Читать книгу: «Ты, я и никого больше», страница 11

– Спокойной ночи! – немного переборщив с громкостью, сказал я.

– И тебе! – как-то гулко и непонятно ответила девчонка.

– Зайти к ней? Она одна не выспится ведь.

Задавив преступную хотелку, я зашёл в свою спальню, снял вещи и лёг в кроватку. Шторы специально закрывать не стал. Обычно здесь на улице было светло и шумновато из-за фонарей, редко проезжающих автомобилей, галдящих собак. Сейчас же ничего из этого не было и единственное, что могло бы меня тревожить – одинокий осколок Луны на черном небесном полотне, бессловесно осуждающий меня за всё, что я делаю и думаю. С кровати я её не видел, но знал, что она где-то там и может на меня упасть, чтобы своим серпом отрубить мою пустую голову. Безжизненность обрела звук и тёмную тему. Не было ничего ни слышно, ни видно. Спать не хотелось, сколько бы я ни ворочался и не пытался думать о том, что я в полной безопасности.

По своему дурацкому обыкновению я молча встал и подошёл к окну, затянувшись глубокой мыслью. Когда не спится, я всегда так делаю и иногда даже помогает. Действительность начинает пахнуть не помоями, а какой-то осмысленностью. Смотрю на проезжающие тачки, на мигающие вдали фонари, на бродящих полуночников. Смотрю и думаю о том, куда меня несёт и что ж я с собой такое делаю. Ночью и вправду думается как-то совершенно по-особенному. Наверное, половина мозга уже спит и бодрствует только та часть, которая отвечает за всякие внутренние экзистенциальные штуки. Мне было видно только часть двора, два забора, соседний домик и звёздное небо. Были бы фонари и зашёл бы кто-нибудь, то застал бы меня в наикрутейшей философской позиции – в одних трусах, с заложенными за спину руками и выпрямленной спиной. Думалось о том, что делать дальше, как устраивать совместный быт и не помереть здесь от скуки или от чего-нибудь ещё более глупенького. Я шёпотом себе говорил:

– Ну внатуре. А если у нас у кого-нибудь аппендицит выскочит, то кто его удалит? Я, допустим, Еву разрезать и зашить смогу. Попрактиковаться надо только лишь. Отыскать учебники для студентов медицинского да прочие принадлежности, делать всё по инструкции, как будто торт выпекаешь, и всё получится. А она меня сможет разрезать? Ладно, надо меньше гадости есть и тогда не выскочит… Что ещё нас может ждать нехорошего? Животных и людей нет, никто не нападёт. За это можно не беспокоиться. Только если эта чёртова бабка… Да где этот сраный пистолет?!

Я снова принялся за поиски, но уже в своей комнате. Оружие лежало здесь на столе. Выложил, видать, когда уселся читать книжку. Я с облегчением вздохнул, с характерным чмоканием поцеловал ствол и вместе с ним снова принял философскую стойку у окна.

– Бабке дам достойный бой, вашу мать. Просто так не дамся. Ещё мне покажется и сразу в щербет получит… Как бы самому от тоски не застрелится… О какой я вообще херне думаю, Господи Боже! У меня весь мир перед ногами, а я тут о мелочах, как зашуганное чмо… Только вот… Весь мир без электричества и людей, которые мне могут помочь, но и времени у меня много, чтобы разобраться. Не лыком шитый… Что такое лык, кстати? Мне ещё какое-то слово вчера или сегодня вспомнилось… Я даже не знаю, что завтра буду делать. Часы мне надо взять в магазине и… «Лего», сука. Возьму его. Я хотел, я возьму.

Дальше я думал о том, какой именно набор позаимствую у пропавших продавцов. Поняв, что один набор – слишком мало для моего гения, я нацелился на три. Один будет какой-нибудь замок или реально существующая достопримечательность, второй – спорткар, а третий – космолет. Мечтая о том, как увлекательно я проведу ближайшие несколько дней, глаза мои начали слипаться, и я напоследок решил пойти попить водички. Я взял фонарик и, ругаясь, пообещал, что теперь каждый раз буду перед сном себе оставлять стаканчик потому, что до кухни надо спускаться на первый этаж. Я быстренько сходил, попил и уже хотел было зайти в свою комнату, но заметил краем глаза отворенную дверь в комнату Евы.

– Пистолет не взял, глядь.

Я посветил в проем на уровне головы и увидел напуганное личико моей знакомой. Она тут же его спрятала, а я отвёл луч.

– Чё не спишь? – угрожающим шёпотом спросил я, всё также стоя в коридоре.

– Мне страшно, – виновато ответила моя подруга откуда-то изнутри, – Ты меня напугал!

– Фильмом? Да я сам чуть не это…

– Нет, сейчас. Ты ходить начал.

– А, ты об этом. Да я воды попить захотел… Прям уснуть не можешь?

– Да, – она долго отвечала. Мне захотелось ответить, что я-то могу, но подумал, что, в принципе, нет. Не могу.

Зато я смог на свою сонную голову страшно рискнуть. Потом можно было бы оправдываться, что ей всё приснилось.

– Может снова в одной комнате полежим? На разных кроватях только? Типа, рядом, все дела.

Её молчание убивало и заставляло чувствовать босыми ногами холодный пол.

– Давай, – очень грустно ответила Ева.

Я готов был ликовать, как победитель Олимпийских игр. Не знаю, чему я радовался, но мне в любом случае было бы приятно быть в чей-то компании.

– А у тебя есть где? Там две кровати что ли?

– Нет, один диван.

Мне даже стало плохо от таких слов, и я начал давать заднюю.

– Ну… Может я матрас из своей притащу? Чё мы вместе-то будем…

– Давай, – её решение было бесповоротным, и она пропала внутри комнаты.

Я подумал, что я полный дебил и пошёл вытаскивать матрас из кровати. Он был охренительно тяжёлым, и я тащил его, как блок для египетской пирамиды. Закончив передислокацию, я лёг в новом местечке и процедил:

– Спокойной ночи.

– И тебе.

Она не спала, хотя ничто это не выдавало. Когда затаскивал постель, специально старался не светануть в её строну, чтобы не застать врасплох. Размышляя о своих внутренних противоречиях, я упал в сон.

Часов в пять я пробудился из-за того, что солнце начало херачить мне в глаза из не зашторенных окон. Я недовольный встал, осмотрелся и увидел Еву, безмятежно лежащую всё в той же масочке для сна, в которой я её уже однажды застал. Тоненькое одеяло закрывало всё интересное и я, не задерживаясь любованием, закрыл шторы и вновь улёгся спать.

Мне был сон. Я вместе с одноклассницей Лёлей сидели за партой и что-то писали в тетрадях. Вскоре нам обоим это надоело, и мы начали смотреть друг на друга. Я всё хотел сказать ей, что она мне нравится. Она ждала этого, но у меня не получилось. Я начал ей пересказывать какие-то загадки, интересные факты про новости видеоигровой индустрии, поделился своими соображениями по поводу вреда культуры потребления в современном обществе. Она улыбалась, но всё ещё ждала чего-то ещё. Лёля начала трогать меня за руки. Я почувствовал напряжение, отвернулся и продолжил писать в тетради. Грёза кончилась, и я её почти забыл.

Потом просто долго лежал, не желая что-либо делать. Шторы всё ещё были закрыты, и я думал, что Ева тоже лежит и бездельничает. Оказалось, что нет. Я услышал какие-то шумы внизу, посмотрел на спальное местечко Евы и увидел, что там никого нет.

Я, не заправив матрас, вернулся в «свою» комнату оделся, спустился, помылся и пришёл на кухню. Там уже был готов завтрак, и Ева с аристократичным лоском пила чай. Мы угрюмо пожелали друг другу доброго утра, и я начал в тишине завтракать.

Хочется, конечно, и дальше описывать произошедшие события подробно: со всеми диалогами, моими мыслишками и поступками. Но, боюсь, что тогда весь этот фарс до неприличия затянется и я изолью воды на целый океан. С этого момента постараюсь немного ускорить происходящий ужас, отвлекаясь лишь на самое интересненькое. И да поможет мне Бог.

Я предложил во второй раз съездить в торговый центр, аргументируя это тем, что мне нужно там взять несколько вещей для выживания и досуга. Ева со скрипом согласилась, и мы сразу же после завтрака поехали в ТРЦ, в котором уже были позавчера (?). Жизнь стала такой насыщенной, что я начал терять ход времени. Пришлось взять календарик в канцелярском, чтобы вести счет дней, прожитых в безжизненном уединении. Перед началом вылазки Ева в кои-то веки симпатично приоделась. Она всё время ходила в беспонтовых джинсовых шортиках или серых семейниках, а сейчас надела ту белую одёжку, которую бесплатно взяла во «Внешке». Мне казалось, что я везу с собой невесту. По дороге ничего интересного не произошло. Мы уже и не ждали, что что-то должно было произойти.

Припарковавшись у нашей точки интереса на ближайшие полтора часа, я запалил, что количество бензина в тачке приближается к красной полоске. Я знал, что обратно-то доеду, но если вскоре не дам этой чудо-колеснице попить, то мы останемся без средства передвижения.

С пушкой за пазухой мы зашли внутрь и начали бессовестное мародерство. То есть, я начал. Ева просто смотрела на меня и ничего не делала и не говорила. Я так и не понял, ненавидит она меня, не понимает или завидует моей прыти. Она-то взяла только три книжки – продолжения той, что она уже прочитала. Ходила вместе с ними, прижимая к белой ткани, смотрела на меня виновато и не решалась на что-то ещё.

Я первым делом пошёл… Не знаю, как назвать это. К ларьку? К стойке? К торговой точке? К витрине? Короче, посреди коридора стояли четыре таких стеклянных гроба, за которыми прятались наручные часы разных цветов, форм и ценовых диапазонов. Зайдя внутрь, я понял, что меня обломали и «гробы» надобно ломать, чтобы достать содержимое. Я уже было занес локоть, но голос разума (или чего-то другого) сказал, что мне стоит поискать ключи в шкафчиках. Они-то, дескать, и отопрут хрустальные закрома. Добрых минут десять я шарился и всё не мог найти ничего, что помогло бы мне открыть эти дурацкие маленькие замки. Ева уже начала ныть и предлагать пойти в другое место, но я ей очень вежливо отказал и усилил поиски. Вскоре она предложила мне просто потянуть на себе «гробовые дверцы», типа, вдруг они открытые. Я потянул и вуаля! С чего бы я решил, что их кто-то запер? Нынче же… Как я тогда подумал? «Весь мир лежит перед ногами». Меня очень обрадовало и взбесило Евино предложение. Оно оказалось правильным и конструктивным. Я до такого не додумался и занимался какой-то ерундой. Буду стараться лучше соображать, чтобы не было неудобно.

Я выбрал себе спортивные часики с красными полосками по диагонали и теперь всегда мог знать, который час. Предложил своей «безчасной» спутнице такой же девайс, но она, почему-то, ушла в отказ.

Затем мы пошли в книжный. Что выбрала Ева вы знаете, а я себе прихватил Библию, «Одиссею» и какую-то фантастику. Необычный выбор, да? На самом деле – не особо. Предпочтения мои складывались исключительно из снобизма и высокомерия. Пока Ева будет читать какую-то пошлятину, я буду проникаться вечными текстами. Настоящей литературой. Я никогда не читал Библию и греческих поэм, но знал, что для массовой культуры эти штуки имеют большое значение. Не будь первой книги, то не было бы: фильмов Зака Снайдера, Лунгина и Мэла Гибсона; игр «Рок», «Богохульный» и «Дьявол может плакать»; музыки Моби, Слэер, БГ и Скиллет. А не будь второй, то мир бы лишился таких замечательных историй, как: «Властелин Колец», «Солярис», «Самурай Джек», «Искупление в Шоушенк» и «Undertale».

Теперь вы понимаете, насколько низок мой культурный уровень, да? Мне просто жизненно необходимо посидеть и почитать что-то воистину высокохудожественное, чтобы спуститься с небес на землю. Ева увидела книжки, которые я взял, кажется, удивилась, но никак не прокомментировала. Мы отнесли букинистическое добро в тачку, и я пошёл за главным блюдом.

Дойдя до жёлтого магазинчика, я расплылся в улыбке. Наконец-то сбылась моя мечта детства. Мне покупали всегда беспонтовые и маленькие наборы за тыщи две-три. Сейчас же я мог взять себе что-то тысяч за шестьдесят! Я выбрал очень быстро. В былые деньки я иногда заходил в Интернет-магазин и гладил курсором расчудесные пластиковые внедорожники со встроенными коробками передач, гигантские здания с десятком мини-фигурок, изящные раритетные кабриолеты. Поэтому я уже примерно знал, что бы мне хотелось. Я схапал себе на руки короб с желтой «ламбой», со «Звездой смерти» и «Хогвартсом». Ева откровенно осуждающе на меня смотрела, а я ей отвечал, что это всё равно никому больше не принадлежит и можно делать, что хочется. Я себе не очень верил и эти слова мне внутри пускали кровь. Однако я не мог не оправдываться.

Даже не удосужившись избавиться от черных антиворовских капсул, один раз даже уронив одну из коробок, я дотащил подарочки в машину и с чувством победы затолкал их в багажник. Я спросил у своей немой преследовательницы в белом, нужно ли ей что-то. Она помялась, поломалась, а потом выдавила: «Холст с красками».

Ну мы и пошли за ним. Я впервые оказался в «магазине для творческих людей». Мне там понравилось. Там были бюсты, картины, фигурки, ткани, какие-то посудины. Ева очень долго решалась что-либо взять и мне приходилось, как настоящему дьяволу-искусителю подбивать её: «Ну ты же хочешь, хочешь? Бери!». По итогу она набрала столько всего, что тащить пришлось нам вдвоём: краски, кисти, мольберт, мастихин (узнал, что это такое). Дорогое, оказывается, удовольствие – живопись.

Напоследок, ужасно захотев чё-нить попить и поесть, я заскочил в супермаркет, прихватил водицы и шоколадок. Запах там стоял неприятный. Надо будет раздобыть какие-нибудь противогазы или вроде того.

Мы в тишине жрали шоколадки и думали о великом. Я с отцовской интонацией спросил:

– Ты довольна?

– Ну… Посмотрим. Я давненько этим не занималась… Я думала, что ты гитару себе возьмешь.

– Дык я не умею.

– Ну… Чтобы учится.

Мы долго кушали и молчали.

– Может погулять сегодня пойдём? Найдешь себе место для написания живописных пейзажей. А я тебе потом чего-нить под руку буду бубнить. Читать книжку, а ты рисовать будешь, – удивительно, что я спросил это вообще без задней мысли, будто зубы почистил.

– Давай, – я получил положительный ответ, но мне казалось, что никакого удовольствия от прогулки я не получу. Я впал в беспричинную тоску.

Удивительно, да? Присвоил себе столько барахла, но чего-то всё равно не хватает. Я захотел разнообразить свою жизнь.

Самым дурацким из всех возможных способов.

Я заехал на заправку для того, чтобы впервые в жизни заправить автомобиль. Я видел со стороны, как это делает мой отец и многие другие вёдролюбители. Меня пугало, что то, что кажется лёгким со стороны обычно оказывается непростительно сложным. Я боялся, что облажаюсь с такой простой задачей.

Первый обломчик случился, когда я заехал не с той стороны. Колонку-то я выбрал правильную. Девяносто пятую. Откуда-то я эту ерунду помнил. Но то, что надо подъезжать справа – я не помнил! Даже не пытаясь корчить из себя блондинку, потянув пистолет на противоположную сторону, я сел в машину. Пришлось разворачиваться лишний раз и у меня из-за этого вспотели ладони. Боялся, что врежусь здесь во что-нибудь и непременно последует взрыв Маикл-Бэеевских масштабов.

Второй обломчик случился, когда я открывал бензобак. Там не было ни выемки, ни кнопки какой-нибудь. Я ногтями пытался откупорить эту круглую железяку, но она не поддавалась. Мне захотелось найти лом или позвать на помощь Еву, но я вспомнил данное себе обещание соображать быстрее и попытался мягко нажать на саму крышку.

Она с нежным щёлканьем приподнялась, позволяя мне запустить свою грязную воровскую лапу между корпусом и крышечкой.

– Ну ни хрена себе я взломщик. Скоро сейфы научусь с закрытыми глазами вскрывать.

Третий обломчик случился, когда я пошёл на кассу. Во-первых, там никого не было и мне некого было спросить, как, собственно, залить бензин в машинку. Во-вторых, зайдя за стойку кассы, я не понял, что тут надо нажать, чтобы топливо полилось.

Я (тупо на удачу) вышел; вставил пистолет; ударил себя по лбу потому, что понял, что если бы и включил подачу бензина, то он бы разлился на асфальт, а не куда мне надо; нажал на спусковой курочище.

Что-то побежало и забурлило.

Наверное, случился и четвёртый обломчик потому, что я забыл заглушить двигатель и моя колесница одновременно тратила и получала, что, кажется, как-то неправильно. Никаких последствий не было, но больше я так не делал. Меня встревожило это, когда я прочитал пугающе красную инструкцию на колонке: «ЗАГЛУШИ, ТВАРЬ, ДВИГАТЕЛЬ».

Я чёт стоял-стоял, думал о своём и испугался, что щас перелью. Я отпустил ручку, вставил пистолет обратно, закрыл крышечку и рванул домой. Бензина в баке теперь было много.

Почему я думал, что эти станции работают от электричества? Всё само. Всё само.

Мы с Евой ехали в тишине и мне, почему-то, даже не хотелось рассказать о своей увлекательной череде «фак-апов». Она взамен ничего не спросила у меня. Настоящие муж и жена в процессе развода.

Спускаясь с горки, я вспомнил, что если повернуть направо, то можно заехать на здешнюю самую высокую точку. С неё открывался вид на добрых две трети города. Я предложил прокатиться и получил равнодушное согласие. Минут пять мы пятились по холмистому склону, рассматривая частные домишки, разбитые дороги и синие колонки с водой. Кто-то ещё в наше время набирал воду таким почти варварским способом.

Оставив на парковке наше драгоценное корытце на колёсиках, мы начали небольшой подъём по скверу. Обычно там на лавочках сидели туристы, на детских площадках играли детишки, а вниз спускались целые группки из семей (я это знаю потому, что это единственное место, которое мы с семьей, почему-то, неоднократно успели посетить). Никого не было. Безжизненность заняла эту высоту, не оставив шанса тем, кто остался внизу. Правда ветер здесь особенно шумно давал о себе знать, успокаивая уши, привыкшие к какому-нибудь звуковому фону.

Мы обошли купюрную часовню и облокотились на чугунный заборчик. Открылась шикарная панорама на гигантский город, где можно было увидеть все возможные здания и сооружения: церкви, офисные центры, заводы, стадионы, доки, тьму жилых и пока-или-уже не жилых домов. Мир застыл, как на фотографии. Ничего не двигалось, не издавало звуков. Я уже надоел об этом напоминать, знаю, но меня всё ещё убивает это вынужденное уединение вселенского масштаба.

Я не помню почему, но однажды я лежал в кровати и думал, что убью себя здесь. Нарисую на пузе андреевский флаг остриём мясницкого ножа или сожгу себя, как тот вьетнамский монах. Охеренная была бы смерть. Я хотел сюда приехать ночью, когда никого не будет. Притвориться, что я тут молитву какую совершаю или нечто подобное, а потом быстро окончить прохождение игры под названием «ЖИЗНЬ». Заспидранить, как говорят. Про меня бы в новостях написали, отвечаю. Главное никто бы и не понял, зачем я это сделал. Никакого протеста в моем поступке не было бы. Если совершать подобные действия, то только ради какого-то политического хайпа, я полагаю. А мне просто хотелось потешить самолюбие. Стал бы известным. Я всегда хотел. Интервью у меня только не возьмут. На этом свете уж точно. Почему же я хотел это сделать… Мозги о таких вещах специально забывают. Помню, что я ушёл после очередного разговора с родителями. Преимущественно с отцом. О чём же мы таком говорили, что заставило меня как никогда много думать о смерти? О моём будущем, скорее всего… Предрекали, походу, что у меня его не будет, если я буду себя вести так, как веду себя сейчас. Меня не оскорбляли и даже не трогали, но всё равно мне казалось, что я ранен и меня покидает душа. Что мне сказали? Это было-то всего год назад. Почему я не помню… Если бы я поделился какому-нибудь врачу, что я вот в такой вот агонии лежал и думал, что хочу себя показательно ритуально выписать, то что бы мне сказали? Это нормально или мне нужна была бы помощь? Люди вообще часто о таком думают? Чтобы убить себя и всё такое. Я-то не знаю. Законом не запрещено и правил таких нет. То, что курить опасно все говорят. Пить тоже много нельзя. Да и много чего другого тоже не особо разрешают: врать, обворовывать, причинять боль, издеваться и прочие гадости. Законом даже запрещено! А думать о смерти не воспрещается. Интересно, да? Почему я думаю об этом, любуясь великолепным видом на укрытый солнечным одеялом город? Почему бы мне это не сказать милой девушке, которая стоит по левую руку от меня и думает, наверное, о чём-то более жизнерадостном.

– Как будто она тебя поймёт. Назовёт психом и убежит. Ищи её потом. Молчи и терпи. Будь мужиком.

– А? – Ева слышала, что я что-то пробубнил себе.

– Да я так… – отмахнулся я от мерзкой инфернальной твари, которая стояла перед глазами и манила меня пальцем, – Красиво здесь, да?

– Да. Очень.

– Вот и я так думаю… Жалко, что сфотографировать нельзя.

– Если найдем плёночный, то получится. И фотографию настоящую распечатаем. Без электричества.

– Серьёзно? Я думал, что такие только в кино.

– Нет, они есть. Продаются даже.

– Значит, сможем достать?

– Угу.

– Балдёж… Ещё одно занятие себе придумал.

Мысли о смерти отступили. Я тихонько оглянулся назад и спокойно продолжил любоваться видом.

В неловкой тишине мы поехали домой. Было приятно на большой скорости скатится с холма и потом резво продолжить движение. Мы, кажется, даже едва не съехали с обочины, но обошлось. Ева попросила меня так больше не делать, и я пообещал, что не буду.

Дома мы разгрузили нажитое добро, и я пошёл готовить обед, предварительно сгоняв до обнаруженного мною «бункера». Набрал там пару пакетов непортящихся съедобных вещей и пошёл обратно. Снаружи мы пробыли аж три часа, а ощущалось, как тридцать минут. Я впервые в жизни сварил макарошки, и мы с Евой покушали ими, закусывая сухарями и законсервированными огурчиками. Жить становилось вкуснее, что, безусловно, радовало. Я пообещал Еве, что покажу во время прогулки этот самый «бункер», откуда принёс еды. Она даже не удивилась, когда я сказал слово «прогулка». Видать, помнила и тоже хотела куда-нибудь сходить.

После обеда и унизительного мытья посуды я с детским задором пошёл с пока несобранным «Хогвартсом» в незанятую нами комнату. Там, наверное, муж с женой жили в своё время. Не особо они любили порядок, я вам так скажу. Я немного прибрался и начал распаковку своего «презента». Внутри было два десятка пакетов с деталями, и я обалдел, что это всё мне придется использовать и по крупице собирать. Инструкции было две штуки, и они были толстыми, как учебники по алгебре. Я думал, что это будет легчайшее и не напряжное времяпрепровождение, но мне предстояла сотня часов самой настоящей работы…

Часа два я доблестно высидел, скрупулезно отыскивая нужные кубики и пластинки, матерясь отсоединяя и с болью в пальцах состыковывая детальки. Получилось непонятно что. Какой-то огрызок фундамента. Мне не понравилось, и я пошёл читать новоприобретённые книженции.

Решил начать с «Одиссеи». Мы как-то в школе читали одну из «песен» оттуда. Про циклопа, которого «многохитростный» Одиссей жестко обвёл вокруг пальца, представившись «никем» и затем ослепив. Я совершенно не помнил, что я читал. Как-то мутно было написано и я до конца понял сюжет лишь, когда его пересказали на уроке и только тогда мне он и понравился. Я подумал, что уже стал достаточно внимательным и педантичным читателем для того, чтобы без проблем подойти к такому тексту. В своё время дворянские детишки это в оригинале читали, а я чем хуже?

Видимо, тем, что я не дворянских, а лишь пролетарских кровей.

Папенька у меня не граф какой-нибудь и даже не барон, а обычный… Диспетчер? Я даже не совсем знаю, что он делает.

Короче, глаза мои не хотели воспринимать эту эпическую гекзаметровую брехню. Какие-то гекатобомбы, Аресты, ахеяне и сложные полурусские слова, типа «медноострый». Я прочитал одну песнь и понял, что вообще ничего не понял. На меня навалили столько имён, топонимов и каких-то совершенно рандомных фактов из лора фандома, в котором вообще не шарю.

Со слетающей бранью из мальчишеских уст я решил повторить то, что начал. Вновь окунулся я в древнегреческий мир и вновь потерпел поражение. Озарило вдруг, понял, что надо б писать на пергаменте имена да события известные, чтоб не канули в бездну беспамятства. «Нет!» – громогласно изрёк я, захлопнув фолиантовы двери: «Я книги читаю не чтобы бумагу марать, а чтоб духом очистится. Коль не способен понять, то и пытаться не буду. Не буду!». Продолжил бежать я очами по строкам непонятых мною стихов. Я хотел отдохнуть, но, похоже, неправильный выбрал я способ.

Странная, короче, книга, хотя слог прикольный. Понравилось. Если бы все так в жизни говорили, то наш мир был бы действительно лучшим из всех возможных. Взбешённый я пошёл искать Еву, надеясь, что она продуктивнее меня проводит время. Она сидела внизу и читала свою «мангу». Я спросил, интересно ли ей. Получив положительный ответ, я не нашёлся как продолжить диалог и тупо вышел наружу, подышать свежим воздухом. Не найдя себе и там никакого достойного занятия, я вернулся, врубил радио, посидел полчаса слушая помехи и пошёл готовить ужин. Точнее, подогревать то, что уже было мною приготовлено. Мы покушали и сытые пошли гулять.

Я показал, где бункер находится и как в него попасть. Ева не была впечатлена тем, что увидела, как я в своё время. Она обрадовалась, но, наверное, думала, что так и должно было произойти со временем. Пока мы шли вдоль десятков частных домов я ей пояснял, какое это сложное дело – обеспечивать свою жизнь в условиях пост-апокалипсиса (до меня только сейчас дошло это чудесное слово). Ева упоительно слушала и не перебивала. Я думал, что она из вежливости, а ей и вправду было интересно узнать про то, как важно искать других людей, как защищаться, добывать пропитание, искать безопасные места и комфортные жилища. Объяснил ей, что это невероятное чудо – что у нас дома вода бежит и не надо её качать или как-то ещё добывать. Я, правда, не мог объяснить, почему она бежит, откуда приходит и куда потом отправляется, но за чудо пояснил. Ева, выходит, сильно по-детски смотрела на текущую ситуацию. Ещё я вспомнил, что через какое-то время бензин на заправках испортится; что ГЭС, благодаря которой питался электричеством наш город, относительно скоро прорвёт; что куча долго портящихся продуктов всё равно испортится и надо будет самим выращивать, чтобы прокормиться. Рассказал ей, что животные могут начать брать своё и обживаться там, где раньше бы и не посмели. Потом сам же начал называть себя дураком, вспомнив, что никаких животных, почему-то, не осталось. Мы договорились о том, что съездим завтра в зоопарк – проверить наверняка. После прочтенной лекции у меня в голове даже какое-то просветление наступило. Почувствовал себя умным и интересным. Все свои скромные познания я черпал из немногих просмотренных кинокартин и пройденных видеоигр. Неужто они мне впервые в жизни помогли? Не только в бытовом плане, но и в социальном.

Мы дошли до местного ручейка. Мы как-то один раз здесь гуляли, я помню. В воде тогда уточки плавали и селезни, а с берега открывался вид на здоровенный лог, на котором оборудовали лыжню и канатные дорожки. Я подумал, что для завершения небольшой прогулки и душевных разговоров – самое то. Мы уселись на какое-то подобие скамейки, сооруженное из двух пней и доски. Сидели так минут пять и слушали, как журчит вода. Я решил прервать тишину.

– Надо уехать отсюда.

– Куда?.. Почему?

– Куда-нибудь южнее, знаешь. Скоро холодно станет. У нас, вроде, топить чем-то можно. То ли газом, то ли углём… Но мне впадлу. Проще будет найти место, где вообще минусовых температур не бывает, понимаешь?

– Угу, – это было очень многозначительное «угу».

– Ты думаешь, что кто-то всё-таки здесь появится, да?

– Угу.

– А я так не думаю. Ты серьёзно хочешь здесь в минус сорок градусов сидеть и ждать?

Ева не смогла ответить на мою наглую провокацию.

– Махнем на запад, а там уже южнее возьмём. Через столицу, а там уже зарубежье… Поедем в Рим? Все дороги туда ведут, точно не заблудимся, – хоть я тупо острил, но на самом деле предлагал совершенно реальную возможность для поездки. Сам бы с радостью здесь остался, но я нешуточно боюсь отсутствия центрального отопления. Закоченею тут, как сволочь…

– Рим?

– Но, тот, что в Италии. Столица. Колизей увидим, прикинь? Новое чудо света, слыхала?

Ответа не было.

Как давно не всплывало этой фразы – «ответа не было», да? Я уже и забыл почти. Боюсь, что вскоре мои реплики будут всё чаще и чаще оставаться без ответа…

– Ну ладно, ты подумай об этом. Не сразу же на такое дело решаться. Что нам по факту остается делать-то? Пока бензин есть, и он не прокис можно попутешествовать. Весело будет.

– А ты летал куда-нибудь, ездил?

– Нет, ты?

– Я – да. Это очень утомляет и не всегда весело.

– Ну… Я просто угораю. Можем и здесь перезимовать, если ты готова. Я без тебя никуда, знаешь, – я хотел, чтобы она сказала что-нибудь в духе: «И я без тебя, мой милый», – но она этого не сказала.

– То есть у тебя такой взаимности нет, да? Дернулась бы, только волю дай.

– М? – я снова слишком громко шептал.

– Да говорю, думаю, что тоскливо немного.

Ева кивнула. Мы вместе смотрели на ручей и ни разу не подняли друг на друга глаза. Мы и не касались друг друга. Стало интересно, а между нами вообще что-то может быть? Я никогда не общался с девочками и мне бы не хотелось помереть, не зная женского тепла. Не было ли у Увы похожего страха? Неужели я не стану для неё парнем? Выбор-то несильно большой. Мне кажется, что тут хочешь не хочешь, а чувствами проникнешься друг к другу. Я, кажется, проникся. Мне нравится на неё смотреть, слушать её, когда она редко что-то рассказывает. Она сейчас в белом и выглядит, как какая-нибудь волшебница. Однако ведь я не замечал, что ей нравится смотреть на меня или слушать, что я говорю. Может, она стесняется или неуверенна в чём-то… Насколько всё должно быстро происходить? Может, попросту ещё не время…

Стоило бы сейчас поговорить именно с ней об этих вещах, но мне было страшно. Я бы никому в жизни такие слова не сказал, а тут у меня больше никого в качестве собеседника не будет.

– Как тебе место? Будешь здесь пейзажи писать?

– Не знаю. Мне бы дома сначала натюрморт попробовать, наверное.

– А, ну ладно, – я, почему-то, забыл, что значит слово «натюрморт» и поэтому допытываться не стал.

Ни о чём толковом не поговорив, мы вернулись домой и сели играть в ту настолку, которую тогда предлагала Ева. «Подземелья и драконы» или типа того. Ну, точнее, мы сели не играть, а читать правила. Это, как я и боялся, затянулось часа на два и уже начало темнеть. Я, как и обещал, подогнал свечи и мы, как какие-нибудь древние-предревние искатели знаний сидели при тусклом свете огней и внимательно читали текст, погружающий в мир победившей тьмы.

У этой игры, даже, был какой-то серьёзный проработанный исторический «бэкграунд», основанный на общеизвестных библейских сюжетах и древней истории вообще. Среди имен, артефактов, местечек упоминались личности и события, имевшие место быть эдак одну или четыре тысячи лет назад, типа разрушение крепостных стен с помощью звука неких труб, ковчег, крестовый поход, ключи от врат рая и всё такое.