Любава

Оксана Калина

ЛЮБАВА

Мне тогда стукнуло 17 лет от роду. Плотный, коренастый, крепкий, я смотрелся старше своих лет, чем несказанно гордился. Единственное, что меня смущало – нежный, почти девический румянец на всю щеку. Казалось, он придает моей физии какой-то «слюнтяйский» вид, а я, по характеру «волчонок», слабости не терпел. Кто-то подсказал пить яблочный уксус, чтобы избавиться от проклятого румянца. Я начал глушить его чуть ли не бутылками и «благополучно» загремел в больницу. А когда вышел, в нашем дворе уже появилась она. Любава. Люба…

О ком я хочу рассказать? О ней! Конечно же, о ней! Той, которую помнил всю свою жизнь, и которую до сих пор выискиваю в каждой женщине. Хочу рассказать о себе. И о нас, хотя вместе мы были очень недолго – три недели и три дня. Разве это срок для пожизненной любви? Оказывается – да…

Меня воспитывала бабушка. В деревне поговаривали, что она ведьма, у нее дурной глаз, а характер и того хуже. Может и так. Иначе как бы бабке удалось отстоять наш крохотный домишко, когда город уже начал вплотную подступать к деревне, дома сносились, все огороды и участки застраивались? Остался только наш бревенчатый дом. Он стоял в аккурат в центре двора, окруженный серыми бетонными высотками, и смотрелся «выходцем» из сказки или былины. Все мы теперь номинально считались горожанами (тех, у кого снесли дома, переселили в квартиры), но в душе оставались деревенскими жителями. Люди, хоть и считали бабку ведьмой, даже боялись ее, часто бегали к ней за советом и помощью, а то и лечением. Бабка никому не отказывала.

Однажды, мне тогда лет десять, наверное, было, я ее спросил:

– Бабушка, ты и правда ведьма?

Она внимательно посмотрела на меня своими черными, глубокими, удивительно молодыми глазами:

– Сам то как думаешь?

– Мне все равно, ведьма ты или нет! – воскликнул я, – я люблю тебя больше всех на свете.

– Это самое главное, сынок! – она положила мне на голову свою большую, огрубевшую ладонь. И столько ласке было в этом скупом жесте, что я чуть не расплакался. От моей строгой, даже суровой бабушки подобного проявления чувств редко можно было дождаться. Но я все равно знал, что она любит меня, так же как и я ее – больше всего на свете.

Так было, пока в моей жизни не появилась Любава. Но об этом еще рано…

Своего отца я не знал никогда. А у бабушки расспрашивать не осмеливался – она не любила разговоров на эту тему. Но однажды все же решился. Я умел быть упрямым, если это было необходимо, поэтому весь день не отходил от бабушки, приставая с вопросами и рискуя получить увесистую затрещину. Наконец-то бабушка сдалась.

– Хорошо, расскажу. Но запомни: первое – с этого момента никаких расспросов.

Второе: у меня больше нет сына. Мой сын, твой отец, был бандитом, как и его отец, и дед тоже. Ты понял?

Я молча кивнул.

– Так вот, отцы твоего хорошо знали даже в городе. Из мелких хулиганов вырос в большие бандиты. Сначала шапки с людей на улицах срывал да продавал, потом просто грабил. После – в шайке какой-то оказался, охранял важную бандитскую «шишку». А как того важного бандита убили, занял его место. Сам начал с рынков да подпольных цехов мзду собирать. Пока его в один прекрасный день в тюрьму не упекли. Чего и следовало ожидать.

– Так ты из-за этого… – я не знал, как дальше сформулировать свою мысль, – отказалась от него?

– Я отказалась? – вспыхнула бабка, – запомни, сынок: я от своих не отказываюсь, какими они бы не были. И тебе советую того же правила держаться!

– Но ты же только что сама сказала… – совсем растерялся я, – что у тебя нет больше сына!

– Это он от меня отказался. От всех нас: тебя, твоей матери, – вздохнула бабушка и тяжело, будто только что сказанное лишило ее всех сил, опустилась на стул, – он после отсидки домой вернулся. Покрутился здесь годик, тебя вот смастерил, – она горько улыбнулась, – а потом уехал. Куда – не знаю. Но поговаривают люди, что далеко, на Юг. Там новую жизнь начал. Теперь он не большой бандит, а большой начальник на стройке. Уважаемый человек. Почему нет? Деньги у него всегда были. А за них можно купить что угодно. Когда его спрашивают о матери, или о тебе, говорит, что перепутали. Мать, мол, давно уже в могиле, сына у него нет, только две доченьки, и вообще он в этих местах никогда