Старый моряк не ждал ответа, а трактирщик не нашёл слова сочувствия и лишь пожал плечами, но сделал окружающим жест, чтобы никто не тревожил старого моряка.

К удовольствию Джилла его нерадивая служанка в этот вечер ни с кем не ругалась и прилежно доработала до закрытия заведения, а потом вместе с малышкой Эйлс принялась наводить в трактире порядок, какого давно не было. Заглянув ночью в зал, он с удивлением увидел, как Джинти отскабливает стойку трактира. Джилл ведь уже устал просить её об этом. Стойка так была измазана жиром, что на свету блестела точно лакированая. А тут Джинти как-то неистово увлеклась работой, так, что даже и не заметила присутствия хозяина. Возможно, её усердие объяснялось тем, что, узнав о поисках Джиллом новой прислуги, женщина испугалась за своё место. Трактирщик не стал мешать и тихо вышел из зала.

«Ну и хорошо, что так», – решил он про себя.

Следующим утром в заведении Джилла появилась Раита, молодая, симпатичная девушка-туземка из племени маори. Со времени основания Окленд оставался преимущественно европейским городом, в котором проживали выходцы из британских островов и колоний. Аборигены маори, прежние единоличные хозяева Новую Зеландию держались в стороне от поселенцев. Европейцы также предпочитали с ними не связываться. Так и получалось, что жили они рядом, но раздельно. Туземцы поклонялись языческим богам, их высокие деревянные тотемы можно было встретить по всему Северному острову. Язык маори состоял из сплошных гласных, непривычно для слуха европейцев. К тому же аборигены пели весьма странные, хотя и мелодичные песни.

Это были люди гордые и воинственные. В своё время их ритуальная хака, когда здоровенные мужчины выстраивались в ряд и с дикими агрессивными криками корчили страшные рожи и размахивали руками, наводила ужас на европейцев. Ко времени основания Окленда войны аборигенов с британцами ушли в прошлое. Племена маори заключили с Англией мир и разрешили выходцам с Британских островов свободно жить на своей земле, и воевали они теперь между собой. В Окленде маори селились большими семьями обособленно от европейцев в городских предместьях, в просторных, крытых пальмовыми листьями хижинах. Когда им предоставлялась такая возможность, маори не отказывались от работы на европейцев и, как правило, шли в услужение – в портовые работники или в услужение.

Недостатка желающих получить место прислуги в Окленде не было. Особенно теперь, когда полгорода пребывало без дела. Каждый день кто-то из приезжих колонистов обязательно заглядывал в заведение Джилла и справлялся, нет ли надобности в работниках. Обычно европейцам отдавали предпочтение. Джилл не страдал расовыми предрассудками, а потом все его последние работники, несмотря на их британское происхождение, оказывались лентяями и мошенниками. Тогда какой в них толк? Или вот Джинти? Поэтому трактирщик решил не отказываться от маори, которые как работники тоже имели не лучшую репутацию среди европейцев: часто опаздывали на работу, ленились и при первой же возможности воровали.

Трактирщик внимательно посмотрел на девушку. Прекрасно сложенная маорийка обладала довольно светлым цветом кожи, так что если бы не несколько широкий нос, то её вполне можно было принять за европейку, итальянку или гречанку. Может, это было бы и хорошо, поскольку среди посетителей заведения могут оказаться те, кто недолюбливает туземцев, и все же виду маорийки Джилл не обрадовался.

«За этой матросы начнут ухлестывать пуще, чем за Джинти», –подумал он про себя.

Молодая красивая девушка выглядела аппетитно. В её густых чёрных волосах красовалась яркая магнолия, что согласно традициям туземцев, означало, что она не замужем. И сама Раита напоминала чудный маорийский цветок. Еще бы такая не понравилась! А что касается нравов маори, то своей распущенностью они хорошо известны.

– Эти люди не ведают греха, европейцы для них как Боги, – рассуждал Джилл, предвидя новые неприятности.

Плавая коком, он много раз высаживался на островах Океании: на Тонга, Ниуэ, Самоа, Маркизах и видел там всякое. Мужья за дешёвые подарки, иногда за пару бусин, носовой платок или самое никчёмное малюсенькое зеркальце, отдавали своих жён и дочерей матросам на утеху, и те, бывало, жили на корабле по несколько дней, пока не надоедали команде. У всех этих островитян было своё очень вольное отношение к морали.

Раиту сопровождал отец, довольно щуплыё, что несвойственно местным туземцам, и более смуглый, чем дочь. Одетый по-маорийски

в юбку из травянистых волокон и смотрелся такой гость в трактире весьма экзотично. Лицо у мужчины было какое-то неправильное и неприветливое. Особенно бросалось в глаза его тело от лба до живота расписанное замысловатыми

татуировками. Раита выглядела по-другому. С большими чёрными глазами, правильными чертами лица и вообще весьма привлекательная. Бедра Раиты опоясывала какая-то яркая цветастая материя, а высокую грудь прикрывала легкая накидка, сверху которой имелось ожерелье из небольших белых ракушек. Несмотря на прохладную погоду, оба они пришли босыми. Никто из них не говорил по-английски, а Джилл не понимал маорийского языка.

Отец Раиты стал сразу требовать деньги и выпивку, тыча пальцем сначала себе в ладонь, а затем на бутылки, и сложно было понять, в качестве кого он предлагает дочь: женщины или служанки. И то правда, многие маорийцы имели репутацию ужасных пьяниц. Джилл раздумывал: не отказаться ли от услуг молодой маори, тем более, что ему совершенно не понравился отец, но всё же молодость и красота Раиты подкупили немолодого трактирщика.

«Выгнать всегда успеется»,– решил он.– «А то, что девчонка такая экзотически красивая привлечёт новых клиентов, раз у меня, как у Джорджи, нет чудесного эля!»

Джилл согласился принять туземку на работу, определив ей место для ночлега в небольшом коридорчике позади кухни. Спать там неудобно, но маори неприхотливы. Место открытое, что тоже хорошо: всегда будет на виду. Так Раита и осталась в трактире.

Джинти приняла новую работницу в штыки. Она обзывала её «глупой обезьяной» и гоняла так, что можно подумать, это она хозяйка трактира, а не Джилл. Раита не понимала оскорблений и показывала завидное терпение и послушание, может потому, что действительно принимала Джинти за хозяйку и жену Джилла. Однако несколько раз пыталась защититься, когда Джинти набрасывалась на неё с кулаками, а однажды даже запустила тарелкой с супом. Со стороны могло показаться, что это кошка гоняется за мышкой. Раита была не только привлекательна, но и очень пластична, так что каждый раз ловко уворачивалась от «старшей прислуги», как себя стала звать Джинти. Правда, Раита совершенно не понимала, что такое означает: «старшая прислуга».

В один из дней Джинти подкараулила Раиту на кухне и попыталась ногтями исцарапать ей лицо. Туземку спасло то, что это увидел Джилл и оттащил от неё злющую «старшую прислугу». После этого сделал Джинти самое строгое внушение, только она его, как всегда, проигнорировала. Другой раз Джинти из-за какого-то пустяка вступила в яростную баталию с новой работницей, но положение спас пастор Джон, молодой настоятель оклендского собора, заглянувший в трактир. Как это ни странно, Джинти уважала пастора и не стала устраивать скандал на его глазах. Пока она услужливо обслуживала священника, Раита успела спрятаться и конфликт удалось погасить.

Джилл стал думать, что может, действительно, Джинти необходимо рассчитать, при всей его жалости к детям. Она никогда не была хорошей работницей, но тут стала совершенно неуправляемой, словно сошла с ума. Чего доброго, ещё прикокошит эту маорийку, и ему придется разбираться с её родственниками. Те потребовали бы от Джилла большой денежный выкуп, как здесь было принято в подобных случаях, а может бы даже убили. Люди они непредсказуемы. Кто скажет: что у них там на уме?

– И в самом деле, почему я должен думать о детях Джинти? – рассуждал Джилл, – рано или поздно их мать обязательно принесёт беду. Я с таким трудом наживал добро не для того, чтобы в один день потерять всё из-за какой-то оборванки.

При том, что Джилла одолевали грустные мысли насчет Джинти, его всё больше успокаивала Раита, которая хотя и была несколько флегматична и неумела, как и все маори, и почти ничего не понимала по-английски, но ходила по пятам за «мистером», как она стала звать своего хозяина, и отличалась дружелюбием по отношению к посетителям. Улыбалась и говорила хотя и непонятные слова, но красивые. К тому же, в отличие от Джинти, никуда не отлучалась, всегда находилась рядом, и вела себя вполне целомудренно. И всё же Джиллу постоянно приходилось поглядывать за ней, чтобы оградить юную маори от назойливых приставаний со стороны посетителей, которые пытались, к дикой ревности Джинти, то ущипнуть её, то усадить к себе на колени, то поцеловать. При том, что сама Раита никаких поводов к такому отношению не давала.

В общем Джилл обрёл помощницу, но забот от этого меньше не стало.

Последующие несколько дней не принесли значительных изменений в жизнь города и трактира. Погода не улучшалась, матросы по-прежнему слонялись по городу без денег, а в трактире «старшая прислуга» гоняла «прислугу младшую». Малышка Эйлс, выполняя различные поручения Джилла, всё больше времени проводила на кухне. К радости трактирщика, Джинти охладела к своим мерзким дружкам, и похоже, нашла утешение у старого корабельного плотника, в чуланчик к которому стала постоянно захаживать, и где проводила немало времени. Иногда Джинти приносила старине Тому что-нибудь поесть, какой-нибудь пирог, могла угостить порцией эля, но чаще заходила без всякого повода. Выяснилось, что они земляки и жили когда-то в Шотландии, в Абердине, городе на берегу Северного моря. Правда, когда Том покинул Шотландию, Джинти ещё не родилась. Тем не менее, каким-то чудом, там в Абердине, по их воспоминаниям городе большом, как Эдинбург или даже Лондон, у них нашлось несколько общих знакомых. Они даже жили, хоть и в разное время, но недалеко друг от друга – в портовой части города.

Джинти поведала корабельному плотнику, что её мать происходила из знатной обеспеченной семьи, уважаемой в городе. Жили они в большом красивом доме в центре Абердина. Дед Джинти – известный в городе таможенник, гроза местных контрабандистов, имел немалый капитал, на который, как уверяла Джинти, можно купить половину Окленда. От важности при этих словах служанка цокала языком! Мать её воспитывалась в строгости и была послушной дочерью своих родителей, но однажды повстречалась в Абердине с одним старшим матросом. Случилось это когда девушка возвращалась с рынка и неожиданно споткнулась на мостовой. Такой злой рок. По всей улице разлетелись овощи из её корзинки. Проходивший мимо матрос помог девушке собрать покупки. Так вот и познакомились. После матрос проводил её до дома. Этого оказалось достаточно для того, чтобы невинная домашняя девочка влюбилась без памяти. Матрос назвался Робертом Коксом. Говорил, что приходится дальним родственником известного английского капитана и что сам родом из Глазго. Скорее всего, врал. Матросы так часто делают. А ведь сколько раз девушку предупреждали, что морякам нельзя верить. Но в её глазах этот самый Роберт Кокс выглядел настоящим героем и самым честным парнем на свете! Бедная глупенькая девочка!

– Гулять они любили. Облюбовали тихое безлюдное место возле собора Святого Махара, ты знаешь, где. Там проводили много времени. Целовались в тени огромного дуба. Вероятно, он и сейчас там растёт. Мать рассказывала, что матрос был большим. Я думаю, может, как ты или нет: ты побольше будешь. А ещё имел густую шевелюру. Одним словом, красавчик. Мать ждала, что он сделает ей предложение, но вместо этого в один из дней моряк исчез. Даже не предупредил ни о чём. Мать долго потом бегала на пристань и высматривала своего возлюбленного негодяя. Долго верила, что матрос объявится, искала ему оправдания, но .... Той осенью … в память о моряке родилась я. Мама сильно горевала. Она не могла забыть любимого мужчину и всё ждала, что он вернётся. Только моряк исчез навсегда.

Корабельный плотник ухмыльнулся. Чего было ждать от матроса, случайно оказавшегося в их городе, который просто, когда подвернулся случай, решил позабавиться с невинной девушкой? И разве он сам не поступал так много раз?

Как рассказала Джинти, впоследствии её мать удачно вышла замуж за немолодого вдовца, который держал в центре Абердина книжную лавку с небольшим доходом. Выбирать не приходилось. Может, о девушке и ходила дурная слава после истории с моряком, но она выглядела прехорошенькой и вдовцу понравилась. Ну, а потом, вероятно, сказался авторитет и состояние её отца – деда Джинти, который не пожалел денег чтобы устроить счастье дочери. Казалось, этот брак помог всем. Вдовец упрочил дела в лавке и даже расширил торговлю, а мать Джинти после замужества превратилась в настоящую леди. А вот свою дочь, чтобы прекратить лишние разговоры, с глаз долой отправила на воспитание в бездетную семью старшего брата, который спустя несколько лет увёз девочку в Австралию, в Квинсленд. Так вот и получилось, что Джинти разлучили с матерью, и она оказалась единственной пострадавшей от этой сделки.

Мать, по всей видимости, дочь забыла. Наверное, женщину можно понять. Она нашла утешение в новом браке и не хотела лишних напоминаний о горьком прошлом. Кто из нас не совершал в молодости ошибок? Джинти не могла припомнить, чтобы мать как-то о ней справлялась. Самой же Джинти не хватало матери, которую она совершенно не помнила и которую так никто не смог ей заменить. Она долго надеялась, что когда-нибудь мать объявится и пригласит её к себе. Но все ожидания оказались напрасными. Джинти разрыдалась, когда рассказывала Тому про мать. Вся эта история выжигала её изнутри.

Впрочем, поначалу, жизнь Джиинти складывалась не столь драматично. Дядя оказался на редкость порядочным человеком. Он хорошо относился к племяннице, чего не скажешь о его жене, и со временем стал для Джинти настоящим отцом. Он называл её «моя девочка», служил ей добрым наставником, часто делал подарки и отдал учиться в хорошую школу. Казалось, все беды ушли в прошлое, но однажды дядя поехал по каким-то делам на рудник в Северную Австралию, где скоропостижно умер от страшной болезни. Джинти тогда исполнилось шестнадцать лет. А потом… Что было дальше? Тётке она оказалась не нужна, и та быстро указала девушке на дверь. Впрочем, у Джинти уже тогда хватало ухажёров. Она быстро выскочила замуж. Доброго советчика, кто бы отговорил Джинти от опрометчивого шага не нашлось. Семьи не получилось…

Мужем её стал начинающий фермер-недотёпа, которому Джинти родила Эйлс. Жили в скромном бунгало недалеко от Хобарта на Тасмании, куда поехали за бесплатной землей, которую тогда выделяли английские колониальные власти. Только продолжительные засухи из года в год губили весь урожай, так что молодые супруги не вылезали из долгов и голодали. Чуть ли не мышами и кузнечиками питались. Потом фермеру надоело жить в беспросветной нужде, он бросил семью, или Джинти вместе с дочерью бежала от кредиторов в Новую Зеландию. Её было трудно понять. Джинти каждый раз рассказывала эту историю по-разному. Многое привирала. Так или иначе женщина волею судьбы оказалась на самом краю света, в Окленде, где родила ещё неизвестно от кого двух мальчишек.

– Окленд очень маленький город, не то, что Абердин, – любила приговаривать Джинти. Здесь ей не нравилось. Но дальше ехать уже некуда и возвращаться тоже некуда. Так вот она здесь и застряла.

Старый Том пытался её как-то утешать.

– Ты ещё молодая. Всё не поздно поправить, – уговаривал он Джинти, только она отмахивалась.

– Видела бы моя мать, чем я тут занимаюсь! Разве я это заслужила? – сокрушалась несчастливая прислуга, – Наверное, такая моя судьба. Никому я не нужна на этом свете. И ничего уже не изменишь!

За свою жизнь старый моряк слышал тысячи историй, подобных Джинти. Том сам мог рассказать, как почти случайно отправился в море, оставив в Абердине любимую девушку. Она тоже происходила из приличной семьи, и он гулял с ней у собора Святого Махара, но кто в Абердине не знает это место и этот потаённый уголок с огромным дубом? Туда часто приходят влюбленные. А потом ушёл в море. Всё случилось неожиданно. Тома подрядили сопровождать партию древесины в Гулль. Думал, возвратиться спустя неделю. Парню и в голову не приходило, что в Абердин он может больше уже никогда не вернуться. В Гулле судовладелец предложил ещё один выгодный рейс, и корабль пошёл дальше, в Брайтон, на юг Англии. И чем больше проходило времени, тем всё больше беспечный моряк отдалялся от родного дома. Это, как говорят, кому что на роду написано.

Думал ли старина Том, что стало с его возлюбленной? Сейчас он даже не мог вспомнить, как её звали: Лесли, Люси, а может Лилас? Встреть девушку спустя столько лет, он бы не узнал её. Лицо возлюбленной исчезло из памяти. Запомнились хрупкая фигурка, тоненький нежный голосок и густые рыжие, словно огненные, волосы…

После нескольких лет странствий Том оказался в Кейптауне без денег и без работы. Его судовладелец прогорел. И уже там, в южной Африке, Том в качестве корабельного плотника присоединился к команде легендарного капитана Джона Найта. В памяти Тома он остался настоящим командиром, не как эти, «офицеры солёной банки». С капитаном Найтом Том дважды обогнул земной шар, побывал во многих странах и городах. Сколько у корабельного плотника там было женщин? Ведь не зря моряки говорят, что у них в каждом порту своя жена! А сколько бед во время странствий пришлось пережить? Корабельный плотник едва не умер от малярии на Ямайке, куда корабль отправился за партией рома и где две недели он провел в беспамятстве. Потом в Гайане едва не утонул в болотах. Теперь и не вспомнить, что их туда понесло. Совершенно гиблое место!

Старый моряк мог бы многое рассказать о пиратах, напавших на «Спай» в Молуккском проливе. В память об этом на его плече был хорошо виден большой рубец. И как корабль застрял у острова Сокотра, где команда умирала от жажды и голода. Ещё про то, как «Спай» во время страшного шторма пошёл на дно в районе Черных островов, как они потеряли капитана Найта и больше недели без воды и еды он вместе с двумя другими матросами дрейфовал на плоту в открытом океане. От голода они готовились тянуть жребий, решая, кто из них будет съеден своими товарищами, когда на горизонте показались острова Фиджи. Моряки ждали отдыха и еды, а оказались в плену у дикарей-каннибалов. Уже разгорался ритуальный огонь, и Том вместе с товарищами, готовился принять смерть, обращаясь с молитвой к Всевышнему, как вмешался местный миссионер, который обратил в христианство вождя племени и уговорил его отпустить пленников. За каждого из них миссионер отрезал по одному своему пальцу, только после этого вождь смилостивился и подарил морякам жизнь. Этого чудаковатого, а может святого, миссионера каннибалы съели самого спустя несколько дней…

Много, много всего повидал Том за время своих многолетних странствий. Пришлось не раз ему выбирать между дьяволом и морской бездной. И вот теперь, после всех этих опасных приключений, он, старый и больной, отвергнут и высажен никчёмной американской китобойной шхуной на берег. На самом краю света.

– А почему тебя называют «гробовщиком»? Разве на кораблях есть гробовщики? – удивилась Джинти.

– На это есть своя история. Море здесь ни при чём. На островах Яп, где мы однажды остановились пополнить запасы, на наш корабль напали тамошние дикари. Их собралось очень много, и они отлично плавали на своих юрких пирогах. Эти островитяне вообще проворные мореплаватели. Так вот, ночью они украли оба наших ялика и много всяких других вещей и повредили корабельный руль. Плыть дальше без шлюпок, да ещё и с неисправным рулём мы не могли. Требовалось разыскать и вернуть украденное имущество и после этого чиниться. В добавок ко всему так получилось, что большая часть команды состояла из необученных матросов, «быков», как их называют на флоте. И такой же боцман – Бацилла.

– Что это значит? Кличка такая?

– Нет, «бацилла» на нашем жаргоне что-то вроде лопуха. Не то чтобы глупый, просто неопытный. Вот такие дела. Что ты сделаешь с такой командой? Вахтенные заснули, вот дикари и разгулялись. Хорошо, что ещё ялики, а не весь корабль утащили. Ну, вот мы и застряли на этих проклятых островах. Вдобавок ко всему наступил сезон дождей. Всё время лило как из ведра. У нескольких матросов началась лихорадка. Так что нам пришлось весьма тяжело на Япе. Тамошние аборигены невероятно воинственны, чуть что, беспричинно нападали на нас и совершенно не боялись смерти. Разыскать и вернуть на корабль украденное, на большом горном острове, заросшим тропическим лесом, оказалось трудной задачей. Нас всюду подстерегали опасности. К тому же в тех лесах водится множество тварей.

– Змей? Ненавижу их.

– Однажды одна из них укусила меня в ногу, и нашему корабельному врачу пришлось спешно отсасывать яд, а то бы я отдал концы. Когда очутились на мысе Балеабат, проклятое место на Япе, нас атаковали несколько сот лучников. Мы попали под град стрел. Хорошо, что у нас имелась пушка. Несколько её залпов усмирили дикарей. Да и потом произошло много всякого. Вот после всех этих приключений мне и пришлось делать гробы. Половину команды схоронили на Япе. Среди них и корабельного врача, который спас мне жизнь. Ремесло гробовщика мне было не в новинку. На весь Абердин мой дед и отец имели славу классных мастеров по этой части и обслуживали чуть ли не полгорода. Самые знатные семейства обращались к нам. Иногда мне приходилось помогать им. Гробы у нас получались удобные для покойников. Правильно, каждый человек имеет право на последний приют, где бы ему было хорошо. Отец мечтал, что когда-нибудь я наследую фамильное дело. Только я ненавидел гробы, а любил море. Но поскольку мог работать с деревом, стал корабельным плотником. Когда, там на Япе, подвернулся случай вспомнил семейное ремесло. Так что каждый умерший там на острове от ядовитых тварей, заразы и кровожадных дикарей, моими руками обрёл свой последний уютный деревянный домик.

– А мне ты сделаешь красивый гроб? – спросила Джинти.

– Ты слишком молода, да и не хочу я больше этим заниматься. Хватит с меня этого, – отмахнулся Том. – Давай, лучше что-нибудь другое для тебя сделаю. Красивый стул или лавку? Любой узор вырежу. У меня они хорошо получаются. Маори могут позавидовать, куда им с их тотемами! А ты будешь сидеть на моих стульях как самая настоящая королева на троне!

– Спасибо, Том, ты – отличный парень. Только мне этого не надо.

– Вот держи! – Том что-то всунул ей в руку.

– Надо же, ложка! Деревянная. Неужели сейчас сделал?

– А ты думала, когда?! Пока рассказывал. Просто не заметила. В своё время меня этому один русский научил. Мы плавали вместе. Они там в своей Сибири тоже умеют с деревом работать. Хороший этот парень, русский… Впрочем, с кем я только не плавал. В нашей команде были даже чернокожие. Ещё китайцы. Их баркас затонул в районе Парасельских островов во время шторма. После мы их, оголодавших, подобрали с необитаемого атолла. И никто в команде никого не обижал. В нашем кубрике место находилось всем, ели из одних мисок. Такое вот морское братство сложилось в команде капитана Найта.

–Давай я приведу тебя в порядок, – предложила Джинти,– Ты, вон, грязный, и весь зарос, джунгли на голове. Выглядишь как какой-то дикий зверь. Испугаться можно! А на самом деле – добрый и красивый!

– Да ладно, нашла красавца! Вечером на улице попадёшься – сама испугаешься!

– Такого испугаюсь, а подстригу и отмою, превратишься в лучшего жениха на весь Окленд. Все местные дамы твоими будут. Жениться сможешь!

– Скажешь тоже! Если только на жабе какой жениться, но и та откажется!

– Ты на себя наговариваешь. Я как тебя увидела, сразу поняла, что ты хороший.

Этим внезапным отношениям Джилл не переставал удивляться. Его нерадивая работница обстирала постояльца и даже аккуратно заштопала дырки на его одежде. После расчесала и красиво подстригла его волосы. И вдобавок ко всему, под воротник его шотландской рубахи повязала свой платок.

– Не надо, Джинти. Он тебе самой очень идёт, – пытался возражать старый Том, – Ты с этим платком такая симпатичная.

– Ничего-ничего. У меня ещё есть один. Он даже лучше. Неужели думаешь, что я тебе последний отдала?

– Все ты врёшь, Джинти. Нет у тебя никакого другого платка.

– Нет, есть! Ну, Томми…, – жалобно попросила женщина.

– Хорошо, пусть будет, как ты хочешь. Только можно я тебе куплю новый?

– Ладно, ловлю тебя на слове! Ты мне подаришь красивых обнов. В серебряной клетке семь певунов! (Перефразировано Хайнд Хорн в переводе Г.Ефремова) – на распев произнесла Джинти и как-то по-детски, быстро и смешно, поцеловала старого моряка в щёку.

Когда после этого старина Том появился в трактире, все поразились переменам в его облике.

– Выглядишь молодцом. Точно жених! – усмехнулся Джилл, – и помолодел лет на сто!

– А ты что думаешь, и у меня должны быть какие-то радости! – весело ответил корабельный плотник.

Джинти тут же подскочила к старому моряку и демонстративно взяла его под руку. Глядя на эту пару, присутствующие в трактире заулыбались. Как будто бы увидели маленький спектакль. Том и Джинти даже изобразили что-то вроде танца. Получилось смешно.

– Уж не замуж ли она за него собралась? – подумал про себя Джилл, – А что, этот моряк ладный и добрый. И видно, что детей любит. Может действительно у них что-то получится?

Первые дни после своего появления на постоялом дворе у Джилла, корабельный плотник большую часть времени проводил в своей крошечной чуланной комнатке, лишь изредка покидая её, чтобы сходить в порт. Все догадывались, что он пытается найти место на одном из кораблей. Благо из-за непогоды их в оклендской гавани собралось много. Но работы для моряка не находилось. Может, в силу его возраста или по какой-то другой причине. Каждый раз из порта судовой плотник возвращался ни с чем, и сидел грустный за своим столиком в трактире, ни с кем не разговаривая.

– Я мог бы сейчас не работать, поскольку имею средства. Как у нас говорят, боеприпасы в рундуке, – в один из дней неожиданно заговорил он с Джиллом, достав из-под рубахи большой медный ключ, который носил на груди на крепкой металлической цепочке. – Знаешь, приятель, я всю жизнь много трудился и откладывал средства на чёрный день, зная, что когда-нибудь он для меня настанет. Наверное, я даже мог бы купить такой же трактир, как у тебя, а может даже и лучше. Или открыть какое-то другое необременительное дело. И хотя я, как истинный шотландец, жалую виски и джин, но знаю меру. Я всю жизнь прожил скромно и не хочу умереть нищим в какой-нибудь канаве.

– Может, тебе поискать работу в городе? В Окленде хорошие мастера на вес золота, и ты не останешься без дела. Если надо, я помогу рекомендацией, – попытался утешить его Джилл.

– Премного благодарен, приятель. Конечно, я могу устроиться здесь на суше и без твоих хлопот. Сейчас многие строятся, и спрос на плотников большой. Или гробики делать. Только мне нельзя жить без моря. Я всю взрослую жизнь провёл на кораблях. И почти совсем не помню, как жил до этого. По земле ходить не умею. Иду по улице, а меня качает из стороны в сторону, словно я на палубе корабля в болтанку – в открытом и неспокойном море. И заснуть не могу если меня не качает и моря не слышу, плеска набегающих волн!

– С этим здесь всё нормально. Разве из твоего чуланчика не слышно моря?

– Ложусь на кровать, закрываю глаза, вслушиваюсь… Нет, ничего не слышу. Разве ты понимаешь?

Джилл покачал головой. Он тоже всё это испытал и оказался в Окленде, здесь на краю света, по воле случая. Трагического и счастливого. И хотя трактирщик считал, что уже привык жить в городе, который по-своему полюбил, но точно также каждую ночь ему снилось море – бескрайнее и лазуревое. Иногда ночью Джилл выходил во двор и мог долго-долго смотреть на звёздное небо. Ему нравился Южный Крест. И он был совершенно убеждён, что звёзды намного красивее, если смотреть на них с палубы корабля! Джилл хорошо помнил, как ему первое время тяжело переживал без лазуревого моря и этих ярких звёзд на небе.