная, что вы, будучи заурядным и ничем не примечательным человеком, не имеете ни особых качеств, ни влияния в определенных кругах, отвернется от вас, ответив, что ему, мол, некогда. Не потому, что действительно некогда, а потому, что вы, дескать, птица не высокого полета, и нечего ему с вами время даром терять. Но сильный человек. Мне понравился. :)

«Новые люди»… Если я все правильно понимаю (а если неправильно, то поправьте меня), то эти «новые люди» представляют революционное движение. Оппозицию. Но вот что странно. Нет здесь ни слова о том, как они хотят добиваться своих целей. Есть картинка идеального общества, а как его достичь, не сказано. Да, есть пример Веры Павловны. Она открыла швейную мастерскую, где каждый работает на себя, но имеет общую цель. И все разбогатели. Да, предприятие разрастается, открывается вторая, а затем и магазин. Но все равно. Мне непонятно, что они собираются дальше делать, эти новые люди.

И вообще. Когда читаешь роман, к этим взглядам и убеждениям относишься немного снисходительно и немного саркастически. Власть-то получили, светлое будущее строить вроде начали, но не получилось ведь. Не хочу разбираться ни в причинах, ни в следствиях, ни в том, кто прав или виноват. Просто факт. Мы пришли к несколько другому обществу, и я не знаю, какое лучше.

А сбылись ли надежды новых людей? Нет. Конечно, правильно было бы сказать «Да»: у нас демократия и все такое. Но все-таки нет. Так может быть, им и не суждено сбыться?...

Сам автор мне очень нравится. Начало книги очень зацепило, но под конец я начала оттягивать чтение книги. Сначала я подумала, что это из-за любви Александра и Веры. Возможно это была первая причина. В последующим я же смирилась и все равно оттягивала чтение. В чем была причина? Для меня это до сих пор загадка. На самом деле у меня осталось множество вопросов к автору. Главный вопрос автору. Кто же была та дама в трауре? Она появилась в конце. И я уже поджидала, что автор все раскроет. Оказалась не права. Меня удивило что ей было выделено столько внимания да и еще в конце. Хотела бы послушать про нее историю. На меня произвел впечатление Лопухов! Возможно тем что наши мысли схожи и я чем-то на него похожа. Поэтому я хотела чтобы Вера осталась с ним. Так как я не автор и к сожалению мне это не подвластно. Главное что они оба остались счастливы. Помню в школе еще разбирали сны Веры Павловны. Уже конечно не помню. Сейчас же я понимаю их частично. Последний во все не поняла. Мне показалось, что автор просто подвел итог в последнем сне. Благодарю, Чернышевского, что открыл мне путь к классике! P. S. Забыла упомянуть. Вера Павловна просто молодец. Она сбежала из дома. И если вспомнить она перечила матери. В те годы это было очень страшно и рискованно. Для кого-то показалось бы глупостью, для кого-то смелостью. Этим она просто меня подкупила. Я могу перечислять много ее поступков, которые меня обрадовали или огорчили. Главное, что она была сочным персонажем. Она ожила в моем разуме. На этом я прощаюсь.

Конечно, Николай Гаврилович рассуждал совсем не так, но это моё впечатление от книги. ) Даже сейчас мысль о том, что женщина может быть равна в правах и возможностях мужчине, вызывает горение задов некоторой части общества. А уж как это звучало в середине XIX века сложно даже представить. Тем более, что Чернышевский ратовал даже не за равноправие, а за более высокое положение женщин, потому что “палку, которую перегнули в одну сторону, чтобы выпрямить, нужно перегнуть в другую сторону”.

Что же касается нашего времени, то, к сожалению, роман “Что делать?” очень тяжело читается. Речь автора изобилует бесконечными повторами и невероятно усложнёнными конструкциями. Он очевидно в гораздо большей степени философ и мыслитель, нежели писатель. Чтобы продраться через его стиль, нужно приложить заметные усилия, поэтому неудивительно, что в школьные годы ни я, ни все мои знакомые, эту книгу не оценили, а некоторые и вовсе не дочитали.

Да, сейчас, многое, особенно экономическая часть, в романе выглядит утопией, не применимой в реальной жизни. А уж описание прекрасного будущего в “роскошных” интерьерах алюминия и хрусталя и вовсе вызывает смех. Однако сложно не признать, что для своего времени книга была революционной и повлияла на многих людей, в числе которых были и В. И Ленин с супругой. Сейчас, после многочисленных попыток как в частном порядке, так и на государственном уровне, реализовать описываемые в том числе и Чернышевским “общины” или “артели”, очевидно, что идея эта нереализуема в долговременном формате. Но во время жизни писателя таких свидетельств ещё было очень мало.

На мой взгляд, как часть истории философии труды Николая Гавриловича смотрятся более уместно. Однако то, что многие писатели в своих произведениях прямо спорят с идеями романа “Что делать?”, превращает его в часть русской литературы. Л. Н. Толстой, Ф. М. Достоевский, В. В. Набоков изображают автора как разрушительную, негативную фигуру, и чтобы лучше понимать их отношение к нему, нужно прочесть и работы самого критикуемого.

Лично для меня при всех недостатках романа, позиция Чернышевского по “женскому вопросу” намного ближе того, о чём мечтал Толстой. Для которого жена была исключительно обслуживающим персоналом, а сама идея равноправия - недопустимой, посягающей на основы бытия. Вся революционность Льва Николаевича ограничивалась исключительно мужчинами, только они были “людьми”, чьё положение стоит внимания и улучшения. То есть, по сути, писатель считал необходимым освободить часть “рабов”, но оставить им всем “рабынь”, власть над которыми была бы немногим меньшей, чем до этого у помещиков над самими крепостными мужчинами.

Теперь об аудио-версии. Первое, что меня смутило - это длительное, минут на 40, вступление от редактора, где расписывается “что хотел сказать автор” каждым из своих персонажей… Мне эти объяснения ещё в школе не нравились, а уж во взрослом возрасте слушать их и вовсе утомительно. Тем более, когда весьма смутно помнишь само произведение и переслушиваешь именно для того, чтобы составить о нём уже взрослое впечатление. Дополнительное отторжение вызывает то, что написано это предисловие было явно в советское время и сейчас звучит как очень прямая и навязчивая пропаганда. В общем, рекомендую эту часть пропустить - если возникнет желание, её можно послушать после самого произведения и сравнить с собственными мыслями и впечатлениями.

Безусловно, Владимир Сушков - профессионал своего дела. Прекрасно поставленная речь, никаких ошибок в произношении или ударениях, ровный тон, без дополнительных интонаций и актёрской игры (всё-таки он - диктор советского радио), хорошее качество записи. Однако очень чувствуется, что озвучивалось произведение в то время, когда “скорость жизни” была совсем другой. Это - первая аудиокнига, которую я прослушивала с ускорением аж в 60%. Вероятно, на это повлиял ещё и стиль Николая Гавриловича с его постоянными повторами одной и той же мысли. Но и темп речи диктора тоже, к сожалению, очень “несовременен”.

Как произведение школьной программы “Что делать?” мне кажется, слишком тяжеловесным и непонятным. А вот в более взрослом возрасте я бы советовала с ним ознакомиться всем, кто интересуется классическими произведениями, историей или философией. Значение романа на взгляды тех, кто стоял во главе революции 1917 года, сложно переоценить. А будучи взрослым человеком гораздо проще и “продраться” сквозь речевые обороты Н. Г. Чернышевского, и соотнести время написания романа с последующими событиями, где-то подтверждающими, а где-то опровергающими мысли философа.

Прочитал роман в первую очередь для того, чтобы понять, за что царские асфальтоукладчики сломали жизнь одному из самых светлых умов XIX века. Оказалось, за дело: слишком увлёкся Николай Гаврилович идеей того, что человек заслуживает лучшего. Сама история романа удивительна: Чернышевский сидел в Петропавловской крепости, отправляя роман частями в печать. Тюремные цензоры читали, читали, ничего не вычитали, думали - очередная мелодрама. Роман опубликовали в "Современнике", и произошел взрыв: его читали гимназисты, студенты, многие-многие, затем роман запретили, его переписывали от руки - как Библию - затем его печатают за границей. Позже большевики подняли Чернышевского на щит, будто он предвещал революцию. Да нет, ни о какой революции он не мечтал. Роман о том, что каждый имеет право на счастье и полноценную жизнь, на уважение своего выбора, на личное пространство. Вот так умно Чернышевский и обрушивает замшелые крепостнические скрепы, хотя ни слог, ни сюжет высокопарностью не блещут. Роман - совершенно искренний взгляд на человека как существо творческое, самостоятельное, ещё не раскрытое. В романе много о любви и уважении, здесь своя революционность. Да, это книга-веха, книга-указатель.

Отличная книга. Поразила здравость рассуждений о жизни, прозрачность и сухая откровенность в изображении житейской прозы - без нарочитого омрачения тонов и без какого-либо приукрашивания. Все, как и есть в жизни. На мой взгляд, в этом автор может составить конкуренцию самому Толстому или Достоевскому. Некоторые вещи впервые я увидела столь ясно и непредвзято, но честно и открыто, освещенными. И при этом удивлялась, что никто об этом никогда не говорит, но ведь все об этом думают! Советую всем, кто любит психологическую прозу и готов продираться сквозь чащобу занудства автора ради раскола лакомого орешка.

Роман, который Чернышевский написал в одиночной камере Петропавловской крепости. Стал настольной книгой новых русских революционеров, которые вдохновлялись примером Рахметова. Книга в свое время культовая, полная передовых, в том числе феминистских идей.

Вера Павловна, молодая девушка из приличной семьи, отказывается от брака с офицером и выходит замуж за бежного студента медика Лопухова. Именно со сцены его самоубийства и начинается роман. Зачем же он пошел на такой шаг? Да потому что жена его, Вера Павловна, полюбила другого, его друга Кирсанова. Лопухов не хочет ей мешать (развод в те времена был невозможен) и уходит из жизни. Вера Павловна и Кирсанов женятся - это собственно завязка и основная сюжетная линия романа. Но роман не об этом, вернее его ценность не в этом, а в тех философских, революционных и феминистских идеях, которые автор сообщает нам посредством Кирсанова, его друга Рахметова и Веры Павловны. Идеи эти смелые и для 21 века, можно только предполагать, какой фурор они произвели в веке 19-м.

Достаточно сказать, что "Что делать?" Чернышевского была настольной книгой Лили и Осипа Брик - тех самых, что жили втроем с Маяковским одной семьей. Не могу сказать, что книга и сегодня актуальна, слишком уж смелые идеи у автора, но смелость Чернышевского, конечно, восхищает. Не могу оценить книгу ниже 10 - но это скорее моя дань уважения автору, чем искренний читательский восторг.

Смотреля я видео Николая Жаринова про худшую, по его мнению, книгу. И ею оказалась «Что делать?». И у меня тут же пробудился интерес прочитать эту книгу. И я абсолютно не понимаю такого хейта в ее сторону. Ведь все, что Николай называл, как плохие качества, мне наоборот очень понравилось. Книга действительно написана достаточно необычно для «типичного» романа. Я так же люблю в книгах разговор писателя с читателем, что делает ее как интерактив некий. И это ещё не говоря про сюжет книги. 

А сюжет достаточно интересный с неожиданными поворотами сюжета. Так же очень интересная идея швейной мастерской Веры Павловны. Очень убедительно и точно описаны дела мастерской, что аж себе захотелось подобного вида управления бизнес. 

В общем книга хорошая и не понимаю я столь низкой оценки на этом сайте, да и вообще. 

Может быть потому что писатель крайне резко высказывается и поддевает «заядлых читателей» и это задевает их самолюбие, и тут уже идёт план мести и обида на автора. Кто знает...., меня так ничего не обидело и наоборот крайне завлекло.

Тюрьма и книги

В тюрьмах, как правило, пишутся знаковые книги. Оно и понятно. Если, сталкиваясь со смертью, человек некоторым образом прозревает (если ему все же удается остаться в живых), то ведь находясь в тюрьме человек как бы заживо умирает. Конечно, он не лишается жизни, но лишается важнейшего условия жизни – свободы. И, если при этом, благодаря счастливому случаю у него есть возможность писать – ясно, что уж он постарается написать о самом для себя главном – все, что есть в нем самого живого, он передаст бумаге. А есть ли вопрос, который был бы главнее вопроса «Что делать?». Едва ли. Вот, Чернышевский и дает вариант ответа на этот важнейший жизненный вопрос. Вполне понятный ответ – во многом утопический, отчасти несуразный, а во многом дельный и отчасти воодушевляющий. Но обо всем по порядку.

«Что делать?» и юмор

Я читал «Что делать?» три раза. Первый раз – в школе, и до конца не дочитал, а впечатление вынес примерно такое: «Что за мутотень такая!». Второй раз, много позже – в универе (в своем третьем, и последнем). Мотивация у меня была не самая благородная, я хотел попросту посмеяться над Чернышевским, - взять «Что делать?» в качестве примера «невозможной» книги – иллюстрации того «как нельзя писать». В общем-то я и посмеялся, но совсем по другим причинам. Первое, что меня поразило при втором прочтении (в третьем универе) – это как раз юмор Чернышевского – а книга буквально вся пропитана юмором. Что ни страница – есть повод улыбнуться. Конечно, юмор у Николая Гавриловича несколько специфический, так он очень любит потроллить читателей, впрочем не всех, а так называемых «проницательных читателей», ну то есть нас с вами:) Но даже и троллинг троллингу рознь, а у Чернышевского и троллинг выходит очень веселым.

— А я знаю… Что это? знакомый голос… Оглядываюсь, так и есть! он, он, проницательный читатель, так недавно изгнанный с позором за незнание ни аза в глаза по части художественности; он уж опять тут, и опять с своею прежнею проницательностью, он уж опять что-то знает! — А! я знаю, кто писал… Но я торопливо хватаю первое, удобное для моей цели, что попалось под руку, — попалась салфетка, потому что я, переписав письмо отставного студента, сел завтракать — итак, я схватываю салфетку и затыкаю ему рот: «Ну, знаешь, так и знай; что ж орать на весь город?

Да, в третий раз я прочитал «Что делать?» вот сейчас. В общем, это уже к делу не относится, но раз было сказано «во-первых», и «во-вторых», надо же сказать и «в-третьих».

Дальше...

Чернышевский и феминизм

Феминисткам следовало бы, конечно, поставить Чернышевскому памятник; но проблема, очевидно, состоит в том, что наиболее известны работы и вообще деятельность западных феминисток, а западные феминистки Чернышевского не знают, а если и знают, то ссылаться предпочитают на каких-то своих героев и героинь. В СССР же «женский вопрос», как и все остальные, был официально решен, ни в каких феминистках государство не нуждалось. И так понятно – всем на работу, и детей рожать не забывайте – «солдаты нам еще понадобятся». Так что, хотя недостатка в памятниках Чернышевскому и не наблюдается, но это памятники писателю, а скорее революционному деятелю вообще. Между тем Николай Гаврилович Чернышевский – это русский Джон Стюарт Милль. Он четко, ясно и последовательно уводит женщину от домашнего очага (читай – домашней тирании) в сферу занятий серьезными «мужскими» делами. Чернышевский формулирует и принцип, который может быть положен в основу феминизма:

А кто с дельною целью занимается каким-нибудь делом, тот, какое бы ни было это дело и в каком бы платье ни ходил этот человек, в мужском или в женском, этот человек просто человек, занимающийся своим делом, и больше ничего.

Трудно выразить основную идею феминизма более кратко, ясно и по существу. Хотя все-таки это скорее мужской феминистский взгляд. Женщины вроде как чаще всего хотят оставаться женщинами, даже и феминистки. Впрочем, кто сказал, что и мужчины чаще всего тоже не хотят оставаться мужчинами!

Мастерская Веры Павловны

Вот мы и до знаменитых мастерских добрались. «Мечтать не вредно!» - так многие могут охарактеризовать этот проект Чернышевского-Веры Павловны, и реальность, казалось бы, подтверждает мечтательность этого проекта – ведь попытки устроить такие вот мастерские «в реале» были. Насколько и что там получилось – ясного ответа я так и не нашел, - ясно, пожалуй лишь то, что дело пошло совсем не так гладко как в книге. Однако, утопия – это особый жанр, и то, что в реальности она оказывается неосуществима никогда не говорит о том, что утопия слаба. Была бы осуществима – не была бы утопией. Но ведь, могут возразить мне, Чернышевский несомненно верил в то, что он создает вполне практический проект. Да Платон тоже был уверен в том, что он создает вполне практический проект Государства. Автор утопии должен верить в реализуемость своего проекта – иначе утопия и не получится убедительной. В этом смысле сами попытки устроить такие мастерские ясно говорят о том, что Чернышевский создал убедительную утопию, и, следовательно, хорошо справился со своей задачей.

Остановлюсь еще на одном моменте. Что почти всегда бросается в глаза – где ни учись, где ни работай – так это страшная бестолковость организации процесса учебы-работы. Все делается через одно место, а хотелось бы, чтобы делалось через какое-то другое место. Обустройство мастерских – это вот как раз мечта о том, как по-человечески обустроить нормальный рабочий процесс. Правда, здесь уже не все утопично. В реальности, слава небу, все же не одна бестолковость кругом. Но всегда надо еще найти «Веру Павловну», которая постаралась бы организовать дело с умом. Чернышевский впрочем, хочет убедить нас, что дело обойдется и без Веры Павловны, ну и здесь уже опять на первый план выходит утопия, впрочем и сам Чернышевский (на пару с Верой) что-то такое подозревает, и ему приходится самого же себя переубеждать:

Да и вообще она всячески избегала всякого вида влияния, старалась выводить вперед других и успевала в этом, так что многие из дам, приезжавших в мастерскую для заказов, не различали ее от двух других закройщиц. А Вера Павловна чувствовала едва ли не самую приятную из всех своих радостей от мастерской, когда объясняла кому-нибудь, что весь этот порядок устроен и держится самими девушками; этими объяснениями она старалась убедить саму себя в том, что ей хотелось думать: что мастерская могла бы идти без нее, что могут явиться совершенно самостоятельно другие такие же мастерские и даже почему же нет? вот было бы хорошо! — это было бы лучше всего! — даже без всякого руководства со стороны кого-нибудь не из разряда швей, а исключительно мыслью и уменьем самих швей: это была самая любимая мечта Веры Павловны.

Нет, не выйдет. Нет команды без тренера. И нет хорошей команды без хорошего тренера.

Грязь и опера

Вере Павловне, как известно, постоянно снятся сны. В первом сне она выходит из подвала, в третьем – понимает, что не любит Лопухова, в четвертом видит утопию во всей полноте ее осуществления, а вот я пока сконцентрируюсь на втором сне Веры Павловны – да, том самом - про грязь, точнее даже про два вида грязи. Есть грязь здоровая, из которой родится здоровый хлеб, а есть грязь нездоровая, - болото, из которой, соответственно не родится ничего здорового. Главный же признак здоровости – это необходимость; кусок хлеба у тебя есть – ну и здоров. Про иные же запросы сказано так:

— А кусок хлеба был обеспечен их детям? — спрашивает Алексей Петрович. — Конечно; но должно было позаботиться о том, чтобы… — Не исповедуйтесь, Серж, — говорит Алексей Петрович, — мы знаем вашу историю; заботы об излишнем, мысли о ненужном, — вот почва, на которой вы выросли; эта почва фантастическая. Потому, посмотрите вы на себя: вы от природы человек и не глупый, и очень хороший, быть может, не хуже и не глупее нас, а к чему же вы пригодны, на что вы полезны? — Пригоден на то, чтобы провожать Жюли повсюду, куда она берет меня с собою; полезен на то, чтобы Жюли могла кутить, — отвечает Серж. — Из этого мы видим, — говорит Алексей Петрович, — что фантастическая или нездоровая почва… — Ах, как вы надоели с вашею реальностью и фантастичностью! Давно понятно, а они продолжают толковать! — говорит Вера Павловна.

Думаю, излишне говорить о том, как сильно тут заблуждается товарищ Чернышевский. С подобного рода объяснением Искусство всегда окажется чем-то ненужным; та же самая опера, которую так любит Вера Павловна – окажется самой что ни на есть фантастической грязью (окажется выросшей на болоте, если уж придираться к формальностям). Ну в самом деле, попробуйте последовательно вывести необходимость оперы, если в основу необходимости вы положите кусок хлеба. Не выведете, и не старайтесь. Как же это примиряется у Чернышевского: здоровая грязь и любовь Веры Павловны к опере, и вообще тяга к высоким предметам? Известным образом: мы мол, поработали, теперь, хотим эстетически отдохнуть. Только работа подготавливает подходящий базис для отдыха. С точки зрения Веры Павловны, может, оно и так. А вот как быть с оперной певицей? Она тоже должна днем поработать, чтобы вечером ей хорошо пелось? «Ведь, кроме того, каждый актёр должен где-то работать. Нехорошо, если он… неправильно, если он целый день, понимаете, болтается в театре! Ведь насколько Ермолова играла бы лучше вечером, если бы она днём, понимаете, работала у шлифовального станка». И ведь это не шутки. Именно такова логика подхода о здоровой и фантастической грязи. В четвертом сне Вера Павловна видит такую картину:

Где другие? — говорит светлая царица, — они везде; многие в театре, одни актерами, другие музыкантами, третьи зрителями, как нравится кому.

В общем, ясно, - днем поработали, вечерком можно что-нибудь и на сцене забацать. Ну, если кому нравится самодеятельность – ради бога. А кому нравится все же опера – тому придется об опере забыть. Кушайте хлеб, да и будьте здоровы, остальное – фантастическая грязь!

Здесь кстати, особенно четко видна та самая грань, о которой я уже говорил в другом месте (разница между социалистическим и эстетическим взглядом на сущность труда). Вот, вроде бы и Чернышевский, и Уайльд говорят об одном и том же, да выходит в итоге совсем разное. А ведь и у Чернышевского весь основной труд также отводится машинам, благодаря чему время, обычно затрачиваемое на работу, высвобождается:

Как быстро идет у них работа! Но еще бы не идти ей быстро, и еще бы не петь им! Почти все делают за них машины, — и жнут, и вяжут снопы, и отвозят их, — люди почти только ходят, ездят, управляют машинами.

Итак – машины берут на себя всю тяжесть труда, а что остается людям – ну вот, сочиняйте себе музыку, да в опере пойте. Но не получается, сразу возникает какая-то фальш, и уже затаился где-то неподалеку «шлифовальный станок». Потому что станок есть станок; а шлифовальный станок и опера – две вещи несовместные. Уайльд прекрасно это понимал, а Чернышевский – совсем этого не понимал. Любой социалист все равно на первый план выведет уборку хлеба. Любой Оскар Уайльд все равно выведет на первый план оперу. Слабость суждений Уайльда и видна в том, что машинам не под силу до конца освободить труд – все равно этот труд будет заслонять собой творчество. Слабость суждений Чернышевского в том, что опера у него – какой-то несущественный придаток к чему-то существенному.

Любовь и дело

Есть, конечно, в «Что делать?» и что-то совсем не то. И дело не только в этих абсурдных хождениях из нейтральных комнат в ненейтральные и прочего в этом роде – это все издержки утопии – чем больше утопист приводит конкретных деталей, тем обычнее потешнее они воспринимаются, поскольку ясно, что в реальности все будет как-то не так, да и не нуждается реальность в подобного рода регламентации. Но это бы ладно. А вот есть и что-то совсем неладное. Да, и я думаю, что если «деловая часть» процесса эмансипации прописана Чернышевским очень даже интересно, то вот как дело доходит до построения любовных отношений – читать становится невмоготу. А уж когда речь заходит о расставании Лопухова и Веры Павловны – тут уж просто подташнивает. Так и хочется воскликнуть: да расстаньтесь же вы как нормальные люди, - без всего этого размазывания и взаимоуверения – что всем нам так будет лучше. Естественно, старательнее всех уверяет тот, кому хуже всего – Лопухов:

— «Милый мой, я люблю его», и зарыдала. — Что ж такое, моя милая? Чем же тут огорчаться тебе? — Я не хочу обижать тебя, мой милый, я хочу любить тебя. — Постарайся, посмотри. Если можешь, прекрасно. Успокойся, дай идти времени и увидишь, что можешь и чего не можешь. Ведь ты ко мне очень сильно расположена, как же ты можешь обидеть меня?

Он и попытку суицида сотворит – тоже, разумеется, «благородный» жест». В общем, я совсем было разозлился и на Лопухова, и на Веру Павловну, и на Кирсанова, да и на Чернышевского, но потом понял в чем дело. А ведь явное поражение Чернышевского в том, что касается описания любовных вопросов – ведь это вполне характеризует его как писателя-феминиста. Это собственно косвенно подтверждает мысль о несовместимости двух мифологий - "Мифа о красоте" и "Мифа о женщине-коллеге». Но ведь хочется совместить. Совместить хочется, но получается плохо. Чернышевский очень даже убедительно вывел женщин на работу, но в отношениях между мужчинами и женщинами «товарищество» не работает. Хочешь-не хочешь, шутишь-не шутишь, а как тебя попросят отойти в сторонку, то хочется или себя или своего соперника устранить. И «остаться другом» ну никак не выходит - даже у Лопухова со всем его интеллектуальным размазыванием ситуации. В итоге он все равно вынужден сделать все то, что сделал бы на его месте всякий – удалиться и более не показываться на глаза.

Легкость бытия

Одна из любимых мыслей Чернышевского состоит в том, что жизнь надо устроить проще:

Жертв не требуется, лишений не спрашивается — их не нужно. Желайте быть счастливыми — только, только это желание нужно.

Вот и Рахметов выговаривает Вере Павловне - опять-таки по поводу всей этой трудноперевариваемой истории с переходом от Лопухова к Кирсанову:

— К чему эти мученья? К чему эти катастрофы? и все оттого, что у вас, благодаря прежнему дурному способу его держать вас неприготовленною к этому, осталось понятие: «я убиваю его этим», чего тогда вовсе не было бы. Да, он наделал вам очень много лишнего горя. — Нет, Рахметов, вы говорите ужасные вещи. — Опять «ужасные вещи»! Для меня ужасны: мученья из-за пустяков и катастрофы из-за вздора. — Так по-вашему, вся наша история — глупая мелодрама? — Да, совершенно ненужная мелодрама с совершенно ненужным трагизмом.

В самом деле: к чему все эти лишения, все эти катастрофы? Да и желание счастья в конце-то концов? Зачем? Зачем вообще жить, любить, к чему-то стремиться? Зачем надо было читать «Что делать?», а потом еще и рецензию писать? Да стоит ли и вообще с утра с постели подниматься? По-моему, так Чернышевский (ну или Рахметов, как кому нравится), на самом деле дал очень хорошее определение жизни: «Жизнь – это совершенно ненужная мелодрама с совершенно ненужным трагизмом» :)

Конец

Четвертым сном Веры Павловны можно было и заканчивать повествование – после уже хочется уснуть – скучно. Да и все сказано. Конец.