Раз

– Настя! Кончай эту бесовщину, очень тебя прошу!

– Да будто бы я рада! Валера, сядь рядом, – потребовала Анастасия, и Валерий сам не зная почему, так сделал.

– Валера… – говорила она, а он отводил свои серые глаза от ее голубых, прекрасных, как небеса, глаз. – Я тут думала… Нам надо сжечь этот проклятый миллион долларов. Там ровно миллион – я еще вчера посчитала. Давай сожжем! Вдруг Вика вернется? Ведь нельзя просто так, с бухты, долбанной, барахты, получить лимон бабла – и ничего не потерять. Дедушка мне говорил, что надо двигаться по жизни шагами, а не бежать – что бегут только трусы, дураки и за троллейбусом. Что всё, что мы получаем, оно неизменчиво. Типа, качество-количество, Гегель этот… Как там… Количество переходит в качество… Вот и перешло! Вика с миллионом долларов – плохая Вика! Давай, а, сожжем, к чертям этот миллион – всё равно он уже в печке, а?

– Настя… – взъерошил волосы Валерий. – Боже, за что мне это всё?! Как же непросто объяснить это тебе, именно тебе. Мне этот миллион – не сдался! Хотя я ни разу не держал в руках реальный «лимон бачей» – только цифирками… Цифирки, причем, были не мои… Честно говоря, это, вообще, мечта всей моей жизни – сжечь миллион баксов, да в огне печи, подкидывая пачки в огонь, как тот наркобарон, Пабло Эскобар, – сжигать баксы, будто дрова, чтобы твоя семья не замерзла! Смысл-то какой великий! Но сейчас я боюсь, что ты поймешь меня неправильно. Подумаешь, что мне жалко не своего миллиона… Настя, мы не можем его сжечь. Миллион долларов – это хоть какое-то веское доказательство того, что ты не сошла с ума. Без этого «лимона» твоя история о «Вике-не-Вике» – полный бред и «дурка»… На купюрах есть номера – номера проверить хоть можно, и по ним тоже Вику найти…

Пару минут Анастасия и Валерий молчали.

– Валера… – первая заговорила Анастасия. – Я бы не подумала о тебе, как о жадном подлеце… Иначе я в тебя когда-то не влюбилась бы. Я знаю, что деньги для тебя не самое важное… Правда, что для тебя «важное» уже не знаю… Валера, а у тебя была какая-нибудь яркая мечта, что так и осталась мечтой? Тайная? О какой ты даже мне не говорил?

– Была, – усмехнулся он. – Я когда-то, на заре юности, мечтал стать знаменитейшим певцом, петь рок или гранж. Мне Курт Кобейн нравился… Играть на гитаре и петь от души – и меня одаривали бы и деньгами, и любовью…

Анастасия заулыбалась, и Валерий поспешил сказать:

– Реально мог бы. У меня приятный тембр голоса, и на гитаре я тоже неплохо играл.

– Да ладно! Спой, птичка…

– Поэтому я тебе и не пел… И не только тебе – никому не пел, после МГУ.

Они еще немного помолчали.

– А сейчас мог бы бросить всё и пойти в певцы?

– Да нет, конечно, – заулыбался и Валерий. – Эта мечта была… про другого меня. Хотя… – задумался он.

– Что, и правда пойдешь петь? Попсу? Иначе – ни славы, ни денег, ни любви.

– Я мог бы петь как хобби… В Америке так делают – успешные стоматологи, юристы и ученые создают группы и поют по барам бесплатно.

– Жалкое, должно быть, зрелище.

– Это точно. Лысые, пузатые, фальшивят… Но в этом весь кайф – просто делаешь то, что хочешь, – и плевать на всех. Ты можешь себе это позволить. Впрочем, кому я это объясняю? Уборщице парикмахерской?

– Салона красоты! – уже широко улыбалась Анастасия. – А знаешь, Валера, я так тобой в наши первые года гордилась! На твоем фоне я чувствовала себя полнейшим ничтожеством. Вот и пошла поработать, хоть раз в жизни…

Они пару мгновений смотрели друг другу в глаза – давно они этого не делали – и оба переставали улыбаться. Валерий потянулся к Анастасии – она тоже слегка подалась к нему. Их губы находились так рядом! – и Валерий резко приник к лицу Анастасии, хотел ее поцеловать, но она столь же резко отшатнулась.

– Валер, я не могу, – сказала она. – Игорь…

– Ну конечно, – встал на ноги Валерий. – С ним ты, значит, могла мне изменять, а ему со мной – нет!

– А вот в этом весь ты! – тоже поднялась Анастасия. – Ты всегда на первом месте! Ты! Ты! И снова ты! Я для тебя – опять средство роста на бирже тщеславия! Тебе не я нужна, а реванш над Игорем?! Без этого твое мужицкое альфа-эго зудит? Сперва ты знал, кого берешь в жены, потом – ой ужас-то какой! – квартира тебе не в радость, ведь ее мне подарил мой отец и ты в ней не хозяин! Поэтому ты бросишь меня в ней одну! Да и ладно! Но ты и Вику бросил! И что? Много миллиардов-то заработал?!

– Нет! – повысил голос и Валерий. – Знаешь же, что нет! Я же не твой папочка, какой отмывает бабло самой мерзкой мафии, самой грандиозной язвы нашей страны, самой бездонной черной дырищи – коррупции в армии! Твой дед, Федор Федорович, ярый коммунист, ворочается небось, как танковая гусеница, в гробу! Знал – шашкой зарубил бы зятя!

– Так! Предпоследняя стадия! – мой отец! Давай, сразу переходи к последней! Какая же я – с, б и ш! И что мне с неба всегда всё падало! И что встреча со мной уничтожила тебя, великого Бил Гейтца! В Америке он работать и жить собрался! Так что же нет?! Что мешает?! Железный занавес давно рухнул – если ты не знал! Где твои гуглы в гараже? Где фейсбуки в кампусе? В тридцать три года Христос уж Богом стал! А ты, что? Всё мой папа тебе жить не дает?!

– Мама! – вдруг раздался отчаянный крик – в сенях стояла «Вика-не-Вика». – Хватит, мама! Хватит кричать на папу! Я же миллион долларов тебе дала! Купи ты, наконец, себе шубу! Купи себе тысячу шуб! Тысячу шуб! Тысячу!

И, плача навскрик, девушка убежала назад в избу.

– Ввалера… – тихо проговорила Анастасия. – Ты тоже это слышал?

– Дааа, – ошалевшим голосом ответил тот.

– Валер, я час сойду с ума, – прижала руки к голове Анастасия. – Вот прям щас – возьму и сойду… Какая еще шуба, а?

– Так! Ты, тряпка, внучка армейского полковника, с ума мне тут не сходи! – строго сказал Валерий и добавил: – А то и я тоже – следом за тобой, похоже, тоже… сойду…

– Эй, есть кто? – донесся незнакомый мужской голос. – В этой деревне, вообще, кто-то есть живой?

– Пока еще есть! – пошел через сени Валерий к переднему двору, и Анастасия последовала за ним.

Они увидели перед калиткой дома желтое такси и невысокого, худого мужчину лет так сорока пяти, лысоватого, приятного на лицо, одетого весьма изыскано: белые брюки, яркая тенниска, белые летние ботинки со вставками цвета молочного шоколада, – казалось, этот мужчина собрался на гольф, да перепутал Майами с Камышовкой. Гость держал в руке черный саквояж, как у викторианских докторов.

– Анастасия Борисовна? – спросил он и, когда она кивнула, представился: – Аристарх Назарий – не потомственный колдун, не целитель и не знахарь. Ведающий человек, экстрасенс, если желаете, но мне больше нравится – «христианский маг».

*

Валерий, Анастасия и Аристарх Назарий прошли в дом. В спаленке надрывно ревела «Вика-не-Вика».

– Ну, что у вас случилось? – спросил экстрасенс. – Ребенок постоянно плачет?

– Нет… – озадаченно проговорила Анастасия. – Валера, может, ты ее успокоишь? А то голова раскалывается. Я тут пока разберусь с… Простите, пожалуйста, я, вообще, не уверена, что мне нужен экстрасенс… Я просто не верю… А может, зря… Что вы можете?

– Мои силы – Божий дар, взращенный на ночных молитвах и тайных знаниях одного из самых закрытых орденов британских алхимиков, Ордена Золотой Зари. Ныне я достиг шестой ступени, и умею брать шесть имен архангелов из семи, перечисленных в Книге Еноха. Гавриил – ангел смерти, – это имя служит для общения с мертвыми. Сариил – страж ада, – это имя служит для снятия проклятий, Рагуил – подвергающий наказаниям мир, – это имя для торжества справедливости. Рафаил – целитель людских недугов, – это имя для лечения болезней. Уриил – просветитель, – это имя есть ключ к любым знаниям. Люцифер – пояснять не надо, – это архангел, пошедший против Бога. Его именем я пользуюсь в исключительных случаях, и деньги здесь отнюдь не главное!

– Люцифееер? – испуганно повторила за экстрасенсом Анастасия.

– Настя, без меня денег ему не давай и Сатану не зови! – приказал Валерий. – Пойду приведу, хм, нашу дочь…

Постучавшись, он несмело заглянул в спальню – девица была одета. Она лежала ничком на узкой кровати, обняв подушку и рыдая в нее. Пол пестрел от разбросанных игрушек, детских картинок, карандашных рисунков Вики, – будто прошелся тайфун – без сомнения, минуту назад «Вика-не-Вика» сорвала вещи со стен и швырнула их вниз. Валерий чувствовал себя неловко – всё казалось нелепым: и драматический акт, что он наблюдал, и декорации из бревенчатых стен, но современного реквизита, и актриса, которая плакала по-настоящему.

– Я… – закрыл он за собой дверь и приблизился к кровати. – Я не знаю, как к вам обращаться… Вы не плачьте, барышня, так… горько. Мы всё выясним, всё будет хорошо… Вы откуда здесь? Из поселка пришли или местная?

– Почему ты меня не узнаешь, папа? – услышал он на это.

Барышня приподнялась, посмотрела на него заплаканными серыми глазами.

– Я ждала, что ты меня узнаешь, обнимешь… заберешь меня от мамы!

– А… зачем тебя от мамы забирать? Ты же больше всех взрослых маму любишь.

– Люблю, но она меня уже не любит – и мне больно, мне так больно! Она разрывает мне сердце! Она разлюбила меня, она сошла с ума! Она убьет меня, если ты меня не заберешь от нее!

– Ааа… Вика, да? Ты моя Вика?

– Да!

– Но я не узнаю тебя, Вика… уж прости… Моя Вика – шестилетняя девочка, понимаешь? Даже еще не школьница – а тебе в институт пора. На последний курс…

– Меня фея превратила в большую – я ее сама попросила. Фея – хорошая, мама – плохая! Вчера она кричала и кричала на меня! Зато вчера она меня узнавала, а сегодня – нет, ни в какую! А я просто расту! Не по дням, а по часам, как в сказке! Мне уже не шесть – мне десять! Я умею писать сочинения, решать дроби и прочитала «Робинзона Крузо». И от географии я тащусь! Спроси меня что-нибудь по географии! Парамарибо, знаешь, столица какой страны?

– Знаю… Суринама.

«Вика-не-Вика» немного улыбнулась.

– Ты тоже любишь карты разглядывать?

– Да, почему нет, люблю. Всегда что-то новое найдешь, что раньше пропускал.

Внезапно Валерий вспомнил, кого она ему напоминала, – «Вика-не-Вика» внешне походила на сестру его матери. Тетя Наташа давно погибла – трагическая история, безумный муж убил… Кажется, в ее тридцать пять. Мать Валерия не любила об этом говорить и вспоминать, спрятала почти все снимки сестры – чтобы не расстраиваться, но одну фотографию, когда им было лет по двадцать, мать Валерия хранила в семейном альбоме. «А что если бред – не бред, – мелькнула у него мысль. – И эта девушка на самом деле – моя маленькая Вика? И ее впрямь могут закрыть в психушке, как дядю Сашу…»

Валерий сел рядом с девушкой на кровать, взял ее правую руку и стал ее разглядывать – так, родинки на тыльной стороне нет, зато на подушечке большого пальца папиллярный рисунок расходится кольцами – это Викин пальчик – Валерий шутил, что у нее на пальчике есть пенёк… Затем он взял ее левую руку и раздвинул ее пальцы – у Вики на безымянном пальчике, со стороны мизинца, имелась «их секретная родинка» – даже Настя не знала об этой родинке, только он и его дочь… Родинка была!

– Вика! – крепко обнял девушку Валерий. – Да как же это так?!

– Фея меня вчера заколдовала…

– Так… – разомкнул он объятия и погладил девушку по голове. – Так поступим: там экстрасенс пришел. Пойдем к нему, вдруг… Раз фея заколдовала – то без магических сил нам не обойтись. Как бы Люцифера звать не пришлось…

– Не надо его звать! – неподдельно испугалась девушка. – Люцифер очень плохой! Нам в школе терминала С рассказывали и показывали его. Ой какой он страшный!

– Какая школа, Вика? Какой Терминал С?

– Ну… не знаю. Само пришло в голову.

– Так, пойдем всё же к магу… никаких Люциферов – обещаю. Я тебя в обиду никому не дам!

– Даешь пацанское слово?

– Вика, ты откуда этой фени нахваталась?

– Не знаю… Так что, слово пацана?

– Слово пацана…

*

Как стать и как есть мама-Настя отругала Вику за порванную одежду, но дала ей последний шанс, единственный шанс. Миллиону долларов мама тоже обрадовалась – раскладывала пачки по столу и перебирала их, пока Вика смотрела мультики. Дала Вике две конфеты! Миллион долларов – это так же круто, как грибы. Эх, судьба-злодейка, надо было брать у феи норковую шубу! Вика получила бы три конфеты как стать!

А завтра к ним придет в гости страх-сенкс! Это тоже очень круто. Во-первых, страх-сенксов Вика еще не видела – вот и посмотрим завтра, что за зверь! Во-вторых, вдруг страх-сенксы мяч кидают и бегают! Вике уже устала одна-одинешенька по саду бегать с мячом.

Спать Вика спала снова с мамой – это самое крутое. Вика с пяти лет спала одна в своей комнате – и ей сперва было страшно, но потом страх взял да забрал Федор Федорович – прадедушка Вики. Негоже, знаете ли, правнучке армейского полковника бояться темноты! Но с мамой спать – всё равно круто. Засыпала Вика очень гордая собой: и миллион-то долларов в лесу насобирала, и такая большая стала – больше мамы! Мама ее много целовала, гладила и хвалила, правда, почему-то при этом плакала. Нет, Вика взрослых никогда не поймет! Чего они всё кричат в свои телефоны, ссорятся и плачут даже с миллионом долларов, а!? Хорошо хоть, что у них есть пиво. Пиво – горький лимонад. Когда ты маленький – тебе хочется сладкого, когда большой – горького, – так мама Вике про пиво объяснила. Ну ладненько, проверим и это завтра как стать! Завтра будет круто: пиво и страх-сенкс!

Вот так, мечтая о завтра, Вика заснула в маминых объятиях. Проснулась – а мамы нет! Вместо мамы на ее груди сидел чертик – прям как из мультиков – темно-серенький, пушистый, с розовыми ушками, розовым пятачком и розовыми ладошками, с кошачьими желтыми глазами – страшненький как стать! Ух ты, круто! Может, мама позволит взять его в Москву? Чертик – это даже лучше, чем котенок! Ни у кого из Викиных друзей еще нет чертиков! Чертик жил бы в Викиной комнате (она бы ему домик сделала), пил бы молочко из блюдечка, как ежик, и играл бы с ней в прятки, куклы и магическую школу.

– Ну здравствуй, Вика, – сказал чертик. – Какая ты интересная! А меня Егор зовут, Егорушка – мне больше всего «Егорушка» нравится.

– А ты правда чертик, Егорушка? – чуть подтянулась девочка на руках в изголовье широкой кровати.

– Нет. Я мелкий бес. Я с Аристаршей живу, а к вам мы в гости заехали.

– Круто! Но… Жалко, что тебе уже есть, где жить. Эх, – горестно вздохнула Вика, – судьба-злодейка!

– Можешь взять меня к себе.

– Нет! Да как можно-то такое мне предлагать?! – ввернула Вика фразу, какую ей редко куда удавалось ввернуть: Вике обычно делали предложения, от которых нельзя было отказаться (тоже взятый на заметку из телевизора перл). – Аристарша же будет тебя искать и плакать! Я даже куклу так искала и так по ней плакала, когда ее потеряла! Круто, что кукла нашлась, – улыбнулась Вика.

Что-то ей мешало с левой стороны, и она стала поправлять волосы – длиной до плеч волосы – Вика поняла, что она вновь стала шестилетней.

– Эй, не вырви мой волосок из своего левого уха! – потребовал Егор. – Иначе ты перестанешь меня видеть – и останешься здесь совсем одна. Извиняй, что разбудил. Такая уж у меня работа – я Аристарше помогаю, ну и себе, конечно.

Вика огляделась – она была в спальне мамы и дяди Игоря, в деревенском доме, одна, такая маленькая, лежала на такой большой кровати, под одеялом и на подушке, – и всё-то в спальне было так, как в ней и было, кроме одного: исчезли дверь и окошко. Зато на прикроватной тумбочке появилась свеча.

– А где дверь и окно, Егорушка?

– Нету тут ни дверей, ни окон… Ты только думаешь, что в спальне, но ты в клетке. Я знаю, что это такое, – сидеть в клетке. Сочувствую.

– А кто посадил меня в клетку, Егорушка?

– Маша. Ну или фея, если угодно.

– Фея Мааша? А зачем ей это? Она же хорошая!

– Нуу… Боюсь мне тебе этого не объяснить, Вика. Хочешь, сама Машу спроси?

– Хочу! Очень хочу!

Фея-Маша мгновенно появилась справа от нее на постели – маленькая, как кукла, девочка с взрослым лицом, в пышном платье, в белокуром парике, с венком на голове, ангельскими крылышками за спиной и с волшебной палочкой в руках.

– Маша? – возмущенно спросила Вика. – Ты зачем меня в клетку посадила? Я думала, что ты хорошая девочка!

– А я и была хорошей девочкой – очень хорошей. Лучше меня девочки не было! Твоя мама назвала меня неряхой – это не так! Я пылесосила, помогала маме мыть посуду и накрывать на стол. Я всегда заправляла с утра свою постель! Я приносила одни пятерки и четверки из школы! А еще я была в школе крутой! И я всегда хотела порадовать маму, но маму радовала только норковая шуба!

– Ну а я-то тут при каких таких делах?

– Я исполнила три твоих желания, Вика, как в сказке! Сделала тебя большой, дала миллион долларов и последний шанс!

– И где мой шанс?

– До полуночи ты была собой – и твоя мама тебя узнала. После полуночи – ты – это я!

– Но так нечестно! Ты мне не сказала, что будет потом!

– Я же не виновата, что ты тупая! Когда что-то теряешь, что-то находишь. Когда находишь – теряешь!

– Я не тупая, – насупилась Вика. – Мама вчера сказала, что я очень умная – умнее и ее и папы! А мой папа – очень умный – он МГУ кончил! Вот ты, МГУ, Маша, кончила? Нет? А я – да! – раз я умнее папы!

– Что же ты мозги себе как у папы не попросила?! Была бы умная сейчас, как он, а не красивая, как мама!

– Девочки, не ссорьтесь, – примирительно заговорил Егор, который до этого с интересом наблюдал за ними. – Маша, во-первых, я Вику уже разбудил. Извиняй, работа такая. И ты будешь теперь всегда ее слышать – ты не будешь счастлива, тебя совесть будет мучить. Во-вторых… Вам можно жить дружно в одном теле. Но тогда тебе, Маша, придется стать не первой, а второй. Тело-то Викино! Ты – воровка, а можешь быть гостьей. Выпусти Вику из клетки – и она будет с тобой дружить.

– Нет, не проканает, – ответила Маша. – Не хочу быть второй – хочу только первой и единственной! Хочу, чтобы меня – меня! – замечали и любили!

– Моя мама-Настя никогда не будет тебя любить, Маша! – зло ответила Вика. – Моя мама-Настя любит меня больше всего на свете! Даже больше шоколада, мармелада, мороженного, игрушечных магазинов, телевизора, кино и аквапарка! Я спрашивала ее!

– Твоя мама мне не нужна, – перебила ее Маша. – Она мне больше не нравится. Она – такая же, как моя мама! Она – кричит на папу! Я люблю папу больше мамы! Я заберу твоего папу себе! Мы будем с ним жить и с миллионом долларов! А твоя мама отправится к моей маме в психушку! Я об этом позабочусь!

– Не трогай мою маму! – забыв про Егора, вскочила на постели Вика – и, похоже, случайно вырвала его волосок из своего левого уха – чертик и Маша-фея мгновенно исчезли.

– Маша?! – кричала Вика. – Маша! Только не маму! Не обижай мою маму-Настю! Ну пожалуйста! Пожалуйста! Ну дай мне шанс, один шанс, последний шанс!

– Вика, твоей маме там будет хорошо, – говорила невидимая Маша. – Психушка очень похожа на Терминал С – это Рай – там люди смиряются – из психушки люди сразу попадают в Терминал В, а некоторые – даже в Терминал А. Разве ты не хочешь, чтобы твоя мама оказалась в раю?

– Конечно хочу… Но я больше не верю тебе, Маша. Ты – обманщица. Ты – нехорошая. Ты, ты… Ты – это не круто!

– Ах так! Раз я не крутая, то сиди без света!

И огонек свечи погас – комната без дверей и окон погрузилась в страшную темноту, а Вика отчаянно заревела во всю глотку. «Мама, мамочка, достань меня из клетки!»

*

Тем временем в «гостиной» избы происходил магический сеанс. Анастасия и Валерий от Люцифера категорически отказались, Аристарх Назарий не настаивал. Узнав, какая задача его ждет – вернуть двадцатилетней Вике облик шестилетки, мошенник «прифигел», так сказать. Много он перевидал чудиков, но эта семейка била все рекорды. Ладно мать – женщины, вообще, склонны к мистицизму по своей загадочной природе. Но вот такой, как Валерий Валерьевич, отец Вики, – такие всегда скептики до мозга костей: да хоть разверзнись на их глазах Небеса и Ад, выпустив войска ангелов и демонов, такие скажут – «Не бывает ангелов и демонов. Вы мне просто кажетесь. Наверно, я переработал, а вчера еще и перепил». Однако Валерий Валерьевич больше Анастасии настаивал на том, что двадцатилетняя деваха – это его маленькая дочка, заколдованная грибной феей в лесу. Дочка же по большей части молчала, хмурилась и огрызалась, отказываясь от магического сеанса. Причем нормальной она тоже не казалась: то вела себя как взрослая, то ковырялась в носу, то несла чушь, вставляя якобы крутые фразочки времен молодости Аристарха Назария, из лихих девяностых, например: «зыка!» (прикольно), «я тащусь» (я балдею), «чё ты гонишь?» (что ты врешь?), «ты чё, крутой?» (наезд) и – вершина школьной «блататы» – «тебе смешно, а мне обидно, тебе г…вно, а мне повидло».

Мать сего больного семейства, длинноногая, светловолосая красавица, одетая в китайскую голубую майку, итальянские дизайнерские балетки и французские узкие джины, не вынеся «повидла», достала из холодильника бутылку пива и выдула ее содержимое из горла. «Ну с ней-то теперь всё понятно, – заключил Аристарх Назарий. – Перепил вчера не отец-крутец, перепила – она, мамашка-алкашка!»

С сумасшедшими Аристарх Назарий обычно не связывался, но так как совести у него не осталось (вместо совести у него теперь был мелкий бес Егор), то из самых меркантильных побуждений он «сблагородничал», то есть рискнул (риск – дело благородное, кто не знает): попросил перевести ему на карточку «о-го-го» гонорар – и тогда он проведет первый сеанс, призовет архангела Уриила – просветителя, а тот ему расскажет, что дальше делать.

Валерий незамедлительно (что тоже было весьма и весьма странно) перечислил бабло (сигнал теперь ловился). После чего закрыли ставни на окнах, зажгли благовонные палочки «Для медитации» и свечи на столе. Аристарх Назарий разложил несколько загадочных даже для него самого предметов, достал магическую книгу имен «Ономикон» – и зачитал «заклинания» на енохианском языке. Анастасия, Валерий и их шестилетний переросток, тоже сидя за столом, взявшись за руки и закрыв глаза, слушали «мантры» экстрасенса. Аристарх Назарий порой на них поглядывал – погруженные в себя, они словно спали, – прилежно старались умалишенные богачи. «Нет, ну а что, – думал в это время мошенник, – кукушка у всех кукует. Правда, странно, что разом у всех троих кукукнуло. Может, в воде здешней что-то… радиационное, например? Валить досюда побыстрее надо… из этой кукуевой Кукамышовки!»