Раз

*

– Вика?! – шла по лесной тропинке Анастасия и кричала. – Ау? Фея?! Ау? Вика?

– Чаго орешь? – вдруг спросили ее – она оглянулась и вскрикнула от испуга – дед Ананч стоял с кровавым кульком в руке. Присмотревшись, она поняла, что он держит какое-то небольшое освежеванное животное.

– Здравствуйте… А я думала, вы в лес не ходите. Пока электричество мигает.

– Не ходим, но волку-то мне кормлять надобно. А мы тута люди бывалые.

– Не видели мою маленькую Вику? Шесть лет, русые волосы, серые глаза…

– Ээх, – тяжело вздохнул Ананч, – людя вы вроде хорошие, да вот… Слухай, наприезжали тута, ляктричество нам попортили, туды-сюды шныряете на машинах ваших, орете без продыху, сягналы сотиками ищите, вяртолетов зовете. Так не пойдет! У нас тута времечко ой как долго тянулося-то до вас, а нынча – бяжит. А я жениться вздумал – на Нюрке. Но с вами, кажись, сумрем через год!

– Извините… – ошалела от такого наезда Анастасия. – Я просто дочь ищу… Как найду – через миг ноги моей не будет в вашей Камышовке, клянусь! Навсегда!

– А жаних твой? Тот, другай, вчарашний?

– Игорь? А он с радостью жил бы без электричества и любых удобств! Зачем тогда в таком месте, как Камышовка, дом покупать?

Дед Ананч смерил ее подозрительным взглядом, после почесал затылок и молвил:

– Пшли за мной.

Вскоре они свернули с тропинки в заросли коварного борщевика, а за высоченными кустами, обнаружилась торчащая из земли, черная и рваная, похожая на зловещую ведьму, коряга, некогда бывшая толстым деревом – Ананч привел Анастасию к старому дубу, разбитому и сожженному молнией. Меж его оголившихся, покрытых мхом корней жизнерадостно краснели мухоморы.

– Вишь дупло? – показал дед на ствол дуба. – Туды говори, можь, кто ответит. Порой, кады ляктричество мигает, как в теляфону, отвечают…

И Ананч, раздвигая кусты, потопал назад, к лесной тропинке. Анастасия же несмело приблизилась к дуплу величиной с яблоко и заглянула внутрь то одним глазом, то другим, – ничего не видно. Пару минут она постояла в нерешительности, после сказала в дупло:

– Вика?

В ответ ни звука.

– Фея? – тогда спросила Анастасия, думая, что через секунду уйдет: всерьез говорить с дуплом в Камышовках – это чересчур даже для нее. – Ты там, фея? Алло?

– Чё те надо? – ответило из дупла.

– …Дочку ищу. Вику.

– А в лесу чё ее ищешь? Разве она не вернулась из леса домой?

– Она другой девочкой вернулась, а мне нужна моя Вика.

– Другая девочка лучше Вики. Вика – плохая, Маша – хорошая.

– Чем же моя Вика была плоха? Лучше ее нет ребенка на свете! Она такая умная! Послушная! Она – мамина помощница!

– Чё ты гонишь?

– Так! Гонишь, значит! – узнала Анастасия интонацию и «крутецкие» обороты обновленной Вики. – Значит, это ты, дупло, в моей Вике сейчас живешь?! Верни ее немедленно назад! Верни… умоляю! Маша, да? Маша?

Маша молчала.

– Маша, Машенька, ты скажи мне, что тебе надо? Прошу. Ты же сказала, что ты хорошая девочка.

– Я хочу, чтобы меня мама любила, – и всё. Люби меня, как свою дочь, и, может, я однажды верну Вику.

– Машенька, так не пойдет. Я чувствую, что Вике плохо. Верни ее сейчас – и я буду тебя любить тоже.

– Ты мне гонишь! Я не тупая! Я на одни пятерки и четверки училась! Парамарибо знаешь, столица какой страны?

– Нет.

– А я знаю и тебе не скажу!

– Маша… – позвала ее Анастасия – Маша молчала. – Я тебя, Машенька, как никто понимаю. Я тоже была обижена на свою маму! Ей не было до меня дела… В консерваторию сходить или в ее дурацкий театральный кружок, – на это она время находила. А я стояла у окна и ждала до ночи, когда она вернется, – боялась за нее, боялась, как бы ее не обидели. Ведь всё равно она моя мама – уж какая есть. Без нее мне бы было еще хуже. Возвращаясь, она меня так обнимала и так целовала, правда… если только я выбегала к ней навстречу. Иначе она ко мне не заходила и обо мне не помнила…

– У твоей мамы была норковая шуба? – задумчиво спросила Маша.

– Котиковая была, шиншилловая, из рыси… Да! Норковая была! Белая и черная.

– Хм, раз была … Знаешь, тогда, наверно, твоя мама – плохая мама.

– Не совсем так. Моя мама старалась, но материнство упорно не доставляло ей радости. Я долго думала, что она меня, именно меня, не любит, пока мы с ней откровенно не поговорили. Маш, и с тобой будет так же. Я упорно тебя не полюблю. Ты для меня та, кто украла мою Вику. Я никогда, никогда-никогда, до скончания веков, никогда тебя не полюблю! Никогда!

– Я тащусь! А и не надо! Отвали тогда от дупла! Больше не отвечу!

– Нет! Маша! Не уходи! Маша! Маша?! Я буду тебя любить, только верни Вику. Маша! Маша?

Анастасия еще долго звала ее – и в конце концов заплакала. Боль сменилась злостью.

– Будь ты проклята, Маша! – кричала она. – Раз есть душа, то и ад, значит, есть! Гореть тебе в нем! Дрянная ты девчонка! Одна тут выискалась, самая несчастная, да?! И что? Значит, другим будешь гадить? Маленькую девочку, мою добрейшую Вику, обидела! Что она тебе сделала?! В чем она виновата, а? Отвечай, мерзавка мелкая! Г…внофея долбанная!

– Мне тебя жалко, – наконец ответила Маша из дупла. – Но ты сама напросилась! Это тебе за г…внофею!

Что невидимое ткнуло Анастасию меж глаз, а затем ее нутро скрутил острый спазм, закружилась голова, дурнота резко заполонила желудок – и она упала на колени. Ее начало тошнить, да так, как давно не тошнило.

«Ох, – думала она, – и впрямь токсикоз, похоже…»

Она закашлялась, едва не подавилась кашлем с рвотой, как вдруг – к ее ужасу, она исторгла из себя большого черного паука. Мохноногий монстр, пока Анастасия пыталась подняться с колен, проворно вскарабкался на почерневший дуб и скрылся в дупле. Анастасия же с визгом, не разбирая пути, будто снова стала шестилетней девчонкой, побежала из леса к дому.

*

Валерий посмотрел на часы – уже пятый час. Удивительно быстро бежало в этой Камышовке время, что странно. Обычно в маленьких селениях время едва ползет, тогда как в мегаполисах стремительно уносится. И дело тут не в расстояниях, хотя, конечно, и в них тоже. Валерию казалось, что это люди со своей суетой убыстряют время вокруг себя. Вот так носишься всю жизнь за счастьем, свесив набок язык, а счастья всё нет. Зато есть мелкие дозы счастья – приятные покупки, достижения, секс… Однажды наступит день, в какой тебя ничто не обрадует, а также наступит день, в какой всё тебя огорчит, и ты поймешь, что твои достижения – пыль – всё было зря. В такой день твоя жена перекрасит волосы… Но самое гадское – Валерий никак не мог взять в толк, что ей надо? С детства ей были открыты любые дороги – Анастасия не пошла ни по одной. Единственное, что ей вроде как понравилось: мести чужие волосы с пола в парикмахерской! Как там Вика говорит – «Понять это было выше всякого разумения!» Впрочем, он сам не идеал: права Анастасия, он тщеславен, ему нравится выглядеть на отлично, а вот живет ли он на отлично? Даже его глупая мечта о певческой карьере – сплошное тщеславие, даже олимпиады, даже то, что он женился на Анастасии – самой нетщеславной красавице, какую только встречал в жизни…

Он услышал визг – и через минуту в избу влетела растрепанная Анастасия. В ее светлых волосах застряли веточки и листики, она плакала, ее трясло.

– Ааа, – дрожали ее губы, и Валерий ее обнял.

– Что, Настя? Кто на тебя напал? Скажи – убью!

– Ааара-хн-нофобия…

– Что?

– Н-настоящая! Настоящий паук! Аааа! – брезгливо взвыла она. – Я… я в лесу вытошнила из себя настоящего паука! Того самого! Фаа-аа…

– Ого.

– Только скажи еще, что мне не веришь! После Вики! А еще я с дуплом говорила! Оно мне – отвечало! Его, дупло, Машей зовут! Маша – дрянь! С, б и ш! Вот так! Веришь мне?

– Ааа… Конечно, верю! – крепче обнял ее Валера и погладил по голове. – Маша – дупло, с, б и ш! Только одно мне скажи: кто такая Маша?

– Фея эта грибная!

– Так она в дупле живет?

– Нет. Она в Вике живет!

– Причем тут тогда дупло? Наша Вика живет в дупле?

– Да нет. Отдуплись, наконец! Дупло – не важно. Важно – мой паук теперь в дупле живет!

– Настя! – разжал руки Валерий. – Если ты решила меня довести – ты добилась грандиозного успеха! Немного и я заору! – уже кричал он. – Где Вика?! Где дупло?! И где паук?!

Настя же, не отвечая, пошла в спальню дочери – двадцатилетняя Вика мирно спала: ор Валерия ее ничуть не разбудил. Анастасия ее потрясла – Вика сладко почмокала, пробормотала «еще чуть-чуть» и вновь засопела.

– Ты не переборщила с колесами? – взволновано спросил Валерий.

– Не было в них ничего «колесного»… – ответила Анастасия, осматривая дочь: пульс нормальный, дыхание ровное, никаких признаков отравления, – и всё же она спала и не просыпалась, как ее ни тормоши.

– Это все паук! – заключила Анастасия. – В нее теперь, паразит, забрался! Дупло – это не телефон, это какой-то портал… – в задумчивости, поднесла она руки к голове. – Как кротовая нора или как кроличья в «Алисе», между мирами, душами… Так паук через Машу в Вику и пролез!

– Настенька, послушай меня, – медленно говорил Валерий. – У тебя просто приступ. Возьми себя в руки. Живые пауки в людях не живут.

– Ну да! А я знаю. Я в мед из-за этого паука и пошла! Чтобы убедиться! Я – полностью убедилась: пауки в людях не живут. Но это не помешало мне недавно вытошнить паука! Валера, это не паук. Это монстр! Ну или монстрик. Ну или паразит какой-то… Я к бабе Нюре! Хоть какая-то ведьма должна же быть в округе! Или в поселке! Надо срочно доставать паука! Пока он глубже не пролез и новое гнездо не свил в нашей доченьке!

– Хорошо, Настя. Ты только выпей успокоительного, хорошо? А то ты любую ведьму дуплом перепугаешь. Я про твой рот. И про то, что несешь из него.

– Ладно…

Через полчаса Анастасия тоже мирно спала – пока она копалась в аптечке. Валерий принес ей стакан воды, куда высыпал порошок из капсул, что порой пил сам, чтобы уснуть. Настю подрубило минут за десять – она захотела прилечь, всего ничего отдохнуть, закрыла глаза…

*

Настя спала, Вика спала. Валерий, подумав, вышел из избы – он решил сам найти бабу Нюру и свой поиск начал с Ананча – как оказалось, не зря. Баба Нюра была там.

– Ходи, ходи, – позвал его в дом Ананч. – У меня ныне прибрано.

– Простите, что интересуюсь личным, вы совсем один, да? Никого у вас нет?

– Внуковы и сынова семьи в городах есть. А чё?

– Что же вы не с ними живете? Не в городе? Это же, простите, скажу, как есть, – убожество тут кругом: ни телефонов, ни магазинов. Как вы до поселка, вообще, добираетесь?

– Всё у нас есть – и теляфоны эти – у Нюрки сотик есть, и магазины есть – к нам автолавка ездит. До поселку летом лесопедами катаемся, зимой – на лыжах, а коль везти чего надо – «неотложка» выручает. Врачи к нам сами за картошкой то и дело шастают!

– Похоже, вы счастливый человек.

– Када ж жизнь в дяревне легкай была, отож в старости? Но мы плакаться не плачем – всё равное без толку, кому не плачь. Да и чё этот город? Я в Камышовке самый малой пострел, а в городе буду дед Пихто! Вот, Нюрке тока не говори, у меня тута аж девять баб! А у тебя есть засразу девять баб?

– Нет, – улыбнулся Валерий.

– Ну и кто ж из нас лох? – хлопнул его по плечу Ананч. – Ходи в дом.

«Гостиная» в избе Ананча представляла собой что-то среднее между складом инвентаря и краеведческим музеем. Сытый волк мирно дремал в углу. На вошедшего Валерия он поднял один глаз и закрыл его. Похоже, волку всё с Валерием Валерьевичем было ясно. Баба Нюра прихорошилась – крепдешиновое платье, забранные в прическу кудельки, гребешок в седых волосах. На столе, за каким она сидела, виднелись тарелки, два хрустальных бокала с пивом, свечи, невысокая кастрюлька, накрытая крышкой, – тут явно происходило свидание. Ананч взял четыре бутылки пива из рук Валерия, радостно показал их своей невесте и полез убирать хмельное в погреб.

– Извините, что помешал, – сказал Валерий бабе Нюре. – Я скоро уйду… У меня к вам вопрос. Даже не знаю, как сказать. Мне, похоже, ведьма нужна. Ну или хоть кто-то на нее похожая, не то Анастасия Борисовна не успокоится. У нее детская травма – паук ее в шесть лет напугал. Она считала, что он залез в нее. А сегодня из леса прибежала и орет, что паук забрался в нашу дочь, что она его вытошнила, а он в какое-то дупло залез… Понимаю, что бред…

– Какой ж тута бред? – удивила его баба Нюра. – Эт хорошо, что паука в Настеньке боле нету – у ее всё на лад теперича пойдет. Послушай… Ты это… Наказ мой слухай, да не смей не сполнить! – мы тута люди бывалые. Ты ходи до протоки, там полыни нарви, побольшей нарви. Обкидай всё в доме полынью – и жди.

– Что мне ждать?

– Того. Обещать ничё не сообещаю, но… А вдруг?

– А ведьма?

– Кака така ведьма, милок? Ведьм нет – так по телевизору сказали.

– При СССР, наверно, еще сказали, – вздохнул Валерий. – Сейчас по телевизору говорят, что ведьмы есть. Белые и черные. Зеленые уж точно…

– Вот и не смотри телевизоры эти…

Когда за Валерий ушел, Ананч спросил бабу Нюру:

– Чё, думашь? Сурвет полыни?

– Кака разница? Не в полыни же суть, а чтобы не шарился тута и нам не мешался.

– Любопытствую просто… Кабы не тронулся он в Камышовке у нас своим умишкою… Парень-то ничё – волк в нем злого не увидал.

– Ладно, давай к столу, – сказала баба Нюра, а когда он сел, достала из кастрюльки скрученного из соломы пупса. – Кровью хорошо сюды путь из лесу прокапал?

– Крольчьей…

– Самое оное…

И баба Нюра что-то зашептала при свечах, иногда выдирая из пупса соломинки.

*

Вика очень много плакала – и не за себя она боялась в страшной темноте – за маму-Настю, которая была красивая и большая, но ее глупышка, ведь она, в отличие от Вики, не кончила МГУ. Мама опять дел наделает! Как бы спасти ее от феи Маши?

Вика мало что могла сделать – эх, судьба-злодейка! – только плакать и просить Машу не обижать ее маму. Она рассказывала Маше, какая ее мама хорошая: что они вместе разглядывают картинки и читают по слогам сказки, учат буквы и пишут диктанты, загибают пальчики и учат цифры, – и что у мамы это круто получается и что мама изо всех сил старается не отставать от Вики. Вредная Маша ей не отвечала. Нет, Вика никогда не поймет взрослых и фей тоже! Чего им этим феям еще надо? У них же есть волшебная палочка и миллион долларов! Видимо норковая шуба это как стать круто! – раз норковых шуб ее нет даже у фей.

Потом Вика, устав говорить и плакать, просто лежала на кровати, иногда всхлипывая. Так она провела целую вечность (ну два часа-то точно!). А потом вдруг появилась Маша – непохожая на себя – испуганная маленькая кукла, которая прижималась к большой шестилетней Вике.

– Спаси меня от него! – жалобно прошептала Маша. – Пожалуйста!

– От кого? Маша? – строго спросила Вика. – Ты опять меня обманываешь?

– Нет. Вверх посмотри…

– Тогда включи свет.

Маша зажгла волшебной палочкой свечу, и Вика подняла лицо к потолку – после чего взвизгнула и в ужасе накрылась с головой одеялом – на потоке сидел страшный черный паук размером с тарелку. Маша проворно заползла к ней в укрытие.

– Маша, кто это? – спросила под одеялом Вика.

– Паразит. Нам про таких в школе терминала С рассказывали. Это не паук – это зло, оно просто притворяется пауком. Оно жило в твоей маме, но, когда я ужалила ее волшебной палочкой, оно из нее вылезло и заползло в нас. Оно хочет меня съесть. Ты ему пока не по зубам, а я маленькая – меня он может съесть и охотится за мной.

– А зачем мне тебя спасать, Маша? Если тебя не будет, я снова стану Викой.

– Это да. Но он будет жить в тебе и жрать уже тебя. Смотри – как в твоей маме раскормился!

– А твоя волшебная палочка?

– Она против него не канает… Спаси меня, а? Пожалуйста…

– Ладно, Маша. Пусть ты и плохая девочка, но я – хорошая. Я тебя не дам пауку, – обняла ее, как куклу, Вика и накрыла своим плечом. – Что нам делать?

– Сидеть под одеялом, конечно.

– Долго?

– Тысячу лет…

Вика задумалась. Тысячу лет не видеть маму – это не круто, как стать не круто! – эх, судьба-злодейка. Она выглянула из-под одеяла – черное страшилище пускало нити паутины, сооружая гнездо, опутывая кровать, как кокон. Вика в страхе спряталась назад под одеяло и заплакала. Маша тоже плакала, горестно и тихо – чтобы паук ее не услышал. Но он услышал – Вика чувствовала, как паутинки монстра шарят по кровати в поисках лазейки.

Но внезапно загрохотало, зашумело, заревели моторы, вернее, моторчики, как в детских машинках. Что-то мелкое и многочисленное забегало, заездило, запрыгало; раздались автоматные очереди и взрывы, если так это можно было назвать, – стреляли будто тоже из игрушечных орудий. Среди этого грохотания двое негромко перекрикивались тонкими голосами. Лежащая под одеялом Вика слышала:

– Заходи справа, Ананыч! Все в атаку, остальные за мной! Пли! Так его, молодцы! Пли! Пли!

– Фёдырыч, лови гада! Не мазни, курилка старая.

– Закрой язык, пехота, а то трусы твои видно! Пли! Пли!

Вика робко высунула голову из-под одеяла – вот это круто! Даже круче, чем чертик Егорушка! По потолку бегали игрушечные солдатики, преследуя паука и стреляя в него из автоматиков, а Вика наблюдала за боем через полупрозрачный полог из паутины. Еще вверху ездили два, хоть и игрушечных, но вполне солидных танка, какие таранили паука и палили в него дымом с конфетти, как из хлопушек на Новый Год. Всё вокруг уже было засыпано конфетти! Круто! Конфетти – это праздник. Конфетти – это не страшно.

Увидав Вику, паук-паразит сделал хитрый маневр – он прыгнул на полог из паутины и со всех своих ног ринулся к девочке, но храбрые солдатики накидывались на него целыми дивизиями – так паук и свалился перед Викой – как ком из зеленых человечков, и какого торчали восемь мерзких мохнатых лап.

– Вика! – раздался голос сверху. Из танка, стоявшего на потолке, высунулась вниз маленькая голова в шлеме. – Помогай! Рви ему ноги! Давай! Не бойся! Давай же!

Вика боялась пауков, тем более таких больших, черных и страшных. Но то ли из-за конфетти, то ли потому что Вика была правнучкой армейского полковника, она не колеблясь, смело оборвала пауку лапы – и они по отдельности так забавно задергались, что Вика озорно засмеялась. Тут же исчезли завесы из паутины, паук и его дрыгающиеся лапки.

– Иду к прыжку! Поо-береги сапоги на голове! – раздалось сверху.

Один из двух танков оторвался от потолка, но не рухнул вниз, а виртуозно перевернувшись в воздухе, приземлился на парашюте рядом с Викой.

– Ананыч?! – прокричало из него. – Доложи потери!

– Гибели человеческих жертв нет! – ответило из верхнего танка. – Потери техники нет! Гибели пластмассово-десантных составов нет!

– Ай да дебилы, ай да молодцы! Ананыч, уводи ребят! Победа, братцы, победа! У-раа!

Танк на потолке дал прощальный салют из конфетти. Солдатики прокричали «ура» стройным хором, как на параде, после чего все они исчезли. Но остался танк на кровати, из люка какого выбрался человечек в хаки.

– Круто! – сказала ему Вика.

– Я тащусь! – поддержала ее вылезающая из-под одеяла Маша.

– Советская Армия маленьких девочек в обиду не даст! – ответил человечек. – Разберется с кем угодно и накажет кого попало! Ты уж прости, Викусь, что задержался. Заигрался много мало в танковый биатлон с Ананием Ананьевичем! Чё нам еще в Раю делать, как не в войнушки играть?

– Ты мой прадедушка! Федор Федорович!

– Своей к вашим услугам персоной!

– А почему ты такой маленький?

– Это поправить – поправимо! Форма одежды – без танка!

Через секунду на краю кровати, рядом с Викой, сидел седой полковник в парадном мундире с медалями и орденами.

– Прадеда! – обняла его Вика. – Ты снова взял да и забрал мой страх!

– На этот раз ты сама свой страх смехом припаучила. Я же только мало много помог… Маша, – посмотрел Федор Федорович на «фею», – пора тебе из Вики в бессрочное увольнение. Это не обсуждается! Твое место здесь не тут! Если сама не уйдешь, то я автоматическую палочку калибра 7,62 как возьму: раз, два, три, – и тебя нет!

«Фея-Маша» грязно ругнулась с досады.

– Ты чего материшься, как маленькая?! – возмутился прадед Вики. – Тебе же этим ртом Родину-мать потом любить!! – потряс он пальцем.

– Не хочу в Ад! И в школу Терминала С тоже!

– Глянь на себя! В школу не ходишь – человеком не вырастешь! Как кукла уж ростом высоты стала! До пупсика хочешь дорасти?! А будешь выражаться – всё равно умнее стать не выйдет, зато морщины пойдут, если не без зубов, как я!

Маша молчала с насупленным лицом.

– Почему все тащатся от Вики, а меня никто не любит! Почему так?

– Как никто? А я Виталия Ивановича с собой припассажирил.

Рядом с кроватью возник усатый мужчина в недорогом костюме и с плоской кепкой на голове.

– Папа! – обрадовалась Маша, и он взял ее, маленькую, как куколка, на руки.

– Да, Машка, я как бы умер – срок как бы пришел. И мама твоя тоже как бы представилась. Ну… она как бы в Ад пошла… Так что давай, Машка, не шали и как бы пошли-ка в Рай. Если, конечно, Вика тебя как бы простит.

– Я прощаю! – радостно ответила Вика. – Пока-пока, фея Маша.

– Ну как бы тогда мы пошли, – сказал Виталий Иванович. – Простите как бы нас еще раз… Всё поправим мы как бы. За то не волнуйтесь.

– Стой, папочка, – остановила его Маша. – Я лучше в Ад, к маме – ей там плохо. Нам показывали Ад в Терминале С – там страшно, там Дьявол и Люцифер! А ее никто не обнимет в Аду, кроме меня.

– Хорошая ты всё же девочка, Маша, – растроганно проговорил Федор Федорович и утер слезу. – Вот до чего народ демократы эти довели!

– Эээ… – протянул Виталий Иванович. – Обманул я тебя как бы, Маша. Галя, мама твоя, в автобусе нас ждет – побоялась как бы к тебе так сразу явиться. Норковая шуба ей уж давно не нужна. Мы все вместе будем в Терминале С встречаться – ты в школу ходить, а в свободное время как бы с нами учиться. Никаких парков развлечений – ты наказана! Мама атлас мира как бы взяла, а я тебя на снегоходе по тайге в Терминале В покатаю…

– Зыыка!

Скоро Виталий Иванович и Маша ушли, а Федор Федорович стал укладывать Вику спать.

– Расскажи мне сказку, прадеда, – попросила Вика, – про Золушку.