Читать книгу: «Ты, я и никого больше», страница 13

Глава VI

Я немного… жестокий.

Не буду пояснять сейчас, скоро сами поймете.

Я не думал, что это настолько сложно, знаете! Признаться в симпатии. У меня по ходу жизни наверняка бывали моменты, когда я бы хотел сказать той или другой девчушке, что у нее прикольные глаза и смех вызывает какое-то таяние где-то в области сердца, но дальше «хотел» речи не было. На меня смотрели либо, как на пугало, либо вообще не смотрели, что немного убивало и стесняло в проявлении эмоций. Ева на меня, почему-то, иногда смела смотреть и временами даже улыбалась, но не всегда. Мои шансы меня устраивали.

Сразу после того, как я признаюсь надо было, как говорят в кино «скрепить свою любовь поцелуем», а это было бы возможно только когда мы бы уже находились в некой близости. В общем, я хотел провернуть эту аферу во время или после просмотра какого-нибудь «кина».

Чтобы создать нужное витающее в воздухе настроение, я специально выбрал диск, с которого можно было бы посмотреть романтическую драму. Это было целое дело. Ева всё время сидит в зале, где находится наша «дискотека», а потому надо было улучить момент, когда она там будет достаточно долго отсутствовать, чтобы правильно выбрать нужный фильм. Просто так подойти и начать выбирать я боялся. Вдруг ей бы стал ясен мой замысел.

Я сидел, почитывая ту сай-файную книжку и «слушал» на минимальной громкости радио, предварительно спустившись вниз в прихожую, где, казалось, оно будет лучше ловить. Когда по сюжету книжицы инопланетяне в очередной раз крепко схватили за яйца землян, Ева наконец-то захотела сходить в туалет. С нехорошим словом на устах я тенью проскользнул в зал и начал искать. На самом деле у меня уже был один «варик» для показа, но мне надо было прочитать описание для того, чтобы убедиться, что это именно то, что нужно.

И я не ошибся. Меня, когда я давно впервые оценил имеющуюся коллекцию, сразу привлекли молодые парень с девушкой, изображенные на обложке, на которой было написано пленительно-очаровательное название ленты – «Перед рассветом». Я был в предвкушении.

Чтобы достичь успеха я сделал ещё несколько приготовлений. Отпросившись погулять, я пошёл до местного магазинчика, где налутал две бутылки вина, белые конфетки с кокосовой крошкой и «шоколадные пирожки». Выяснилось, что Ева такие любят и я специально нашёл ей с черничной начинкой. Легко отыскать вкуснятину, когда она бесплатная и никто кроме тебя её не ест…

Ну и плюсом я помылся, одел чистое. Больше от меня ничего не требовалось. Опыта, как известно, у меня не было вообще, а потому мне казалось, что этого будет вполне достаточно.

Удивительно, кстати, что мы после нашей первой совместной ночевки даже не притронулись к спиртному, хотя жить с ним наверняка было бы повеселее. Кто знает, может, оно бы помогло мне завалить Левиафана, который так и остался непобежденным.

День медленно и безынтересно проходил. Наступила пора вечера, когда всё должно было случиться.

Обед и ужин в этот раз готовил не я. Была не моя очередь, а потому даже заморачиваться не стал. Скажем так, с меня был десерт. Впервые мы ужинали при свечах. Обычно до этого было достаточно светло, но нынче стало как-то помрачнее и я, не советуясь, достал эти очень подходящие по случаю своеобразные светильники. Так принимать пищу было, безусловно, приятнее.

В основном за едой мы молчали. В незапамятные времена, когда мир ещё не был поглощён безжизненностью, мы могли довольствоваться новостями. Самыми разными: мировыми, городскими, локальными. В общем и у меня, и у Евы в семье было всегда, что обсудить. У неё сестра постоянно что-то вытворяла, а я постоянно становился объектом «прожарки» и слушателем проповедей из-за моей безынициативности. Поводы для того, чтобы начинать беседу были и были весомыми. Сейчас же мы ничего не могли обсудить вообще. Что происходило-то? Да ничего! Солнце вставало чуть позже, огонь на плите горел таким же синим, радио по-прежнему издавало помехи и было уже как-то неловко ждать от него чего-то другого.

Как-то раз я спросил у неё, про что она читает, так она за тот же вечер всё и пересказала. Я не без интереса прослушал, но когда я ещё пытался у неё выпытать про прочитанное или просмотренное, то она вела рассказ уже без такого задора, да и не очень-то это было увлекательно, надо сказать. Мне, разумеется, нравилось её слушать, но заметно чувствовалось, что та часть человеческой культуры, которая её больше всего интересовала, безвозвратно похоронена среди рядов безликих серверов, которые уже никогда не воскреснут.

Я решил изменить наши обычаи и, пережевывая макарошки с кетчупом, прямо в лоб спросил:

– Ты бы хотела создать семью? – я тут же поправил себя, – Ну, то есть, когда всё было нормально, ты думала об этом?

– Я… Да, наверное, хотела бы. Но не сразу. Сначала образование получить, работу найти, жильё. А потом можно… Такие планы были. Незамысловатые.

– Мда, щас-то мы образование и работу фиг получим.

– Ага.

– Сколько бы детей хотела? – я вновь прервал молчание.

– Много. Я говорила своим родителям, что хочу много, но они меня старались переубедить в этом желании. Дорого будет. Как будто, в бедности буду жить… Раньше в семьях по трое и по пятеро ребятишек было. Не понимаю, почему сейчас нельзя.

Я не знал, что ответить. Хотелось одновременно лекции прочитать и по теме экономических кризисов, и по теме ответственного родительства, и по демографии, но всё, что я знал из некогда просмотренных роликов в Интернете, выветрилось из головы. Я лишь сказал:

– Понятно.

Ответа не было.

Впрочем, я вспомнил, зачем я это всё затеял и начал восстанавливаться.

– Я тоже хотел семью и много детей, знаешь.

Ева подняла на меня глаза и очень загадочно улыбнулась. Тут же она поникла и продолжила есть.

– Что же ты хочешь этим сказать, моя дорогая? Что шиш мне, а не семья? Что я не достоин? Что ты ни за что не дашь? Что я не умею врать? Что мои желания хоть и совпадают с твоими, но всё равно кажутся какими-то смешными потому, что всё, что я хочу говорить серьёзно, получается смешным? Ох… Или ты хочешь дать мне добрую надежду на то, что мы будем вместе? Ну, пожалуйста…

– А почему ты интересуешься? – неожиданно спросила Ева.

– Да я тут это… В книжке момент есть, когда героиня одна остается на погибающей планете с каким-то космонавтом красавчиком и они вместе доживают до счастливой старости. Заставило задуматься, – когда я это говорил, то я в кои-то веки был почти до конца искренним, – Я её почти дочитал, ага. Объемная такая, я и не думал. Три части целых.

Ответа не было. Однако Ева, вроде, даже издала какой-то звук похожий на умилительное мычащее согласие.

– Только я так и не понял, родили ли они детей. То ли не сказано это было, то ли я невнимательно прочёл. Хотя смысл им там было их рожать, всё равно ничего бы уже не было…

Как-то странно поговорили, но почва была подготовлена, и Ева улыбнулась! Непонятно, как, но хотя бы что-то.

Мне вот интересно. Я все эти её взгляды, касания, интонации отслеживаю, как какой-нибудь психо-радар и пытаюсь с рациональной точки зрения обосновать, но… Нормальные люди так вообще делают? Был бы я следаком, который пытается расколоть какого-нибудь подонка, то мои наблюдения, может, и были бы полезны, но я-то просто хочу по-человечески общаться. Надо ли так напрягаться? Делает ли так Ева со мной? Анализирует ли каждое сказанной мной слово? Господи, надеюсь, что нет.

Да какая разница.

– Я тут решил, что нам надо немного в этот день, расслабиться… Я ща, – оставив мою подругу озадаченной, я стартанул в свою комнату за «гостинцами». Возвращение моё не было воспринято с ожидаемой радостью. Она должна была охнуть, ахнуть, рассыпаться в благодарностях, но я её не удивил, и Ева просто смущенно сказала: «Ничего себе».

– Ну мы же вино не пили. Я хочу попробовать.

– Я пила как-то…

– А я нет. Раздели со мной эту радость. Хуже не будет, – я говорил, как мой отец.

Я впервые пользовался штопором и у меня неожиданно ловко получилось откупорить бутылку.

– Хоть что-то у тебя получилось с первого раза, неумеха.

Тут же я нашёл бокалы и разлил красненькое полусладкое по ним.

Честно говоря, изначально плана было два. Первый вы знаете – откровенное признание. Второй не знаете – доведение до беспамятства. Не меня, само собой, а её. Ведь была реальная маза «напоить». Я слышал, что много кому удается добиться своих грязных целей именно таким способом. Да, нечестно, но, как грится, если цель – спасение души, то все средства хороши. А я хотел только лишь спасти свою душу, не более…

Мне было мерзко от второго плана, и я бы очень не хотел, чтобы до этого дошло. Однако если бы я получил отказ, то я даже и не предполагал, как это скажется на мне.

И КАК ЭТО СКАЖЕТСЯ НА ЭТОЙ НЕЛЮБЯЩЕЙ МЕНЯ ШЛЮХЕ.

Ну не важно. Как я сказал: «Хуже не будет», – откажет девять раз, а на десятый согласится.

Я поднял бокальчик и как какой-то мемный персонаж из тики-токов произнес тост:

– 

Ну… За семью.

Мы звонко чокнулись и боязно прильнули к бокалам. На вкус было прикольно и о своём выборе я не пожалел. Стало чуть веселее. Мои пальчики начали вскрывать коробку с конфетами.

– Какие планы у тебя сейчас? Помню, что ты хотела издателем быть или учителем, но книги на данный момент никто кроме нас не читает, да и учить некого…

– Хах. Мне, знаешь… Понравилась твоя тогдашняя идея с путешествиями. Иногда думаю о том, как было бы здорово повидать мир… Если мы бы научились управлять кораблём или самолётом, то можно было по всему свету путешествовать. Бразилия, Канада, Япония…

– Да ты чё? Уговорил всё-таки тебя.

– Получается, – Ева ударила двумя указательными пальчиками друг о друга.

– Может завтра тогда и поедем?

– Завтра?..

– А чего ждать? У тебя какие-то дела что ли? Ха-ха…

– Я картину допишу и сразу поедем.

– А точно, у тебя же незаконченный «шедевар»… А я замок не собрал! Половина осталась где-то… Ладно, я соберу, а ты допишешь и тогда отправимся.

– Договорились.

– Все силы бросим, а то похолодает уже совсем скоро, а отопления не будет. «Теплых котов» тоже…

– Ты знаешь эту песню?

– Про котов-то, ну да. Есть грешок. Я такое не слушаю, но иногда проскальзывает.

Ну и тут мы начали обсуждать музыку, которую слушали до того, как она перестала для нас играть. Выяснилось, что у нас, оказывается, было несколько «точек соприкосновения». После нашего знакомства я темы музыки не затрагивал в диалогах в силу своих говнарских убеждений, что было зря.

Мы оба не слушали галимый рэп, но для некоего исполнителя с «китообразным» псевдонимом делали исключение – слишком тот душевно и по-своему хайпово исполнял песенку про «любовь». Ещё мы оба слушали «Дивизию радости» – удивительно по-русски тоскливую индишатину для щемящего сердца. Я ей тут же начал, естественно, затирать про сибирскую панкуху, но в ответ услышал только: «Песни две слышала, не шарю», – а я знал их, наверное, сотни. По памяти начал вслух напевать ей некий десятиминутный «opus magnum» одного небезызвестного исполнителя. Ту песню про «национальное местечко для проведения исследований». Ева на меня завороженно смотрела и пыталась понять, схожу ли я с ума или это сделал автор. Где-то минуты две я пел, а потом сбился и продолжать не стал.

– И так десять минут, прикинь! Много песен ты знаешь, которые столько идут?

– Нет… не знаю.

– А я вот. Целую одну, – бокалы наши опустели, и я налил ещё.

– Жалко, что мы больше её не послушаем… Музыку.

– Да почему же. Я в одном из здешних домов проигрыватель виниловый видел. Настоящий. Через него можно. Там и пластинки были. Хочешь, притащу?

– Ну… Давай. Давненько ничего не слушала.

– А ты же ещё петь хотела? Я ни разу не слышал, чтобы ты здесь что-то пела…

– Ну… Без музыки не хочу, да и неуверенна, что тексты все правильно помню.

– Смотри у меня… А проигрыватель я, наверное, всё-таки притащу. Как раз перед просмотром фильма чего-нибудь послушаем. Пойдешь со мной пластинки выбирать?

– Пойду, давай.

Мы допили бокалы и отправились в небольшое музыкальное паломничество. Минут двадцать мы шарились по соседским домам и хорошо проводили время. Я ей показывал, где нашёл в первый день до сих пор неиспользованные ништяки типа квадроцикла и грильницы. Мы пытались угадать по предметам интерьера, фотографиям и царящей в пустых домах обстановке, кто здесь жил и чем занимался. Поразительно, насколько иногда красноречивым может быть жилище того или иного человека. Сразу становится понятно – семьянин ли он, богатый ли, молодой или, может, страдает от пристрастия к бутылке. Помимо ухоженных домиков были и те, где внутри валялся мусор, стояли запыленные вещи, повсюду валялись стеклянные бутылки со злым источаемым духом. Увидел один такой и вспомнил своего батю. Благодарю его за то, что он не скатился до такой степени свинства.

Особенно мне «понравилось» побывать в комнатке одного «геймера». В каком-то из богатых коттеджей на втором этаже была черная такая фанатская «сычевальня», где стоял мощный «сетап» со всеми соответствующими прибамбасами, типа игрового кресла, геймпадов, наушников. Напротив него были полки с фигурками от коллекционных изданий, с комиксами и страшно цветастыми книгами сплошь посвященным всяким фандомам. Меня прожгла зависть, и я пожалел о том, что не перетащил это всё к себе, чтобы играть хотя бы по часу в день. Теперь уже будет поздно, не успею. Как я раньше этого не нашёл…

– Вот я из этой комнаты, из этого дома неделями не выходил, если бы жил здесь, – делился я с Евой, рассматривая статуэточки.

Ответа не было. Впрочем, вино било в голову, и я вообще не стеснялся говорить и спрашивать всякую чушь.

– Какую бы ты себе хотела комнату? Что бы в ней было? – я специально подошёл к ней и в упор начал пялиться, дабы она точно не подумала, что я это сам с собой.

– Ой… Ну, наверное, там было бы что-то похоже, но в более дружелюбном цвете. В белом, наверное… И мои рисунки на стенах. Или постеры, – Ева тоже смотрела на фигурки и не обращала на меня внимание.

– Ага, пустовато здесь как-то, – на чёрных стенах действительно ничего не было и это как-то пугало.

Мы вскоре нашли тот домик с проигрывателем. Он особо даже и ничем не выделялся среди остальных. Нельзя было сказать, что здесь живёт какой-нибудь музыкант или пылкий любитель этого чудесного аудиального искусства. Даже фотографий нигде не было и сложно было сказать, как выглядел пропавший жилец.

С удалью пьяного мастера я отсоединил музыкальную шайтан-машину от розетки и приготовил для переноски. Ева выбирала пластинки. Они плотно стояли на небольшой полке рядом и пришлось их по одной вытаскивать, дабы понять, что изображено на обложке.

К моему неприятному удивлению, я не нашёл почти ничего, что я слушал. Судя по рисункам и изображениям, владелец этого добра любил всякое бумерское рок-старье или электронику, что вообще мне не было знакомо из-за чего я с видимой неприязнью перебирал пластинки, отчаянно пытаясь найти что-нибудь мне известное. Хотя некоторые обложки мне понравились. Там была какая-то с красной испуганной рожей, с жёлтым бананом и с мертвой дамочкой, вытягивающей белые руки. Прям пробрало, мощь.

Вдруг я наткнулся на альбом «Триллер» одного всемирно известного певца – Михаила Яковлева. Он томно смотрел на меня на темном фоне, прося, чтобы я дал ему нам что-нибудь исполнить. Я показал Еве находку, и она тоже узнала изображенного на ней артиста. Из глубин моего подсознания я вытащил некогда прочитанные об этой штуковине факты. Дескать, это чуть ли не самый продаваемый в мире альбом и что он раз двадцать получил статус платинового. Ева говорила: «Ого», – но её восхищали не мои знания, а лишь успех этого чёрно-белого хихикающего господина.

Она тоже нашла какой-то альбом и показала мне. Там были четыре мужика переходившие по очереди дорогу, и я сразу их узнал. Понятия не имел, как назывался этот альбом, но то, что четыре фигуры в профиль, стоящие на переходе – это настоящий культ, я знал лет с десяти, наверное.

– Берем, – я утвердил список музыки на сегодня, и мы потопали до дома. Я с проигрывателем, Ева с двумя «альбомами».

Вернувшись, я уже без всяких нервов и волнений подрубил генератор, и мы подсоединили шарманку к электросети.

Стало интересно, а как, собственно, запускать это всё.

Недолго думая, я открыл стеклянную крышечку, достал из «четырёх пешеходов» смоляной диск, положил его на серединку и жмакнул на самую большую кнопку. Пластинка пошла по кругу, и я понял, что не закончил приготовления. Схватив… Я не знаю, как это называть… «Кран» с иголкой! Я схватил кран и нежно поставил его на крутящуюся поверхность.

«Жуки» застрекотали.

Мне даже показалось, что я уже где-то слышал эту мелодию, но не знаю где. Звук, к слову, очень доставлял своим качеством, какой-то теплотой и атмосферностью. Кожей чувствовалось, что играет не бездушная цифровая канитель, а очень насыщенная и буквально осязаемая в воздухе лесенка нот настоящей музыки. Минуты три мы просто стояли на одном месте и проникались моментом. Кайф был ещё и в том, что мы не слушали музыку уже пару недель (саундтреки из фильмов не считаются) и поэтому играющая мелодия по-особенному воспринималась уже отвыкшими от такого вида наслаждений ушками. Где-то на середине песни я уже покачивал головой, бил ногой в такт и вообще искренне балдел, посматривая временами на Еву. Она немного улыбалась и тихонько щелкала пальцами.

Первая композиция кончилась и сразу же пошла следующая. Она была более спокойной, размеренной и вызвала у меня необъяснимое желание станцевать «медлячок». Подумав, что момент, в принципе, удачный и спирт уже давно выветрил всю трусливость, – я протянул руку Еве, иронично приглашая её станцевать. Она в свою очередь иронично согласилась, и мы плавно столкнулись. Взявшись одной рукой, я немножко испугался потому, что не знал, куда пристроить другую и как вообще передвигать ноги, всё такое. Я, улыбаясь, признался:

– А я не умею.

– Я тоже.

Мы захихикали.

– Ладно, я тебе на бочок руку положу, ты не против?

– Давай, – я положил, вострепетав от неожиданного физического контакта.

– Теперь надо кружиться и ноги друг другу не отдавить… Вот так, ага. Вроде нормально, да?

– Да, здорово… Мы научились танцевать, – мы, улыбаясь, смотрели друг на друга, находясь буквально в нескольких сантиметрах. Я стал счастлив. Мне показалось, что она даже тянется ко мне или хочет закрыть веки, чтобы с закрытыми глазами… Ну вы понимаете! Все мои скромные любовные надежды погасли, когда она отвела взгляд и прилегла своей щекой мне на плечо. Тоже, в целом, достаточно приятно. Одновременно во мне рделся огонь похоти, приказывающий схватить невинную девочку за что-нибудь раз предоставилась такая возможность, но я очень-очень боялся этого делать и не хотел ничего портить. А ещё я очень боялся, что Ева поймет мои замыслы из-за… Ну… Я не знал, что физиология такие приколы может выделывать! Об этом, почему-то, не принято говорить. Одел бы в таком случае что-нибудь поплотнее, чтобы не было так неловко.

Минуты три мы кружились посреди зала и на последних секундах песни я положил свой подбородок ей на макушку, роботизированным голосом прокомментировав: «Подставка для головы активирована», – Еве шутка понравилась.

Песня кончилась и начало играть что-то было энергичное, зажигательное. Затею с танцами мы негласно решили не прерывать. Мы нехотя разлепились и начали медленно выделывать всякие движения. Никто из нас ни разу на дискотеках не был, а потому это выглядело, наверное, дико неловко, но притом никто, однако же, не смотрел и не смеялся. Безжизненность в кои-то веки проявила себя с положительной стороны, позволив раскрепоститься. По началу мы очень стеснялись и не совсем понимали на какие доли лучше выделывать «па», но на втором припеве мы уже вполне уверенно себя чувствовали и даже знали, как лучше вскидывать руки и ножки, чтобы точно попасть в ритмический рисунок. Не побоюсь похвастаться, но я танцевал заметно лучше. Я чаще попадал в «сильные доли» и знал больше интересных движений.

Наконец-то сказались мои периодические танцевальные сессии у себя дома. Когда никого не было рядышком я иногда, почему-то, включал панковские песни погромче и начинал как не в себя плясать. Представлял себя рок-звездой во время инструментального соло, когда петь не надо, а как-то публику шевелить строго необходимо. Корчился всяко, выворачивался и дрыгался в лютом угаре. Потел страшно и меня на песни две только дай бог хватало. Даже подспудное желание появлялось – пойти на какой-нибудь «хип-хап» и там учиться зажигать, но дальше мальчишеских мечт это желание не закатывалось. Как всегда…

В общем, вторая песенка нам тоже очень понравилась, но мы с непривычки выбились из сил и решили сделать перерывчик. Мы пошли на кухню пить водички. Опираясь на столешницу, мы смотрели в пустоту и офигевали от того, насколько, оказывается, можно было весело проводить время, а мы всё кино, игрульки, прогулки и по кругу – тоска.

– Ты на танцы ходил? – неожиданно поинтересовалась Ева.

– Не, но хотел немного походить. Я это… Дома для себя чисто танцую иногда.

– Правда?

– Агась, – было неудобно в таком признаваться, – Прёт иногда сам не знаю откуда.

– А я вообще не танцую… Ну, у тебя здорово получается.

– Ты много танцевальных шоу видела за свою жизнь?

– Нет, если честно.

– Вот поэтому тебе и кажется, что у меня здорово получается, – я самоуничижительно ухмылялся.

– Ты наговариваешь… Тебе лучше так не делать, я думаю.

– Как?

– Ну ты про себя, что не рассказываешь, то плохое обязательно. Так же не может быть.

– Даже если и не может, то я исключение, подтверждающее это правило.

– Ну вот я об этом говорю. Как бы… Ты не становишься лучше, притворяясь худшим. Ни для кого. Я думаю…

– Мне кажется, что ты тоже про себя всякие нехорошие вещи говоришь. Я сегодня вот с тобой про пение беседу вёл, и ты выразила неуверенность, что сможешь. А я-то тебя поющей слышал, если не забыла, – несмотря на кажущийся резкий тон в наших высказываниях, мы вели вполне себе уважительную беседу и не хотели друг на друга наехать.

– Пожалуй, ты прав… Тоже грешна. Наверное, нам лучше дергать друг друга, когда мы плохо о себе говорим. Тогда станем лучше.

– Договорились.

Мы закончили перекур и пошли в зал. Мы не танцевали, а просто сидели на диванчике и слушали песенки. Через какое-то время мне надоело, и я спросил, можно ли поменять пластинку. Хотелось чего-нибудь другого послушать. Получив согласие, я снял иголку, убрал «жуков» на место и поставил другую. Заиграло какое-то бешеное диско, и я тут же начал плясать. Ева не присоединилась, а только лишь смотрела на меня. Я старался делать вид, будто её здесь нет и у меня неплохо получалось. Под «дискач» было танцевать гораздо веселее, и я всячески старался спародировать манеру самого исполнителя. Хотя получалось не ахти, однако слышал, как Ева тихонько хихикала. Меня хватило песни на две, и я весь вспотевший бухнулся на диван, сказав:

– Может, всё-таки и кинище глянем? А потом уже ночью и потанцуем, если захотим.

– Ну давай ещё послушаем, мне нравится, – в её словах слышалась самая-самая искренняя просьба и я отказывать не стал. Я немножко полежал, пытаясь прийти в себя и тут началась та самая песня, переводящаяся как «Бей это» – Ева устоять не смогла и начала неистово дэнсить. На этот раз смотрел на неё я и мне чертовски это понравилось. Видимо, откуда-то она знала эту песню и, наверное, тоже пыталась под неё танцевать раньше. Особенно мне нравилось, как она, открывая вовремя рот, изображала, что подпевает. Смотреть на шустро двигающийся девичий стан было очень прикольно. Почувствовал себя каким-нибудь шахом, для которого специально созвали красивейших танцовщиц. Вот бы она каждый вечер так танцевала…

Закончив, Ева тоже запыхалась и пошла прилечь, но не на диван, как должно быть, а на меня! Она приземлила свою голову мне на ляшку и, смотря в глаза, сказала:

– 

Давай кино… Я устала.

Я был немножко ошарашен вот этой вот произошедшей между нами динамикой и я снова почувствовал себя неловко там… Если бы она просто по-человечески села на софу, то я бы без вопросов встал бы и пошёл ставить фильм, а тут…

– Ты это… Я не могу… Давай так посидим.

Ответа не было. Впервые, походу, игнор был с тонким оттенком сладостного согласия, и я даже не взгрустнул. Убрав руку, на которую приземлилась очаровательная золотистая головушка я начал думать, куда бы её деть. Хотелось, конечно, положить её на девичью щеку или хотя бы волосы, но смелости не доставало, и я просто убрал её в сторону. Ева переиграла меня и смутила, негодяйка. Звучала при этом совсем неуместная для такого момента музыка. Под неё не хотелось предаваться нежности и всё такое, а потому я был вдвойне смущен. Сидели мы в такой позе долго. Я старался не смотреть вниз, но вскоре понял, что она-то смотрит только на меня и я присоединился к этой игре в «гляделки». Если бы мы так залипали друг на друга в первый день «знакомства», то для меня это было бы самым впечатляющим воспоминанием на всю жизнь, но сейчас это уже немного утратило той эмоциональной эксклюзивности, которая на меня могла бы нахлынуть в пору моего беспросветного затворничества и отчуждённости.

Однако несмотря, что для меня текущая ситуация может и не стать «самым запоминающимся воспоминанием» приходящие мысли были приятными и я бы даже сказал – поэтичными. Есть что-то бесконечно космическое в глазах симпатичного тебе человека. Даже если ты и знаешь его совсем недолго и у вас почти нет каких-то тёплых совместных воспоминаний, всё равно любуешься и пытаешься отыскать что-то, за что готов зубами вцепиться и не отпускать. Если же человек знаком, то, конечно, ты начинаешь вспоминать, почему он для тебя так дорог и почему так ценно то, что ты можешь разделить с ним былое. Его глаза видели то же, что и ты. Смеялись так же, как и некогда это делали твои глаза. Может, мы вместе даже пролили общие слёзы… В томных девичьих очах, устремлённых к моим, я видел неподдельную радость, игривость, детскость. Кажется, что такого я ещё ни разу не был удостоен и подобное мне удавалось уловить лишь в ненавидимых за неправдоподобие кинолентах, где девушки в невообразимо тихой и умиротворяющей обстановке лелеяли взором объект своего обожания. Хотелось, чтобы они также смотрели в камеру, но такое для меня делали только в лентах, которые детишкам смотреть совершенно вредно. Ну вы понимаете…

Ещё я в Евиных глазах видел согласие. Если я сейчас спрошу, хочет ли она со мной до конца своих дней танцевать по вечерам, держаться за руки и пить вино с конфетами, то она скажет, что хочет. Если я спрошу, простит ли она меня за мои глупости, криворукость и прочие странности, то она обязательно простит. Если же я спрошу, хочет ли она со мной отправиться на конец света и построить дом на каком-нибудь райском острове, то она непременно согласится и побежит собирать необходимые для путешествия вещи. Впрочем, может, мне только хотелось это всё видеть…

Она просто пьяна и весело провела время. Не обольщайся на свой счёт и выкинь-ка все нелепые мечтания из своей наивной головы. Ты же знаешь, что никто тебя не любит и полюбить не способен. То и дело за спиной злословят и желают провала, а напрямую сказать боятся. Ведь им так нужно чувствовать себя важными, приятными и интересными. Именно чувствовать. Не знать. Стоит сказать им, как ты к ним реально относишься, то пиши пропало, мой друг. Все карты вскрываются и никакой загадки не остается. Приходится вскрывать свои и делиться тайнами, но зачем? Почему надо отвечать взаимностью тому, кто тебе немножко противен, хотя ты догадываешься, что к тебе-то неровно дышат. Короче, долго можно теребить в руках неуверенность, паранойю и бесконечное презрение к остальным, но я тебя, сволочь, предупредил. Коли буду прав, за себя не ручайся.

Я тобой возобладаю, несчастный котёнок. Я.

Но… Всё недоверие и бушующая во мне долгие годы ненависть гремела где-то там, вдалеке. Я, считай, был слишком взбудоражен, чтобы вслушиваться. Мне было хорошо.

Однако хорошего понемногу! Ева сама поднялась и быстро ушла со словами:

– 

Пойду ещё что-нибудь выпью.

Для меня так и осталось загадкой – выпила ли она вина или просто прополоскала горло водичкой. Отойдя от эмпатичной шоковой встряски, я пошёл ставить фильм и выключать музыку. Все мои проделанные шпионские вылазки оказались напрасны потому, что её даже не было, когда я мог выбрать, что посмотреть. Я воспроизвёл все операции для показа фильма и уселся в ожидании своей «подруги». Она плюхнулась рядышком со мной и игриво спросила:

– 

Что будем смотреть?

– 

Вроде это какая-то миленькая любовная драма. Для разнообразия, знаешь. А то мы мультики, фильмы ужасов, боевички смотрим. Что-то поспокойнее захотелось

– 

Ну хорошо… Включай.

И я включил. Это действительно было очень милое кино. Причем у меня не было чувства, что мне нагло врут, как это обычно бывает, если так можно описать мои редкие просмотры фильмов с присутствующими в них любовными линиями. Парень с девушкой, кажется, говорили только о какой-то ерунде, которая ну вообще не должна в нормальном сценарии писаться, она, типа, не двигает сюжет и не заряжает драматургические ружья – это просто трёп. Очень занимательный и, почему-то, душевный.

Ну я не с того начал. Фильм рассказывал про парня и девчонку, которые познакомились в поезде где-то в Европе и рискнули выйти в одном из городов – прогуляться. Им по ходу действа довелось пообщаться с гадалкой, уличным поэтом, поиграть в пинбол, выпить пива, сходить в парк аттракционов, покататься на трамвайчике и во время всего этого – бесповоротно проникнуться друг к другу чувствами. Буквально за несколько часов, наверное. Ни на секунду не возникало ощущение, что передо мной «голливудская фальшь». Чувствовалось, что режиссер или сценарист… Ну кто у них там главный! Что он, короче, не от балды это всё написал, но вдохновился реально пережитым опытом и лишь хотел показать, как это всё на самом деле красиво может выглядеть – любовь с первого взгляда, если это уместно так назвать. Прикольно, что герои сами немного не понимали, что это с ними такое происходит и вели себя не как взрослые и суперответственные, а, наверное, как подростки, что ли.

Ни разу у меня такого не было, но я весь фильм одновременно до злости завидовал и до слёз радовался за главных героев. Они нашли друг друга и были прям счастливы. У меня такого не было! Я не мог перестать болеть за их отношения, но в то же время страстно желал, чтобы у меня тоже было что-то похожее…

Конец у фильма был довольно позитивный. Им надо было расстаться, и они торжественно друг другу пообещали, что встретятся здесь же в оговоренную дату и время. Забыли, правда, фамилии друг у друга спросить, номера телефонов или логины от электронных почт, но мне хотелось верить, что они потом всё-таки встретились и всё у них было зашибись.