Читать книгу: «Культ. Выжившая», страница 3

«А какой, собственно говоря, ценой? Ты до сих пор не знаешь, что он планирует, что собирается сделать с вами. Может он промоет тебе мозги, всучит пояс смертника и отправит в какой-нибудь храм. И тогда виноват будет не он, а твоя внушаемость. А может это все просто какой-то засекреченный эксперимент военных и потом тебе сотрут память, отправив домой».

– Почему ты решил, что я хочу быть частью этого «великого плана» или какого-то «конца»?

– Увы, но у тебя нет выбора, – он усмехнулся. – Мир меняется и мы меняемся вместе с ним. Каждый раз, когда случалось нечто подобное, приходилось чем-то жертвовать. И несогласных было много, но они были втянуты в это. Ты будешь благодарна, что оказалась на нашей стороне, на стороне нового мира. Пойми, перемены неизбежны. Неважно хочешь ты этого или нет. Важно лишь то, какую сторону ты выберешь. Но я лишил тебя мучений в выборе и поверь, ты будешь благодарна.

– Я не верю в какие-то радикальные изменения, – сказала я, пытаясь сохранить непоколебимость. – Мир существует не первый день. Многое случалось, но каждый раз подобные тебе терпели неудачи. Мир развивается и существует слишком долго, чтобы какая-то группа людей смогла его изменить. Но, в любом случае, мне кажется, что каждый человек должен сам выбирать свой путь и свои убеждения. Если ты хочешь играть в эту игру и делать вид, что можешь что-то сделать, что ты что-то значишь – пожалуйста. Я не хочу быть частью какого-то коллективного решения, которое может принести лишь боль и разрушение.

Он посмотрел на меня со своей фирменной улыбкой. Его черты лица приобрели какую-то серьезность, а в синих глазах блестели странные огоньки. Казалось, он слишком увлекся разговором, спором и втолковыванием своих ценностей.

– Ты еще не понимаешь, что сейчас нет места для индивидуализма. Мы все соединены, мы все зависим друг от друга. Лишь вместе мы сможем победить и создать нечто прекрасное и свободное. Только объединившись мы сможем создать новый мир! Твое желание остаться в стороне не защитит тебя от перемен, которые уже начались. Рано или поздно тебя втянут в это и лучше быть к этому готовой, заранее определиться с тем, на чьей ты стороне.

Я почувствовала, как тревога начинает накрывать меня волнами, как эти волны били меня ледяной водой по щекам, отрезвляя и возвращая в позицию жертвы, сидящей перед своим похитителем. Внутри меня звучал голос сомнения, который не позволял мне принять его слова как истину, но что-то в них меня задело. Я знала, что мир может быть лучше, должен быть лучше, но не таким образом. Нельзя похищать людей и заставлять их делать что-либо против воли. Нельзя строить власть на страхе, боли и лжи. Нельзя построить новый, чистый и свободный мир на костях и крови.

– Я не знаю, что будет дальше, – прошептала я. – Но я хочу верить, что важно не только изменить мир, но и сохранить человечность. Сохранить неповторимость каждого, уникальность личности. А то, что делаешь ты, больше похоже на обычный терроризм.

Он улыбнулся еще шире, но в его глазах промелькнуло что-то холодное и непостижимое. Блеск ушел, оставив лишь какие-то кровавые проблески, внушающие страх.

– Время покажет, – произнес он загадочно. – Но помни, что ты уже вовлечена в это, даже если ты не хочешь этого признавать.

Волна эмоций накрыла меня с головой. Злость, тревога, отчаяние навалились со всей своей тяжестью. Я физически ощущала, как эти эмоции придавливают меня к полу. Я попыталась вдохнуть, но воздух казался густым и тяжёлым. Мои мысли метались, словно птицы в клетке, стремясь выбраться, но не находя выхода. Гнев поднимался из глубины, и в этот момент мне хотелось кричать, вырываясь из плена собственных эмоций и этого огромного здания с его обитателями. Но вместо этого я лишь беспомощно сжимала кулаки.

«Оставайся непоколебимой. Лея, ты скала. Не выдавай своих эмоций. Как только ты их выдашь – проиграешь. Он сожрет тебя с потрохами» – думала я, пока в сердце зрело отчаяние, словно грозовые тучи, закрывающее солнечный свет, проблески надежды. Чувство беспомощности жгло в груди. Внезапно я почувствовала себя маленькой и обиженной на весь мир. Вспомнились все неудачи, каждая ошибка, каждое предательство, все те моменты, когда казалось, что мир разваливается на куски, все оно обрушилось на меня в один миг. В голове появился самый важный вопрос.

– Ты не ответил на главный вопрос. Ты убьешь нас?

– Я вас освобожу, – с фирменной улыбочкой произнес Ярослав.

В этот момент мне жутко захотелось врезать ему. Собрать все силы в кулак и стереть эту змеиную улыбку с его лица. Злость овладела мной. Дыхание участилось. Я буквально чувствовала, как она преобразуется в электрические импульсы, разбегается по нервным окончаниям и стремится к мозгу, давая команду «фас». Я сделала движение в его сторону, полная решимости. Видимо, прочитав мои мысли, он с интересом впился взглядом в мое лицо.

– Хочешь мне врезать? Выбить из меня всю дурь?

Импульс застопорился так и не добравшись до цели, захлебнулся где-то на половине пути, утонув в его спокойном голосе. Я остолбенела, но решимость не исчезла полностью. Она все так же была видна на моем лице и в сжатых кулаках.

– Хочу, – резко ответила я. – Мне жутко хочется врезать тебе и смазать твою самонадеянную, фирменную улыбку. Бить так долго и так сильно, пока зубы твои не останутся в моих кулаках, вонзившись осколками в кожу. Пока от твоего смазливого личика не останется лишь кровавое месиво, в котором никто из твоих дружков не признает своего лидера.

– Интересно. Мне нравится твоя решимость. Ты сделала первый шаг. Но ты все равно не ударишь меня.

«А ведь он прав… Что ты сделаешь? Ударишь его? Даже если ты сможешь каким-то удивительным образом убить его, что ты будешь делать с остальными? Мне кажется, что их тут не четверо, а куда больше. Прячутся как крысы в темных углах, стараясь не издавать звуков и не выдавать своего присутствия. Не уверена, что мировая сеть психопатов существует, но тут их однозначно больше. Вспомнить даже тех, кто шастал в том приоткрытом кабинете. Зря ты сорвалась…»

– Вот видишь, не ударишь. Мне нравится, как ты раскрываешься. У тебя большой потенциал. Не туши пламя внутри себя, возможно, оно изменит твою судьбу.

После этих слов Ярослав направился к выходу, оставив остолбеневшую меня посреди комнаты. Я чувствовала себя разобранной на части, чувствовала, что часть его слов все-таки осела в моей голове. В эту секунду я ненавидела себя за то, что я – человек, который умеет слушать и слышать. Человек, который, как и все другие, подвержен влиянию. В обычных условиях я скорее всего прошла бы мимо и лишь покрутила пальцем у виска. Но, когда моя собственная жизнь зависит от этого человека, сложно не поддаться влиянию.

Когда Ярослав вышел, я осталась одна, и тишина комнаты обрушилась на меня, как холодный водопад. Взгляд устремился к окну, где за облаками скрывалось вечернее солнце. В его лучах я искала ответы, пытаясь понять, что же заставило его так говорить. Но внутренний голос шептал, что правды я не найду ни за стеклом, ни в собственных мыслях. Каждое слово Ярослава звенело в ушах. Я думала, как же легко ему это дается, сеять сомнения в сердцах и мыслях людей, переворачивать сознание людей с ног на голову. Он обладал огромным даром убеждения, смазливым личиком и какой-то ужасающе манящей харизмой.

Через несколько минут пришел Павел. Он снова был моим проводником в камеру. То и дело ему приходилось останавливаться и ждать пока я догоню его, потому что ноги мои еле волочились, заплетаясь и спотыкаясь о ровный бетонный пол. Эмоции смешивались и волнами-убийцами обрушивались на меня. Хотелось закричать, разгромить каждый чертов кабинет, сжечь все это паршивое место дотла.

Когда я вошла в комнату, девушки уставились на меня. В их глазах читалось изумление и недоумение. Они не ожидали увидеть меня в таком состоянии. Павел молча подождал пока я войду и запер массивную дверь. Я села на койку, чувствуя, что ноги больше не выдержат. Аня с Машей начали задавать вопросы, перебивая друг друга, но я не могла собраться с мыслями. Меня охватила волна отчаяния и бессилия. Внезапно Аня подошла ко мне, взяла меня за руку. Ее большая ладонь крепко сжала мою. Теплая и мягкая, навевающая самые теплые воспоминания о таких же шелковистых и теплых руках мамы. Несколько секунд мы смотрели друг другу в глаза. Я с отчаянием, она с утешением.

– Все будет хорошо. Прорвемся, – тихо сказала она.

Слезы полились по щекам горячими струями. Я легла, отвернувшись к стене и наконец позволила эмоциям выйти хотя бы со слезами. Горячая рука Ани лежала на моем плече. Жест поддержки очень важный сейчас, но совсем не успокаивающий. Я чувствовала ее руку, пока обессиленная не провалилась в сон.

Меня разбудил яркий свет, пробивающийся сквозь веки. Вселенская тоска все так же накатывала волнами. Не давала подняться и даже пошевелиться. Целый день я пролежала, глядя в стену. Аня пыталась уговорить меня поесть, но ей ничего не удалось. Маша весь день просидела у моей койки то и дело произнося приободряющие слова. Я слышала, как кто-то из свиты Ярослава явился и забрал Веру на очередную промывающую мозги проповедь этого поехавшего пастыря. Ее не было очень долго. Хотя взаперти и в полном бездействии время ощущается иначе. Оно тянется, как кисель, размывается и стирается. День и ночь срастаются, образуя какую-то непонятную массу, иллюзию смены дней. А сами дни удлиняются, пока не превращаются в один длинный мучительный день, без начала и конца. Вполне вероятно, что ее не было не больше десять минут.

Вернувшись, Вера была очень воодушевлена. Это улавливалось в ее интонации. Она начала говорить, что Ярослав не тронет нас и это всего лишь подготовка к освобождению наших умов и душ от оков этого мира. Вера убежденно заявляла, что Ярослав просто проверяет нашу стойкость и веру, и что все это лишь испытание перед настоящим освобождением. Ее слова звучали как манифест борьбы за свободу и духовное возрождение, как молитва этих психов. Вера была полна решимости и энтузиазма, готовая принять любые испытания на пути к истинному освобождению, которое ей обещал дать Ярослав. И ее совершенно не волновало, какую цену придется заплатить.

«Господи, бедная, наивная Вера искренне верит этому психопату. Наверное, она влюбилась в него по уши. Или просто полная идиотка. А может все вместе».

Аня и Маша попытались ее переубедить, поспорить, но Вера была непоколебима. Видимо, ее психика решила превратить роль мученицы в роль ученицы. Она воспринимала Ярослава как учителя, который был способен изменить ее жизнь, открыть новые горизонты. Его проповеди о великих идеях, планах и свершениях отзывались в ее сердце надеждой. Вера была готова выстоять в любых испытаниях ради идеи своего великого учителя.

«Дура! Идиотка! Ты даже не представляешь, что он на самом деле такое. Он не человек, не чертов учитель, не новый мессия. Он просто монстр, который задурил тебе голову. Заставил верить в свои слова. А потом сожрет тебя с потрохами. Сожрет всех нас. Наивная, преданная овечка» – думала я в ответ на ее восхищенные слова.

Но я не могла выразить свои мысли вслух. Вера была слишком увлечена и верила в Ярослава слишком сильно, чтобы принять другую точку зрения. Я молчала, понимая, что люди видят в своих учителях то, что хотят видеть, и никакие аргументы не смогут их убедить в обратном. По быстро стихнувшим аргументам девушек, я поняла, что Вера далеко не первый раз высказывает столь яростную поддержку в адрес этих психов. Но в моем сердце зародилось сомнение, которое я попыталась подавить. Я чувствовала, что что-то не так, но не могла определить, что именно. Вера была настолько поглощена своей верой, что не замечала теней, скрывающихся за лучами праведного света. И я боялась за нее, за всех нас. На что она способна ради этой слепой преданности и чем она грозит нам?

Когда все уснули, я решила встать. На самом деле меня заставила физиологическая нужда, которая стала нестерпимой. Удивительная штука человек, как бы плохо ему ни было, но физиология и потребности всегда побеждают. Почти всегда. Можно отдать Ярославу и его дружкам должное. Они заморочились и сделали что-то вроде кабинки биотуалета в дальнем углу комнаты. Белая кабинка, в которой можно было закрыться, сесть на что-то вроде бочонка с прикрученным сиденьем и плотно прилегающей крышкой, несколько минут побыть в одиночестве. К тому же в ней не было ламп и иногда мы заходили туда, чтобы просто дать глазам отдохнуть в темноте. Все мы, кроме Веры.

Я провела в этой кабинке, наверное, часа два, погрузившись в раздумья. Зависла, уставившись в одну точку и не шевелилась. А потом и вовсе уснула. Но долго поспать мне не дали. Сон прервался от яркой вспышки света. Глаза открылись и я увидела Машу.

– Прости, я не знала, что тут кто-то есть. Но мне очень нужно…

Я встала и освободила кабинку, уступая ей место. Вернувшись на свою койку, ложиться уже не хотелось. Спина жутко болела из-за паршивой койки. Все тело ныло от боли, будто меня весь день били дубинками. Спустя несколько минут сонная девочка вышла из кабинки и направилась в сторону моей койки, села рядом со мной и направила свой сонный взгляд в пол. Я чувствовала, что она хочет что-то сказать, но не решается, поэтому просто молча ждала.

– Ты такая спокойная, – наконец сказала Маша.

– Да брось ты, грохнуться в обморок, а потом зареветь как-то совсем не похоже на спокойствие.

– Это было всего раз, а в остальном ты вела себя очень хладнокровно. Сперва я испугалась, потому что ты выглядела так, словно попала в свою среду. Но потом я увидела, что это не так. Что ты просто сильная и не тратишь силы на пустые истерики. Твой обморок и слезы в данной ситуации – вполне адекватная реакция.

– Но вы тоже спокойно уживаетесь в этих условиях.

– Когда я сюда попала, ревела и кричала пока не охрипла. В какой-то момент им пришлось привязать меня к койке, потому что я начала биться о стены. Разбегалась и врезалась в них. Думала, что если не вырвусь, то лучше убьюсь сама. А потом я поняла, что это бесполезно. Аня тоже совсем недавно стала такой спокойной и сдержанной. Первое время она плакала и кричала крепким матом, требовала выпустить ее.

Трое ехали в стареньком, убитом микроавтобусе RAF-2203 желтого цвета. Их лица озаряли зловещие улыбки, но на разбитых лесных дорогах некому было увидеть эту подозрительную троицу. Они были довольны собой и ехали к своему главарю, выполнив его поручение. А в потайном отделе, замаскированном под ящик для запасного колеса и инструментов лежала юная девушка с заклеенным ртом и связанными конечностями. Она спала беспокойным, наркотическим сном, видела кошмары и даже не догадывалась, что на самом деле находится посреди глухого леса, увозимая на растерзание.

Маша пришла в себя и обнаружила, что лежит на странной металлической койке, похожей на те, что показывали в телевизоре, когда рассказывали о колониях для содержания особо опасных преступников. Сонная девочка села, спустив ноги на пол и принялась озираться, не понимая, что происходит. Она была в пустой белой комнате, освещенной яркими белыми лампами. Вокруг не было ничего. Только койка с потерянной девочкой посреди комнаты, две несколько люминесцентных ламп на потолке и массивная металлическая дверь в стене.

Внезапно дверь распахнулась и в нее вошел юноша. Симпатичный и не вызывающий чувства угрозы, но почему-то кажущийся знакомым, хотя Маша никак не могла вспомнить видела ли его прежде. Он несколько минут смотрел на лицо своей юной пленницы и лишь после этого вошел в комнату, прикрыв за собой тяжелую дверь.

– Я пришел, чтобы объяснить тебе, что происходит, – сказал незнакомец мягким голосом.

Маша уставилась на него, пытаясь понять, что из себя представляет этот незнакомец. Прочувствовать его намерения своей детской проницательностью. Но ничего не получалось. Незнакомец был непроницаем. Его мягкая улыбка располагала и пугала одновременно, а взгляд казался холодным и обжигающим.

– Мария, – начал он мягко, – тебе предстоит множество испытаний, лишений и страданий. Я не стану лгать тебе, ведь твое детское сердце и так все поймет и почувствует.

– Вы не отпустите меня?

– Нет. Теперь ты останешься с нами навсегда.

В этот момент что-то внутри Маши оборвалось, рухнуло. Ее хрупкие плечи опали, а на глаза накатились слезы. Она прекрасно понимала, что это значит. Прекрасно знала, что теперь ее жизнь висит на волоске и зависит только от того, что для нее приготовил ее пленитель.

Два дня она просидела не меняя позы. Руки безвольно болтались, а пустой взгляд смотрел в одну точку. Иногда ее навещали незнакомые люди, поднимавшие ее подбородок и вливающие в рот воду и какое-то подобие бульона.

На третий день Маша изменилась. Ее мозг начал отчаянную борьбу. Агония охватила не только разум, но и тело. Девочка металась из угла в угол, билась головой о стену, колотила в двери.

– Выпустите меня! Я хочу к маме! – кричала она, срывая горло, но никто не реагировал на ее мольбы.

– Выпустите меня отсюда! – вопила она раз за разом ударяясь всем телом о дверь.

Бледное маленькое тельце плотно покрылось синими, фиолетовыми, зелеными и желтыми пятнами, местами кожа провалилась, а местами набухла так, словно кто-то поместил под кожу камешки.

Когда ее силы иссякли и удары стали гораздо слабее и реже, дверь снова распахнулась. В комнату вошли двое: огромный бородатый мужчина и невысокая девушка. Он сгреб Машу в охапку и уложил на кровать. Девушка же распрямила длинные кожаные ремни, обхватывая ими тело девочки, протягивая под кроватью и застегивая сбоку. Теперь ее лишили не только матери, прошлой жизни и свободы, но даже способа выплеска гнева, лишили возможности самой решать жить или умереть.

Часы складывались в дни, дни слипались в недели, а недели незаметно превращались в месяца. Месяцами она была прикована к койке, испражнялась под себя, отказывалась от еды и молила Бога лишь о том, чтобы он как можно скорее закончил этот кошмар.

И вот, когда она успокоилась, гнев угас, а жажда свободы превратилась в обычное поддержание жизни, дверь снова распахнулась и здоровяк, которого звали Александром, внес на руках крупную девушку. Ее голова беспомощно повисла, а руки болтались вдоль тела. Он аккуратно уложил ее на койку, которую сам же принес, и прикрутил стальными винтами к полу незадолго до этого. Следом в комнату ворвалась девушка, которую звали Викторией. Она пронеслась словно вихрь, быстро отстегнула Машу, свернула ремни и так же быстро растворилась за дверью.

Девушка быстро пришла в себя и, ничего не понимая, села на койку и так же озиралась по сторонам, как когда-то Маша. Но ей не понадобилось много времени и посещения пленителя, чтобы осознать все происходящее. Она тут же подскочила с койки и ринулась к двери.

– Выпустите меня отсюда, ублюдки! Я требую, чтобы вы открыли эту чертову дверь! – вопила она звонким голосом, с нечеловеческой силой колотя в дверь кулаками.

Весь день она потратила на это, срываясь то на мат, то на тихий шепот. Совершенно не обращала внимания на испуганную девочку, забившуюся в угол. Но к ночи ее запал угас, она бессильно рухнула на пол, опустив опухшие руки на пол. Маша тихонько подошла к девушке, обняла ее за плечи.

– Все обязательно наладится. Но нет смысла себя истязать. Они не выпустят, а для себя ты сделаешь только хуже. Они привяжут тебя и не отпустят, пока ты не погаснешь совсем.

В ответ на эти слова Аня лишь подняла уставшие глаза. Слова подействовали лишь частично. Она уже не билась в двери, не колотила стены, но все так же рвала горло в попытке повлиять на неизвестных похитителей. Кричала днями и ночами, пела ругательные песни, поднимая боевой дух и раскидывалась угрозами. Но все это было напрасными, пустыми усилиями и вскоре сошло на нет.

– А Вера? Она говорит так, словно она одна из них.

– Она была в шоке. Не ела, не пила, ничего не говорила. Просто смотрела в одну точку. Она не спала и испражнялась под себя. Нам с Аней постоянно приходилось убирать за ней, запихивать в нее еду, заливать воду, чтобы не дать ей умереть от истощения. Даже на разговоры с этим… с Ярославом она не шла сама. Приходил этот громила, закидывал ее на плечо и уносил, а потом так же приносил. Но в один день она вернулась на своих двоих, с улыбкой до ушей и начала говорить этот бред про то, что он наш спаситель. Постоянно теперь заплетает свои косы и размышляет о чем-то. Мне кажется, у нее поехала крыша.

После этих слов я поняла, что Вере досталось больше всех. Ее хрупкая психика не просто надломилась, а расщепилась на атомы, размазалась о суровую, жестокую реальность. От этой несчастной девушки не осталось ничего. Пустая оболочка прошлого, которую доверху набили гнилыми опилками. Вспомнилась популярная у подростков фраза «мертв внутри». Вот кто на самом деле мертв внутри. Не все эти девочки и мальчики, которым не разрешили гулять до утра или отругали, унюхав запах алкоголя и сигарет, а эта бедная девушка. Девушка, которая попала в лапы маньяка, садиста и сломалась настолько, что начала верить в его доброту, воспринимать его как некое божество. Она потеряла свою личность, стала белым листом бумаги, на котором Ярослав творил то, что хотел, писал свой жестокий манифест.

– Я видела его до всего этого, – внезапно сказала Маша, прервав мои размышления.

– Кого?

– Ярослава. Сначала я не понимала, почему он кажется мне знакомым, но во время одной из встреч я вдруг поняла, что видела его. Он жил в соседней квартире. Мы с мамой тогда только переехали в Екатеринбург и поселились в крохотной съемной квартирке. Однажды я потеряла ключи, а он как раз выходил из соседней квартиры. Ярослав дал мне позвонить со своего телефона и дождался со мной маму, забалтывая меня, чтобы время прошло быстрее. А через несколько месяцев он съехал.

– Подожди, а как ты оказалась тут? Вы потом переехали в Порт-Рогове или приехали сюда на отдых?

– Нет. Однажды я возвращалась с танцев. Кто-то ударил меня по голове и проснулась я уже тут. У меня очень болела голова, тошнило и было ощущение, будто я сильно напилась. Наверное, они пичкали меня чем-то пока везли сюда.

«Да… Видимо удар по голове – его любимый прием».

– И когда ты узнала, что ты в чужом городе почти на другом краю материка?

– Он мне сказал во время пятой или шестой нашей беседы. Сказал, что я могу успокоиться и не пытаться пробить собой стены, потому что даже если мне это удастся, то идти мне некуда, потому что я очень далеко от Екатеринбурга. А пока я буду искать помощь, меня найдут и вернут сюда, но уже не живой.

Я посмотрела на эту маленькую девочку и внезапно поняла, насколько же она на самом деле взрослая. Эти люди украли у нее детство. Похитили, пичкали наркотиками, увезли за тысячи километров от дома. Ради чего все эти заморочки? За что этой девочке выпали такие жестокие испытания? Детское лицо осунулось, красные от усталости глаза выражали не только наивную доброту, но и взрослую мудрость. Глядя на эту невинную девочку, я ощутила жгучее желание защитить ее, вытащить из этого ада.

Она вскочила с кровати, попыталась улыбнуться и протянула руки, приглашая меня в свои объятия.

– Мы что-нибудь придумаем, – прошептала я, обняв ее.

– Нам нужно поспать. Сон необходим для хорошей работы мозга. Поэтому поспи, пожалуйста, а завтра мы продолжим думать, как отсюда выбраться.

Она разжала объятия и, бросив мне еще одну неловкую улыбку, направилась к своей койке. На самом деле спать при этом надоедливом белом свете трудно, но действительно нужно.

«Этот свет точно часть пытки. Наверное, со временем наша психика пошатнется, мы лишимся сна, а проповеди Ярослава окончательно лишат нас рассудка. Мы станем послушными и преданными, как Вера. Вот тогда он и пустит нас в расход».

Всю ночь я крутилась на койке в тревожных мыслях. Пыталась все обдумать, продумать план действий, побега, взвешивала все за и против. Мой разум был полон беспокойства и страха, но в то же время я чувствовала в себе странный подъем духа и решимости. Я знала, что придется принять сложное решение. Сейчас жизнь разделилась на «до» и «после». Оставалось решить, каким именно будет то самое «после» – приму ли я свою участь и стану безвольным рабом или буду бороться до последнего вздоха. Все вокруг казалось таким нереальным и неопределенным, словно я находилась в тумане, где каждый шаг мог оказаться последним. Но я не могла оставаться в этом состоянии беспокойства и страха – нужно было действовать.

Мысли мои прервал тяжелый металлический звук открывающейся двери. Остальные тоже проснулись и сонно уставились на дверь.

«Рановато для проповедей».

В проеме показалась Виктория и Александр. Он держал на руках девушку. Сразу стало ясно, что она без сознания.

«Ты тоже получила по голове? Мне жаль, что ты тоже оказалась тут».

– Двигай на другую койку, – сказала Виктория, уставившись на Машу.

Девочка тут же подскочила и метнулась в мою сторону. Александр вошел в комнату и положил девушку на освободившуюся койку. На секунду мне показалось, что она мертва. Ее рука безжизненно свалилась с груди, а кожа была такой белой, будто из нее выкачали всю кровь. Каштановые волосы спутались и облепили ее мраморное лицо. Лишь легкие движения грудной клетки выдавали признаки жизни. Александр вышел из комнаты, а Виктория обвела нас взглядом полным презрения.

– Не переживай, дорогая, будет тебе койка. Ты же не думаешь, что Ярослав даст в обиду такую душечку, – со звериным оскалом сказала Виктория и заперла дверь.

Мы тут же столпились вокруг новенькой, только Вера продолжила сидеть на своей койке.

– Она точно живая? – спросила Маша.

– Дышит, а значит живая, – ответила я.

– Этому психу все мало. Скоро он сюда целый город запрет.

– Не запрет. У него все рассчитано. Лишнего брать не будет.

После этих слов они с опаской посмотрели на меня. В их глазах читалось замешательство.

– Я его не обеляю. Просто, мне кажется, я его немного понимаю. Вернее, я понимаю, что у него есть какой-то план, для которого он собирает людей. Я не знаю, что это за план и сколько ему нужно, но уверена, что он не отступит от него ни на шаг. И почему-то уверена, что нужно ему не больше десяти жертв. Больше просто не поместится в эту комнату.

Девушка пошевелилась и мы замерли, гадая придет ли она в сознание. Глазные яблоки задвигались под ее веками, тело судорожно дернулось. Мы напряженно наблюдали за каждым движением, не понимая нормально ли то, что с ней происходит. Внезапно ее ресницы задребезжали, веки распахнулись. Мутный, полный непонимания взгляд обвел наши лица. Она с трудом подняла руку к голове и попыталась сесть, но ее слабые движения говорили о том, что она еще не полностью пришла в себя. Аня помогла ей подняться. Спустя несколько минут недоумения разум очистился и, видимо, поняв, что она находится в какой-то камере, девушка метнулась к двери, колотя о ней кулаками.

– Вот так было со мной и Аней, – сказала Маша, бросив на меня уставший взгляд.

Аня подошла и оттянула девушку от двери, подтащила к койке и с силой усадила.

– Успокойся и выслушай нас. Колотить в дверь бесполезно, никто тебя отсюда не выпустит, – жестко сказала Аня.

Девушка испуганно уставилась на Аню.

«Наверное, она думает, что это мы ее похитили».

– Как тебя зовут? – снова заговорила Аня.

– Мия…

– А теперь послушай меня, Мия. Мы все тут в одной лодке. Выбивать двери, биться в стены бесполезно. Рано или поздно за тобой придут. Просто следуй за ними и не думай нападать.

– То есть просто смириться? Да что вообще тут происходит! – крикнула девушка с истеричными нотками в голосе.

– Мы не знаем, зачем мы тут и почему. Единственное, что мы знаем – буянить бесполезно. Тебе остается просто жить и ждать, как и всем нам.

– Нет-нет-нет, меня это не устраивает, – сказала она, мотая головой в разные стороны. – Мы должны что-то предпринять. Нужно… Нужно придумать план.

– Это бесполезно. Если ты бросишься бежать – тебя убьют. Нападешь – убьют.

– Почему вы так в этом уверены?

– Они нам это сказали и мне не верится, что это просто шутка. К тому же я однажды видела у них пистолет.

Мия вскочила с койки и принялась изучать стены, дверь, даже импровизированную кабинку туалета осмотрела вдоль и поперек. Подергала ножки коек, пытаясь оторвать их. Поняв, что это действительно бесполезно, она снова уселась на койку и погрузилась в раздумья.

Мы решили, что она успокоилась и разошлись по своим койкам. Вера заплетала себе косу, сверля пустым взглядом стену. Аня напевала какую-то песню себе под нос. Я с Машей молча сидели на койке.

Через какое-то время дверь отворилась. В проеме показалась Виктория с тележкой.

– Еда подана, дамы, – скалясь, сказала она.

Она ставила поднос за подносом на пол и толкала ногой. Вера поднялась и принялась раздавать подносы. Это был первый раз, когда я решилась поесть эту еду. На подносе стояли две бумажные тарелки и бумажный стаканчик. В одной тарелке я распознала гороховый суп. Во второй была порция пюре и котлета в подливе. Лежало два куска бородинского хлеба. Стаканчик был наполовину полон чем-то вроде чая. Создавалось ощущение, что они переманили на свою сторону повара из школьной столовой. Вид у еды был не лучший, но котлета с подливой, как и в школе, оказалась просто волшебной.

«Удивительно, что они довольно хорошо нас кормят. Еще один вопрос – зачем они это делают?»

Закончили есть мы довольно быстро. Сложили все подносы друг на друга и оставили возле двери. Только Мия не притронулась к еде, но крепко сжимала поднос в руках. В моей голове промелькнула мысль, что она собирается что-то сделать, использовать поднос как оружие, но я отмела эту мысль. Она не выглядела глупой и безрассудной настолько, чтобы подвергать себя такой опасности.

Еще какое-то время спустя в комнате раздался звук отпирания замка. Мия резко вскочила, скинув с подноса тарелки. Она метнулась к двери и замахнулась подносом словно битой. Тарелки полетели в разные стороны, размазывая по комнате их содержимое. Казалось, что время замедлилось, затягивалось, поглощая нас словно зыбучий песок, хотя на самом деле все действо заняло не больше минуты. Дверь отворилась и красный поднос с размаху врезался в лицо Виктории. Воспользовавшись моментом, Мия бросила поднос и ринулась в темный коридор. Виктория на удивление быстро среагировала. Моментально обернувшись, она что-то выхватила из-за пояса и раздался оглушительный хлопок, за ним второй и третий. Мы видели вспышки, освещающие тьму коридора. Видели, как Мия замедлилась, сделала последний шаг и упала. Виктория обернулась к нам. Из ее носа тек ручей крови, а в глазах блестело нечто жуткое, пугающее. Лицо исказил безумный оскал.