Отзывы на книгу «Детство», страница 3

Мне кажется, трилогию Дитлевсен надо читать вместо Ильяхова, чтобы понять, что такое хороший текст. Язык простой, не витиеватый, оттого действует, как топор – мгновенно. Тове – писатель от Бога, которому легче умереть, чем не писать.

Детство, юность, зависимость – девочка, девушка, женщина, писательница, мать и наркоманка. Боль, сила и талант. Драма закипает по нарастающей – если «Детство» наивно и открыто, уязвимо, то «Юность» полна надежд и разочарований, а «Зависимость» почти непереносимо мучительна.

Тове Дитлевсен, честно рассказавшая о своей жизни, – датская писательница, про которую еще недавно никто не помнил. Не потому, что неважная, а потому, что 20-й век вообще не церемонился с талантливыми женщинами. Очередная волна феминизма выбросила Тове на сушу, и она вдруг проросла, обрела голос. И это прекрасно – это одна из лучших книг, с которых я начала этот год.

«Детство никогда не бывает впору. Только когда оно отпадает, как мёртвая кожа, о нём можно спокойно рассуждать и говорить, как о пережитой болезни»

Возрастная трилогия датской писательницы Тове Дитлевсен, судя по первому тому, в корне отличается от всей подобной мировой литературы, осмысляющей процесс взросления и становления личности. Вместо обаятельного толстовского Николеньки, мы видим несуразную Тове, и для неё детство не уютный мирок, а гроб, из которого без посторонней помощи не выбраться. Каждый выкарабкавшийся на всю жизнь получает ссадины, шрамы и кровоподтёки. Только не подумайте, что в «Детстве» вас ждёт исключительно северо-европейская чернуха начала века с насилием над детьми на каждой странице, посыл Дитлевсен заключается в том, что детство – это в том числе травмирующий опыт, а не исключительно благостная жизнь среди игрушек и сладостей с нуля до пубертата.

Детство Тове – раздражающее взрослых состояние «недо-». Девочка не ровня старшему брату, мать смотрит на неё сверху вниз, словно бы вопрошая «ну когда же ты уже вырастешь?». Быть всего лишь ребёнком – хуже некуда. Быть ребёнком, которому его детство не по размеру, словно пальто с чужого плеча – вообще труба.

Тове Дитлевсен знала, что если описать свой опыт, то его обязательно кто-то поймёт и разделит. Поняли. Разделили. Не мать, не отец и не брат. Не те, от кого ждёшь понимания и поддержки в первую очередь. Но тысячи людей со всего мира. Тысячи взрослых с детскими отметинами на теле. Тысячи бывших детей, что не забыли…

С одной стороны, вроде бы достаточно простая и бытовая история: обычное детство обычного ребенка. Но вот то, как это написано, меня буквально заворожило. Это оказалось очень атмосферно и завораживающе, хотя говорится о не самых симпатичных вещах. Это очень скандинавская книга по настроению: грусть, одиночество, тоска. Но при этом написано так, что оторваться от текста сложно. Формулировки очень красивы и неожиданны:

Время шло, и детство становилось тонким и плоским, как бумага. Оно было уставшим и изношенным, и в трудные моменты казалось, что оно не продержится до моего взросления

Такое восприятие детства, как чего-то отдельного, натянутого на человека, имеющего собственный вкус и аромат, очень непривычно, но в то же время притягательно. Можно попробовать посмотреть, а какое детство было у меня. Если пытаться мыслить такими категориями, то я бы сказала, что плотное и ладно скроенное по моей фигуре. Поэтому как жить в неподходящем детстве, я представляю себе с большим трудом. Но книга тем и хороша, что можно прикоснуться к жизни другого человека, проникнуться его чувствами и ощущениями. Именно яркость и необычность образов в сочетании с детским восприятием окружающего мира создали тот эмоциональный фон, который позволил мне погрузиться в жизнь Тове и сопереживать ей.

Уж не знаю, почему эту историю издают в виде трех тонюсеньких книг, когда как это единое произведение, которое просто не возможно представить разделенным. И дело не в том, что трилогию нельзя читать в произвольном порядке или кусками, просто в этой истории единый путь — это нить, пронизывающая жизнь от начала к концу.

Написано невероятно красиво: слог легкий и поэтичный. Сама история ощущается практически прозрачной: звучит пронзительно честно и искренне, здесь говорят о самом сокровенном. Тове как будто не боится осуждения. Вот она я — такая, какая есть. И делайте с эти, что хотите: гоните, принимайте.

Для меня первые две части: "Детство" и "Юность", — похожи, плавно перетекают одна в другую. Они как будто светятся внутренним светом, как бы сложна жизнь ни была. Они полны кусочков жизни, эмоций. Однако Тове, кажется, просто ждет, когда же их наконец-то можно будет откинуть, пережить и забыть. Она стремится вперед, а не живет сегодняшним днем; в настоящем ее ожидают только разочарования. И так всегда. Она никогда не находится там, где ей хочется находиться.

А вот "Зависимость" стоит особняком (что конечно же не значит, что она никак не связана с предыдущими частями). В целом она показалась более сюжетной. Атмосферно эта часть очень тяжелая, вязкая, болезненная и пугающая (я не смогла читать ее подряд, приходилось делать перерывы). Но именно в конце этой части, как мне кажется, Тове находит свое место.

«Детство» - идеально выверенные мемуары. Такой короткий роман, а какие душащие, тяжелые эмоции там спрятаны. ⠀ Тове живет в Копенгагене. Мать ее не любит («это последняя пара обуви, которую ты от нас получишь»). Отец не всегда замечает дочь, занят политическими играми. Брат несчастен и угрюм. Подружка Рут пропадает и не возвращается, как и маленькое, несчастное, бесцветное детство героини. Что остаётся ребёнку? Писать стихи и надеяться на лучшее. ⠀ Читаешь роман с наслаждением от слога; цепляешься за детали, за мудрые размышления. Тове учится наблюдая: она видит несовершенства родителей, чувствует эмоциональную отчужденность, замечает грязь улиц и пороки соседей. ⠀ Я хочу со временем приобрести роман и перечитать. Скажу кратко: этот текст - пример для писателей, как можно аккуратно создать историю, избегая ненужных эпизодов и лишних слов.

Пронзительная книга. Вот так обычно: книга так сильно трогает тебя, что ты можешь только задыхаясь пытаться что-то о ней сказать, но голос тебе отказывает. Наивная вера, что детство - лучшая пора жизни, сталкивается с правдой всякий раз, когда начинаешь о нем задумываться дольше безопасных пары секунд. Но стоит скользнуть по нему случайным, но реальным воспоминанием, и понимаешь, что ностальгический флёр растворяется и обнажает жестокую истину: детство - тяжелое и суровое время. А если начать вспоминать все события своего детства по порядку? Ничего более безрадостного нельзя и представить. Конечно, не у всех детство сопряжено с реальными тяготами жизни - бедностью, насилием, трагедиями. Но, мне кажется, в первую очередь, детские травмы имеют чисто психологическую основу. Если ребенок более нежный, впечатлительный или нервный, чем все прочие, то не трудно догадаться, что и сложности взросления он будет переживать острее. И если ты считаешь, что был таким ребенком, то объяснимо, что истории чужого детства тебя тронут до глубины души. Тове Дитлевсен пишет не просто о детстве и не просто о несчастном детстве. Она пишет о детстве так, будто вырезает его образ из цельного куска скалы четкими, заостренными движениями. Её слова отстукивают ритм словно капли воды в пустом гроте - оглушительно и чисто. Она пишет так просто, но кажется, что слова ровно на своем месте и иначе быть не могло. И это прекрасно и душераздирающе. Но меня удивляет, что несмотря на все проблемы, все переживания и всё отвращение к своему детству, Тове не хочет взрослеть. А возможно, этого не хочет уже та - повзрослевшая Тове, которая написала эту книгу? Потому что она знает, что ее ждёт дальше?

И я не могу избавиться от навязчивого сравнения с другой.

Моим стихам, написанным так рано, Что и не знала я, что я — поэт, Сорвавшимся, как брызги из фонтана, Как искры из ракет,

Ворвавшимся, как маленькие черти, В святилище, где сон и фимиам, Моим стихам о юности и смерти, — Нечитанным стихам!

Разбросанным в пыли по магазинам, Где их никто не брал и не берет, Моим стихам, как драгоценным винам, Настанет свой черед

Все мы родом из детства. Правда, мало кто из нас может со спокойной душой и чистой совестью бесконечно напевать себе под нос «куда уходит детство, в какие города?»…

Потому что оно не уходит. Оно всегда в нас, навеки запечатанное внутри, пока не сядешь и не начнешь его нарочно откапывать, как ранку расчесывать, до крови.

У Тове Дитлевсен с этими манипуляциями вышло любопытно. Причем так, что чувства ребенка, растущего в 30-х, ничем особо не отличаются от чувств ребенка конца 80-х, например.

Когда хочется себе жизнь соседской девочки, когда мама – далекая, холодная звезда на душевной орбите ближних. Когда папа – это порыв и книги. Когда не плачешь на похоронах и оттого ужасаешься себе, когда ты мечтатель, а жизнь требует от тебя реализма и прагматизма. Когда ты – это про стихи, про «хочу», про «когда же уже». Когда богатый дядя внезапно жмот, а грудь у всех уже давно больше. Когда одеяло пахнет чистотой и покойной бабушкой… и ты наконец понимаешь и, конечно, теперь уж плачешь.

Между двумя войнами расти было трудно, пусть и в Копенгагене. На соплях держалось всё, масса семей пострадали от безработицы, политической истерии, психологической хрупкости, обыденного пьянства и рухнувших надежд. Остается только расти и ждать. Ждать, когда пойдешь на работу, когда начнешь зарабатывать. Для себя, потому что в одних неудобных ботиночках уже очень давно неприкольно.

У каждого человека своя правда, как у каждого ребёнка – своё детство.

Поэтому не ждите, что именно воспоминания Тове вам откликнутся. Но осколками заденет. Идеализировать, естественно, можно всё, но вырезать личную боль все равно не выйдет.

Ведь…

Детство - оно длинное и тесное, как гроб, и без посторонней помощи из него не выбраться.

А чтобы помочь себе, нужно найти силы на него пристально посмотреть. Вглядеться даже.

Это первая часть трилогии, «Юность» прочту чуть позже.

Резюмируя: странная книга. Но откликается. Но странная.

Детство, из которого хочется вырасти. Правда будущность тоже не вселяет сладких мечтаний о том, как будет прекрасно, скорее грозит подобно жестокой тётке, что покажет, ух, покажет.

В семье Тове чувствует себя одинокой: мать не разделяет её интересов, да и не слишком интересуется эмоциями дочери. Наверное, мечтает скинуть с себя груз семьи и окунуться в лёгкость и бесшабашность. Старший брат видит в ней малявку и девчонку. А отец сочетает отстранённость с одобряемым разделением семьи по половому признаку. Семья не слишком богата, хотя голодать не приходится. Чтение поощряется лишь папой и то не всех книг. Судьба же Тове - удачно выйти замуж и растить своих детей, а не писательство, как фантазирует сама девочка.

Написано красиво и так тяжело, что хочется чего-нибудь хорошего: фильма, огня, сладкого. А вместо этого на плечи давит груз чужого детства, не похожего на все добрые истории, серого, сумрачного и фактурного. Вчитываясь в строчки, словно видишь породивший сказки Роальда Даля быт. Фразы кристально чистые, острые и холодные. "Детство" кончится, но вся мучительность не исчезнет по мановению волшебной палочки

Автофикшн — новый для меня жанр, но чрезвычайно популярный.

Первая книга из цикла «Копенгагенская трилогия» знакомит нас с автогероиней, Тове, которая живет свою обычную жизнь, пытается понять маму, читает книжки, подмечает много деталей о происходящем в её семье и в семьях соседей, с людьми, с которыми она знакома целую жизнь. Тове пишет стихи и даже показывает их брату. Тове кажется очень отстраненной и иногда — очень несчастной, но она не говорит об этом прямо, она позволяет читателю считывать историю своей жизни так, как читателю вздумается, и сама не дает никаких оценок происходящему.

Тове растет в бедной семье. Старший брат её, едва закончив школу, сразу идёт работать туда, где опасные условия труда, да и сама девочка не видит в своей жизни ничего радужного, пусть и не смешивает все краски с черным. Для меня эта книга оказалась близкой и довольно болезненной. Несмотря на разницу в возрасте и разных условиях воспитания, я ощущаю с автогероиней родство, общую сломленность, взросление с четким представлением, что мечты — одно, а жизнь — совершенно другое.

Книга не кажется мне мотивирующей, но в ней есть что-то, что позволяет мне смотреть и на собственную жизнь чуть глубже. И так как будто обретает новые краски, без которых невозможно нормально функционировать и получать от жизни удовольствие.