На следующее утро в порту заскрипели судовые лебёдки «Авроры». С правого борта фрегата на причал стали выгружать судовые пушки. Ближе к обеду к борту подошли подводы и крытые повозки, присланные губернатором для доставки больных членов команды фрегата на горячие источники Паратунки.

И днём, и ночью велись работы по сооружению береговых батарей. В работе участвовало почти всё оставшееся население города, окрестностей, а также солдаты гарнизона и члены экипажа «Аврора». В скалах рубились площадки, затаскивались судовые орудия, разносились боеприпасы…

А вскоре, к концу июля 1854 года, из порта Аяне прибыла долгожданная «Двина». Как и «Аврору», жители встретили транспорт радостными криками и приветствиями. И радоваться было чему: «Двина» доставила более трёхсот солдат Сибирского линейного батальона, две бомбические пушки двухпудового калибра и четырнадцать орудий 36-фунтового калибра. А ещё генерал-губернатор Восточной Сибири Муравьёв прислал в Петропавловск военного инженера поручика Мровинского, который возглавил строительные работы.

По предложению Завойко фрегат и транспорт поставили на якоря в глубине бухты левыми бортами к выходу – сразу за косой Кошка. Вход в бухту перекрыли бонами.

В результате всех этих действий губернатор Завойко до подхода неприятеля успел возвести семь береговых батарей и с учетом нескольких десятков стрелков-добровольцев из местного населения гарнизон Петропавловска составил более одной тысячи человек.

Бой за Петропавловск

И вот в середине августа 1854 года на внешнем рейде Авачинской губы появились силуэты больших кораблей. Их заметили, но из-за большого расстояния наблюдатели с мыса Сигнального не смогли разглядеть флаги на мачтах пришельцев. К губернатору Петропавловска были срочно посланы гонцы с сообщением.

Тем временем, сбросив паруса, корабли встали на якоря. Их было непривычно много для этих малопосещаемых и малолюдных мест. Эскадра из шести кораблей грозно темнела на рейде.

Вот наблюдатели увидели, как с кораблей спустили шлюпки. Не скрываясь и не торопясь, они заскользили по рейду. Одни бегали от судна к судну, две шлюпки погребли к берегу и, часто табаня вёслами, раз за разом бросали в воду лотлини, замеряя глубины. Наиболее активное движение шлюпок наблюдалось возле одного, видимо, флагманского корабля.

Наблюдатели не ошиблись. Действительно, это был флагманский корабль англо-французского флота, наконец-то добравшийся до места назначения.

Командующий эскадрой контр-адмирал Прайс принял решение обследовать побережье, для чего дал указание командиру английского парохода «Вираго», до сих пор шедшего на парусах, поднять пары. Затем вместе с адмиралом де Пуантом он перешёл на его борт. Дабы исключить возможность обстрела «Вираго» береговыми батареями, коль таковые окажутся, осторожный флагман приказал замаскировать название английского парохода и повесить американский флаг.

«Пусть русские примут «Вираго» за безобидного американского купца, а остальные корабли – за мирную экспедицию», – заметив удивлённый взгляд командира корабля, пояснил адмирал.

Вскоре, как заметили с берега, от эскадры под американским флагом отделился странный трёхмачтовый корабль со спущенными парусами. Пыхтя чёрным дымом, он стал двигаться в направлении берега.

Среди солдат орудийной прислуги четвёртой батареи, что на Красном Яру, раздался удивлённый возглас:

– Ты глянь, братцы, глянь! Без парусов, а плывёт, едрён корень…

– По местам! Приготовиться к стрельбе, – раздался зычный голос командира батареи мичмана Попова. – Чего раззявили рты… Эка невидаль – пароход. Он и без парусов может плавать. Не видели, что ль?..

– Так ить, где могли видеть-то? – недовольно пробурчал солдат гарнизона из недавних новобранцев.

Странный корабль приближался к берегу. На юте блеснули окуляры подзорных труб. Группа офицеров, в числе которых находились оба адмирала, внимательно разглядывала береговые очертания полуострова.

– Что-то я не вижу, коль верить словам ваших американских китобоев, пустынные берега и кучку инвалидов, Дэвид, – пробурчал де Пуант. – И слева, и справа – батареи. А за перешейком – мачты двух кораблей, из которых один точно фрегат… Откуда они появились? Как это понимать, сэр?

Прайс не ответил. Скользя окуляром трубы по берегу, он что-то неразборчиво шептал и, как понял французский адмирал, про себя ругался. Наконец упавшим голосом Прайс произнёс:

– Не могли американцы соврать мне, Фебрио. Смысл им врать?!.. Но я поражён… Флаг… Русский флаг на флагштоке… Его беспричинно не вывешивают. Выходит, русские ждут нас?

– Убей меня, кто-то совсем недавно предупредил их о нашем приходе. Видите, милорд, пушки на ближайшем к нам мысе установлены наспех, без защиты с моря. К тому же в спешке выбрано и само место, позади батареи, как я вижу, коварный тыл – высокая скальная стена. Коль бить по ней, камни с неё побьют всю орудийную прислугу и завалят орудия. Видимо, пушки недавно поставили. Когда успели?.. Глядите, милорд, прямо по курсу, кажется, бот. Нас встречают… Лоцман, поди… Может, сразу захватим да расспросим, что и как…

Подумав, флагман покачал головой:

– К чему такая спешка, сударь? Подождём лучше…

Из ковша Петропавловского порта действительно вышел небольшой парусный бот с лоцманом на борту. На баке стояли лейтенант Александр Максутов и гардемарин Аниканов, которых послали на разведку.

В подзорную трубу Максутов разглядел на мачте идущего навстречу парохода американский флаг и дал команду идти на сближение с ним, но, подойдя ближе, лейтенант неожиданно разглядел на борту судна небрежно накрытое парусиной название – «Вираго». И Максутов, и гардемарин тут же вспомнили разговоры иностранцев в порту Кальяо, ожидавших посыльное судно с тем же названием. Промелькнувшие на палубе красные рубахи английских моряков подтвердили их догадку.

– Вот те раз – «Вираго»!.. – удивлённо воскликнул Аниканов. – Это же в порту…

– Я даже догадываюсь, в каком… Дождались… – перебил гардемарина Максутов. – А мы им лоцмана… Союзники хреновы… И тут же резко скомандовал: – Табань! Никакие это не американцы – англичане! В порт, живо!

Бот пошёл на разворот.

Будто испугавшись небольшого судёнышка, к удивлению Максутова, лжеамериканец застопорился и, выпустив из трубы очередной столб дыма, тоже повернул обратно.

Но тут Максутов неожиданно прокричал:

– Отставить разворот! Ставь паруса! Идём вперёд. На руле!.. Держись от парохода подальше, курс – прямо на пришельцев. Осмотрим эскадру.

– А не опасно, господин лейтенант? – произнёс Аниканов.

– Не знаю. Надеюсь, стрелять по нам не будут.

Первыми на пути бота оказались сразу два парусных корабля с французскими флагами на мачтах: фрегат «Форт» и фрегат «Эвридика». С их палуб на русский бот, как на туземцев, вышли поглазеть сотни матросов. Многие приветливо махали руками. На фрегате Максутов насчитал шестьдесят пушек, на корвете – тридцать две.

Чуть мористее, в трёх-четырёх кабельтов, покачиваясь на лёгкой волне, под английским флагом стояли тоже парусные корабли: английский фрегат «Президент» при пятидесяти двух пушках по корме, почти рядом – фрегат «Пайк», на котором Максутов разглядел сорок четыре пушки. Ещё дальше виднелся французский бриг «Облигадо» с восемнадцатью пушками по бортам. Лейтенант аккуратно занёс данные на листок.

Проходя мимо «Вираго», который бросил якорь рядом с «Президентом», до боли прижимая к себе окуляр подзорной трубы, Максутов разглядел на правом борту парохода три орудия.

Максутов в уме сложил количество пушек на кораблях непрошеных гостей: получилось двести двенадцать орудий.

А ещё, как отметил лейтенант, на палубах, помимо экипажей, небольшими группами стояли пехотинцы. Сомнения относительно целей союзников исчезли.

Бот развернулся, поставил дополнительный парус и под улюлюканье сотен голосов с кораблей союзников направился к берегу.

Ближе к вечеру, когда лучи уходящего на запад солнца стали постепенно тускнеть, а его огромный диск начал медленно скрываться за горизонтом, прибрежная акватория Авачинской губы запестрела парусами.

Используя благоприятное направление ветра, эскадра подошла к берегу на пушечный выстрел. С флагманского корабля «Президент» грохнул первый выстрел, и тут же громыхнули пушки остальных кораблей. В ответ батарея, расположенная между Сигнальной и Никольской сопками, ответила залпом из пяти пушек. Залп оказался удачным – часть палубного рангоута и такелажа на флагмане и фрегате «Эвридика» была частично повреждена. Эскадра повернула в сторону порта. Но и здесь её ждали «гостинцы» в виде ядер из пушек «Авроры», «Двины» и батареи мыса Сигнального. Русские комендоры стреляли метко. Корабли союзников отошли на безопасное расстояние.

Всё пришло в движение в городе святых апостолов, Петропавловске. Получив донесения с наблюдательных постов, отчёт Максутова и подробности короткого боя, губернатор объявил о всеобщем городском сборе.

Забил в набат церковный колокол. Жители собрались на небольшой площади, на которой в кольце высоких тополей уютно примостилась деревянная церквушка.

Темно-красные стены храма, накрытые невысоким зеленым куполом, не вмещали всех. Люди толпились снаружи, и слова священника с амвона, призывающего к сплочению и защите своего города и Отечества, находящиеся внутри прихожане передавали наружу по цепочке. После службы перед собравшимися речь произнёс губернатор Завойко:

– Люди, беда пришла в наши края. Дабы навредить России, Англия и Франция соединились с врагами христиан, Турцией, с притеснителями наших единоверцев; флоты турецкие уже сражаются с нашими. Русские порты Восточного океана объявлены в осадном положении. Теперь вот война докатилась и до Камчатки. Город святых апостолов, Петропавловск, в смертельной опасности. Враг у порога. Умрём, но не позволим неприятелю топтать нашу землю.

Одобрительные крики были ответом на призыв губернатора.

Прошла ночь. Мало кто из жителей спал. Было тревожно и неспокойно.

Не спали и противники. До глубокой ночи среди вражеских кораблей на рейде отмечалась активная деятельность.

Августовское утро следующего дня, тихое, без ветра, сонное после тревожной ночи, к тому же серое и туманное, накрыло Авачинскую бухту. Ленивая предутренняя тишина обволокла окрестности. И казалось, вчерашние события – сон, который вот-вот рассеется вместе с туманом, исчезнет, его можно забыть… Но грозные полурасплывчатые в утренней дымке силуэты вражеских кораблей, стоящих на рейде, доносящиеся оттуда команды офицеров и трели боцманских дудок напомнили жителям Петропавловска о смертельной опасности.

Дымка постепенно рассеялась. Со стороны якорной стоянки эскадры наметилось оживление. Забегали шлюпки, заскрипели грузовые блоки, послышались неразборчивые голоса… Шлюпки, заполненные матросами, налегающими на вёсла, потянули за собой трос, соединяя между собой корабли. С последнего, «Президента», буксир подтянули к пароходу «Вираго».

Закрепив на корме буксирный трос, пароход дал ход. Тросы буксируемых кораблей напружинились, и цепочка парусников медленно потянулась за «Вираго» в направлении мыса Сигнального.

На английском корабле уже готовились к розжигу запальники, канониры застыли в ожидании команды «Заряжай», и командир «Президента» Фредерик Николсон был готов по указанию флагмана дать команду стрелять… как вдруг к нему с бледным испуганным лицом подбежал один из офицеров.

– Сэр, беда! Прошу вас срочно подняться в каюту командующего.

Растолкав офицеров, столпившихся в коридоре, командир вошёл в каюту флагмана. То, что Николсон увидел, его потрясло. Тело контр-адмирала находилось в кресле. Его окровавленная голова, повёрнутая к двери, лежала на столе, придавив собой египетскую саблю-талисман. Поверхность стола и ножны были залиты алой липкой кровью, которая тонкой тягучей струйкой медленно стекала на палубу. Одна рука командующего распласталась по столу, другая – безвольно висела вдоль тела; раскрытый рот застыл на вздохе… На палубе рядом с креслом лежал пистолет. В каюте пахло порохом.

Возле адмирала находился корабельный врач. Увидев командира корабля, он печально произнёс:

– Контр-адмирал Дэвид Прайс умер, господин капитан.

– Причины смерти, док? – резко спросил командир.

– Пуля, сэр.

– Чья?!.. – заорал Николсон.

Врач пожал плечами.

Командир непроизвольно посмотрел на пистолет. Нагнулся, поднял его, затем понюхал ствол. Скривился – сильно несло порохом.

– Странно, господа, странно! – несколько успокоившись, только и произнёс он. – Как это могло случиться?.. И Николсон подозрительно осмотрел присутствующих. – Кто-то хоть слышал выстрел?

Все промолчали.

Слух о смерти командующего быстро распространился среди экипажа. Фредерик Николсон был вынужден срочно собрать весь экипаж и объявить о несчастном случае, произошедшем с контр-адмиралом Прайсом.

На мачте флагманского корабля взвился сигнал «Остановить движение».

В полном недоумении командир «Вираго» застопорил ход. Буксируемые корабли бросили якоря. Со всех кораблей к «Президенту» устремились шлюпки.

После короткого совещания командиров кораблей эскадры командование английскими кораблями взял на себя командир фрегата «Президент», а эскадру возглавил старший по званию контр-адмирал де Пуанте. Новый командующий обсудил план нападения. Обсуждение шло вяло, настроение у всех было подавленное.

– Господа, это война, – попытался взбодрить адмирал присутствующих, – как вы сами понимаете, потери неизбежны. Мы проделали большой путь, чтобы этим варварам продемонстрировать силу нашего оружия и доблести. И мы это сделаем. У нас более двухсот десяти пушек. Две тысячи семьсот человек на бортах, включая пехотинцев, обученных брать и более мощные береговые укрепления. Чем не сила, господа?! Заверяю: мы вскоре возьмём город. Банкет в Петропавловске я вам, господа, обещаю.

Адмирал замолчал, разглядывая притихших офицеров. Тишину нарушил командир фрегата «Ла Форт»:

– Возьмём, конечно, но с какими потерями? – недовольно произнёс он. – Откуда появились корабли?.. Мы даже не знаем численность войск в городе. Я что-то мало верю в полученную информацию от китобоев. По обеим сторонам входа в бухту стоят батареи, о которых ранее не было известно. И что там, внутри бухты, неизвестно.

– Вот потому, господа, мы сначала должны уничтожить эти батареи и войти в гавань. А затем перенести весь огонь на русские корабли и батареи, коль они там имеются. Затем высадим десант, – сказал адмирал, вытирая пот со лба.

– Я надеюсь, там не спряталась дивизия русских пехотинцев… – хмуро проговорил командир десантного отряда Паркер.

– Вряд ли, подполковник. Откуда русские её возьмут? – успокоил англичанина новый командующий, однако, как уловили офицеры, в голосе нового флагмана не было уверенности.

Своё неожиданное возвышение де Пуант не одобрял, более того, боялся. «В случае успеха, – рассуждал он, – скажут, что сработал тщательно продуманный план Прайса, а коль неудача, обвинят меня».

Тяжело вздохнув, де Пуант решил всё же не рисковать и не менять первоначальный план нападения.

– Господа, будем придерживаться ранее разработанного плана, – как можно твёрже произнёс он.

На том и разошлись.

На фрегате «Форт» взвился флагманский вымпел.

Наступил следующий день – воскресенье, 20 августа. Как и вчера, утро было сонным и таким же серым и туманным.

«Вираго» опять поднял давление пара в котлах для своей довольно-таки сильной машины и медленно тронулся с места. Привязанные к его корме друг за другом парусники «Президент» и «Ла Форте», неуклюжие без парусов и ветра, опять послушно тронулись за своим поводырём в сторону мыса Сигнального.

Расставив корабли в линию напротив батареи у западной части мыса, капитан «Вираго» приказал сбросить буксирный трос и, с лихостью развернувшись, чем вызвал зависть экипажей парусных судов, полным ходом направился к ожидавшим на рейде остальным кораблям эскадры. Прошло немного времени, и «Облигадо, «Эвридика», «Пайк» и сам пароход встали на якоря против батареи из трёх пушек на Красном Яру, имеющей среди защитников города название Кладбищенская.

Прежде чем отдать команду на начало обстрела, адмирал де Пуант внимательно разглядывал в подзорную трубу флагшток с российским флагом на мысе Сигнальном. Закусив от напряжения губу, флагман надеялся не пропустить момент, когда флаг русских поползет вниз, а на его месте взметнётся белый – флаг капитуляции. Но шло время, а белых полотнищ всё не было. На флагштоке мыса Сигнальный продолжал развеваться русский флаг…

– Глупцы!.. Что могут сделать их пять пушек против наших пятидесяти… – всматриваясь в подзорную трубу, разочарованно прошептал флагман. – Не пойму я этих русских.

А в это время командир батареи лейтенант Гаврилов отдавал последние указания канонирам, заряжавшим пушки. Наконец последняя, пятая, была заряжена. Пушки приготовилась к залпу.

– Погодь, – сказал лейтенант канониру одной из пушек, напряжённо разглядывая в подзорную трубу вражеские корабли. – Вот что, братцы! Всей батареей бить по французу «Ла Форте», он самый большой, командование эскадрой наверняка там.

– А может, как и вчерась, уйдут, господин лейтенант? – пробурчал канонир. – Как думаете?

– Странный то был уход, братец. Однако совсем не похоже, что и сегодня сие действо повторится. Ну всё, товсь! С Богом! Запальники разжечь. Орудиям приготовиться к стрельбе. Мортирам – товсь! – скомандовал Гаврилов.

Ещё раз измерив глазом расстояние до «Форта» и перекрестившись, он прокричал:

– Орудия, разом – пли!

Залп русской батареи почти слился с залпом пушек правого борта фрегата «Президент». Чуть позже окуталась пороховым дымом и палуба «Ла Форте». Поверхность моря между батареями заволокло пороховым дымом. Ядра неприятеля ударили в скалистый склон. Крупные обломки камней посыпались на людей, послышались стоны.

Русские ядра тоже нанесли урон фрегату «Ла Форте». В подзорную трубу Гаврилов разглядел взлетевшие деревянные обломки палубного рангоута, сбитую ядром нижнюю рею бизань-мачты.

– Мортиры, залп! Орудия, лево пятнадцать, бить по англичанину, по «Президенту».

Через несколько минут теперь уже оба вражеских корабля одновременно произвели залп по русской батарее. Всё пространство покрылось плотной завесой порохового дыма. Земля вокруг батареи вздыбилась, два солдата упали замертво, застонали раненые. Со склона полетел град камней. Одну из мортир завалило, разбросав по сторонам орудийную прислугу. Отлетевший от скалы крупный осколок камня раздробил Гаврилову ногу, а через секунду другой осколок ударил ему в голову. Лейтенант ойкнул, смачно выругался сквозь зубы и, превозмогая боль, сильно хромая, бросился к заваленной камнями мортире и канонирам.

С моря донёсся звук очередного залпа вражеской артиллерии. Около шести десятков ядер устремились к батарее на мысе Сигнальном. Вздыбилась земля, сравнительно небольшая территория батареи превратилась в сущий ад. И среди этого грохота не менее оглушительно прозвучали выстрелы трёх чудом уцелевших русских орудий. И залп был удачным: ядра попали в корпуса кораблей неприятеля.

Около полутора часов гремела канонада. Батарея ещё держалась. Раненый Гаврилов не покидал батарею.

Одно из ядер, выпущенное мортирой, разбило часть фальшборта «Президента», другое, выпущенное уже орудием, ударившись в основание мощной фок-мачты, упало на палубу и, шипя и дымя фитилём, закрутилось возле ног одного из членов палубной команды, готовое вот-вот взорваться. Все замерли. Однако матрос не растерялся. Он голыми руками схватил ядро и, растолкав оцепеневших от испуга товарищей, подбежал к борту и выбросил ядро в воду. Не долетев до поверхности воды, оно взорвалось.

Эту сцену в подзорную трубу наблюдал губернатор Завойко, который в сопровождении двух казаков на коне примчался на батарею.

– Смелый поступок, весьма смелый, – не отрывая от глаз трубу, прошептал губернатор. – Срочно разыщите, – обратился он к одному из казаков, – лейтенанта Гаври…

Договорить он не успел: на территорию батареи опять обрушился град ядер. Плотная стена разрывов подняла вверх землю, груду камней и разного мусора. Один из сопровождающих губернатора казаков вскрикнул: чугунный осколок вспорол ему плечо. Самого губернатора присыпало землей.

Губительный залп сделал своё дело: пушки оказались перевёрнутыми, временные ложементы разрушены, стволы орудий забиты землёй. Часть прислуги ранена. Батарея замолчала.

Видя безнадёжность сопротивления, Завойко отдал приказ оставшимся в живых защитникам и легко раненным оставить батарею и срочно идти к Красному Яру на помощь «Кладбищенской» батарее.

Еле держась на ногах, Гаврилов приказал заклепать орудия, спустить флаг, погрузить на телеги раненых и остатки боеприпасов.

Вскоре несколько десятков защитников под грохот канонады быстрым шагом направились в сторону Красного Яра.

Неожиданно один из защитников, матрос с фрегата «Аврора», бросился назад. Выхватив из-за пояса топор, он несколькими ударами перерубил флагшток.

– Не висеть на нём флагу вражескому, – пробормотал он.

И в это время с противоположной стороны бухты раздались ухающие залпы корабельных орудий и раскатистые, приглушённые расстоянием звуки разрывов. Матрос тревожно огляделся. Звуки шли от Красного Яра, где располагалась «Кладбищенская» батарея. Там шёл бой.

Вражеские корабли, окутанные пороховым дымом, обстреливали батарею, которой командовал его товарищ Василий Попов, мичман с «Авроры». А ещё матрос разглядел, как от тех кораблей в сторону берега шли десятка полтора баркасов и несколько шлюпок, набитых солдатами.

– Десант!.. Мать честная, на Василия Ивановича навалились, изверги, – заорал матрос и со всех ног бросился догонять свой отряд. Бросив мимолётный взгляд в сторону моря, он увидел пароход, который на буксире тащил в сторону Красного Яра один из фрегатов, только что обстреливавший его батарею. Ополченец поспешил догнать свой отряд.

«Кладбищенская» батарея, огрызаясь своими тремя 24-фунтовыми пушками, заряжаемыми канонирами с «Авроры», несмотря на шквальный обстрел неприятеля, оказалась весьма живучей. Чтобы окончательно подавить сопротивление, флагман союзников приказал высадить десант.

К берегу приближались две большие шлюпки и более десятка баркасов, набитых французскими пехотинцами.

Беспрерывные залпы орудий с корвета «Пайк» и брига «Облигадо», а потом и с фрегата «Президент» всё же сделали своё дело: батарея Попова замолчала. При виде десанта два десятка защитников отступили и приготовились принять последний бой.

Под барабанную дробь около шести сотен союзных пехотинцев, не торопясь, по-хозяйски осматривая территорию, спокойно высадились в районе батареи. Берег расцветился синими и красными пятнами обмундирования нападающих. Над батареей взвился французский флаг. Но торжествовали союзники недолго: по ним ударила батарея с мыса Кошки.

И тут из-за ближайшего пригорка показался отряд, состоящий из более сотни русских солдат и матросов. С ружьями наперевес они бежали в сторону батареи. Англичане, видимо, решив помочь своим, дали залп с орудий одного из фрегатов. Снаряды не долетели до рядов русских солдат, но одно из ядер разорвалось в гуще французских пехотинцев, убив и ранив несколько человек. В рядах союзников началась паника.

Почти одновременно пушки русских кораблей тоже произвели по ним залп. Ядра «Авроры» и «Двины» разметали десантников; послышались крики раненых, несколько нападавших упали.

Союзники дрогнули.

При виде приближающегося отряда русских многие повернули в сторону баркасов. В это время на мачте флагманского корабля взвился сигнал к отступлению. Пехотинцы, поддерживая раненых и погрузив на плечи убитых, бросились обратно в шлюпки. Бой затих.

Однако канонада не прекращалась: с южной стороны по кораблям союзников продолжали палить пушки «Кошечной» батареи, а также орудия «Авроры» и «Двины».

Чтобы оградить себя от обстрела русских кораблей, загрузив на борт пехотинцев, корабли союзников с помощью парохода опять сменили место стоянки и, прикрывшись мысом Сигнальным, переключились на бомбардировку батареи на мысе Кошка. Несколько часов союзники обстреливали её, но защитники под руководством лейтенанта Дмитрия Максутова, отвечая метким батарейным огнём, выдержали натиск, нанеся немалый урон врагу.

Продолжая обстреливать «Кошечную», союзники перекинули часть огня на батарею, пять пушек которой под командованием Александра Максутова находились на перешейке между мысом Сигнальным и Никольской сопкой. Прикрываясь пушечным артобстрелом, с брига «Облигадо» и фрегата «Эвридика» союзники опять высадили десант. Метким огнём батареи и этот десант был рассеян. Потеряв одну шлюпку с десантниками, союзники и на этот раз вернулись на свои корабли.

Попытка захватить город с суши провалилась. Однако прорваться в город можно было, захватив порт. Преградой этому опять были батареи на мысе Кошка, а также пушки на «Авроре» и «Двине».

С помощью парохода «Вираго» фрегаты неприятеля подтянулись ближе к порту. «Форт», «Президент» и «Пайк» всей мощью своих восьми десятков орудий обрушились на внутренний замок порта – батарею мыса Кошка.

Командир лейтенант Дмитрий Максутов отвечал редкими залпами, тщательно сверяя каждый раз расстояние до цели: порох надо беречь.

Среди грохота разрывов мелькали чумазые лица двоих мальчишек, подносящих канонирам картузы с порохом^[85]. Лица подростков были серьёзными и хмурыми, но глаза искрились азартом и желанием после сражения рассказать товарищам по учёбе в особой низшей военной школе о своих подвигах.

Неожиданно после очередных разрывов вражеских снарядов Максутов услышал крик:

– Погреб! Ложись!

Лейтенант бросился к оврагу, где находились запасы пороха.

Там, внизу, у самого хранилища, он увидел крутящееся раскалённое ядро, готовое вот-вот взорваться, и бежавшего к нему часового по фамилии Белокопытов. Ещё мгновение – и…

Белокопытов успел подбежать, поднять голыми руками раскаленный двухпудовый снаряд и столкнуть его вниз по склону, где он и взорвался, не причинив вреда боезапасам.

Максутов подбежал к часовому. Бледный, испуганный солдат разглядывал свои обожженные ладони, прямо на глазах покрывающиеся пузырями.

– Жив!.. – произнёс командир. – Руки надо смазать…

Серия взрывов заглушила его слова.

День подходил к концу. Постепенно стало темнеть. Канонада стала затихать, упрямая батарея на мысе Кошка ещё огрызалась. Чем дальше, тем очевиднее становилось, что победного банкета в городе сегодня союзникам устроить не придётся. Жаркий десятичасовой бой выиграли петропавловцы.

Свои изрядно потрёпанные корабли неприятель был вынужден отвести в безопасное место.

Итак, 20 августа 1854 года закончился первый штурм Петропавловска. Две русские батареи, на мысе Сигнальный и Красном Яру, были разбиты, но закрепиться на берегу союзники так и не смогли. Попытка захватить город со стороны моря провалилась. Наступило тревожное затишье.

Несколько дней англо-французы занимались устранением повреждений своей техники и похоронами погибших на берегу Тарьинской бухты. С ближайших батарей защитники видели, как с особыми почестями союзники хоронили одного из офицеров.

Этим офицером был контр-адмирал Дэвид Пауэлл Прайс.

На траурном мероприятии народу было много: присутствовали представители всех кораблей союзников. Чуть в стороне от места захоронения с топорами и пилами в руках стояли матросы с американского китобоя, заготавливающие в бухте дрова для своих нужд. Проходя мимо китобоев, командир английского фрегата «Президент» Николсон подошёл к ним, разговорились. Американцы, с их слов, прожившие в Петропавловске весну и зиму, рассказали ему, в каких местах у русских стоят наспех построенные оборонительные сооружения, сколько на них пушек и каково количество защитников в городе. Самый молодой из китобоев добавил, мол, среди солдат, кроме воинов гарнизона, есть обычные крестьяне, охотники-камчадалы, мастеровые…

Их сведения пригодились на вечернем совете, прошедшем на борту флагманского корабля «Ла Форте». После обсуждения и споров адмирал де Пуанте принял решение предпринять повторное нападение на город 24 августа 1854 года, высадив десант со стороны Култушного озера и на Никольской сопке, где стояли две русские батареи.

День и ночь трудились и защитники города. Они восстанавливали разбитые батареи, хоронили погибших. Город жил в тревожном ожидании следующей вражеской атаки.

С самого раннего утра бухту Крашенинникова в назначенный день накрыл плотный туман. Тёмные силуэты кораблей англо-французской эскадры, стоящие менее чем в кабельтове друг от друга, были едва видны. Придавленная густым туманом, морская поверхность лениво плескалась у бортов, спущенных на воду баркасов и шлюпок, издавая привычные хлюпающие звуки. Плавсредства были до отказа заполнены сонными пехотинцами и матросами, многие из которых продолжали спать сидя, досматривая сны. Десант ждал сигнала к началу высадки на берег. Неутомимый «Вираго» потащил корабли союзников к намеченным позициям.

Около шести утра туман стал рассеиваться. С берега стали видны зловещие контуры вражеских кораблей и копошащиеся у них под бортами плавсредства с торчащим поверх голов солдат частоколом штыков. В полной тишине, прерываемой только лёгким шумом волн, десант терпеливо ждал приказа на штурм русских берегов. И эта пауза была зловещей.

Разглядывая неприятеля, защитники ждали: вот-вот начнётся стрельба. И вскоре бомбардировка началась…

Предутреннюю тишину разорвал грохот первого вражеского залпа. Ядра «Эвридики», «Облигадо» и «Ла-Форта» накрыли территорию батареи на мысе Сигнальный, акваторию порта и сам порт. Часть ядер полетела в сторону фрегата «Аврора» и транспорта «Двина».

С моря потянуло пороховой гарью. Всё пришло в движение.

Буксируемый пароходом, немного опоздавший к месту запланированной стоянки фрегат «Президент», как только его якоря коснулись дна, всем бортом тоже произвёл залп по батарее, расположенной на северной оконечности Никольской сопки, прикрывающей дорогу между сопкой и Култушным озером. Затем последовал второй, третий залп из трёх десятков корабельных пушек…

В общем грохоте разрывов залп пяти береговых орудий русской батареи капитан-лейтенанта Коралова почти не был слышен: под покровом пороховой завесы всё слилось в общий гул. Особенно тяжёлое положение сложилось на батарее со странным названием – «Смертельная». Батарею под командованием лейтенанта Александра Максутова уже несколько раз накрывала серия густых разрывов. Она несла тяжёлые потери: всё меньше оставалось орудийной прислуги. Но батарея не сдавалась и продолжала отвечать метким огнём. Одним из взрывов был тяжело ранен лейтенант Максутов, но он, истекая кровью, не оставил место боя и сам наводил орудия.

85. Зарядные мешочки с отмеренным количеством пороха.