Чубчиков, долговоязый мужчина. Он этого момента ждал очень долго, почти пять лет, а может, и всю свою жизнь. От внезапно нахлынувшей радости он с наслаждением вытянул свои длинные ноги и на миг закрыл глаза. До приглашения к выходу из самолета прошло минут десять, не больше. Однако за это время в голове Чубчикова пролетела вся его жизнь. Сейчас, сидя в мягком кресле, он нисколько не сомневался, что за свои сорок лет жизни он вкусил куда больше горечи и слез, чем радости. Ему почти везде и всегда не везло. В первую очередь, неудачниками были его родители.

Иван Афанасьевич Чубчиков, его отец, после окончания восьмилетней школы поступил в городское профессионально-техническое училище. Через год выгнали за непосещаемость занятий и за слабую успеваемость. Пропускал занятия по неуважительной причине ─ пьянствовал. Страсть к спиртному у молодого парня передалась от родителя, Афанасия Кондратьевича. Во время войны он первым из селян записался добровольцем на фронт. В свою родную Старинку он вернулся в конце сорок пятого, основные почести по освободителям Европы от коричневой чумы фашизма в деревне уже прошли. Инвалида это не так волновало. Дома его ждала страшно неприятная новость. За время его отсутствия умерла жена. Елизавета умерла при заготовке дров. Умерла от простуды. Зима была очень холодной и питание было никудышнее.

Старшина Афанасий Чубчиков, на груди которого была дюжина боевых наград, очень сильно переживал за невосполнимую утрату. Страшно мучила его и левая нога, под Берлином в нее попал осколок вражеского снаряда. Довольно часто мужчина подходил к небольшой деревянной кроватке, в которой спал его сын, и тихо всхлипывал. Ваня, Ванюшка, Ванечка, этим летом ему исполнилось четыре годика, все больше и больше становился для него единственной отрадой, отдушиной. Почти год крепился дед Федора Чубчикова. В колхозе от работы он не отлынивал, хотя был калекой. Находил он применение своим золотым рукам и на своем личном подворье. Он обновил крышу дома, отремонтировал сарай, в котором содержалась домашняя живность. Вдовец делал все, чтобы хоть в какой-то мере забыть свое горе. Не получалось. Смерть Елизаветы сильно посеребрила его густую шевелюру. Лишь один Иванушка, любимый внук бабушки Аграфены, из-за своего малолетства о своей матери не переживал. Он с недоумением смотрел то на отца, то на бабушку, которые стояли возле небольшого деревянного креста и почему-то плакали. Мальчишка не плакал, если иногда и плакал, то, скорее всего, это было подражание старшим. Ванятка, наоборот, после прихода своего отца с фронта, заметно оживился.

Причиной этому была небольшая металлическая губная гармоника немецкой фирмы «Hohner». Музыкальное чудо Афанасий привез из Германии. Он со слезами на глазах вручил подарок своему сыну. Елизавета была беременной, когда простилась со своим мужем. Просила его вернуться домой с победой и только живым. Жизнь распорядилась по-иному. Небольшая статуэтка из чистого стекла с позолотой и кусок синего материала на платье ей уже не понадобились, сын же от гармоники был без ума. Сразу же после встречи с высоким дядей, которого он с некоторой опаской принимал за родного отца, Ваня помчался к сельскому клубу, где кучковались деревенские мальчишки. Младший Чубчиков стал авторитетом среди сверстников, и не только среди них. Взрослые, проходившие мимо полуразвалившегося небольшого строения, также считали свои долгом поиграть на необычном чудо-технике. Подарок деда позже получил его внук, Федор…

Размышления долговязого пассажира, который с наслаждением «листал» страницы жизни своих предков, прервал милый голос стюрадессы:

─ Уважаемые дамы и господа! Приглашем Вас к выходу…

Слова молодой девушки для жителей из бывшего Советского Союза стали последними, которые были произнесены на русском языке. Чубчиков с замиранием сердца сделал первый шаг по трапу и через несколько мгновений ступил на немецкую землю. Ступил и невольно остолбенел. Все для него было неродное. И это здание аэропорта и эти потоки людей. И эта световая реклама. Только через час, пройдя пограничный контроль и таможенный досмотр, долговязый мужчина из Сибири облегченно вздохнул. Теперь он за бугром, в Германии. С ним была и его жена, Регина Шнайдер. Три года назад он с нею зарегистрировал законный брак. Сделал он это ради одного ─ уехать из России, уехать навсегда. Он устал от страны, где все и вся продавалось, разворовывалось и предавалось. И не только поэтому он хотел уехать. Ему не хотелось жить в болоте лжи и обмана. Ему, как и миллионам его соотечественников, так и не удалось пожить при коммунизме. Не удалось и получить отдельную квартиру…

Его желание уехать за бугор и начать жизнь снова да ладом было вызвано и чисто личными вопросами. Ему страшно не повезло в любви…

Сразу же после окончания школы Чубчиков попытался завязать дружбу с девушкой из соседнего села. С Татьяной Пятковой он познакомился в Васильковке, где покупал венки на могилу своих родителей. Она, посмотрев на сверстника, ехидно улыбнулась и сквозь зубы процедила:

─ Феденька, ты считаешь, что ты меня достоин? ─ Потом громко рассмеялась и опять съехидничала. ─ У меня были не такие кандидаты в женихи… А ты, Феденька, нищий, да еще и долговязый....

Федор вспыхнул, словно свечка. Хотел от злости врезать строптивой особе по ее физиономии. Хотел, но не сделал. Боялся не только огласки, но и милиции. Слова несостоявшейся невесты он запомнил на всю жизнь. Он дал себе клятву, во что бы то ни стало добиться ее руки. В этот же вечер он сильно напился. Напился не от горя. Напился от воспоминаний о хорошей жизни. Только вчера он имел все, что хотел…

Отец Федора Чубчикова был директором совхоза. Хозяйство специализировалось на выращивании яблок и подсолнечника. Часть фруктов продавали, часть шла на сок или на шипучее вино. Семена подсолнечника давили на масло. Во всей округе Иван Чубчиков слыл не только как яблочный король, но и как человек, о котором вся и все говорили только хорошее. Простые смертные души в нем не чаяли. По негласному указанию начальника для них был выделен специальный «дер», небольшой участок сада, где они для собственных нужд «закупали» яблоки. Все остальное находилось под строгим контролем свиты директора. Каждая шишка имела свою персональную делянку, на которой разрешалось «прихватизировать» фрукты. Чубчиков делянок не имел, весь сад был его личной собственностью.

Что означал его отец, Федька узнал, как только пошел в школу. Несколько позже он узнал и о том, как его родитель пришел к власти и обогатился.

После неудавшейся попытки стать каменщиком, Иван Чубчиков очень удачно женился. Женился не по любви, женился по расчету. Судьба Надежды Пыркиной в чем-то была схожей с его судьбой. Родители девушки были пьяницами от рождения. Все их богатство состояло из старенького дома, на вид ему было лет сто, не меньше. Из живности было две свиньи. Коров они не заводили, считали это большой волокитой. Пожилые люди для единственной дочери приданого также не справили, за исключением лишь одного ─ красоты. Божий дар приходил к Надежде очень медленно, по мере взросления. Иван Чубчиков в ПТУ проучился недолго. За пьянку и пропуск занятий его с треском выгнали. По этой причине он не мог по-настоящему приглядеться к девушкам, которые почему-то хотели стать каменщиками. Прошло пять лет. Однажды Чубчиков совершенно случайно в областном центре встретил Пыркину, свою знакомую. С ней он сидел за одной партой в училище. Сначала он ее не узнал. Некогда обыкновенная девчонка, которая курила и пила наравне с парнями, сильно преобразилась, словно прилетела из другого мира, где царила красота и благополучие. Надя была одета в шикарное пальто с норковым воротником коричневого цвета и такого же цвета в женские сапожки, которые плотно облегали ее стройные ноги. Разговорились. Иван от информации бывшей пэтэушницы чуть было не потерял дар речи. В основе ее невероятных успехов было удачное замужество…

После торжественного собрания, посвященного вводу в строй Дворца пионеров, ее, смазливую девчонку, сидевшую в президиуме, пригласили в специальный зал. В нем обособилась местная власть, где ей предстояло сытно покушать и по-русскому обычаю обмыть появление большого заведения, которое дети с нетерпением ждали десять лет. Пыркина оказалась среди двух мужчин, по возрасту они годились ей в отцы. Она обрадовалась, один из «родителей» стал за ней ухаживать. Для очаровательной девушки это было не в первой. За ней ухаживали почти все ребята из ее потока. Ухаживали за ней и деревенские, в том числе и ее одноклассники. Ни к кому из них она не «клеилась». Следовала совету матери, она просила ее не торопиться с замужеством. Оберегал ее от дурного соблазна и директор ПТУ Назар Иванович Протопопов. Он был для нее не только как начальник, но и как ее отец. Он досконально знал автобиографию своей подопечной. Ему было до слез обидно, что красивая девочка, к тому же и неглупая, пришла в его заведение…

Дело уже близилось к вечеру. Местная элита, «разбавленная» рабоче-крестьянской прослойкой продолжала пировать. Пыркина, сидевшая почти в самом центре большого стола, скучала. Ей уже надоело глазеть на незнакомых дядюшек и тетюшек, которые с большим усердием шевелили челюстями или что-то шептали друг другу на ушко. Она посмотрела на мужчину, сидевшего рядом с нею, и ее лицо зарделось румянцем. Она себя не обманывала. Николай Петрович, так представился ей сосед, после бокала шампанского, ей импонировал. У пожилого мужчины было все. Он был хорошо одет и недурен собою. Особенно ей нравились его седые волосы, они были очень аккуратно подстрижены и аккуратно уложены на правый бок правильной формы головы. Кадышев улыбнулся и пригласил свою очаровательную соседку прогуляться по городу. Она любезно согласилась. Они неспеша вышли из Дворца пионеров и направились к главной площади города. Пыркиной нравилась эта площадь и все то, что на ней происходило. Особенно ей нравились стройные колонны военных во время парадов, они проходили два раза в год, в день победы Великой Октябрьской социалистической революции и в день Победы советского народа над фашистской Германией.

Едва она сделала несколько шагов по главной площади города, как почувствовала прилив свежих сил, который еще никогда не испытывала в своей жизни. От этого ощущения ей стало легко и радостно. Она подняла голову кверху и ее лицо внезапно покрылось маленькими капельками пота. Какая-то неведомая доселе сила из ее девичьего организма все больше и больше притягивала ее к высокому мужчине, который почти на целую голову был ее выше. Она то и дело поднимала свои глаза кверху, то их опускала. Ее сердце радостно екнуло. Симпатичный мужчина, рассказывающий о перспективах развития своего родного города, с каждой минутой ей все больше и больше нравился. Вскоре они подошли к большому зданию. Остановились. Кадышев, слегка прикоснувшись рукой к плечу девушки, спокойно произнес:

─ Извините меня, товарищ Пыркина, мне придется Вас покинуть…

Улыбнулся и серьезно добавил:

─ Пойду к себе кабинет ─ немного поработаю… Молодежь ждет от нас, отцов, новых планов…

Надя тяжело вздохнула, слегка ойкнула и протянув руку мужчине, стала лупать перед ним своими голубыми глазами с большими ресницами. Необычайным даром природы она покоряла всех ребят. Без ума от ресниц был и заведующий отделом строительства областного комитета партии Кадышев. Они чем-то напоминали ресницы его дочери, которая погибла вместе с матерью этим летом. Они погибли совершенно случайно, даже нелепо. В этой трагедиии Кадышев винил только себя. Он разрешил жене сесть за руль служебного автомобиля. До этого никогда не разрешал.

После небольшого застолья Галина напросилась вместе с дочерью покататься на машине ─ съездить в лес. Кадышев согласился, но строго предупредил, в случае непредвиденного ─ давить изо всех сил на тормоза. Сам стал помогать родителям. Принялся колоть дрова и складывать их в поленницу. Прошел час, другой. Ни машины, ни близких ему людей не было. Он заволновался. Он то и дело выходил на дорогу. Затем сел на велосипед и проехался по деревне. Жены с дочерью не было. Под вечер к дому старших Кадышевых подъехал на лошаде мальчишка-пастух и поделился увиденным…

Дело было к обеду, он гнал совхозную скотину к котловану, на водопой. Он увидел легковую машину, которая промчалась мимо него и скрылась в облаках пыли. Сомнений не было. К деду Петру приехал из города сын, большой начальник. Он частенько бывал у отца, особенно летом. Помогал по хозяйству. Пастушонок плотно пообедал и вновь погнал животных на пастбище. И опять он увидел черного цвета машину, она ехала в сторону котлована. В том, что женщина, сидевшая за рулем, намеревалась помыть машину, мальчишка не сомневался. Местные всегда здесь мыли свои машины или мотоциклы. Через три часа он оказался у котлована. Невольно вспомнил о «Волге» черного цвета и внимательно посмотрел по сторонам. Каких-либо следов ее пребывания он, к своему удивлению, не обнаружил. Он объехал искусственный вокруг, искал следы автомашины. И это ему удалось. Он увидел их на противоположном конце водоема, где находилась высокая земляная насыпь. Он присмотрелся и слегка вздрогнул. После отпечатков протекторов колес шла жирная колея, она вела в огромную яму, наполненную водой…

Водительница, увидев перед собою большую насыпь земли, перешла на пониженную передачу и сильно нажала на педаль акселератора. «Волга» взревела и рванулась наверх. Несколько мгновений Галина видела перед собою только небо. Ее надежда увидеть за насыпью дорогу или специальную площадку не оправдалась. Машина вдруг «клюнула» вниз, и встав на попа, плюхнулась в воду. Попытки женщин открыть двери салона и выйти закончились безрезультатно…

Неприятный инцидент, происшедший с коммунистом Кадышевым, сначала пытались замять. Тянули волынку несколько месяцев. Не получилось. В приемную «серого дома» пришло десятки писем. Авторы хотели знать, получил большой чиновник партийное взыскание за использование автомобиля в личных целях и возместил ли он материальный ущерб. Каких-либо соболезнований по поводу погибших от анонимщиков не было.

Кадышева из партии не исключили, сильно пожурили. С работы же сняли. Через неделю ему предложили две должности, они были неравнозначными. Он выбрал самую маленькую ─ директор плодоовощного совхоза.

Знакомую физиономию мужчины из серого дома, по которому у Нади Пыркиной болела душа и сердце, она увидела по местному телевидению. Увидела совершенно случайно. Корреспондент брал у него интервью. Сначала она не понимала, почему важный чиновник водил худощавого мужчину с микрофоном по небольшому селу и показывал ему огромный цветущий сад. На всякий случай она записала его фамилию. Утром пошла в мощный особняк. Возле входа ее встретил милиционер. Он был очень высокого роста и с большим животом. Увидев молодую девушку, она попыталась проскочить мимо него, он с удивлением посмотрел на посетительницу и строго рявкнул:

─ Девушка, а ты по какому поводу сюда пришла? И почему начальников не замечаешь?

Заметив, что смазливая особа испугалась его грозного вида и страшно покраснела, он сменил гнев на милость:

─ У нас все отделы работают только с девяти часов…

Страж порядка слегка крякнул, скорее всего, от важности своей персоны, и посмотрев на часы, висевшие над столом, на котором стоял телефон, с улыбкой добавил:

─ Гражданочка! До приема еще целых сорок минут… Лучше иди и погуляй на улице… И не мешай людям работать…

Поучения сержанта милиции внезапно закончились. Входная дверь тихо скрипнула и прямо перед носом Пыркиной появился военный. Какого цвета была его фуражка и сколько звезд было на его погонах, она не могла понять. Однако в том, что он был большой начальник, она не сомневалась. Свидетельством этому было поведение милиционера. Долговязый моментально вытянулся и напыжившись, словно собака на кошку, голодная кошка на мышь, приподнял руку к виску и громко отчеканил:

─ Здравия желаю, товарищ полковник… За время моего дежурства…

Полковник слегка улыбнулся, и махнув рукой в сторону подчиненного, ускоренным шагом направился к лестнице, ведущей наверх. Едва он исчез из виду, милиционер облегченно вздохнул и вновь «выпустил» живот. Его «бдение» не только рассмешило юную посетительницу, но и в один миг изменило ее тактику. Она решила припугнуть стража порядка своей осведомленностью и связями с подобным большим начальником, перед которым только что выслуживался долговязый. Она вытащила из сумки, с которой ходила на занятия, небольшой листок бумаги и с очень строгой физиономией по слогам произнесла:

─ Я ищу Николая Петровича Ка-ды-ше-ва… Он мне сильно нужен, товарищ милиционер… ─ Почесав пальцем кончик своего носа, с улыбкой добавила. ─ Он мой папа…

Долговязого после слов девушки словно подменили. Он подал свое тело вперед и грубо взял посетительницу за плечо. В сей миг его физиономия стала красной, как у рака. Затем он с гневом прошипел:

─ Красавица, не ври… Не обманывай честных тружеников советского правопорядка… У Николая Петровича недавно погибла его жена и единственная дочь… Он сейчас в совхозе «Заря коммунизма» Мягковского района…

Неожиданная улыбка на лице смазливой особы не на шутку разозлила дежурного. Он вплотную приблизился к ней, и слегка наклонив голову вниз, пробурчал себе под нос:

─ Еще пару слов, и я тебя, красавица, дубинкой по одному месту отстегаю…

Стегать ему уже было некого. Пыркина ловко вывернулась из-под его рук и дала деру к выходу. Оказавшись на значительном расстоянии от источника повышенной опасности, им являлся разъяренный милиционер, она прокричала:

─ Большое спасибо, большое спасибо, мой дядя Федя милиционер…

Затем она рванула к себе дверь и стремительно выбежала на улицу. Ее лицо сияло от радости…

Совместное проживание пожилого мужчины и молодой девушкой селяне встретили в штыки. Поползли мыслимые и немыслимые слухи и сплетни. Число противников прелюбодеяния росло с каждым днем. На стороне Кадышева было лишь несколько бабушек, верующие. Они не верили, что представительный мужчина, и к тому партийный, может быть антихристом и жить с малолеткой. Кое-кто из умных заинтересовался социальным происхождением нового директора. Особенно усердствовали коммунисты. Они писали письма в райком партии. Они требовали одного, как можно строже наказать начальника за разврат девчонки, которую мало кто из них вообще видел. Пыркина вела затворнический образ жизни. Едва Кадышев уезжал на работу, она убирала в квартире и ложилась на диван. Смотрела телевизор или читала книги. Иногда выходила во двор или в большой сад, окружавший дом. Садилась на скамейку и закрывала глаза. Открывать глаза и любоваться природой ей часто не хотелось. Не было настроения. На улицу она не выходила, боялась людей.

Бояться их она стала после первой встречи с жителями деревни. Она произошла через пару дней после ее приезда к Кадышеву. Был поздний вечер, когда она встретила на дороге небольшую группу женщин, возвращавшихся из сада. Она поздровалалсь с селянками. Молодые всегда приветствовали старших первыми. Этому ее учили в школе, учили этому и в ПТУ. Этому правилу она не изменяла и в своей деревне, не изменила и здесь. Равнодушие к своей персоне новенькую сильно поразило. Никто с нею не поздоровался, даже никто не кивнул головой. Мало того. Из толпы донеслось:

─ Маня, не это ли краля нашего нового директора окрутила? ─ Одна из женщин оглянулась, и приостановившись, громко произнесла. ─ Да, это она… Я ее вчера со старым хахалем видела в их палисаднике…

О происшедшем Надя своему любимому мужчине не рассказала. Излишнее расстройство могло сослужить ему плохую службу. Она знала, что он не так давно потерял близких ему людей. У Николая Петровича нередко болело и сердце. Результатом этого была нервная работа в обкоме партии и сейчас, уже директором. Прибавила ему проблем и внезапно нахлынушая любовь к молодой девушке. Сама она его нисколько не пугала, пугал ее возраст. Ей было только двадцать, ему же ─ почти пятьдесят. В свободное от работы время Кадышев часто делал экскурс в историю любовных отношений, как своей страны, так и за рубежом. Подобных примеров не было. Может они и были, но он о них не знал. Одно он знал четко. Без этой молодой девушки он уже не представлял свое будущее. Он восхищался ее порядочностью и неимоверной настойчивостью. Она, невзирая ни на что, сама его разыскала. Первой призналась ему и в своей любви. И сейчас она вела себя достойно, словно у нее не было проблем.

Кадышев был неглуп. Он сразу же заметил, что сельчане с большой опаской встретили нового руководителя. С явным непониманием они отнеслись и к его новым порядкам, которые он в первый же день в прямом смысле стал насаждать. Он строго-настрого запретил любое воровство из сада, из ферм. Для острастки двух несунов уволил. О директоре-диктаторе сразу же пошли сплетни, одна страшнее другой. Кадышева вызвали в райком, к первому секретарю райкома партии. Парасотченко ему был незнаком. На должности секретаря он был новеньким, как и сам Кадышев на должности самого маленького совхоза в области. Районный вождь приехал из Москвы, после окончания Высшей партийной школы при ЦК КПСС. Разговора, как такового, между номенклатурными работниками не получилось. Кадышев заскрипел зубами, когда не получил приглашения присесть. Он стоял перед холеным молодым человеком, который не только устроил ему настоящй разнос, но и в прямом смысле издевался. Он не огрызался, знал, что это будет для него лишняя оплеуха. Как не сомневался, что партийное взыскание ему обеспечено. Не исключал он и «высшей меры наказания». Что это означало на деле, ему было известно…

Вскоре его пригласили на заседание бюро райкома партии. Его решение было единым. За аморальный образ жизни директору совхоза «Заря коммунизма» объявили строгий выговор с занесением в учетную карточку. «Аморальщик» стоял бледный, словно восковая фигура. Его удивляло равнодушие к его судьбе. Никто из них не задал ему ни одного вопроса, не поинтересовался и женщиной, с которой он жил в гражданском браке. Кадышев внимательно рассматривал живые винтики и приходил к однозначному выводу. Стоит ему только против них выступить, его тут же раздавят… Для них он был и есть пустое место…

Размышлять о бесчеловечности сотоварищей по партии ему больше не пришлось. Парасотченко сквозь очки посмотрел на пожилого мужчину, который почему-то все еще стоял и не покидал помещение. Постучав карандашом по столу, он сквозь зубы процедил:

─ Товарищ Кадышев, члены бюро к Вам вопросов не имеют… ─ Затем он громко прокричал. ─ Попросите зайти коммуниста Дракова…

До деревни оставалось пару километров, не больше. Черная «Волга» уверенно летела по асфальтированной дороге. Кадышев все еще продолжал «перемалывать» в своей голове только что прошедшую «парточистку». Увидев по обеим сторонам дороги большой сад, он внезапно заплакал. За столь короткое время он уже успел привыкнуть к этому селу и к этому живописному саду, и, конечно, к своей любимой женщине… Неожиданно что-то очень острое прожгло его грудь и со страшной болью отозвалось во всем теле, затем в голове. Он опустил руку вниз, хотел переключить передачу и остановить машину. Сделать это ему не удалось. Его куда-то несло и несло…

Машину директора совхоза обнаружили деревенские ребята. «Волга» лежала на боку, неподалеку от глубокой траншеи, которой был опоясан сад. Искусственное углубление служило преградой для домашней скотины. И не только. Оно преграждало путь и для транспорта, владельцы которого намеревались поживиться за счет народного добра. Ребята прибежали в контору и сообщили о происшедшем. Вскоре приехала милиция и врачи. Стало ясно. Машина на большой скорости съехала с дороги и ринулась в направлении сада. Преодолев траншею, он сделала пару кувырков и врезалась в первую попавшую яблоню. Водитель был мертв. На этот раз сердце коммуниста с тридцатилетним стажем не выдержало…

Кадышева похоронили на городском кладбище. Желающих проводить его в последний путь было очень мало. Человек десять, не больше. Чиновников из района или области не было. Некролога о бывшем руководителе в газетах также не было.

Пыркина очень тяжело переживала гибель любимого человека, который был для нее одновременно отцом и мужем. Ее опасения, что после смерти Кадышева она останется без жилья, не оправдались. Директор жил в такой же квартире, что и большинство совхозников. Она долго раздумывала о своем будущем. Ехать в город не хотела. Близких родственников, как и хороших знакомых, у нее там не было. Оставаться в деревне также было бессмысленно. Здесь каких-либо перспектив вообще не было. Она стояла на перепутье жизни и смерти. Апатия брала верх над ее разумом. Закрыв дверь на ключ, молодая женщина ложилась в постель и целиком закрывалась одеялом. Никого и ничего не впускала в свой внутренний мир. Нередко подумывала о самоубийстве. Все больше и больше приобщалась к спиртному. Однажды во время запоя ей приснился страшный сон, он сильно врезался в ее память. Кадышев стоял возле своей могилы, и глядя на молодую женщину, очень настойчиво повторял:

─ Надя, Надюша… Я ради нашей любви отдал свою жизнь…

Отдай и ты свою… Сделай все для своего земного счастья, я тебя очень прошу, моя любимая…

Пыркина проснулась и от страха задрожала. Затем, словно на исповеди, уверенно произнесла:

─ Коля, мой милый, мой дорогой… Ради тебя и ради нашей любви я пойду на все, сделаю все возможное для нас…

Прошла неделя. Все это время затворница размышляла о вещательном сне своего любимого человека…

Попытка Надежды Пыркиной устроиться на работу в совхозе, которым совсем недавно руководил ее любимый мужчина, с треском провалилась. Почти все селяне, особенно женщины, были против этого. Был против и новый директор совхоза Еремин, бывший секретарь партбюро. Его назначили директором на следующее утро, как только первый секретарь райкома партии узнал о гибели предшественника. Безработная поехала к своему народному депутату, пожаловалась на произвол местной власти. Он помог. Пыркина, куда бы ее не посылали, везде работала с усердием. Молчала, лишь иногда до крови кусала свои губы. Невзирая ни на что, продолжала думать и думать. Завет Кадышева для нее стал своеобразным талисманом, который защищал ее от всевозможных напастей.

Усердие новенькой сначала заметили те, с кем она работала бок о бок. Несколько позже это заметили и ее враги. Через полгода Пыркину назначили бригадиром. Под ее началом было двадцать женщин и трое мужчин. Еще через полгода состоялось внеочередное собрание жителей трех сел. Оно избрало Пыркину директором совхоза. В истории района это явление было архиредкостным. Директора всегда присылали, по инициативе партийных органов. Она, откровенно говоря, не ожидала такой прыти по служебной лестнице. Скорее всего, ей это сам Бог благоволил. И не только он. В этот же день молодая женщина поехала в город. Она долго сидела возле могилы Кадышева и плакала…

Через неделю Пыркину утвердили на заседании бюро райкома партии. Областные власти против народного избранника также не возразили. Прошло два года. Обязанности директора совхоза, вместо ушедшей в декретный отпуск Надежды Пыркиной, стал исполнять Иван Чубчиков, ее муж…

Федька Чубчиков свою «избранность» по-настоящему вкусил уже в школе. Осенью появилась новенькая учительница, ее назначили классной руководительницей у пятиклассников. Ей во время своего первого классного часа страшно не понравились девочка и мальчик, они сидели за последней партой. Не проходило и минуты, чтобы они не занимались чем-то посторонним. Они то громко хлопали друг друга по рукам, то что-то писали на небольших кусочках бумаги и передавали их друг другу. В конце концов терпение наставницы лопнуло. Она подошла к мальчику и попросила его пересеть за первую парту. Федя с недоумением посмотрел на учительницу, нехотя привстал из-за парты и ехидно произнес:

─ А мне и здесь неплохо сидится… ─ Потом нараспев добавил. ─ Я, Ирина Владимировна, сижу вместе с Машей четыре года, и никто к нам не приста-а-ва-а-л…

Раздался дружный хохот. Жаргон мальчишки женщине явно не понравился. Она в сей миг вскипела, и взяв ученика за шиворот, насильно повела его к первой парте. Федька страшно пыхтел и упирался, но силы были неравные. «Учителка» была высокого роста и мощного телосложения. Чубчиков уже не сомневался, что он потерпел сокрушительное поражение в борьбе за место на Камчатке, так называли тех, кто сидел за задней партой.

В спор между учительницей и учеником неожиданно вмешалась Маша Петрова, его напарница. Она подошла к учительнице и громко произнесла:

─ Ирина Владимировна, Вы, наверное, не знаете, что Федя Чубчиков сын нашего директора совхоза… Моя мама мне каждый день об этом говорит… ─ Девочка заулыбалась и тихо прошептала. ─ Я до самой смерти буду с Федей дружить, он мне помогает…

Заявление-ультиматум самой маленькой по росту школьницы не на шутку разозлило Пастухову. Она встала из-за стола и выскочила из класса. В класс она пришла минут через пятнадцать. Пришла с заплаканными глазами. Она сразу же подошла к Феде Чубчикову, и уставившись на него глазами, словно на иконку, тихо промолвила:

─ Федя, Федор Иванович, прости меня… Простите меня, пожалуйста… Произошло небольшое недоразумение…

Затем очень осторожно взяла мальчишку под руку и также осторожно посадила его за заднюю парту. Федька вальяжно опустился на сиденье и победоносно посмотрел на свою учительницу. Сейчас, как ему казалось, она, несмотря даже на свой большой рост, выглядела против него маленьким гномиком, из глаз которого катились слезы. Он посмотрел на свою соседку и тут же сильно ее ущипнул. Маша громко вскрикнула и засмеялась. «Камчака» победила…

Пятиклассники, конечно, не знали, что произошло с их учительницей за время отсутствия. Пастухова вышла из класса и сразу же направилась к директору школы Косоротову. Ей повезло, он сидел в своем кабинете и готовился к педагогическому совету. Она спокойно изложила все то, что случилось во время ее классного часа. Косоротов сначала молчал, внимательно слушал. Затем встал из-за стола и неспеша подошел к своей подчиненной. Немного наклонился вперед, словно ему предстояло просить милостыню, и внезапно прорычал: