Поэма о скрытом смысле. Пятый дафтар

جلال الدین محمد رومی

مثنوی معنوی

دفتر پنجم

Маснави-йи ма‘нави. Пятый дафтар

* * *

Во имя Аллаха Милостивого, Милосердного!

И Его мы просим о помощи, и на Него уповаем, и Ему принадлежат ключи к сердцам; и да благословит Аллах Мухаммада – лучшее из Его творений, и род его, и всех его сподвижников!

Это пятый том из тетрадей Маснави и разъяснения смысла, поясняющий, что религиозный закон (шари‘ат) подобен свече: он показывает дорогу, а по дороге невозможно пройти, не имея в руках свечи. Когда же ты вступил на дорогу, то твое прохождение [по ней] есть [мистический] путь [познания Бога] (тарикат), а когда ты достиг цели [путешествия], это и есть истина (хакикат), и по сему поводу сказано: «Если бы были явлены истины, ни к чему стали бы религиозные законы». Так же как медь – если она уже стала золотом или если [металл] был золотом изначально, то им нет нужды ни в алхимии, которая есть шари‘ат, ни в прикосновении к философскому камню, что есть тарикат, как сказано: «Дурно искать проводника после достижения того, к чему он ведет, и достойно осуждения отказываться от проводника ранее достижения того, к чему он ведет». Вывод таков: шари‘ат — это изучение алхимии с учителем или по книге, тарикат – использование снадобий и прикосновение меди к философскому камню, а хакикат – превращение меди в золото. Знатоки алхимии радуются науке: «Мы знаем науку об этом!» Деятели радуются, что применяют алхимию: «Мы творим такие дела!» Обретшие же истину радуются истине: «Мы стали золотом и освободились от знания и применения алхимии, мы освобожденные рабы Бога». «Всякая группа радуется тому, что у нее»^[1].

Или же шари‘ат подобен изучению медицинской науки, тарикат – соблюдению предусмотренной медициной диеты и приему лекарств, а хакикат – обретению навечно здоровья и избавлению от [нужды в] первых двух. Когда человек умирает для этой жизни, шари‘ат и тарикат для него прерываются, а истина (хакикат) остается. Если обрел он истину, то восклицает: «О если бы мои люди знали, что простил мне Господь!»^[2] А если не обрел, то восклицает: «О если бы мне не дана была моя книга! И я бы не знал, каков мой расчет! О если бы это было кончающим! Не избавило меня мое достояние. Погибла у меня моя власть!»^[3] Шари‘ат есть знание, тарикат есть действие, а хакикат – встреча с Богом. «И кто надеется встретить своего Господа, пусть творит дело благое и в поклонении Господу своему не присоединяет к Нему никого»^[4]. И да благословит Бог Мухаммада – лучшее из Своих творений, и его семейство, и его сподвижников, и его близких, и да приветствует!

1 Царь Хусам ад-дин, что является [для меня] звездным светом,

требует начала пятой книги.

О Зийа ал-хакк Хусам ад-дин благородный,

учителям чистоты – учитель!

Если бы не были люди отделены завесой и темны

и если бы не были глотки^[5] узки и слабы,

То, восхваляя тебя, воздал бы я справедливость смыслу,

[заговорив] на ином языке, чем этот, раскрыл бы я уста.

5 Но пища сокола – не для зяблика,

так что придется прибегнуть к смешению воды с маслом^[6].

Возносить тебе хвалу перед заключенными в темницу – напрасный труд,

произнесу [ее лучше] в собрании людей духа.

Описание твое для людей этого мира – обман,

как любовную тайну, сокрою я его.

Восхваление – это определение [чего-либо] и раздирание завесы,

солнце же не нуждается в описании и определении.

Восхваляющий солнце восхваляет самого себя,

мол: «Глаза мои зрячи и не воспалены».

10 Злословить же о солнце мира – злословить о себе,

мол: «Глаза мои слепы, темны и плохи».

Смилуйся над тем человеком, который в этом мире

стал завистником счастливому солнцу.

Может ли он сокрыть его от глаз [людей],

помешать дарить свежесть тому, что сгнило?

Или могут ли они уменьшить его безграничный свет,

могут ли восстать против его величия?

Для каждого, кто завидует [целому] миру^[7],

эта самая зависть есть вечная смерть.

15 Степень твоя[, о Хусам ад-дин,] превзошла предел понимания разумов,

разум, описывая тебя, сделался пустым болтуном.

Однако хотя и бессилен оказался сей разум в разъяснении,

но и в бессилии надо понемногу двигаться к этому.

Если чего-либо не постигнуть целиком,

знайте же, что нельзя целиком отказываться от этого.

Если ты не можешь выпить ливень из облака,

то разве сможешь ты сделать [это], отказавшись от питья воды?

Хотя ты и не раскрываешь тайну,

[все же] освежи рассудки при помощи ее оболочки.

20 Для тебя речи – оболочка, однако

для других разумений – добрая сердцевина.

Небо по отношению к небесному престолу находится внизу,

но разве оно не вознеслось высоко над кучей земли?

Я буду описывать тебя[, Хусам ад-дин], чтобы они (т. е. люди) пустились

в путь

прежде, чем начнут сожалеть о его потере.

Ты – свет Истины и тот, кто влечет душу к Истине,

люди же пребывают во тьме иллюзий и сомнений.

Выражение почтения [к тебе] необходимо для того, чтобы сей приятный свет

стал этим безглазым палочкой для подводки глаз сурьмой.

25 Свет обретет лишь тот подготовленный и внимательный слушатель,

который не влюблен, подобно мыши, в темноту.

Подслеповатые люди, что блуждают в ночи,

разве будут ходить вокруг факела веры?

Узкие и трудные вопросы стали

оковами для того естества, что слепо к вере.

Покуда оно украшает основу и уток [собственного] искусства,

не сможет раскрыть глаза к солнцу.

Подобно финиковой пальме не вознесет оно ветвей,

зарывшись в норы, как мышь^[8].

30 Четыре качества, сдавливающие сердце, есть у сих людей,

разум был распят этими четырьмя.

Разъяснение [айата] «Возьми же четырех птиц, собери их к себе»^[9]

Ты – Халил (Ибрахим) [нашего] времени, чей разум подобен Солнцу,

убей же этих четырех птиц-грабительниц!

Ибо каждая из этих птиц, подобно вороне,

выклевывает глаза разума у разумных людей.

Четыре атрибута тела^[10] – как птицы Халила,

принесение их в жертву освободит путь для души.

О Халил, избавляя добро и зло [от мути],

отруби им головы, чтобы [твои] ноги освободились от пут.

35 Ты – целое, а все [люди] – части тебя;

развяжи же [ноги], ибо их ноги – твои ноги.

Благодаря тебе мир превращается в обитель духа,

опорой сотне армий становится единственный всадник.

Из-за того что сие тело стало обителью четырех нравов,

были они названы четырьмя мятежными птицами.

Если ты хочешь людям вечной жизни,

отрежь головы этим четырем зловещим дурным птицам.

Вновь оживи их, но иными,

дабы после этого не было от них ущерба.

40 Четыре духовные птицы-разбойника

поселились в сердцах людей.

Поскольку предводителем всех праведных сердец

в сей век, о наместник Истинного, являешься ты,

Отрежь головы этим четырем живым птицам,

сделай бессмертными людей недолговечных.

Утка, павлин, ворона и петух —

они подобны четырем нравам в плотских душах.

Утка – алчность, петух же – плотская страсть,

[стремление к] высокому положению подобно павлину, а ворона —

мечтательность,

45 Цель ее в том, что она создает надежды,

алчет вечного существования или долгой жизни.

Утка – это алчность, ибо клюв ее – в земле,

ищет она то, что погребено во влажном и сухом.

Ни на один миг не отвлекается эта глотка от работы,

не слушает никакого веления, кроме приказа «Ешьте!»^[11]

Она подобна мародеру: дом разрушает,

побыстрее суму свою наполняет.

В суме утрамбовывает она плохое с хорошим,

зерна жемчуга с горошинами.

50 [Опасаясь], как бы не пришел другой грабитель,

утрамбовывает она в мешке сухое с влажным.

Времени в обрез, а удачных случаев мало, она же в страхе

за пазуху засунула то, что быстрей [попало под руку], не ведая[, что это].

Нет у нее веры ее повелителю в том,

что он не позволит никакому грабителю приблизиться [к ней].

Однако верующий из-за доверия к той (т. е. иной) жизни

совершает грабеж медленно и неспешно.

Не опасается он упустить случай, [не боится другого] грабителя, ибо он

знает о притеснении Царя в отношении врага.

55 Не опасается других слуг своего хозяина,

что придут они, причинят беспокойство, похитят прибыль.

Видел он справедливость Царя в управлении свитой,

которая не позволит ни одному причинить обиду другому.

Поэтому он и не торопится, будучи спокоен,

не опасается упустить свою долю.

Исполнен неспешности, терпения и выносливости,

независтлив он, великодушен и добродетелен.

Ведь эта неспешность – луч Милостивого,

а та спешка – от веселья Шайтана.

60 Ибо Шайтан запугивает [человека] нищетой,

а вьючное животное терпения убивает закланием.

Услышь из Корана о том, что Шайтан, обещая,

угрожает тебе сильной нищетой^[12],

Дабы ел ты мерзость и уносил мерзость в спешке,

ни великодушия [не имел], ни неспешности, ни добрых дел.

Неизбежно неверный поедает семью утробами,

вера и сердце [его] узки и тощи, но утроба огромна.

О причине введения Мустафой (да будет на нем приветствие Аллаха) этого хадиса: «Неверный ест семью кишками, а верующий – одной кишкой»

Неверные стали гостями Посланника,

ввечеру пришли они в мечеть[, сказав]:

65 «Пришли мы, о царь, сюда как гости,

о гостеприимный хозяин [всем] обитателям горизонтов [земли]!

Нет у нас припасов, пришли мы издалека,

так излей же на наши головы щедрость и свет».

Сказал [Пророк сподвижникам]: «О друзья мои, разделите [гостей

между собой],

ибо вы наполнены мною и моим нравом».

У каждого войска тела [воинов] исполнены царем,

и оттого разят они мечом врагов [его] величия.

Ты по гневу царя ударишь тем мечом,

а иначе откуда возьмется у тебя гнев на братьев?

70 Брата ты без вины разишь

из-за гнева царя палицей весом в десять манов.

Царь – единая душа, и войско полно ею;

дух подобен воде, а эти тела – ручьи.

Если вода духа царя сладка,

все ручьи наполняются водой приятной.

Ведь подданные все той же веры, что и царь, вот и все!^[13] —

так повелел царь [суры] «‘Абаса»^[14].

Каждый из друзей выбрал одного гостя,

среди них один был огромный и не имеющий равных [по тучности].

75 Тело он имел дородное, и никто его не забрал [с собой];

остался он в мечети, как винный осадок в чаше.

Мустафа увел его, когда он остался [один] из всех.

Семь коз молочных было в стаде [у Пророка],

И жили те козы в доме

для того, чтобы их доили, когда подают на стол еду.

Хлеб, похлебку и молоко тех семи коз

съел этот прожорливый ‘Удж^[15], сын гуза^[16].

Все обитатели дома рассердились,

ведь все они жаждали молока коз.

80 Живот свой обжора [набил туго], как барабан,

долю восемнадцати человек съел в одиночку.

Во время отхода ко сну он пошел и уселся в келье,

и тогда служанка в гневе заперла [его] дверь.

Снаружи она закрыла дверь на цепь,

поскольку была на него сердита и им огорчена.

Когда у неверного посреди ночи или же на рассвете

возникла потребность и боль в животе,

С постели своей поспешил он к дверям,

а дотронувшись до дверей, обнаружил, что они закрыты.

85 Уловками пытался открыть дверь тот хитрец

разнообразными, но не открылась та цепь.

Нужда многократно возросла, а жилище стало тесным,

остался он изумлен, беспомощен, оглушен.

Он ухитрился, съежившись, заснуть

и увидел себя во сне, будто он в развалинах.

Поскольку развалины были у него на уме,

их он во сне и увидел.

Когда же он увидел, что находится в пустынных развалинах,

то, испытывая такую нужду, в тот же миг облегчился.

90 Проснулся он и увидел постель

полной нечистот и обезумел от волнения.

Вырвалось у него сто воплей

из-за такого позора, который ничем не прикрыть.

Сказал он: «Сон мой хуже, чем бодрствование:

здесь (наяву) я ем, а там – испражняюсь».

Вопил он: «О гибель, о гибель!»^[17] —

как неверный на дне могилы,

Ожидая, когда же закончится эта ночь,

чтобы раздался шум открывающейся двери,

95 Дабы убежать [быстро], как стрела из лука,

дабы таким не увидел его никто.

Повесть [сия] длинна, сокращу ее:

открылась [дверь], избавился он от страданья и печали.

О том, как открыл Мустафа (мир ему!) дверь кельи перед гостем и спрятался, дабы тот не увидел облика открывшего, [не] устыдился и смело вышел наружу

Мустафа утром пришел и открыл дверь,

утром тому заблудшему он освободил дорогу.

Открыл дверь и спрятался Мустафа,

чтобы не испытал стыда тот несчастный,

Чтобы вышел он наружу и смело пошел,

чтобы не увидел ни лица, ни спины открывшего дверь.

100 То ли спрятался он за чем-либо, то ли

от того [неверного] сокрыл его подол Господа.

Религия Аллаха^[18] иногда скрывает [человека],

свивает перед смотрящим завесу небывалую,

Дабы не увидел тот врага рядом с собой;

мощь Бога еще больше этого, еще больше!

Мустафа видел, что происходило с гостем ночью,

но препятствовало ему веление Господа

В том, чтобы прежде оплошности он открыл путь,

покуда не свалился [тот гость] из-за срама в яму.

105 Но мудрость и веление небес были таковы,

чтобы он (гость) увидел себя таким.

Как много вражды, которая [на самом деле] есть дружба,

как много разрушения, которое [на самом деле] есть строительство!

Полную нечистот простыню один назойливый человек

намеренно принес к Пророку,

Мол: «Вот что сделал гость, посмотри!»

Засмеялся Милость двух миров:

«Принеси кадку сюда,

дабы выстирал я все своими руками!»

110 Все вскочили[, восклицая]: «Ради Бога,

да будут наше тело и наша душа жертвами для тебя!

Мы выстираем эти нечистоты, оставь!

Такая работа для рук, а не для сердца.

Эй, клянусь твоей жизнью!^[19] Тебя Истинный назвал жизнью,

затем сделал наместником и усадил на престол.

Мы живем ради служения тебе;

если ты будешь прислуживать, то чем тогда будем мы?»

Сказал [Пророк]: «Я это знаю, однако сейчас такой момент,

что в стирке этой для меня самого – премудрость».

115 Ждали они[, думая]: «Эти слова Пророка,

когда же проявится то, в чем здесь [сокрыта] тайна?»

Он же усердно отстирывал те нечистоты,

исключительно по велению Истинного, а не из подражания или лицемерия,

Ибо сердце ему говорило: «Ты выстирай это,

ибо в этом сокрыто множество премудростей».

Причина, по которой возвратился тот гость к дому Мустафы (мир ему!) в тот час, когда Мустафа стирал своими руками его запачканную нечистотами постель, и [о том, как] он (гость) устыдился и разорвал одежду, и как оплакивал себя и свое счастье

У неверного был один памятный амулет,

увидел он, что тот потерялся, и утратил покой.

Сказал: «В той комнате, где провел ночь,

амулет я нечаянно оставил».

120 Хотя он и стыдился, но жадность унесла его стыд;

жадность – дракон, а не какая-то мелочь!

За амулетом поспешно он побежал

в жилище Мустафы и увидел,

Как Длань Аллаха^[20] те нечистоты собственноручно

радостно отстирывает, да удалится от нее дурной глаз!

Об амулете он (неверный) позабыл, и явилось

в нем смятение, и разорвал он [от горя свой] воротник.

Бил он себя обеими руками по лицу и по голове,

головой бился о стены и двери,

125 Так что кровь из его носа и головы

заструилась, и сжалился над ним тот вельможа.

Он вопил, народ вокруг него собрался,

а неверный говорил: «О люди, остерегитесь!»

Бил он себя по голове, [говоря]: «О, голова без разума!»

Бил он себя в грудь, [говоря]: «О, грудь без света!»

Склонялся он ниц, [говоря]: «О, целая земля!

Пристыжена тобой сия слабая частица!

Ты, являясь целым, покорна Его велению,

а я, будучи крупицей, несправедлив, мерзок и в заблуждении.

130 Ты, являясь целым, ничтожна и дрожишь пред Истинным,

а я, будучи крупицей, противлюсь и стремлюсь к превосходству».

Каждый миг обращал он лицо к небу, [говоря]:

«Нет у меня смелости, о кибла мира».

Поскольку превыше меры он дрожал и бился,

Мустафа его привлек к себе,

Успокоил его и весьма приласкал,

раскрыл его глаза и даровал ему знание.

Пока не заплачет облако, разве засмеется лужайка?

Пока не заплачет ребенок, разве польется [из груди] молоко?

135 Только что родившийся ребенок знает путь:

«Заплачу я, чтобы пришла ко мне ласковая кормилица», —

А ты разве не знаешь, что кормилица кормилиц

не дает без плача молока даром?

Сказал [Аллах]: «И пусть они плачут много»^[21], ты послушай,

дабы пролилось молоко щедрости Творца.

Плач облака и жжение солнца суть

столб мира, сплети же эти две нити [вместе]!

Если бы не было жжения солнца и слез облака,

разве стали бы тело и его свойства тучными и огромными?

140 Разве были бы обустроены эти четыре времени года,

если бы не было в [их] основе сего жара и плача?

Поскольку жжение солнца и плач облака этого мира

сохраняют мир радостным,

Ты сделай так, чтобы солнце [твоего] разума жгло,

а глаза, подобно облаку, проливали слезы.

Надобно, чтобы глаза твои плакали, как у малого дитяти;

поменьше вкушай тот [материальный] хлеб, ибо хлеб лишил тебя чести.

Если тело твое обеспечено припасами, из-за этого и днем и ночью

ветви души осыпают листья, будто осенью^[22].

145 Припас для тела есть отсутствие припаса для души;

первый надобно уменьшить, а второй – увеличить.

[Сказано: ] «Дали Аллаху заем…»^[23] – отдай же взаймы этот припас тела,

дабы взросла у тебя взамен лужайка в сердце.

Отдай взаймы, уменьши эту пищу для тела,

дабы показал [Он тебе] лик, которого не видел ни один глаз.

Когда тело очистит себя от навоза,

наполнится мускусом и жемчугом прославления [Бога].

Эту скверну [человек] отдаст и чистоту обретет,

от [слов] «чтобы очистить вас»^[24] тело его вкусит плод.

150 Див тебя стращает: «Берегись, берегись!

Раскаешься ты в этом, будешь удручен!

Если расплавишь ты этими причудами свое тело,

весьма будешь раскаиваться и печалиться!

Вкуси этого, оно – лекарство для здоровья,

и того испей ради пользы и излечения,

И все потому, что это тело – верховое животное,

к чему оно привыкло – то для него и самое правильное.

Смотри же, не отвергай привычку, а не то будет [тебе] нанесен вред,

породит это в мозгу и сердце тысячу недомоганий».

155 Такие вот предостережения сей подлый див

приводит, произнося над людьми тысячи заклинаний.

Прикидывается он Джалинусом^[25], дающим лекарство,

дабы обмануть твою больную плотскую душу:

Это, мол, пойдет на пользу тебе в боли и печали.

Адаму он сказал то же самое о пшенице!^[26]

Восклицает он горестно,

Кляпцами^[27] скручивая твои губы,

Точно губы коня во время подковывания,

чтобы ничтожный камушек представить тебе похожим на яхонт.

160 Уши твои он хватает, как уши лошади,

тянет за них [тебя] к жадности и приобретению [земных благ].

Прибивает к ногам твоим подковы ошибок,

чтобы из-за причиненной ими боли ты сбился с пути.

Подковы его – это сомнения в [выборе] двух дел:

это мне делать или то? Смотри же, будь настороже!

Делай то, что избрано Пророком,

не делай того, что делает одержимый или юнец.

«Рай огражден»^[28], чем же он был огражден?

«Неприятными вещами», из-за которых увеличились посевы.

165 Сто заклинаний есть у него (дива) из плутовства и хитрости,

так что поместит он в [маленькую] корзинку дракона, если [таковой] будет.

Если будет проточная вода, он ее перекроет,

а если будет ученейший муж своего времени, высмеет его.

Подружи же разум [свой] с разумом Друга,

прочти [слова] «дело их – по совещанию»^[29] и делай дело!

О том, как приласкал Мустафа (мир ему!) того гостя-араба, утешил его от волнения, плача и стенаний, которые тот возносил над собой в стыде и раскаянии, сжигаемый отчаянием

Этим речам несть конца. Тот араб

милостями того царя был повергнут в удивление.

Чуть было не сошел с ума он, разум его отпрянул,

но рука разума Мустафы притянула его обратно.

170 Сказал [Мустафа]: «Иди сюда», и пришел он,

как будто человек, который встает от тяжкого сна.

Сказал [Пророк]: «Иди сюда, не причитай, приди в себя,

ибо здесь есть для тебя много дел!»

Ополоснул [араб] лицо водой, заговорил:

«О свидетель истинного^[30], предъяви [свое] свидетельство,

Дабы я засвидетельствовал [его] и вышел прочь;

пресытился я бытием, отправлюсь в ту степь [небытия]».

Мы в этой прихожей у Судьи Непреложного приговора

находимся ради иска[, выраженного словами]: «Разве Я не [Господь

ваш]?»^[31] – и [ради ответа]: «Да!»

175 Ведь мы сказали «Да!», и об этом в испытаниях

свидетельствуют и повествуют наши дела и слова.

Почему мы отмалчиваемся в прихожей судьи?

Разве мы пришли сюда не ради свидетельства?

Доколе в прихожей у судьи, о свидетель,

ты будешь заключен? Дай свое свидетельство с утра пораньше!

Для того тебя позвали сюда, чтобы ты

принес это свидетельство, не выказывал неповиновения.

Из-за собственного упрямства ты уселся

в этой тесноте, сомкнув руки и уста.

180 Покуда не принесешь ты свидетельства, о свидетель,

освободишься ли из этой прихожей?

Дела тут всего на один миг, сделай его – и мчи [прочь],

дело короткое не делай для себя долгим!

Хоть за сто лет, хоть за один миг,

но этот залог передай – и освободись.