Истребители: Я – истребитель. Мы – истребители. Путь истребителя

За день все-таки был один вылет бомбардировщиков на поддержку наших наземных войск, но без меня. Командование решило не прерывать наши тренировки. Порадовало одно – завтра прибывают запчасти к ЛаГГу. А в девять вечера меня разбудили – приближалось время очередного концерта.

Пять дней нам дали на ознакомление с машинами и совместные полеты. С моей легкой руки ТА-3 обзавелись тремя названиями – «таиры», «тройки» и «троечки», что прошло на ура.

За это время на все МиГи поставили радиостанции, что существенно повышало сплоченность пар и облегчало учебу в воздухе. На «тройки» успели поставить только три – Сомину и ведущим пар.

Полки вели боевую работу, были потери, были победы. Кто-то не вернулся, кто-то прихромал или приехал на попутной машине, но нас не трогали. Пришло шестнадцать новых машин, переданных из внутренних округов. Они немедленно включились в работу и под прикрытием «чаек» Запашного уходили на бомбежку.

Я видел, что к концу четвертого – началу пятого дня выполнять виражи пары стали все увереннее и увереннее. Прочувствовать и получить уверенность в себе помогли сами немцы, устроив налет на наш аэродром, причем идиоты выбрали такое время, когда мы были в воздухе.

Обе группы в это время тренировались согласно ранее намеченному плану, в атаках на тихоходный разведчик Р-5, выделенный Запашным. И надо сказать, что парни действовали все более четко, а не как раньше. Первые атаки – парами, а потом, в азарте, уже кучей малой. И никакие ведь вопли на них не действовали! Нам с Соминым с трудом тогда удалось успокоить подчиненных, и все равно то один, то другой вырывался из строя, но через некоторое время возвращался на место. Умнеют, паразиты. Не любят они наряды.

– Кубик, я Лето. К «точке» на пяти тысячах четырьмя звеньями подходят двенадцать «Хе». В сопровождении четырех Ме-109 выше на триста метров. Приказываю атаковать, – послышался в эфире голос дежурного. Не знаю, что наши инженеры сделали с экранированием моторов, но помех почти не было.

Позывной «Кубик» принадлежал Сомину, и так как он старший, вызов шел к нему.

«Вот сейчас и узнаем, чему я вас научил!» – подумал я, выравнивая МиГ.

– Малой, я Кубик. Прикрытие на вас. Командуй. Я беру «хейнкелей». Устроим им «град» и «карусель». «Тройки», за мной.

– Я Малой, вас понял. «Синие», за мной. Карп, первым атакуешь «мессеры», работаем «качелями», мы во второй очереди.

На МиГах были теперь свои экипажи. Командир звена я с сержантом Лаптем в ведомых. И старший сержант Карпов из безлошадных, которого нам дал майор Запашный. Ведомым у него сержант Валиков, тот, который не попал к нам при первом наборе. Дав газу, мы вырвались вперед и стали с ходу набирать высоту. На восьми тысячах пришлось использовать дыхательные аппараты. Чтобы приказать что-нибудь, мне приходилось вытаскивать мундштук, после вставлять обратно. Но как бы то ни было, опередив сбросившие скорость «троечки» на километр, мы первыми оказались над аэродромом, на который уже надвигался строй «хейнкелей». Наши цели беспокойно крутились чуть в стороне, двумя километрами ниже, но вот они с разворота стали тоже набирать высоту. Проигнорировав бомбардировщиков, мы бросились к «худым».

Карпов с ходу спикировал на не успевших набрать скорость немцев. Атаки не получилось – пара, на которую он нацелился, ушла в сторону, но хотя бы перестала набирать высоту. Пользуясь преимуществом в скорости, Карпов, выйдя из пике, полез вверх, снова занимая позицию для атаки, это и называлось «качелями». Следующими были мы.

– Атака!

Бросив МиГ в пике, я нажал на гашетки. И, в отличие от Карпова, не промазал.

– Карп! Добей подранка! Мы другой парой займемся.

Вторая пара, та самая, на которую первым пикировал Карпов, уже почти набрала высоту, и я поспешил к ним, бросив быстрый взгляд на строй «хейнкелей». Строя уже не было. Судя по всему, Сомов уже устроил им «град» – это означало, что «тройки» подошли и на минимальной дистанции разом выпустили все эрэсы. От двенадцати бомбардировщиков осталось пять, которых сейчас и гоняли наши «таиры», разбившись поодиночке. Сомов уже голос сорвал, пытаясь собрать их вместе. На моих глазах огненным комком вниз полетел очередной «хейнкель».

«Мессеры» решили помочь своим. Та пара, к которым мы шли, неожиданно через крыло пошла вниз, к «тройкам».

– Кубик, я Малой. К вам пара «мессеров» идет. Перехвачу их на подступах, но все равно один может прорваться.

– Понял. Жду. Я Кубик. Все ко мне!!! … к … чтобы вас …!!!

– Лапа, я Малой. Атакуем поодиночке. Твой ведомый, мой ведущий. Понял? Атакуем!

Мы уже падали на пару «гансов», которые были ниже нас почти на полкилометра. Перехватить мы их смогли на встречном курсе, у клубка воздушного боя, или, проще говоря, избиения боксером младенца. Именно так выглядел бой между немецкими бомбардировщиками и «таирами».

Как я и рассчитывал, перехватили мы «худых» почти у строя. Мой, вспыхнув, понесся вниз огненным комком, а вот ведомый, которого атаковал сержант Лапоть, хоть и дымил, но летел, правда, уже не к бомбовозам, но все равно.

– Лапа, добей его, – приказал я и пристроился к ведомому, защищая с хвоста.

– Карп. Доклад.

– Подранка сбили. Сейчас со вторым возимся. Упертый черт, никак не догоним.

– Принято.

Лапоть со своим никак не мог закончить. Похоже, от волнения все очереди шли мимо.

– Лапа, убери пальцы с гашетки. Убрал? Ага, вижу. Теперь глубоко вздохни, еще раз. И спокойно прицелься – он уже потерял скорость и не может так маневрировать. Огонь!.. Молодец! Поздравляю с первым сбитым!

С первым сбитым поздравить пришлось не только сержанта Лаптя, но и других молодых летчиков, у которых это был первый учебно-боевой вылет со встречей с противником. Старший сержант Карпов сбил два «мессера» – наверное, с испугу он все-таки догнал второго. Один, правда, ему засчитали, как в группе, все-таки подранок был, а вот второй серьезно его. Сколько сбили «таиры» Сомина, подсчитать было трудно, залп эрэсами поставил крест на этом, но то, что ни один из самолетов немцев не вернулся домой – это факт. Мне вообще казалось странным количество сбитых реактивными снарядами – точно знаю соотношение расхода ракет и сбитых. А тут – одним залпом!.. М-да. Это или везение, или все равно везение, опыта подобной стрельбы у них не было, я спрашивал.

Последнего свалили в тридцати километрах от аэродрома. Карпов же и сбил, когда «худого» догнал. Повезло, что у немца проблемы с управлением какие-то были, а не то бы ушел, точно бы ушел.

Наши с аэродрома наблюдали большую часть боя, только концовка ушла далеко в сторону, но одно то, что на ВПП упало три самолета, говорило, что учеба шла как надо.

После того как «тройки» сели, настала наша очередь. Когда я подогнал свой МиГ к капониру, мне сообщили еще одну новость, уж не знаю, какую по счету. Запрет на интервью был снят, и надо же было такому случиться, чтобы военные и не только корреспонденты прибыли в наш полк именно тогда, когда мы взлетали. Так что воздушный бой шел фактически на их глазах. Не знаю, сколько пленки они извели, но из всей пишущей братии только один фотограф был доволен – у него была профессиональная камера с мощным объективом. Думаю, именно ему повезло сделать самые лучшие снимки. Порадовало одно – теперь у пишущей братии кроме меня было еще девять «жертв». Пусть тоже отдуваются.

От меня не отстали. Сняли на крыле так, чтобы были видны двадцать звездочек на фюзеляже и пририсовывающий еще одну Степаныч. Правда, его со спины сняли, но он и этому был рад.

Постоянные вопросы, щелчки затворов фотоаппаратов, общие снимки, одиночные, на фоне горящих обломков сбитых «хейнкелей»… Меня мурыжили часа полтора, пока после обеда не удалились жутко довольные таким репортажем.

– Даже поесть нормально не дали, – недовольно сказал я, посмотрев вслед уезжающему автобусу.

– Так, бойцы. А кто за вас рапорты писать будет? – послышался со спины голос капитана Смолина.

Поскольку нас переподчинили полку Никитина, то и все бумаги по вылетам шли через его штаб, так что мы направились вслед за капитаном. В штабе же выяснилось, что журналисты уехали ненадолго – тут где-то рядом упали сразу шесть бомбовозов. Это, наверное, те, по которым «таиры» эрэсами залп дали. Акулы пера оставались на мой концерт, про который уже знали во всех подробностях.

– Можно мне вот тут встать? – оторвал меня от написания рапорта чей-то нежно-девичий голосок.

Удивленно подняв голову, я, как и все, посмотрел на непонятно откуда взявшуюся девушку-репортера.

– Вот тут можете встать, тут будет удобно, – сразу же заулыбался «вечный дежурный» Виктор. Который действительно стал «вечным». Не знаю, как он упросил оставить его в полку, но должность дежурного у нас теперь была занята надежно. Три дня назад он сломал руку, когда сел на вынужденную на нейтральной полосе. Самое смешное, при посадке он врезался в подбитый танк. Так в рапорте и написал причину травмы: «из-за тарана танка», что стало причиной долгих споров в полку и шуток на эту тему.

Девушку я вроде видел среди репортеров. Точно – она брала у меня интервью о личной жизни. Но как-то тихо, несмело, в отличие от остальных наглых и напористых, быстро оттерших ее в сторону.

«А ниче так, симпатичная. В моем вкусе. Главное, чтобы Мариночка не заревновала, а то уже вроде как и не встречаемся пока, а молнии глазами мечет. Нет, чую, пора переходить в активную фазу. Ой, пора!» – подумал я, возвращаясь к рапорту. Поскольку рука уже была набита, закончил первым – начал с белого листа, а не с черновиков, как остальные.

– Вот, товарищ капитан, закончил, – сказал я, вставая и отряхивая галифе от налипшей травы.

Написание рапортов происходило на свежем воздухе, что было правильно – штабная землянка, конечно, большая, но всех все равно не вместит.

– Ну-ка… Да, все правильно. Можете идти отдыхать, – разрешил Смолин, изучив плод моего творчества.

– Я на стоянку, узнаю, что там с моим МиГом.

– Ладно. Никитин поговорить с тобой хотел. Так что далеко не исчезай.

– Хорошо.

Девушка, что-то писавшая в большой – формата ближе к А-3 – альбом, резко закрыла его, когда я подошел к ней. Вернее, не к ней, а к Сомину.

– Нужно поговорить. Я на стоянке буду, – тихо шепнул я командиру, проходя мимо.

На стоянке все было в норме. Ходили оружейники, таща длинные ленты крупнокалиберных патронов для МиГов. Суетились механики, осматривая машины; бегали бойцы хозчасти, списывая утраты. Все работали. Присев в тени своей машины, где возились Семеныч с мотористом, что-то подкручивая под капотом, достал из планшета блокнот и на восемнадцатой странице принялся выкладывать свои мысли.

– Чего звал? – присел рядом Сомин. Кроме него подошли мой ведомый и еще несколько пилотов. К этому времени я закончил и подал блокнот.

– О как? – только и сказал старлей, когда прочитал вступление, но потом только удивленно качал головой.

Пока он изучал мой план, я встал, чтобы размять ноги, и тут же увидел ту девчонку-репортера, тихой мышкой устроившуюся у хвоста самолета с неизменным альбомом.

– Девушка, вы что-то потеряли? – спросил я. Судя по удивленным лицам парней, они тоже ее только что заметили.

– А? Н-нет. Можно мне тут посидеть? Я не помешаю? – с робкой улыбкой спросила она.

– Не помешаете… Да нет, что я говорю?! Помешаете, конечно! Вы, девушка, сходите пока… – наклонившись к Сомину, который не отвлекался даже чтобы послушать наш разговор с девушкой, поинтересовался: – Слушай, а если она из этих?

– Из кого? – не понял он.

– Ну те, что пальбу устроили на аэродроме? А? Вынюхивает?

Мы оба повернулись к корреспондентке и с подозрением посмотрели на нее.

– Да не может быть, их же проверяли, – с сомнением проговорил Сомин.

– Тех тоже проверяли, и что? Лучше при ней ни о чем не говорить.

– Согласен. А куда? Я не дочитал…

– А к Никифорову и пойдем, к тому же он неплохие советы по этой теме дать может.

– Да что он понимает?! Хотя да, лучше подстраховаться. Пошли.

– А можно мне с вами?

«Интересно, сколько ей лет? Восемнадцать наверняка, студентка какая? Непонятно. Но черт возьми, она все-таки в моем вкусе, знают немцы, кого подсылать!»

– Да, конечно. Пойдемте, – подхватив ее под локоток, я ответил с шикарной улыбкой и тут же увидел Лютикову. Сцена была та еще.

– Вот, блин!.. Извините!

– Что? – не поняла репортерша.

– Девушка, извините, мы не представлены, Вячеслав Суворов.

– Дарья… Миронова. Корреспондент «Комсомольской правды», – с легкой заминкой ответила она.

– Да? Ну приятно познакомиться. Вы пока пройдите с товарищем старшим лейтенантом, а у меня тут важное дело-о-о, – крикнул я уже на бегу. Марина уже почти скрылась с глаз за густым кустарником. Судя по ее лицу, когда она резко развернулась, чтобы уйти, у нас будет серьезный разговор.

Догнал я ее у бензовоза, который загнали под кроны деревьев, и, настроившись на ее шаг, стал сочувственно вздыхать.

– Ну что еще? – остановившись, сердито спросила она.

– Да вот хочу пригласить вас, несравненная Марина Викторовна, на луну полюбоваться в эту прекрасную ночь, – издалека начал я.

– Тебе этих вертихвосток не хватает, которые постоянно около тебя на концертах крутятся? Даже не подойдешь к тебе, сразу шипеть начинают. Или эта малолетняя соплячка? Я тебе зачем?

– Потому что ты мне нравишься. Ну Марин, давай серьезно, что не так?

– Да?.. – остановилась она, стрельнула куда-то глазками и вдруг прижалась ко мне и поцеловала в губы. Но мне только предложи – минут пять длился поцелуй среди деревьев.

И только когда нам не стало хватать воздуха, мы оторвались друг от друга. Увидев, что она смотрит куда-то мне за спину, обернулся. Там были спины удаляющихся бойцов и синее платьице репортерши, которая постоянно оглядывалась. Показалось мне или нет, но на ее глазах блестели слезы. Отбросив эти мысли в сторону, снова попытался привлечь Марину к себе, но был бит по рукам.

– Что? – не понял я. То целует, то отгоняет.

– После концерта у меня, – сказала она и, развернувшись, скрылась среди деревьев. Почесав затылок, я пожал плечами и направился к опушке, находившейся метрах в пятидесяти от того места, где мы целовались.

«Сдвинулось-таки с мертвой точки!»

Посмотрев на заходящее солнце, я отправился вслед за остальными ребятами – пора до конца проработать налеты на немецкие аэродромы. Нанести, так сказать, ответный удар.

Неожиданно мой грубый набросок плана вызвал в части резкий резонанс среди начальства. Примчался командир нашей дивизии полковник Миронов и взял все в свои руки. Были подключены контрразведка и госбезопасность. План переработали и расширили. Заодно я случайно выяснил, что полк майора Запашного, а вернее наша группа, была экспериментальной. За всеми моими нововведениями тщательно следили и документировали. Теперь было понятно, почему все, что я предлагал, так легко вводилось в жизнь. Все очень просто – наш опыт собирались использовать для переформирования всех воздушных сил. Истребительных, я имел в виду.

С помощью трофейной радиостанции, посадив за нее двух пленных летчиков под приглядом переводчиков, стали прослушивать эфир. У немцев был свой сленг, который переводчики учили не отходя от радиопоста. Усилили посты ВНОС. В общем, работа пошла. И это за один день. Охрану аэродрома тоже усилили, я даже видел, что кое-где мелькали фуражки пограничников. Также перед самой темнотой прибыли две батареи тридцатисемимиллиметровых зенитных автоматов.

Вечером бойцы моего звена с Соминым нашли меня в радиоземлянке, где я читал перехваты и пытался создать схему структуры подразделений противника. Судя по данным, сведения, предоставленные контрразведчиками, хоть и устарели на два дня, но оставались актуальными. На нашей полосе фронта работали два крупных немецких аэродрома, я их уже пометил буквами «А» и «Б».

– Концерт начнется через полчаса. Гости уже направились на поляну, – постучав по стеклу часов, сказал Сомин, но в это время в землянку спустился командир радиовзвода лейтенант Лазарев и сообщил:

– Только что расшифровали. Сегодня пополудни на точку «А» села кампфгруппа. Судя по радиосообщению, она передислоцировалась с Украины, чтобы уничтожить советского летчика Суворова, позывной «Малой».

– Пора менять позывной, раз его уже немцы знают, – сказал я недовольно, мысленно пробегаясь по методам противодействия.

– Состав известен?

– Нет. Сообщили только о прибытии.

– Угу. Немедленно эти данные командованию. Я к полковнику.

Однако к полковнику я не успел, меня перехватили по пути. Нужно ли говорить, в каком состоянии я начинал свой очередной концерт? Ладно хоть успел шепнуть Сомину, чтобы он нашел Миронова.

По просьбе командования полков выложился полностью, отдавшись всем тем чувствам, что бурлили в крови. Танцплощадка была забита танцующими парами, кружившимися под медленную музыку. Несколько песен мне пришлось спеть на «бис», многим понравились «Зима» и «Таежные звезды».

Именно последняя пришлась по душе старшему поколению. Когда я спустился со сцены по завершению концерта, мне впервые подарили цветы, и кто? Та самая девчушка, которая оказалась еще и дочерью командира дивизии. Мне об этом Сомин сказал, когда выяснил, кто она такая, у Никифорова.

– Спасибо. Как-то даже непривычно, у нас обычно бывает наоборот, – улыбнувшись, поблагодарил я ее, пытаясь рассмотреть при свете редких фонарей.

– Пожалуйста… – хотела было еще что-то сказать, но тут я увидел полковника Миронова и рванул к нему.

– Товарищ полковник, разрешите обратиться?

– Обращайтесь.

– Товарищ полковник, вы получили данные последнего радиоперехвата?

– Да, получил. Я так понимаю, у вас есть что предложить по этому поводу?

– Да, товарищ полковник. Превентивный удар.

– Пройдемте в штабную землянку, – приказал комдив более строгим тоном и в сопровождении своей свиты направился в сторону аэродрома.

Меня попридержал за локоть майор Запашный и тихо спросил, что я имел в виду. Быстро, на ходу, следуя за командирами, я объяснил суть идеи, которую он ухватил очень быстро.

– Хорошая идея, но вылетать нужно… – посмотрел он на часы, – через пять часов, иначе будет поздно. Я прикажу, чтобы пилоты легли спать немедленно.

Моя идея заключалась в том, чтобы нанести удар по одному из аэродромов всей собранной мощью. Причем целью первого удара должны стать жилые постройки летного и технического состава. Без пилотов самолет не взлетит, так что, по моему мнению, это была правильная мысль. И я даже сумел убедить в этом командование. Уничтожить самолеты на стоянках, конечно, хорошо. Для отчетности. Но и обезопасить себя на будущее тоже было бы неплохо. Жаль, сил не было устроить два набега. Машин хватало только на один полноценный налет. Понятное дело, выбор пал на тот аэродром, где села кампфгруппа. Пока Миронов получал разрешение в штабе фронта, пока согласовывал еще с двумя полками, которые выделил для этой операции штаб, остальные начали подготовку. В дальнейших дискуссиях при разработке плана я не участвовал, меня отправили отсыпаться перед вылетом. Пусть сами рассчитывают скорости разных типов машин, чтобы они приходили на аэродром «А» волна за волной. Я оставил склонившихся над картой командиров и отправился к себе в землянку.

А к Марине так и не попал. Служба.

Разбудили нас в три часа утра. Быстро умывшись и позавтракав, мы в рассеивающейся темноте направились к стоянкам самолетов, где уже вовсю кипела жизнь. Пошли на взлет первые ласточки. Мое звено по плану шло с третьей очередью. По подсчетам специалистов, именно на третьей волне к аэродрому «А» подлетит помощь с аэродрома «Б». Так что к этому времени мы уже должны были прикрывать наши машины. В первой страже поставили «ишачков» соседнего полка.

Фактически так и получилось. Первая волна уже шла обратно, а вторая работала, когда мы повисли на самом верхнем эшелоне, внимательно следя за воздухом. Аэродрома не было видно – все затянуло дымом от горящей техники и построек. Вторая волна состояла из «чаек», и сейчас они эрэсами работали по стоянкам самолетов, потому как восемнадцать СБ нашего полка и около тридцати машин других полков, которые привел лично Никитин, уже хорошо отбомбились по жилым домам, сравняв их с землей.

Мы находились на семи тысячах, когда пришел сигнал от наблюдателя на разведчике о «мессерах». «Чайки» уже выстроились и уходили к себе, когда появились «худые». Если бы штурмовики не находились в прямой видимости, мы бы тоже ушли, но оставлять их на растерзание «худым» было нельзя.

– Малой, я Кубик. «Слоеный пирог», как понял?

– Вас понял. «Слоеный пирог».

Сомин выбрал неплохой стиль боя. «Пирог» – мы сверху, они на горизонталях с немцами – мог принести неплохие результаты, но нас было десять против двадцати двух. А это не есть гут.

Немцы летели двумя группами – по десять и двенадцать самолетов – на четырех тысячах. Мы атаковали тех, что были чуть выше, разбившись на пары, а Сомин – другую группу.

В отличие от нас, он сразу использовал все эрэсы. Это принесло некоторый успех – три огненных комка понеслись к земле, и теперь немцев было семь против шести наших «таиров», уже закрутивших боевую карусель. А мы эрэсы пока берегли – смысла не было тратить ракеты: вторая группа шла четверками.

В наушниках был отчетливо слышен мат наших и немцев, ведущих яростный бой, когда мы врезались в первую четверку.

«Есть один!» – подумал я, когда атакованный мною «худой», лишившись крыла, завертелся и начал падать. Выйдя из пике, я снизу атаковал вторую четверку и с ходу подбил ведущего. Лапоть висел на хвосте, не отстал. Карпов крутился с тройкой немцев, к которым на помощь шла первая четверка, то есть уже тройка «мессеров».

– Карп, держись, мы идем на помощь. С запада три «худых» подходят, будь осторожен.

Я не успел. Когда мы с ведомым подскочили к дерущимся, из клубка вывалились сразу две машины – «худой» и МиГ, судя по номеру – ведомый Карпова, сержант Валиков.

– Прикрой, атакую! – крикнул я Лаптю и кинулся в эту свалку. Карпову приходилось плохо, и мы подоспели почти вовремя. Сбив атакуемый «мессер», я отвалил в сторону и осмотрелся – ведомого не было.

– Черт! Лапа, прыгай! Это приказ!!! – только и крикнул я, заметив три дымных следа.

Развернувшись, бросился обратно – на Карпова накинулись сразу пятеро, от которых он с трудом отбивался.

– Карп, левый разворот!

Хитростью в этом маневре было в том, что там находился я, и мы разошлись на встречных курсах, как и с немцем, что висел у него на хвосте. Пропустив Карпова под собой, я открыл огонь из пулеметов, на очереди которых и напоролся немец.

– Бросай этих! Идем к Сомину! Ему нужна помощь! – крикнул я по рации, и мы стали пикировать вниз, где на трехкилометровой высоте дрались «таиры».

Вторая четверка «худых» из «нашей» группы не стала связываться с нами, предоставив это дело первой и третьей, а кинулась на помощь своим, с которыми бились «троечки».

Форсируя моторы, мы спешили к соминцам. Я быстро осмотрелся, пока была возможность. «Мессеры» висели у нас на хвосте примерно в километре. Быстро пересчитав их, я понял, что от двадцати двух «худых» осталось всего девять. Шесть сбили мы – четырех я, одного Карпов и одного сержант Валиков, а семерых – «троечки».

– В сторону!!! – крикнул я на подлете. Пара «таиров» дернулась в сторону, дав мне возможность для стрельбы. Пара же немцев не ожидала, что на них сверху упадут «МиГи», в эфире стоял такой гам, что даже не знаю, как меня услышали. С направляющих сорвались ракеты и понеслись к «худым». Попасть в такой ситуации было практически невозможно, но случилось чудо – один из эрэсов все же врезался в кабину «мессера», отчего тот развалился в воздухе. Карпову тоже повезло, и ведомый «худой» последовал за своим ведущим. Отбившийся немец, на которого я нацелился после выхода из пике, внезапно столкнулся с одним из «таиров», и они вместе кучей обломков понеслись к земле.

«Блин, а без эрэсов, заметно лучше. Нужно было раньше отстреляться. Эх, опыт нужен, реальный опыт, а не теория!!!» – подумал я, выходя из виража.

– Уходим! Уходим! – раздался в эфире крик Со-мина.

Продублировав его и отбивая постоянные атаки, я стал отходить в сторону фронта.

Вдруг самолет затрясся, и рядом пронеслась стремительная худая тень. Мотор заглох и начал потихоньку дымить. Мы не уследили – подошла вторая волна истребителей с аэродрома «Б».

– Карп, меня подбили, иду на вынужденную! Уходи, это приказ!

Но он не послушал. Прикрывая от атак, сцепился с парой немцев. Отдав ручку управления от себя, я ввел МиГ в пике. Прыгать не хотелось – шансы долететь до земли живым при таком количестве немецких истребителей на квадратный метр были очень малы. Тем более с такими потерями, что они понесли. По-любому мстить будут.

Земля быстро приближалась, когда осталось около километра, я попытался сбросить фонарь, но не смог – заклинило.

– Кубик, я Малой, как слышишь меня? Прием!

– Я Кубик, слышу тебя хорошо. Находимся у линии фронта.

– Я подбит. Иду на вынужденную. Карп ведет бой с четверкой «мессеров».

– Принято. Помочь ничем не могу, боезапаса нет.

– Понял. Рано меня не ждите, долго топать.

Ответа я уже не услышал, приближалась земля. Место для падения было выбрано мною не случайно. Лесной массив, до ближайших деревень далеко, немцев рядом нет. Поляна была длинная, должно было хватить. Выпустив закрылки, я стал планировать, пока не коснулся земли.

– Уф-ф-ф!!! Вот это посадка!

Отстегнув ремни, попытался снова открыть фонарь, но опять не смог. Тогда стал бить по нему плечом, пока он с хрустом не стронулся с места.

– Валить-валить-валить, – только и приговаривал я, выкарабкиваясь на измочаленное крыло – хорошо им посшибал молодняк на поляне, что дало потрясающий зубодробительный эффект. Скинув парашют, рванул к лесу, придерживая бьющую по бедру кобуру с маузером.

Только успел добежать до деревьев, как над головой пронеслись несколько теней, послышалось тарахтение пулеметов, и на меня посыпались ветки, кора и другой мусор.

Отбежав от опушки метров на триста, рухнул под одно из деревьев и попытался отдышаться.

Давая организму отдохнуть, я мысленно прошелся по всему, что только что случилось. Задание полностью выполнено, аэродром фактически уничтожен, однако с прикрытием мы перемудрили. Это или командование решило, что мы такие крутые, что сможем продержаться против немецких асов, или мы – в том, что уже все умеем. Скорее всего, присутствовали оба варианта плюс недооценка возможностей противника. Потери были ужасающими. Три МиГа – это еще не зная, что с Карповым. Две «троечки» – четко видел, что уходили только четыре «таира». Удар по самолюбию сокрушающий. Не спасало даже то, что я сбил пятерых.

– За одного битого трех небитых дают, – простонал я, вспоминая парней.

Я не знал, что мой ведомый умудрился долететь на горящем истребителе до наших позиций. Его, полуобгоревшего, севшего на вынужденную, вытащили из кабины ездовые артиллерийского дивизиона. Помощь была оказана вовремя, и Саша Лапоть отправился в далекий путь по множеству госпиталей.

Горевать не было времени, нужно было выбираться к своим. То, что я находился за линей фронта, то есть на немецкой территории, я знал прекрасно. Но где? Как-то не было времени осмотреться. До наших оставалось минут десять лету. Значит, километров тридцать пять от фронта. Аэродром «А» находился в пятидесяти, то есть отлетел я от него километров на пятнадцать, но это примерно.

Открыв планшет, достал карту и стал с интересом крутить ее.

– Так! Бой мы вели восточнее с уходом в глубь территорий противника. Потом наше бегство, и вот тут меня подбили… Ну вроде тут! Потом я планировал… Блин, и в каком из этих двух лесов я нахожусь? Так, нужно припомнить, с какой стороны была дорога? Вроде с левого плеча… Получается, я вот тут, а фронт тут. Во, и поляна есть… Черт, почти сорок километров, и это только по прямой. Блин, далеко нас немцы в глубь своих территорий оттянули, далеко! Ладно, не хрен сидеть, почапали.

Убрав карту обратно, я достал пистолет, проверив его, сунул за пояс – оттуда как-то доставать быстрее – и, осмотревшись, направился на восток, домой.

Пока шел по лесу, вспомнил свои блуждания с Васечкиным: нынешняя эпопея напоминала наши хождения в месте прорыва моторизованных частей Вермахта, только не было со мной парня и болот. Перепрыгнув через ствол упавшего дерева, пошел было дальше, но почувствовал запах разложения. Принюхиваясь, я вышел на поляну, где, прикрывая нос рукавом комбинезона, быстро осмотрелся. На поляне лежали трупы советских бойцов. Десятка два, по моим прикидкам. Судя по остаткам костра и валявшегося в золе котелка, группа встала на ночевку, но на нее наткнулись немцы и, подобравшись ближе, в упор расстреляли. За подобное развитие событий говорило то, что у погибших забрали все – и документы, и оружие. Против – немцы ночью не воюют, а нападение точно было ночью.

Отойдя немного в сторону против ветра, я набрал в легкие свежего воздуха и быстро зашагал обратно, высматривая, что может пригодиться. Первым делом подхватил котелок с остатками какого-то варева, он был цел, ну почти, попавшая в ободок пуля не в счет. Потом снял с ветки явно сушившуюся плащ-палатку… Неведомые убийцы хорошо прошлись по поляне, но искали все ночью и кое-что просмотрели. Например, полный сидор, висевший на сучке березы немного в стороне. Больше всего меня в нем обрадовали сухари. К сожалению, кроме этих самых сухарей, ничего съестного больше не было, но и это хлеб. Свежие портянки и другой скарб рядового красноармейца меня не привлекли, и лишние вещи я выложил. Еще раз осмотревшись, накинул на себя сидор, плащ-палатку и, подхватив котелок, направился дальше.

К обеду я вышел на очередную лесную дорогу, но в этот раз не заросшую, неезженую, а вполне себе действующую.

Хрустя очередным сухариком, быстро осмотрелся. Дорога была пуста, но в отдалении слышалось гудение мотора. Перебежав на другую сторону, залег в кустах на опушке, накрывшись плащ-палаткой.

Мне было интересно, что же это ехало. Если какая-нибудь машина с одним водителем, появлялся шанс отобрать ее и двигаться дальше уже на колесах – честно говоря, путь пешком меня уже изрядно утомил. Да и лес через пару километров, судя по карте, должен был закончиться, а идти по открытой местности тоже не очень хорошая идея.

Наконец звук мотора стал слышен более отчетливо, и из-за поворота показалась туповатая морда грузовика, набитого немецкими солдатами. Как я это узнал? Да очень просто! Тента не было, и я отчетливо рассмотрел два десятка немцев и… одного советского летчика, сидевшего на лавке спиной к кабине.

«Твою мать! Карпов! Все-таки сбили его, ушлепки!» – узнал я своего подчиненного.