Читать книгу: «Айша», страница 4

Поставив табурет, я пошел в прихожую, где быстро оделся и вскоре оказался на улице. Рабочий день еще был в разгаре, однако все мои заботы сводились к необходимости затариться спиртным на предстоящие вечер и ночь. Пришлось заскочить в первый попавшийся по дороге к дому магазин, а минут через двадцать я уже вышел из лифта на своем этаже, где нос к носу столкнулся с женой Валеры. На ней не было лица.

– Привет, Лена. Что-то случилось? – спросил я предательски заплетающимся языком.

Обычно соседка за версту чует перегар и демонстративно воротит нос от пьяных. Однако на этот раз она не спешила поскорее юркнуть в открытые двери кабины, уставившись на меня своими утомленными холодными глазами серого цвета с тяжелыми покрасневшими веками.

– Утром Валеру скорая увезла, – пугающе ровным голосом огорошила меня она, раскрыв затем некоторые подробности: – Ему уже несколько дней было плохо, но в больницу он не шел, думал отпустит. А сегодня одышка, кашель страшный, холодный пот, встать с кресла не может. Подозревают острую сердечную недостаточность. Мне сейчас надо в садик к детям забежать, а потом снова в больницу поеду, хоть и не пускают в интенсивную терапию.

– Вот так так! – выдохнул я от неожиданности и пока подбирал нужные слова, Лена сумела ошеломить меня повторно.

– А час назад позвонили с завода со страшной новостью, – она сделала тягостную паузу и продолжила: – Его друга Валентина задавило металлической арматурой. Насмерть. Он всегда пренебрегал техникой безопасности, частенько приходил на работу с бодуна. Вот результат. Просто кошмар какой-то! Ад самый настоящий! И все в один день!

– Валентин это такой лысый, в очках? – спросил я сиплым шепотом.

– Да, он. У мужа другого знакомого по имени Валентин нет, – сокрушенно ответила соседка, не поинтересовавшись, откуда я его знаю.

Несколько бесконечных мгновений мы стояли в гнетущем безмолвии у закрывшихся дверей лифта. Наконец, Лена нажала кнопку вызова, они снова растворились, и кабина увлекла ее вниз, оставляя меня в настороженной тишине лестничной площадки с всплывающими в помраченном сознании образами задавленной кошки и чудом не пострадавшей девочки с ее страшным предсказанием относительно нашей пьяной компании.

«Несомненно, мы все виноваты в случившемся, ведь никому из нас даже в голову не пришло попросту отказаться ехать с пьяным водителем, а лучше вообще ни меня ни Леньку за руль не пускать, – размышлял я позже вечером, сидя перед бубнящим телевизором. – И ведь, черт возьми, сказанное девчонкой сбывается. Двоих из нас уже нет, а мы Валеркой на грани жизни и смерти! Меня как минимум два раза за последние дни подстерегала стопроцентная гибель – сначала плохо зафиксированный автомобиль, теперь вот взбесившийся собутыльник с ножом. Определенно, старухе с косой я приглянулся, иначе как объяснить ее настойчивость? И непонятно, что делать в такой ситуации! Найти ту девчонку, чтобы умолять ее о пощаде? Закрыться в четырех стенах и не показывать носа? Попробовать спрятаться от смерти на краю света?».

Обычно телевизор у меня не включался неделями, однако теперь кроме него во всех комнатах горел яркий свет, чего вообще отродясь не было. Причиной тому стал суеверный страх, ледяное дуновение которого я ощутил сразу после разговора с женой Валеры, хотя в полной мере он заявил о себе лишь с наступлением сумерек, наполнив погружающуюся во мрак квартиру зловещими призраками. Учитывая все происходящее вокруг меня и со мной лично, это было неудивительно, поскольку сбывающееся предсказание и постоянная угроза собственной жизни заставляли волей-неволей проникаться мистическим мировосприятием. А может, я уже ощущал первые признаки надвигающегося алкогольного психоза с его пугающими до истерики видениями, безотчетной тревогой и манией преследования. Мне тогда очень не хватало кого-нибудь, кто мог бы просто побыть рядом, причем даже не обязательно было постоянно разговаривать со мной, вот только с женой я расстался, настоящий друг жил в другом городе, а немногочисленные знакомые вряд ли горели желанием тратить время на запойного социопата.

Телевизионные каналы приходилось постоянно переключать, поскольку во всех без исключения передачах или фильмах обязательно присутствовало что-то внушающее необъяснимый страх, будь то странное выражение лиц, пронзительная музыка, хроника тревожных событий или дружный хохот в студии. В конце концов я остановился на трансляции футбольного матча, после чего пришло время в очередной раз идти на кухню. Однако сделать это привычное перемещение оказалось не так просто вследствие вернувшейся ко мне из раннего детства боязни покидать свою комнату, когда темными вечерами приходилось оставаться одному в квартире. В итоге я с колотящимся от ужаса сердцем все же уселся за кухонный стол, где рядом с бутылкой находились открытая банка рыбных консервов, куски ржаного хлеба и красное яблоко в качестве десерта для восполнения сниженного водкой уровня сахара в крови. После опрокинутой стопки меня немного отпустило, ладони вновь сделались сухими, а ребяческий страх перед затаившимися по углам монстрами вернулся в сумрачную глубину подсознания. Задумчиво подперев подбородок рукой, я стал вспоминать самые светлые эпизоды школьной поры, а также бесшабашной юности, улыбаясь и шевеля губами синхронно с прокручивающимися в голове фразами и диалогами из них, навсегда отпечатавшимися в сознании. Намеренно принятые без закуски граммы действовали сильнее обычного, даря иллюзию того, что в общем и целом все хорошо, а собственные затруднения сущая ерунда по сравнению с серьезными проблемами других людей, и поэтому они раньше или позже разрешаться самым наилучшим образом, стоит только собрать волю в кулак и перестать пить. Смерть приятелей, конечно, вещь непоправимая, но ежедневно в мире погибает бесчисленное количество людей, которые по большому счету такие же чужие для меня, как повстречавшиеся единственный раз в жизни Валентин с Леонидом. Сосед же Валерка обязательно поправится, во всяком случае он находится под наблюдением врачей в специально оборудованном для больного человека месте.

Успокоив себя обнадеживающими мыслями, я полностью расслабился и долго сидел без движения, пока вдруг не услышал доносящиеся из большой комнаты хорошо различимые звуки плача, протяжные вздохи и жалобные причитания. Телевизор их издавать не мог, поскольку громкость его была убавлена до минимума, да и по жизнеутверждающему спортивному каналу вряд ли бы показывали нечто подобное. «Наверное, соседи сбоку или сверху, – подумалось мне. – Ведь шумоизоляция не только стен, но даже потолка оставляет желать лучшего». Однако доводы рассудка не возымели должного действия, и сердцебиение вновь участилось. Для собственного спокойствия следовало просто зайти на секунду в большую комнату, но я буквально прирос к стулу, ноги налились свинцом, а на шею будто наложили фиксирующий воротник. Где-то в животе опять начал ворочаться недавно угомонившийся страх, моментально перешедший в леденящий кровь ужас после того, как мои глаза явственно разглядели сгорбленный силуэт, бесшумно скользнувший из прихожей в большую комнату. «Ну вот и все, от проклятия не уйдешь, – промелькнула в голове жалящая мысль. – Сейчас задушат меня или выбросят из окна, а потом все будет списано на пьяную смерть». Напрасно я попытался успокоить себя тем, что входная дверь была точно мною заперта, а забираться по стене на седьмой этаж способны разве только киношные душегубы – элементарная логика уничтожалась на корню животной паникой попавшей в ловушку жертвы. Некоторое время мной владел ступор, однако потом я инстинктивно ринулся в сторону прихожей, надеясь выбежать на лестничную площадку и звать там на помощь, но едва вскочив на ноги, тут же опустился обратно на стул, так как ватное тело отказывалось слушаться. «Что-то подмешали в водку» – подумал я и услышал тихие гитарные переборы со стороны спальной, где давно без дела пылился на стене мой шестиструнный музыкальный инструмент. До боли знакомое расстроенное звучание то нарастало, то совсем затихало, пока плавно не вылилось в прекраснейшую мелодию, от которой перехватило дыхание, а на глаза навернулись слезы. Задевающая за живое музыка, казалось, исполняется на струнах моей души и является квинтэссенцией всего лучшего из настоящей, прошлых и будущих жизней. Я точно раньше слышал эту чарующую, ни с чем не сравнимую мелодию, но постепенно забыл о самом ее существовании в суматохе дней. Хотя игра на гитаре подразумевала исполнителя, который безусловно находился у меня в квартире, панический страх как рукой сняло. Отрицательное чувство в принципе не могло существовать в одном пространстве с волшебными звуками струн, постепенно возвращающих моему телу естественную легкость. Мечтательно подперев подбородок рукой, я смаковал каждый доносящийся из спальной звук, каждую сыгранную ноту, пока не проснулся именно в этом положении у кухонного стола…

Выпитая без закуски стопка кроме иллюзорного умиротворения подарила мне несколько минут того особенного сна, когда отравленный алкоголем мозг находящегося в запое человека лихорадочно генерирует широкую гамму настолько яркий переживаний, что после пробуждения приснившееся часто смешивается с реальностью. Налив себе подрагивающей рукой водки, я в очередной раз накатил, после чего, жуя брошенный в рот кусочек хлеба, вернулся в большую комнату, где улегся на диване. Горящая люстра создавала дефицит привычного уюта, спешащие часы напоминали о скоротечности жизни, а во весь экран телевизора красовалась довольная кошачья морда из рекламы корма для домашних любимцев. Поначалу мне приходилось невольно бегать глазами по углам, стенам, занавескам, потолку и полу в поисках засевших в сознании призраков из недавнего сновидения. Лишь укрывшись пледом с головой, я начал тревожно дремать, готовый, подобно спящей кошке, улавливать малейшие шорохи сквозь монотонную речь спортивного комментатора.

Всю ночь напролет мне приходилось то вскакивать в туалет, то плестись на кухню, то просто ворочаться с боку на бок в отчаянных попытках найти наконец удобное положение своему покрытому липким потом телу. Около пяти часов утра с лестничной площадки стал слышаться шум раз за разом отворяемой и захлопывающейся двери, постоянно оживал лифт, доносился торопливый топот ног вперемешку с глуховатым кашлем. Столь ранняя суета на этаже, где кроме меня в двух других квартирах проживали Валера с женой и малолетними детьми, а также пожилая супружеская пара была по меньшей мере странной, но в удушающей лихорадке запоя я о ней быстро забыл.

Тягучее наступление очередного дня из вереницы таких же хмурых ноябрьских дней диктовало мне волей-неволей снова тащиться в магазин. Кое-как умывшись и торопливо одевшись, я вскоре вышел из дома и у дверей подъезда столкнулся с Клавдией Федоровной – живущей на четвертом этаже дородной седовласой женщиной со следами былой красоты и патологической тягой к бабьим пересудам.

– Здравствуйте, – сказал я.

– Знаешь уже? – даже не кивнув ради приличия, поинтересовалась она.

Меня начинал колотить мандраж, к горлу подступала мучительная тошнота, перед глазами мелькал рой мушек, а магазин низких цен располагался неблизко, поэтому я, желая поскорее отделаться, хмуро бросил:

– Нет.

– Валера с твоего этажа ночью умер в больнице. Сердце.

– Как же так! – оглушенный страшной вестью, произнес я зловещим полушепотом,– Только вчера с его женой разговаривал. Как же так…

– Вот так! – выпалила в ответ Клавдия Федоровна, после чего, отвернув голову в сторону, желчно добавила: – Рабочие люди мрут, как мухи, а тунеядцев с алкашами ничего не берет. С утра зенки зальют и носятся.

По ее демонстративному нежеланию смотреть в мою сторону, искривившимся губам и всему брезгливому виду нетрудно было догадаться, кого именно она подразумевает под тунеядцами и алкашами.

– Следующий я, – сокрушенно вырвалось у меня, отчего Клавдия Федоровна на секунду повернула лицо, сердито зыркнув острыми глазками.

Ничего не поясняя, я побрел прочь с единственной целью поскорее сделать большой жадный глоток обжигающего нутро пойла. Теперь меня не покидало стойкое ощущение, будто я на мушке у готового в любой момент спустить курок снайпера, а хоженый-перехоженый путь к магазину кишит смертельными опасностями. Я боязливо сторонился встречных прохожих, огибал скопления людей у остановок и шумных перекрестков, замирал в нерешительности перед канализационными люками и строительными лесами, вздрагивал от каждого громкого уличного звука и боялся переходить дорогу даже на зеленый свет. Мой путь до магазина обычно пролегал по нескольким прямым участкам пешеходных дорог, однако теперь с высоты птичьего полета он представлял извилистую линию с причудливыми завитками в тех местах, где я особенно паниковал. Конечно, можно было приобрести выпивку чуть дороже в любом супермаркете по ходу, но вместе со страхом во мне росла невероятная жадность до каждой капли позволяющего оттягивать свою агонию спиртного, к тому же я чувствовал угрозу своей жизни повсюду, даже в собственных четырех стенах, а потому соображения экономии возобладали.

После того, как в конце концов мне удалось добраться до магазина и купить там впрок сразу три бутылки, я, опустившись на скамейку у его входа, свернул с одной из них крышку и сделал прямо из горлышка несколько судорожных глотков. Спустя пару минут дрожь тела начала униматься, скованные мышцы заметно расслабились, а окружающий мир хоть и продолжал быть враждебным, но уже напрямую не угрожал моей жизни здесь и сейчас. Резкие порывы пронизывающего ветра швыряли в лицо колючую снежную крупу, как назло, посыпавшуюся с серого неба, стоило мне присесть на скамейку. Я уже собирался отправиться в обратный путь, но вдруг увидел возле своих ног невесть откуда взявшегося котенка трех или четырех месяцев отроду такого же черепахового окраса, какой был у задавленной на пешеходном переходе кошки, только с небольшим преобладанием в шерсти красно-рыжего оттенка. Он весь дрожал от холода, испуганно таращась на меня медно-золотистыми глазками, издавая при этом жалобный писк. Его беззащитный вид на фоне позднеосенней непогоди, предвещающей скорую зимнюю стужу, взывал к жалости любого нормального человека. Как ни странно, но мое истерзанное алкогольным марафоном и последними событиями сердце тоже оказалось тронуто, а потому я отрезал имевшимся при себе складным ножичком кусочек купленной в качестве закуски вареной колбасы и бросил себе под ноги. Мой новый дружок в два счета его уплел и принялся тереться мордочкой о джинсы, громко мурлыкая песенку благодарности за вкусную еду и проявленное участие.