Очнувшись от своего амока, он огляделся. На него смиренно смотрел монах и вся его высыпавшая на улицу братия. Монах не выглядел испуганным или готовым к сопротивлению. Но в нем чувствовалось намерение принять любую участь, любой поворот судьбы. А вокруг все те же поля, буддийские постройки и тишина. Взволнованная выстрелами долина все еще пребывала в предвкушении. Птицы оборвали свои бесконечные трели, не стрекотали кузнечики, не жужжали назойливые насекомые. Даже тучи, казалось, замерли на месте. Все жаждало увидеть кульминацию, какой бы она ни была.

– Я прошу прощения за свою выходку, – холодно извинился Марк, развернулся и быстрым шагом направился в гостиницу.

***

Всю дорогу назад он шел, не замечая ног под собой, и тщательно обдумывал, как лучше завершить этот проклятый день. А замысел оказался прост и последователен. Добравшись до гостиницы, он закажет самый последний, самый изысканный ужин в своей жизни. Затем высушит половину бара и снесет, наконец, свою ненавистную голову.

Прокрутив этот план несколько раз, и его словно окатило ледяной водой. Черт возьми! Я потратил все до единого патрона. Глупец! Хоть бы пару сберег для важного события. И зачем я вообще таскал его со всем боезапасом? От матушки-смерти отбиваться, от опасности?! Что же, придется пошарить по закоулкам. Возможно, мой старый гниющий друг спрятал для меня что-нибудь еще подходящее. Но даже если я останусь ни с чем, это не станет мне препятствием. Я должен самоотверженно идти к своей цели. Я должен доделать дело. Я жажду серьезно поговорить с Создателем, с глазу на глаз. Сегодня же!

Постепенно чувство погружения в окружающий мир возвращалось, к нему и он с удивлением обнаружил, что все еще держит в руках пистолет. Вернув затворную раму на место, он повертел его перед своим лицом.

– Вот кто мой настоящий друг! Вот кто выполнит мою самую сокровенную просьбу, – сказал он кусочку железа. – Ты же меня не подведешь? Я знаю, ты честный парень. Самый лучший друг в моей жизни! – произнес он слова благодарности и спрятал его в заплечной кобуре.

В голове вновь закрутились слова Курта, заученные с детского дома. И сейчас он повторял их слово в слово, как в те далекие времена, все больше настраивая себя к единственно возможной победе.

«Без достоинства жить нельзя. Береги свое достоинство ценой своей собственной жизни. Ведь не имея его из тебя не получится ни мужчины, ни лидера, ни даже чего-то стоящего человека. Как ты вообще можешь быть кем-то, если у тебя нет стержня, нет железного хребта. Что ты рассчитываешь получить от жизни, если будешь пустым наполнителем человеческого общества? Достоинство – это как раз тот самый стержень, выделяющий тебя среди прочей беспозвоночной массы. И только оно делает тебя подлинным представителем человеческого общества, защитником и творцом. Люди мечами вспарывали себе животы, потеряв его. Люди в дуэлях бились, чтобы доказать, чтобы наказать своего обидчика, усомнившегося в его наличии. Кто же ты тогда?..»

Сегодня будет моя главная дуэль с самым заклятым врагом. Да, именно так нужно уйти. Все говорит, что я обязан сделать это. Пора перестать оскорблять этот мир своей ничтожностью! Стоп! Хватит засорять его своими неудачами. Я теперь никто! Во мне нет никакого смысла, нет никакой ценности! Я сделаю это любой ценой! Вот и гостиница появилась на горизонте. Скоро, очень скоро все будет, наконец, по-моему.

***

Посреди безвременного безмолвия, безмыслия и пустоты Марк услышал давно забытый хруст под своими ногами. Опустив взгляд вниз, он, к своему удивлению, обнаружил себя идущим по мерзлой, едва покрытой легким снежком земле. Прохладный ветерок пронизывал его до костей, и не было возможности укрыться. Уж слишком легко он был одет. Но и прохладнее, вместе с тем, ему не становилось.

Марк медленно обернулся и с изумлением обвел взором бесконечные просторы равнинного пространства вокруг, идеально плоского и пустынного. Лишь с одной стороны, на линии горизонта проглядывались то ли холмы, то ли скалы, очерченные на фоне тусклого небосвода. Но стоило поднять голову, как разум захватило бесконечное число самых ярких, самых отчетливых на свете звезд. Никогда прежде в своей жизни он не наблюдал такое их количество сразу.

Да что там звезды! Жалкие точки, по сравнению с неустанным танцем бесноватых красок северного сияния. Через весь небосвод, на протяжении тысяч километров, тянулись длинные изумрудные вихри, поражавшие своими масштабами и яркостью. Они были похожи то на языки пламени, то на перистые облака, то на электрические разряды из опытов Теслы. Иногда они скручивались в спираль. Будто змеи, сдавливали кольцами пойманную жертву и еще реже рисовали злобные рожицы.

Вот же радость, подумал Марк. Я никогда прежде так, вживую не видел этого явления. Он быстро согласился с собой, что оказался вблизи полярного круга, вдали от крупных городов. Но почему он здесь и, главное, как он здесь очутился, его нисколько не волновало. Уж слишком любопытным было само место.

Северное сияние, равнины и далекие горы. Возможно, это Гренландия или сказочная Лапландия. Хочется, чтобы это была именно она. Великое царство полярной ночи, так кажется, говорят. Но почему снега негусто, да и горы отнюдь не велики? Впрочем, это не особо и важно, а даже удобно, в конце концов заключил Марк.

Он шел и шел по бесконечным просторам со взглядом, устремленным сквозь миллиарды звезд. Они такие крупные, они такие яркие, и их так много. Казалось, вселенная стала ближе к нему, благосклоннее. Млечный Путь! Марк видел его третий раз в жизни, но никогда так отчетливо, как сейчас.

Впервые он запечатлел его в далеком прошлом, путешествуя на своем мотоцикле вместе с друзьями. Вспомнилось, как быстро накатила ночь и пришлось устраивать ночлег прямо под открытым небом, посреди альпийских ландшафтов. Бросив под спину плащ, а под голову вещевой мешок, он устремил свой взгляд в звездное небо. Величайшим открытием было признать, как все-таки прекрасен ночной небосвод. Какое глубокое спокойствие и умиротворение дарит простое наблюдение за космосом. А сколько там жизни, а движения!

Но в этот раз все выглядело гораздо ярче, в тысячи раз выразительнее. Было немалым сюрпризом различить цвета туманностей среди скоплений планет, и каждую малую точку на их фоне. Что это? Красный гигант со своей планетарной системой или целый рой галактик. Взгляд был просто загипнотизирован, растворен в красоте космических явлений настолько, что вернуться на плоскую землю, вновь осознать себя одиноким человеком, полным проблем, уже не представлялось разумным ни на один миг. Даже в горах Афганистана не увидишь такой красоты!

Невероятная боль в правом бедре внезапно прервала размышления Марка, будто кто-то ошпарил его кипятком. Метнув взгляд к ее источнику, он, к своей неожиданности, увидел собаку, огромного и злобного монстра, намертво воткнувшего свои зубы чуть выше колена. Удивление, шок, непонимание закрутились в голове Марка за долю секунды. Но на этом приключения только начинались. Из откуда ни возьмись черной тени, тянувшейся с далеких зубцов на краю горизонта, бежали еще четыре такие же мерзостные мохнатые твари.

Какие они были с виду? Это и собаки, и волки, и чертям подобные существа. Высокие острые уши торчали как рога. Длинные хвосты, казавшиеся несоразмерными с их телами, и густая блестящая шерсть покрывала тяжелые мускулистые туши. Их широченные передние лапы венчали пальцеобразные отростки-крючки.

Боже, их морды! Выдающиеся, крупные и омерзительные как у гиен, с широко посаженными злобными глазами, отражавшими световые вспышки северного сияния и весь звездный небосвод. От того казалось, что они светились изнутри. Когда четверка плотнее приблизились к Марку, он успел заметить что-то ехидное, радостное и победоносное в их довольных харях. Они не лаяли, не рычали, они, черт их побери, хихикали низким хрипом! Ну, здравствуйте, мои старые знакомые! Я знал, что мы вскоре встретимся.

Одна из четверки тварей, что была крупнее остальных, бросилась на Марка и впилась ему в голову, свалив своим весом на землю. Затем она со взрывной яростью замотала своей мордой и телом, рвала его и волокла вперед. Ее остроконечные коренные зубы после пробных укусов наконец застыли прямо перед глазами Марка. Он ощутил смердящую вонь из пасти монстра, приходящую со странным хрипом, то ли злобы, то ли экстаза. Он чувствовал давящую боль тисков на своих висках. Смесь ледяных желеобразных слюней и теплые подтеки собственной крови пересекали его лоб. Он чувствовал пилящую боль где-то внутри, под кожей черепа. Там, где оказались кончики зазубренных звериных клыков.

Язык зверя, скользкий и жесткий, как змея блуждал по его лицу. Сначала он больно ткнулся Марку в глаз, густо замазав его слюной. Затем прошелся по губам, носу и щекам, оставляя густую дорожку тошнотворной мутной слизи. Словно одумавшись, он задергался целенаправленно машинально, пытаясь поймать каждую каплю сочившейся из ран Марка крови.

Было невозможным думать о чем-то, смотреть, видеть или делать хоть что-то, кроме того, что подарит надежду спастись. Надежду выжить любой ценой. Отчаянно хотелось избавиться от тварей, сберечь свою душу, спасти что-то доподлинно важное. Но почему? Руки, ноги – да черт с ними! Главное, спрятать подальше эту частицу жизни туда, где ее бы не достали. Пускай хоть зажрутся до рвоты.

Отчаянно хотелось биться, драться, не жалея сил своих. Зубами отрывать куски чертовой плоти. Но Марк был прикован, распят. Не было ни единой возможности оказать сколь-нибудь существенного сопротивления. Проклятые твари вцепились в каждую его конечность, и не разжимая зубов, разрывали его.

Внезапно правая рука освободилась. Да-да, она оказалась свободна как ветер. Марк принялся жестко ударять ею по брюху поганого монстра, и получалось так быстро, так легко. Но по какой-то причине усилия не достигали своего, будто он отбивался дирижерской палочкой. Лишь случайно в просвете поганой пасти он увидел, что всеми силами сотрясает воздух жалким пеньком. Культей, кончавшейся на локте. Секунда, и этот скромный обрубок исчез в чужих зубах. Злобная тварь поймала его, когда Марк пытался его рассмотреть.

Лежа в бешено рвущихся в стороны тисках челюстей, ощущая кожей, мышцами, костями и нервными окончаниями каждое пилящее движение зубов в ногах и руках, Марк решил наконец поддаться своей судьбе. С безволием пришло и равнодушие. Он почти перестал прилагать усилия. Даже начал подумывать о глупости какого-либо сопротивления.

Вместе с тем, по телу начала растекаться необъяснимая легкость. Нет, даже не легкость, а такое чувство, будто Марк терял свой собственный вес. Все меньше и меньше, и вот он уже достигает считанных фунтов, унций. Боль растворялась, хотя чертовы твари все еще рвали его. Уходил и бешеный жар драки, и оглушительный стук обезумевшего сердца, отдававший пульсирующим прессом крови в его голове и груди. С ними же исчезали тревога, страх, жажда жизни. Вообще мысли о ней как о чем-то ценном, уникальном, нужном. Покой – вот что наполняло Марка все больше и больше. Нежные волны покоя качали его в эфире вселенной.

Начал пропадать слух. Оглушительные хрипы на лице и притворное смакование ручейков крови где-то внизу превращались во что-то далекое, приглушенное. Мутная, бессмысленная масса дергалась перед глазами. Прыгала и бесновалась в голодной злобе, но Марк спокойно наблюдал за этим, не смея нарушить идиллию. Он окончательно потерял чувство притяжения и стал невесомым. Казалось, он парил, едва оторвавшись от земли, будто плыл на воображаемом облачке.

Словно под действием ветерка он начал медленно-медленно отдаляться от этого места, прочь от своего бренного тела, подальше от мирских забот. Начали возникать какие-то ожидания, домыслы и давно забытые знания. Кажется, почти ничего в этом мире его больше не волновало. Все было неважно, все уплывало и растворялось вдали, куда им и дорога. Было отчаянно хорошо и спокойно на душе.

Неожиданно что-то тяжелое ударилось в грудь Марка. Удар был сильный, но не болезненный, будто в него бросили мяч, набитый песком. Чертовы твари оказались поодаль и злобно поглядывали на него, не смея шелохнуться. Марк опустил взгляд и страшно удивился увиденному. Из его тела торчал ржавый кусок железа, похожий на гарпун. Грязный и массивный. Даже слишком массивный для такой жалкой жертвы, как он. Будь он хоть на дюйм крупнее, он бы просто разорвал его пополам. От гарпуна тянулась длинная якорная цепь, уходящая в бесконечную тень. Туда, где проглядывались горные зубцы.

Не теряя времени, цепь натянулась и затем резко рванула, с враждебно настроенной силой. Марк кубарем перелетел несколько метров, вновь почувствовав свой бренный вес. Кто-то подсек свою рыбешку, издевалось подлое сознание. Цепь опустилась и снова натянулась, издавая при этом самые омерзительные скрипы и звон подпорченного временем железа. Теперь она уволакивала жалкую душонку с безумно нарастающей скоростью. Все быстрее и быстрее в черный бездонный проход далекой мрачной скалы. Вслед за Марком бешено бежали и довольно повизгивали все те же пять поганых тварей во главе со своим вожаком. Иногда кто-нибудь из них пытался цапнуть его, рвануть от него кусок, когда удавалось приблизиться. Поневоле почувствуешь себя чучелом кролика на собачьих бегах.

У нашего героя растаяли все сомнения, что этот новый поворот в его злоключениях и есть та жирная точка во всем повествовании его жизни. Уже после, ничего не исправишь, не повернешь вспять. Ледяной ужас его съежившейся души был колоссальный. Откуда он взялся? Почему он такой глубокий? Казалось, воспарявший разум в безумном отчаянии пытался сопротивляться приближению к черной дыре. Душа рвалась сама по себе в обратную сторону, будто струны натягивая жилы. Неужели этот страх был связан с особым чувством? Неужто он продиктован более глубоким уровнем сознания, уже наученным, знакомым с мрачным продолжением событий? Вот где, значит, прячется настоящий ужас, вытягивающий боль из всех сухожилий, подумал Марк.

Оставалась еще сотня-другая метров до черных ворот кромешного ада в скале, за которыми уже не будет ничего, на что стоит надеяться. Марк мысленно взмолился богу, которого он всей душой, каждой клеточкой своего организма ненавидел до последней секунды. Против кого он был готов стоять до своего ничтожного издыхания. Неужели я заслужил это, неужели не был достоин быть счастливым? Разве я не пытался, не боролся супротив зла… За что?..

И тут что-то большое, сильное и тяжелое начало разгораться за горизонтом. Оно становилось все ярче и ярче, пока не достигло ослепляющей силы и будто бы замерло в своем апогее. Собаки бросили преследование и, ускорив свой бег, молнией помчались мимо Марка. Молча, не оборачиваясь, лишь бы успеть добраться до дыры. Будто это была световая вспышка ядерного удара, а за ней гналась губительная взрывная волна. Так они и исчезли в черном проеме, казавшемся теперь еще чернее на фоне сверкающей белизны снега. Цепь же перестала тянуть и даже обвисла, оставив нашего героя лежащим на боку, с гарпуном, торчащим из грудной клетки.

Марк начал приходить в себя. И вместе с тем, еще явственнее ощущать тяжесть своего тела и пилящую боль во всех израненных конечностях. Всеохватный ужас же сменился на душераздирающее любопытство. Черт возьми, думал он, что происходит? Я еще живой? Нужно обязательно узнать, любой ценой увидеть, что это за странный свет остановил мою погибель.

Забыв про свой обрубок, он пытался приподняться и поглядеть на источник своего спасения. Но силы давно покинули его тело. Попытки оторвать от земли массивный гарпун оказались тщетными.

Но Марк не сдавался. Рывками, через боль, опираясь головой в промерзшую землю, он повернулся лицом к очагу событий. Но увидел лишь яркий теплый свет, который растворял в себе что-то еще, чему трудно было дать описание, в ослепляющей белизне.

Марк приложил пережеванную кисть уцелевшей руки к глазам и сквозь щель между пальцев различил какую-то мощную фигуру. Фигура что-то произнесла сильным спокойным голосом, сотрясающим землю и эхом ушедшим в черный проем. Но что именно, Марк разобрать не смог. Сам язык был вроде и знакомым и не знакомым одновременно. Что-то он вроде уже слышал раньше, но давно позабыл.

Было и недовольство, и разочарование в речах. Подобное, наверное, слышишь от своего строгого отца, когда ты не оправдал сразу всех его надежд. Фигура постояла еще несколько секунд, затем резко развернулась и ушла в свет. Затем и свет исчез во тьме.

***

Марк очнулся в своем номере, залитый ледяным потом и давящей болью в груди. Сердце ломило так, будто оно перекачивало ртуть вместо крови, сжимаясь на своем последнем издыхании. Холодно, очень холодно, и боже, опять этот глупый монах! Что, черт возьми, он здесь делает? Наверное, это тоже сон, решил Марк и невольно провалился в забытье.

***

В следующий раз Марк пробудился к полудню, когда солнце проникло в щель между занавесками и принялось самым наглым образом досаждать своим пребыванием. Едва разлепив глаза, он заподозрил некую новизну в обстановке. Что-то было этим днем не так, вопреки обычному порядку. И внутренние ощущения вторили этим подозрениям.

Марк пытался вспомнить вчерашний день, но едва ворочающиеся мысли казались сегодня неподъемными. Еще хуже было с головой, которая отзывалась болью на каждое еле заметное движение. Ценой невероятных усилий Марк полностью разлепил глаза, оторвал тело от кровати и наконец оглянулся.

Вы даже представить себе не можете, насколько это необычно обнаружить себя на больничной кровати, потеряв связь с прошлыми событиями. Хотя Марк уже не первый раз переживал похожие приключения, но привычку к подобным подаркам судьбы он так и не заимел. Сейчас он с любопытством разглядывал окружавшую его унылую отделку провинциального госпиталя. Но хуже всего оказалось обнаружить монаха, сидящего в кресле у изголовья кровати и выпятившегося на него своим омерзительно сочувственным взглядом. Все-таки мне не приснилось – первое, что мелькнуло в голове Марка.

– Ну что, живой? – спросил монах.

– Холод собачий, – ответил Марк, заметив, что его трясет.

– Каждый день, когда ты просыпаешься, ты рождаешься вновь!

– Пошел бы ты, – ответил ему Марк, хотя и грубо, но не выражая и доли враждебности. – Какого черта вообще ты здесь делаешь, позволь спросить?

– Ты хорошо помнишь недавний вечер двое суток назад? – спокойно спросил монах в ответ.

– Я что, здесь уже двое суток? – удивился Марк.

– И половину дня!

– Черт возьми. Должно быть, я тогда здорово перебрал. Даже думать больно, – ответил Марк, сделав попытку вспомнить предшествующие события. И уже начиная заворачиваться в одеяло от пронизывающего холода, он с неподдельным удивлением обнаружил, что запястья плотно перебинтованы и отдают резкой болью, стоит лишь шевельнуть ими.

– Что это за ерунда с моими руками? Твоя работа?

– Изначально ты сам постарался. Я лишь помог тебе сегодня проснуться.

– О черт, нет! Лучше бы я умер, так голова болит, – сетовал в ответ Марк, быстро потеряв интерес к своим рукам. Все равно никуда они не денутся.

– Я принес кое-что поесть и… некоторые снадобья, – протянул монах. – Ты потерял много крови, потому будет полезным, если я пригляжу за тобой.

– Лучше бы ты меня оставил одного. Я не привык, когда за мной следят. Тем более во время сна. Никуда я не денусь.

– Конечно, я могу тебя оставить. Но лишь на время и если ты примешь лекарства.

– Все что угодно, только, пожалуйста…

***

Немного позже Марк силился вспомнить, как тот злополучный вечер заставил его стать пациентом замшелой китайской больницы.

Наспех склеенные клочки воспоминаний поначалу его обрадовали. Даже что-то теплое появилось в заледеневшей груди. Ведь здесь он пересек ту самую черту, до которой уже не мечтал добраться. Наконец-то дело сдвинулось с мертвой точки, и скоро все придет к логическому завершению. Пусть первые итоги оказались не самыми желанным, но сейчас он хоть в чем-то был уверен. По крайней мере, в большей степени, чем раньше.

Жаль, конечно, что с первого раза у него ничего не вышло. Но начало положено. Нужно всего лишь прийти в себя, набраться сил и наконец довести дело до развязки.

Но воспоминания обрастали новыми подробностями, и вместе с ними первоначальная оценка произошедших событий оказалась не столь однозначной. Трудно не согласиться с той истиной, что, переживая какой-либо новый опыт, ты получаешь определенную долю мудрости, даже с самой неожиданной стороны. Так и в противовес губительным мыслям Марка добавилось кое-что новенькое, что намертво засело в его разуме и заставило сердце екнуть, а тело вздрогнуть от пробежавшего холодка. И дело было даже не в страхе, не в опыте, но в чем-то, что обладало невероятной силой и властью над ним, с чем следовало бы теперь считаться.

***

Хронология событий мало-помалу восстановилась в голове и позже сложилась в довольно отчетливую картину.

После горячей встречи с монахом Марк вернулся в свой номер, переоделся в любимый костюм и отправился на торжественный ужин. Там он заказал невероятное разнообразие блюд и алкогольных напитков, осилить которые удалось лишь за пару часов. Пришлось даже разок освободить место в желудке, чтобы достичь полного удовлетворения. Что-то оттягивало его от не самого приятного дела, навязывая продегустировать что-нибудь экзотическое. Ах, какой был волшебный вкус у еды! И почему я раньше не замечал этого, думал Марк.

Но ритуал последнего ужина был пройден. После чего он вновь перебрался в свой номер и принялся рыться по всем закоулкам, где Курт мог оставить заначку. Пришлось обыскать всю мягкую мебель и переставить ящики, что были в комнате, но злополучных патронов нигде не оказалось. Так вот откуда такое пренебрежение у поклонников холодного оружия к огнестрельному, возникла у Марка мысль. Придется придумать что-нибудь еще, решил он, напрягая мозги, как все-таки ему выкрутиться из сложившейся ситуации.

Пик злобы уже значительно притупился. Этому поспособствовало и сытость, и опьянение. Но вселенская обида не давала взглянуть на мир всеохватным взглядом. Выход виделся только один, суженный до размера отверстия ствола пистолета. Но тот оказался самой бесполезной железякой в мире.

Марк вытащил пакет из корзины для мусора и надел его на голову. Чтобы пакет не пропускал воздух, он два раза обмотал его шарфом вокруг шеи и затянул в узел. Осталось только развалиться в кресле, ждать и терпеть. Желтоватый полупрозрачный пакет то приближался, то отдалялся, то приближался, то вновь отдалялся, издавая при этом раздражающий шелест. К неудовольствию Марка, свободное пространство в пакете уменьшалось от вдоха к вдоху, и вот он уже противно залепляет рот и ноздри. Последние глотки разреженного воздуха вообще дались наполовину. Марк злобно разорвал пакет, проклиная злую шутку судьбы, достал сигареты и сделал небольшой перерыв. Так дело далеко не уйдет.

Были еще пакеты в его чемодане, гораздо объемнее того, что саботировал первую попытку, а значит, еще теплилась надежда достичь успеха. Марк подобрал подходящий и на сей раз оставил гораздо больше свободного пространства внутри. Начало выглядело многообещающим. Пакет также шумно раздувался и опускался с его вдохом. Дыхание становилось все глубже и быстрее. По лбу скатывались крупные капли пота, а легкие работали как поршни двигателя внутреннего сгорания, ритмично и мощно. В голове вороные скакуны мыслей бежали кто куда, несвязанно, клочками, от места к месту. Еще чуть-чуть, и начнется асфиксия, еще пару минут, и он начнет терять связь с миром, с этой глупой никчемной реальностью. Но что происходит, черт возьми!? В дверь постучали, и затем прозвучал знакомый голос горничной на ломаном английском языке с предложением убраться в номере.

Марк злобно разорвал пакет и досадно швырнул шарф на пол.

– Проваливай! – рявкнул он. – Оставьте меня в покое, хотя бы сегодня, черт возьми!

Но причиной сорванной попытки была отнюдь не горничная. Слишком долго, слишком много мыслей, слишком глупый для меня способ, позволяющий делать отступления. Я жалкий трус и слабак, и таким путем мне не достичь успеха. Но стоит попробовать кое-что понадежнее, по старинке, заключил Марк.

Он налил горячую воду в ванну, разделся и лег в нее, прихватив перочинный швейцарский нож. Хоть не бритва, но тоже довольно острый, прикинул он в уме. По одному он вытащил каждое лезвие и внимательно осмотрел их на предмет соответствия его новым задумкам.

Для начала стоило бы расслабиться немного и, не думая о самом плохом, насладиться приятностями остатков жизни. Все равно скоро все будет по-моему, обещал он сам себе. Надеюсь, я увижу тебя, моя милая Ангела. Только тебя, и никого больше. Хотя последнее время он до первобытного ужаса избегал воспоминаний о ней, из-за следовавших затем мук совести.