Раз

Словом, всё шло неплохо, даже аутентично, но внезапно, в середине магического сеанса дочка выскочила из-за стола и убежала в свою спальню, громко хлопнув дверью.

– Вика! – вскричал Валерий и бросился за дочуркою, будто молодой олень.

«А может, любовница? – провожая их глазами, подумал Аристарх Назарий. – Черт… Да они какие-то кровосмесительные чернокнижники! Сатанисты! Нет, понятно, что сатанисты – чушь. Нет ни ангелов, ни демонов, ни Дьявола, ни Бога. И уж точно нет ведьм, обряженных как феи из мультиков. Всё магическое – развод для лохов. Но есть сатанисты "с приветом", что принесут тебя Бафометам в жертву, выпьют твою кровь, вырежут и сожрут твое сердце "с бутылочкой Кьянти". Ей-богу, валить надо! Как раз успею на поезд до Москвы, а там – на "Сапсане" в Питер».

– Извините, – сказала Анастасия, обеспокоенно глядя на закрытую дверь спальни, за какой уединились Валерий и Вика. – Сейчас он ее назад приведет…

– Нет, не надо, – стал складывать Аристарх Назарий свои вещи со стола в саквояж. – Я уже всё понял… И с прискорбием сообщаю, что помочь бессилен. Я предупреждал, что, возможно, придется брать имя архангела Михаила, но я еще не достиг седьмой ступени – и этих знаний магистр ордена «Золотая Заря» мне не открыл… Всё так, как я думал: требуется архангел Михаил. Извините… И потом, я уже без сил… – утер несуществующий пот Аристарх Назарий.

– Ой, давайте я вам воды дам…Она местная, из живительного родника!

– Нет!! Только не воды! Нельзя нам… после магического сеанса пить воду еще час. Глоток воды – и всё – инсульт… Знаете, приятно было познакомиться – люди вы замечательные, каких редко встретишь, но я спешу откланяться. Дело в том, что неотложная помощь нужна еще одной маленькой девочке – там совсем всё плохо – умирает, кроха. А ваш случай, непростой, конечно, но никто не умирает… Счастливо оставаться, – встал мошенник со стула.

– Но подождите, – встала и Анастасия. – Но как же так? Кто тогда может моей дочке помочь? Скажите, к кому мне обращаться? Вы же моя единственная надежда!

– Извините, придется вам самим искать мага – мои коллеги не делятся со мной своими секретами.

– Послушшайте, – шипя, вцепилась острыми ногтями в его хилое плечо Анастасия, – я вас так просто не отпущу! Скажите, что делать надо?! Я и на Люцифера уже согласна! Если надо людские сердца для жертвы – сама, собственноручно, вырежу их наживо! Гадов-то полно вокруг! Пара педофилов вам для жертвы сойдет?

«Ой-ё! – воскликнул про себя Аристарх Назарий. – Точно сатанисты! Валим, срочно валим, Егор, пока у нас есть шанс, единственный, возможно, шанс! И чего этим богачам надо-то еще? Когда ж они с жиру-то перебесятся?!»

– Спасите! – заголосил экстрасенс, призывая шофера такси. – Помогите! Пожар!

– Вы чего? – отпустила его от испуга Анастасия – и Аристарх Назарий стремглав бросился из избы, запинаясь впотьмах ногами обо что-то, падая, налетая на косяки дверей. – Да стойте же! – спешила за ним «сатанистка». – Молю, не бросайте нас! Валера!!

Аристарх Назарий почти спасся, но «молодой олень» настиг его у самого такси, не позволив сесть внутрь.

– Всё в порядке, – спокойным голосом сказал Валерий озадаченному таксисту. – Что тут произошло? – повернулся он уже к Анастасии.

– Он бежит, не видишь, что ли?! Погундел четверть часа свое ля-ля-ля при свечах, и всё?! За это мы деньги платили?!

– Вы ненормальная! – вскричал в ответ экстрасенс. – Вы вырезать сердца у живых людей хотели!

– Настя? – открыл рот Валерий.

– Ну… это я так… У педофилов, – развела она руками, а Валерий отпустил экстрасенса – тот немедля юркнул в такси, достал из саквояжа таблетки, заглотнул их и запил минералкой из бутылочки.

– Жульё! – орала вслед уезжающему такси Анастасия. – Тебе пить еще час нельзя, забыл?! Инсульт, как же! Я с тобой еще разберусь! Сиди дома в день ВДВ! Пущу ракету – скажу – десантники поколобродили!

– Грибов поменьше жрите, наркоманы! – прокричал ей из окна машины Аристарх Назарий. – Может, феи тогда-то от вас сами и отстанут!

*

Немного ранее…

– Вика! – забежал за дочерью в спаленку Валерий. – Что случилось?

– Папочка, – крепко обняла она его, – папочка, я так тебя люблю!

– Викуся… Я тоже, – машинально поцеловал он ее в щеку. – Вика, что случилось? Скажи, не пугай меня.

– Папочка, мне страшно. И больше всего я боюсь, что ты мне не поверишь. Мама хочет меня убить – мне так только что ангел сказал.

– Вика… – отстранился Валерий и резко разомкнул руки (всё же обнимать сексапильную дочь он не привык). – Твоя мама любит тебя больше всех на свете!

– Нет. Она любит маленькую Вику. А большую Вику она не любит – она сойдет с ума и убьет меня. Мне же ангел так сказал, папа. Ангелы не гонят, разве ангелы могут гнать?

Валерий не успел ответить – экстрасенс заголосил «спасите», Анастасия заорала и позвала его – пришлось бежать к ней. Маша-Вика, оставшись одна, прошептала:

– Егор? Ты еще здесь?

«Маша, я уж уезжаю, – ответил голосок в ее голове. – И славно: в Камышовке, конечно, хорошо, но в столицах лучше. Чё надо?»

– Я Вику слышу – как она плачет. Давай ты съешь мою совесть – и я не буду слышать Вику.

– Нет, Маша, это тело не твое. Вот попроси меня Вика об этом – я бы мог. И потом, ты же ее Ангела-хранителя в тумане заплутала. Смотри, Маша, он может дорогу-то назад найти! Бойся тогда – Небеса о твоей проделке узнают, и ты уж не в Рай вернешься, а пойдешь в Ад, к Люциферу. Мой тебе совет – выпусти Вику из клетки. Сидеть в клетке – это не зыко – я знаю, о чем говорю… О! – всё, мы тронулись. Давай, бывай! Передавай от меня в Аду приветы…»

Маша села на кровать, зажимая уши. Рев Вики она слышала слабо, но это оказывалось еще противнее: будто жужжало неутомимое сверло. Вику ей было очень жалко, да разве она, Маша, виновата? Она сделала так, что Вика безмятежно дремала в сладком неведении, – и спала бы так вечность. Вот ведь непруха! – принесло Егора, мелкого беса. Был бы ангел-хранитель у Вики, он бы не позволил Егору забраться своим волоском так глубоко и разбудить Вику. Ангел-хранитель – это и защитник, и совесть. Но Маше пришлось оставить Викиного Ангела-хранителя в лесу…

Маша не была злой, просто озлобленной. После смерти она отправилась в филиал Рая под названием «Терминал С» – там ей надлежало ходить в школу, а свободное время разрешалось проводить в парке развлечений, где всё было бесплатно. Впрочем, и воздушная вата там была невкусной, и карусели быстро наскучили, и даже игровые автоматы поднадоели. Маша никогда не прогуливала школу, пока была жива, однако в Раю постоянно ее прогуливала. Она всё никак не могла взять в толк, за что же с ней так? Это очень обидно, когда тебя убивает твоя мама. Очень.

Школьные психологи, Джейн Доу и Джон Доу, ей объясняли, что мама убила ее ненароком – несчастный случай, да легче не становилось. Маша и за двести пятьдесят лет в Раю, где время текло иначе, не смогла смириться и позабыть обиду на маму. Ну ладно: убила – полбеды, – но она и до этого ее едва замечала, хотя Маша так старалась, чтобы ее заметили, даже пряталась в шкафу! За четверть тысячи лет обиды лицо Маши повзрослело, а тело стало маленьким, как у куклы, ведь она не ходила в школу, а жила в парке развлечений, уже для дошколят. Зато она смогла пролезть в «дверцу Алисы» и попала в кроличью нору, нежданно-негаданно покинув Рай. На ней был костюм феи и имелась волшебная палочка с зарядом в три заветно-обратных желания: три ее желания в обмен на три чужих. Эта палочка и ныне была при ней, да, одновременно, не при ней – палочка образовала черную дыру, куда затягивала то, что палочке приказывали стереть. Маленькая «Фея Маша» до сих пор сидела в черной дыре с еще не полностью разряженной волшебной палочкой, однако… после полуночи там окажется Вика и портал закроется навечно, стерев и волшебную палочку, и…

– Нет, Вику я не выпущу из клетки, – прошептала Маша вслух. – И делиться с ней телом не хочу. Поплачет и исчезнет. Второй я не буду – это как снова быть нелюбимой дочерью: вечно видеть, что тебя, Вика, любят, меня же, Машу, не замечают. Прости, Вика, но теперь тебе г…вно, а мне повидло.

*

Такси с «христианским магом» завернуло за угол, скрылось за безлюдными избами.

– Что ж делать-то теперь? – хватилась Анастасия за голову.

Валерий посмотрел на часы и поразился: уже полдень! Ему казалось, что он всего час в Камышовке, не больше, а уже полдень! Эксклюзивные швейцарские часы врать не будут…

– Настя, ты только с ума не сходи… И вот что: тронешь Вику пальцем – я тебе все пальцы и не только пальцы оторву!

– Ты чего? – повысила она голос. – Когда я ее била?! Может, когда она слово на «Г» сказала?!

– Нет, ты сразу схватилась за бухло!

– Валера! Я не пью! Вообще!

– Заметно! Да, кстати, я не понял до конца, как Вика в лесу одна оказалась? Ты что делала в это время?

– Я спала! Я ночь до этого не спала! На часок всего прикорнула в гамаке. Вика телек смотрела. Мультики! Ее не оторвешь от мультиков! Я не знаю, почему она в лес этот, долбанный, вместо телевизора, пошла! Вся в тебя видать! Шашлычник чертов!

– Настя, – спокойным голосом говорил Валерий. – Спрошу раз. Поклянись здоровьем нашей Вики, что не пила, прежде чем уснуть.

Анастасии очень хотелось солгать, но она не смогла.

– Ааа, – опять схватилась она за голову. – Одна бутылка! Клянусь! Одна бутылка пива! Я упарилась, пока коромыслами воду от родника таскала! Я не бухаю!

– Настя, – вздохнул Валерий и неожиданно улыбнулся, – уже не оправдаешься, деревенский ты синяк.

Она с удивлением на него посмотрела – он шутил, значит, ни в чем ее не подозревал.

– Валера, я тебя не понимаю! Чем ты доволен-то?

– Тем, что здоровье Вики для тебя важнее самолюбия… Насть, она боится, что ты ее убьешь. Возьми себя в руки – ты дочь пугаешь.

– Валера, это не наша дочь, – спокойно ответила и Анастасия. – После «Г» я убедилась окончательно.

– А я окончательно убедился в обратном. У нее «пальчик-пенек» Вики и «секретная родинка». Вика говорит, что ей десять. Она растет. Похоже, нам надо смириться с этим. Думаю, завтра нашей дочери будет уж двадцать – как и надо. Поступим так: покушаем все вместе для начала – полдень уж – обедать пора. После отправим ее на сон-час и всё хорошенько обсудим.

– Что обсудим?

– Много чего. С кем она будет жить. В какой вуз ее определить. Надо как-то аттестат ей сделать и паспорт. Надеюсь, она умная была к окончанию школы и сдаст ЕГЭ с высоким баллом по математике. Тогда в МГУ можно… Хотя… она у нас ботает по фене, как зечка со стажем. Тогда ей лучше в МГИМО…

– Валера, ты о чем говоришь? Если ей двадцать, значит, ты ее зачал в двенадцать, а я родила ее в семь лет?! Ой, знаете, у меня ребенок с детства появился! Кто мне поверит?

– Вот это и будем обсуждать. Деваться нам некуда. Конечно, можно еще, как в фильмах, фею искать в лесу, но, честно говоря, Насть, мне проще принять то, что Вике двадцать и ей надо оформлять документы, чем то, что я фей по Камышовкам всерьез разыскиваю – тогда я умом тронусь. Просто возьму – и тронусь. Принять существование фей в природе – это в меня уже не влезет! – процессор мозга крякнет.

– А я верю в ведьм… Еще в упырей… Валер, может, на кладбище сходим? Разрытые могилы поищем, пока светло?

– Нет. Все упыри, если тут и были, давно печально повесились. Кого им жрать? Оглянись – ни души! Пошли лучше сами покушаем.

*

Анастасия нарезала овощи для салата, хлеб, мясо; Маша-Вика ей помогала, а Валерий, уже без галстука, сидел на лавке и пил пиво. Пиво он любил. Когда сложности решены, так приятно расслабиться. Пить пиво Игоря тем более приятно (ну что поделать? – мстил, как мог). Сигнал связи опять пропал. Подумав, Валерий вообще перешел в режим «в самолете»: не дай Бог с работы или партнеры прорвутся, – не до них сейчас. Ныне его коллег заботит синхронное падение на фондовых рынках Европы и Азии: кто-то спекулирует, кто-то радуется, кто-то рвет остатки волос…

К мысли, что Вике двадцать, надо было еще привыкнуть. Вот Валерий и пил пиво да привыкал. С одной стороны, он хотел, чтобы Вика с ним жила. С другой стороны… Все подумают, что это его любовница, а если он начнет объяснять, то прославится как извращенец – типа секс-игры в папочки-дочки. Этого еще не хватало. Ради этого он вылез из села в люди? – чтобы воздвигнуть себе нерукотворный памятник в виде грязной молвы?

И потом, есть Аврора. На самом деле ее зовут Алла – редкое вроде имя, но ей нравится «Аврора» – «утренняя заря». Настя зовет ее не иначе, как «Крейсер».

Аврора – красавица, не хуже Насти, с внушительной грудью, какая на вид – разрази мои глаза, а на ощупь – будто мнешь пакет с дешевым молоком. Аврора всем хороша – женщины, вообще, само масло, пока на них не женишься – женишься – и масло превращается в цемент. Женщины – это сфинксы – «живой образ», если переводить дословно, – зооморфные существа с человеческой головой, телом львицы, орлиными крыльями и хвостом быка. Сфинксы любят загадывать трехсмысленные загадки и, если ты их не разгадаешь, сожрут тебя. Разгадаешь – кинутся с вершин гор в пропасть – «О Боже, как мне жить? – меня разгадали! – жизнь отстой». Ну, может, не совсем так, но примерно так, – сомнений нет. Настя казалась «разгаданным сфинксом» – и Валерию нравилось это, как и то, что она не сигала в пропасть… до поры до времени… пока не покрасила волосы в рыжий цвет и не заявила ему, что у нее есть любовник.

Вот черт, опять он думает об Анастасии, хотя запрещал себе. Так, вернемся к красавице-Авроре… Аврора всем хороша, а главное ее достоинство в том, что с ней легко порвать – скажи «я банкрот, нам придется переехать в Мытищи», так Аврора сама тебя бросит – не сразу – когда найдет тебе замену – такой «товар» долго не заваляется. Валерий не осуждал таких, как Аврора, – желания понятны – надо устроить себе жизнь, пока молода, тем более что она вложила состояние в свою красоту – затраты должны приносить соответствующую прибыль. Да вот ведь незадача – не всегда вложенное состояние приносит прибыль и состояние можно, вообще, потерять при самой устроенной жизни, – как финансист Валерий это прекрасно знал. Вдруг именно в этот самый момент, пока сидит в Камышовке, он теряет парочку не своих миллионов, – и это еще чудесно, если только парочку.

Сие, как говорит Вика, «судьба-злодейка». Едва расслабишься – и тебя сожрут волки – волки всегда голодные, прав Ананч, волков вокруг – рой. Волки и кита сожрут, если кит расслабится.

*

После обеда Вику отправили на сон-час; укладывала ее Анастасия. Когда она вышла из спаленки дочери, то заявила Валерию:

– Всё, дрыхнуть будет до вечера.

– Уверена?

– Уверена. Я ей свое самое сильное снотворное в лимонад подмешала.

– …Настя?

– А что? Телом-то она взрослая баба. Ничего с ней не будет. Я жива – и она сдюжит.

– И всё равно… Мать из тебя, Настя… прям внучка армейского полковника. Так! Садись за стол, давай обсуждать. Я уже всё придумал – ты поправишь меня, если что. Во-первых, Вика хочет жить со мной. Ее желание надо уважать. Будет непросто, но…

– Валер, – хмурясь, перебила его Анастасия, – погоди с этим. Ничего еще не закончилось. Я не знаю, как объяснить, но я чувствую, что Вика зовет меня… и плачет. Чувствую, что ей очень страшно… она умоляет меня спасти ее. У меня под ложечкой сосет…

– Ты не заболела ли часом? Где у тебя эта ложечка?

– Ложечка – между грудиной и животом. Сосет под ней при тревоге! Ну еще при болезнях ЖКТ, паразитах и при… токсикозе…

– Ты чтоо?..

– Да не дай Бог! Только не еще один залет! Я и так из-за Вики…

– Что не договариваешь?

– Валера… Ты же знаешь, Вика – мое счастье. Но уж больно рано я ее родила. Подруги карьеру делали, хоть чего-то добивались и всё чего-то в сеть выкладывали, романы бесконечно крутили, вены резали, в Бангладеше, в конце концов, травились… А я три года подряд одни подгузники видела. Вот скажи, почему ты меня на крыльце не спросил: «А какая у тебя, Настенька, была яркая, несбывшаяся мечта?»

– Спросил бы, но ты же на меня орала – перекричать не мог. И, кстати, не «в Бангладеше», а «в Бангладеш»…Так какая мечта?

– Не скажу.

– Вот в этом ты вся! Молчишь, молчишь и молчишь – а потом – рыжие волосы и любовник-Игорь. Но виноват я!

– Да виноват! В том, что меня не чувствуешь. Но, Валера, сейчас не о нас. О Вике надо думать. Она в беде – и я это знаю. Еще знаю, что ты опять меня ненормальной считаешь. Думай, что хочешь, но я уже всё придумала – ты поправишь меня, если что. Во-первых, ты сиди здесь, следи на этой Викой. Во-вторых, я в лес – фею искать и еще одну Вику. Она где-то в лесу плутает – и ей страшно, очень-очень страшно! Короче, мама спешит на помощь, ее не остановить!

И Анастасия резко вышла в сени.

*

Никто не знает, сколько на самом деле денег у соседа, друга, врага. Иногда жена не знает, сколько денег у мужа, или муж у жены. Тем более дети не знают, сколько денег у их родителей. И правильно – узнай дети, что могут стать богачами, грохнув предков, процентов восемьдесят мажоров встали бы на путь отцеубийства. Не верите – читайте историю, «Историю Древнего Рима» например…

Анастасии тоже не раз хотелось покончить с папой, а маму она хотела придушить еще чаще. Ее мама, дочь армейского полковника, – натура поэтическая. Этой натуре нравится декламировать Блока, слушать ноктюрны Шопена и рисовать акварельные этюды. Не нравится – готовить, стирать, сидеть с детьми. Маленькая Настя ходила в «художку», «музыкалку», бассейн, на гимнастику, бальные танцы, на каток, на лыжах… Возили ее туда няни и шофер. Даже на лето мама стремилась избавиться от Насти – тот отдых в Сочи с пауком был редким исключением, когда они отдыхали всей семьей. Обычно Настю отправляли в летнюю школу – на Мальту, в Венгрию, Лондон… Мама, Юлия Федоровна, считала, что отдыхать с детьми нельзя – что это не отдых, что мужу и жене надо хоть пару недель провести вместе, как влюбленные, а не как заключенные на каторге под названием «родительство» – мама именно так говорила. Став старше, Анастасия поняла, что мама пыталась спасти свой брак, – ничего не вышло. Когда Насте было девять, родители развелись.

Пережить развод родителей в девять лет – ужасно: ты еще ребенок, но многое понимаешь, и ты их обоих так любишь, что не дашь им совершить ошибку. Настя закатывала истерики, угрожала убежать из дома и пару раз театрально чуть не выбросилась из окна. Мама назвала ее эгоисткой – Настя смертельно обиделась.

Что до отца, то это Бориса Федоровича из-за отчества иногда считали сыном Федорова Федоровича, армейского полковника. На Настиного деда Борис Федорович ничуть не походил. Борис Федорович – интеллигентный банкир в очках, либерал, критик власти. Дед Насти был неинтеллигентным коммунистом с поломанными ушами, гроздьями медалей на мундире и незабываемыми афоризмами. Еще у Насти наличествовали два отчима, какие ей не нравились и, слава Богу, они в итоге разонравились ее маме. Юлия Федоровна всегда была упоительно несчастна – за это Анастасия и хотела ее придушить – чтоб не мучилась.

Насколько богат ее отец, Анастасия не имела ни малейшего понятия. Жил он просто: не в хрущевке, конечно, но и не в загородном дворце, – просто московская квартира в ЦАО с пятью спальнями. У центра жила и Юлия Федоровна – на Фрунзенской набережной. Анастасия хотела держаться от них подальше и к своему восемнадцатилетию попросила квартиру у парка ВДНХ. Почему-то никому из ее друзей не нравились павильоны ВДНХ, но они нравились деду Федору и его внучке Насте.

Папа хотел, чтобы дочка училась в Британии экономике, мама жужжала ей про театральное училище. Она, назло им, пошла «в медики» и сразу поняла, что медицина – это не ее, но упорствовала. Да, медицина точно не ее – будущий акушер-гинеколог залетела в двадцать лет, как старлетка, после чего учебу не продолжила.

Сколько зарабатывал Валера, она тоже толком не знала. Она, вообще, едва понимала его род занятий: когда что-то там у них падает – плохо, когда резко растет – снова плохо, – они нервничают, названивают кому-то, срочно совещаются. Но она знала, что, зачиная свои предприятия, Валера, президент трех компаний, выплачивал огромные бонусы успешным работникам, оставляя себе малое. Ей было стыдно брать из семейного бюджета деньги на незапланированные покупки – и она приобретала дорогие вещи на средства со своего счета, оформленного отцом, – Валера бесился. Она делала мужу подарки – он опять бесился. Она отказалась переезжать с ВДНХ в Нагатино – он опять-опять бесился. И Анастасия с одной стороны его понимала, с другой стороны – нет. Почему-то это женщины всегда должны жертвовать всем ради мужа – Валера ей ответил, что ей и жертвовать-то нечем, кроме денег ее отца, – Анастасия смертельно обиделась.

Ну да, она полный ноль, к тому же взбалмошная, капризная – избалованная и одновременно недолюбленная – она вроде бы и хочет стать независимой от родителей, и боится пойти до конца. Она знает, что требует от других повышенного внимания к себе, раз не получила вдоволь тепла от мамы и папы, но измениться не может. Не раз она слышала и о том, что ее, грубиянку, плохо воспитали, – разумеется, ведь нечто настоящее, светлое и доброе ей сумел привить только ее дедушка и перед ним одним ей было стыдно. Сейчас стыдно перед самой собой: к двадцати семи годам нет образования, нет карьеры, нет яркой мечты. Она лишь мама, как миллионы других женщин, какие еще учатся, работаю, мечтают, двигаются вверх, – она стоит на месте. Зато ее Вика растет. Вика – ее счастье, Вика избавила ее от мерзкой «анатомички» и гинекологических кресел, Вика – та, кто вселяет в нее гордость за то, что она, Анастасия, всего лишь мама.

Почти всё прошлое лето Вика провела на даче Бориса Федоровича и его новой жены, в поселке за высоким забором, где были бассейны, игровые площадки, много других деток и аниматоры. Настя природу не любила, в Москве заскучала и неожиданно для всех пошла работать – в скромный салон красоты, на должность уборщицы. Ей, кстати, понравилось. Разумеется, мама, папа, Валера, все они снисходительно усмехались – Насте скоро надоест. Когда настала осень, Анастасия уволилась. А потом случился Игорь. Анастасия с ним познакомилась на той отцовской даче, еще летом. Они общались, когда она забирала по вечерам Вику или привозила ее туда утром. Игорь подарил ей надежду.