Я спускался к входной двери, не дольше пяти секунд. Но за это время в моей голове пронеслись десятки мыслей. Была вероятность, что за дверью окажется кто-нибудь другой, а не отец. Мне было приятно, что чудо, которое ждала Вера, сейчас, возможно, произойдёт. Я тоже поспособствовал в осуществлении этого чуда, мне было приятно. И в то же время, я уже не хотел этой встречи. Я взывал к Небесам, чтобы они отмотали этот фокус с оладьями назад. Я не был готов знакомству с этим человеком. И вообще, я только в этот миг понял, что его приезд должен изменить весь привычный ход моей жизни в этом доме.

Я подошёл к двери и поднял крючок. С улицы уверенно шагнул мне навстречу отец Веры. Я сразу узнал «предводителя пиратов».

– Здравствуйте, Константин Алексеевич!

– Привет, Саня! – протянул мне руку отец.

Он понял, что я удивлён, откуда он меня знает, и сразу объяснил, что возвращался через Москву и созванивался с сестрой. Тётя Света рассказала ему про меня. Как я понял, характеристику она мне дала положительную.

Мы поднимались по лестнице, отец Веры шёл впереди. Из приоткрытой двери квартиры в коридор просачивался запах оладий. Константин Алексеевич повернулся ко мне. Лицо его осветилось счастливой догадкой: «Неужели?».

Вера стояла у плиты с лопаткой для блинчиков в руке. Константин Алексеевич замер в дверях.

– Ты красавица, дочь, – восхищённо прошептал Константин Алексеевич. – Привет!

– Папка! – Вера обняла отца и поцеловала в щёку.

Мне понравилось, как они встретились. В этих нескольких секундах было настоящее. То, что не надо озвучивать. В моей семье тоже было не принято славословие по поводу родственных чувств. Хотя сам я много раз становился свидетелем бурных встреч знакомых и незнакомых мне людей, которые они превращали в настоящее представление. Иногда, два-три чересчур эмоционально встречающихся родственника, своим визгом, завываниями и выкриками, способны заглушить цыганский табор, который рядом уже окружил простака без критического мышления и с лишними деньгами.

Мы уселись за стол. Моё смущение в присутствии отца, Вера нейтрализовала тем, что выставила на стол бутылку тёткиного вина. Знала, чем меня поддержать. Я поделился своими догадками, какие травы присутствуют в вине. Я назвал: мяту, чабрец и ваниль. Константин Алексеевич смог меня удивить тем, что выпив всего одну стопку, он со стопроцентной уверенностью заявил, что в составе присутствуют: полынь, череда, мёд, корица и бергамот. Я с ним согласился, кроме бергамота. Потому, что не знал, что это за трава. Позже, оказалось, что это и не трава.

Картиной этого застолья, я думаю закончить моё третье письмо. Думаю, впереди будут и четвёртое, и пятое.

Общая тетрадь

Здравствуй! Я решил продолжить своё послание в будущее не в письмах, а в этой тетради. Так будет проще рассказывать мою историю. Я же не могу сейчас знать, когда и на чём она прервётся. Тем более, что некоторые значительные перемены в моей жизни происходят прямо сейчас, когда я пишу эти строки. Не знаю пока, и стараюсь не задумываться, что ждёт меня. По правде говоря, мне надоело гадать, слишком много сил это отнимает. Я почти избавился от страха за эту жизнь. Мне важнее подготовиться к следующей.

С приездом Константина Алексеевича, начались те чудеса, которым я был свидетелем, а иногда и соучастником. Отец Веры понравился мне сразу. Уже одно то, что он в течение всего вечера ни разу не затронул тему моих отношений с Верой, вызывало у меня чувство благодарности. У меня точно не было подходящих ответов. И уж тем более, я не смог бы раскрыть ему всей правды и как я вижу наши отношения с Верой в будущем.

Константин Алексеевич располагал к себе тем, что в его рассказах всегда присутствовала самоирония. Не с позиции самоуничижения, а с позиции осознанной самокритики. Он умел извлечь забавные выводы из своих ошибок. Ещё мне понравились их отношения с Верой. Константин Алексеевич никогда не обращался к дочери с высоты своего родительского авторитета. Скорее, дочь была для него авторитетом.

Со мной Константин Алексеевич говорил просто, без наигранности. В отличие от меня. У меня, в первых разговорах с ним, постоянно вылезали фразочки с претензией на великосветское воспитание. Иногда, аристократические ужимки выпирали у меня с перебором. Константин Алексеевич умело переводил такие моменты в шутку. Меня он попросил общаться на «ты» и называть его по имени. Это далось мне не сразу.

Первые дни, после приезда отца, в доме постоянно торчали какие-нибудь гости. Каждый день я натыкался на одного из тех, кого я видел на поминках Надежды Николаевны. Кроме полковника и его жены. Эта парочка приходила ежедневно, без прогулов. Всё это больше напоминало паломничество. Смахивало на деятельность какой-нибудь секты. А духовным гуру, конечно, являлся Константин Алексеевич. Это подтверждалось ещё и тем, что все посетители приходили с всевозможными дарами: пакетами, банками, коробками.

В один из дней в гости заглянул сосед-алкоголик. В квартиру он заходить категорически отказался и вызвал Константина Алексеевича в коридор для разговора. Я вышел в это время покурить и смог присутствовать при их разговоре.

Разговор мне показался странным. Дело в том, что по закону, из проживающих в квартире, только Вера имела право на новое жильё. Отец прописан не был. Им полагалась или комната в коммуналке, или, в лучшем случае, квартира в малосемейке. Сосед-алкоголик предлагал Константину Алексеевичу и Вере свою новую квартиру и уверял, что она ему совершенно не нужна.

Это уже точно походило на сектантство. Я пришёл в замешательство. Выпечку, соленья, варенья, сушёные грибы и прочие продукты, которые приносили в дом прилежные «сектанты», ещё можно было как-то объяснить, но квартира в дар – это всё-таки другой уровень, несопоставимый с консервированными продуктами, какими бы вкусными они не были. Было бы понятно, если бы Виталик предлагал квартиру в пьяном разговоре, но в этот раз он был совершенно трезвым, даже не с похмелья. Его предложение о квартире было обдуманным, он приводил какие-то свои доводы.

Отец слушал Виталика не перебивая. По его лицу я не мог понять, что он думает о предложении соседа. Выражению его взгляда можно было приписать, что угодно: и самодовольство, и смирение, и коварство, и простодушие, и властолюбие, и дружелюбие. Эта неопределённость заставила меня насторожиться. Душевное состояние и некоторые фразы Виталика напоминали поведение человека, который готовится к самоубийству. Я начал подозревать, что Виталик стал жертвой какого-то скрытого воздействия со стороны отца.

– Виталий! – вдруг заговорил Константин Алексеевич. – Ты же не за этим пришёл. Пошли, чайку попьём.

Константин Алексеевич положил руку на плечо Виталика, и тот сразу обмяк. Словно из него целиком извлекли позвоночник. Виталик беспомощно оглядывался в мою сторону. Возможно, он ждал от меня поддержки. И кажется, ему действительно грозила опасность. В этот момент, я подумал о кочерге из котельной. Неплохо было бы иметь её под рукой, на всякий случай.

Вынужденный разговор за столом шёл о пустяках. Когда Вера разлила чай, Константин Алексеевич рассказал нам, что путешествуя по тайге, научился пить чай прямо с костра. Он сделал пару глотков, можно сказать, – кипятка, – из чашки и резко обратился к Виталику:

– Виталик! Ты же знаешь, что я могу тебе помочь!

– Знаю, Алексеич. Видал твою работу, – на лице Виталика выступил пот. – Но я сам хочу, понимаешь. Сам.

Я не знал о чём они. И моя неосведомлённость привела меня, куда и должна была привести, – на мрачную конспирологическую сторону. Константин Алексеевич вмиг перевоплотился, для меня, из романтического пирата в хитроумного гения криминального мира. Уже одного того, что он, как и профессор Мориарти, занимался математикой, было для меня достаточным признаком. Я поразился, как моя неожиданная догадка расставила всё на свои места. Теперь я знал точно, почему Константин Алексеевич не хотел жить в Москве, он опасался преследования милиции. Его странные командировки без определённых сроков прекрасно укладывались в мою версию. Выходило, я в одну минуту раскусил всю его преступную схему: он планировал идеальные преступления, его подельники проворачивали дело и, на время расследования, он скрывался в глухих таёжных краях. И вот почему Вера так испугалась, что я уйду и оставлю её один на один с этим преступным комбинатором.

Я покрылся испариной. Теперь я был уверен, что разговор у отца и Виталика шёл о самоубийстве Виталика. Я ещё раз вспомнил о кочерге. Я посмотрел на Веру. Она выбирала с каким вареньем ей начать пить чай. Бедняжка. Возможно, она не догадывалась о тёмной стороне жизни своего отца. Какой будет для неё удар, когда мне придётся открыть ей глаза на двойную жизнь её отца.

Пока я мысленно накручивал себя на предстоящий поединок с серым кардиналом уголовного мира, разговор отца с его потенциальной жертвой каким-то образом переменился. Виталик уже не напоминал жертву; он выпрямил спину, улыбался и энергично поглощал варенье и выпечку. Я вслушался в их разговор.

– Виталик, могу тебя порадовать, – улыбался Константин Алексеевич, – очень скоро жди гостей. Ты уж подготовься.

– Гостей? Так она что, не одна заглянет? – немного растерялся Виталик.

– Вот чудак! А сына-то она вашего куда денет? В камеру хранения его сдать прикажешь? – спросил Константин Алексеевич и заговорщицки подмигнул мне.

Я сидел как хамелеон в засаде; одним глазом я наблюдал за злодеем, другим – за его добычей. Виталик двумя руками медленно поставил свою чашку на стол. Он криво улыбнулся. То, что Виталику ничего смертельного не грозит, я уже догадался, но о чём шла речь, я не знал. К тому же, в этот момент, из глаз Виталика хлынул поток прозрачной жидкости. Я думаю, если бы Виталик держал чашку не на столе, а подставил бы её к своему подбородку, чашка бы наполнилась меньше, чем через минуту.

Вера сидела счастливая и весело переглядывалась с отцом. Отец ерошил волосы Виталику и повторял:

– Запомни! Запомни, Виталик, эти слёзы. Помни их всегда. Всё будет хорошо, пока ты будешь помнить… Пойдём к полковнику?

– К Дим Димычу? Идём.

Вера убирала со стола. С её лица не сходила блаженная улыбка. Меня, конечно, распирало желание узнать, что же здесь сейчас было. Но у меня было правило никогда не показывать другим, что мне может быть что-то непонятно или неизвестно. Наоборот, я всегда старался показать, что мне известно чуть больше, чем я могу об этом говорить. Очень практичная стратегия. Изображая чрезвычайно осведомлённого человека, можно узнавать настоящие секреты.

Поговорить нам с Верой не дали. В гости пришли Катя и Лена, в сопровождении своих матримониальных жертв, Штольца и Егора. Я удивился, когда услышал, что пришли девчонки не к подруге. Они хотели поговорить с Константином Алексеевичем. Когда я с друзьями вышел покурить в коридор, я узнал от них ещё более удивительную подробность. Девчонки пришли к Константину Алексеевичу как к колдуну. Я сделал смачную затяжку, и это помогло мне скрыть моё замешательство. Я даже смог изобразить недоумение, что друзья до этого дня не знали, что Верин отец является действующим колдуном. Но дальше этого разговор не пошёл.

Кажется, девчонкам жизненно необходимо было поговорить с «колдуном». Они прождали Константина Алексеевича до полуночи. Ко всему прочему, они без стеснения поглощали «сектантские» дары. А многие из них я ещё сам не успел попробовать. Мне удалось выпроводить подруг, только тогда, когда я догадался им шепнуть, что Вера, дочь «колдуна», ужасно устала, что ей надо выспаться и что я постараюсь договориться с «колдуном», чтобы он их принял в другое время. Девчонки ушли без возражений. Кажется, этим я заработал ещё несколько высоких баллов.

Всю ночь я не мог заснуть. Я переваривал информацию, полученную за этот день. Ничего себе – угодил я в семейку. Сначала я подозревал Константина Алексеевича в принадлежности к криминальным кругам, а потом он оказался представителем сверхъестественных сил. Интересно, почему тётя Света об этом мне не говорила. Может, сама не знала, а может, не хотела меня спугнуть. Я стал вспоминать записи отца, которые мне давала читать Вера. Что-то я не встречал там хоть что-нибудь о колдовстве или магии. Я рассмотрел все возможные варианты своего будущего, учитывая изменившеюся обстановку. Перечислять все мои страхи я не буду. На них у меня ушла вся ночь. Я заснул только под утро.

Утром я вышел на работу, но на работу не пошёл. Я дождался, когда, по времени, Вера должна уйти в институт, позвонил на работу и отпросился, сославшись на острую боль в области желудка. Директор наш, следуя моде той поры, был убеждённым демократом, поэтому сразу выдал мне отгул и стал горячо настаивать, чтобы лично привезти мне все необходимые лекарства. Я убедил его не делать этого только тогда, когда напомнил ему, что у меня мама – медик.

Я вернулся на Нариманова. Константин Алексеевич что-то писал в тетрадку на кухонном столе. Вера, наверняка, уже рассказала отцу о вчерашнем визите девчонок. Но я всё равно начал разговор с ним именно о визите девчонок к нему, как к колдуну. Он посмеялся, но ничего не стал объяснять. Тогда я напрямую заговорил о том, что всё происходящее в доме, после его приезда, напоминает деятельность какой-то секты. Он подумал и произнёс:

– Слушай-ка, очень даже похоже, со стороны. Светик так же думает. Сестра.

– А это не так? – улыбнулся я в свою очередь.

– Знаешь, это зависит от того, кто на это смотрит.

– Я, например, смотрю и не понимаю. А я простой человек. В церковной инквизиции точно не состою.

– Что ты хочешь узнать?

– Хотелось бы узнать правду. Разве можно хотеть чего-то другого? – недоумевал я.

– Да вот, видишь ли, в чём дело, правда, у каждого своя. Выражение избитое, но, кажется, похоже на правду.

– Не соглашусь. Есть общая правда, для всех.

– Да. Есть только одна неоспоримая правда – всё в мире идёт по космическим законам.

– Вряд ли. Всё у нас идёт по законам, которые сочинили не совсем умные люди.

– Вот от этого все беды.

Я спорить не стал. Я стал слушать. Константин Алексеевич отвечал на мои вопросы, которые вслух я не произносил. Он уже знал, что я хочу спросить.

То, что он рассказывал мне, не было для меня, совсем уж, открытием. Многое из того, что он рассказывал, я уже когда-то встречал в книгах или обсуждал с друзьями. Константин Алексеевич говорил со мной не как апологет какого-нибудь учения, а как исследователь. Он не злился, когда я что-то не понимал, а старался объяснить то, что я не понял, другими словами. Если бы он был по-настоящему предводителем секты, я стал бы сектантом после этого разговора.

Всё, что происходит в мире, происходит по неизменному Закону. Автор этого Закона – Бог. И сам Бог действует в рамках этого Закона. Всё в этом Мире течёт и изменяется по этому Закону. Есть только две силы, которые влияют на поток Жизни. Это – Бог, и сущности, которым Бог дал свободу воли. Одна, из этих сущностей – Человек. Ни Человек, ни даже Бог не могут изменить Закон. Как бы Человеку этого не хотелось. Основа Закона проста – это гармония.

Почему с моими друзьями мы никогда не говорили на такие темы серьёзно? У нас иногда и заходили разговоры и о Боге, и о Космосе, и о Человеке, но очень быстро эти разговоры скатывались в ироническую сторону. Егор говорил, что с нашими куцыми мозгами и напыщенностью, мы не должны касаться таких тем. И если туда полезем, то всё равно ничего не поймём, только станет страшнее жить. Штольц утверждал, что для него нет никакого секрета. «Наша жизнь – это путь из чрева матери к матёрым могильным червям. Стандартный червячный механизм» – говорил он.

Я каждый день искал возможность продолжить разговор с Константином. Мне было интересно его мнение по многим вопросам. Но это было очень затруднительно. В доме постоянно топтались какие-нибудь гости. Некоторые засиживались допоздна, а гости из других городов могли остаться с ночёвкой. Против визитов бывших соседей я претензий не имел; они особо не засиживались и приносили с собой всякие вкусности, в отличие, скажем, от гостей из столицы. Гости из Москвы были самыми мутными на мой взгляд. Мне кажется, некоторые из них приезжали только для того, чтобы истребить, как можно больше, продуктов, принесённых соседями, и поспорить с Константином. В качестве своих аргументов, они высыпали такое количество мудрёных слов, что по дому ходить было невозможно. Нет-нет, да и споткнёшься о какой-нибудь «диффузионизм» или «пролегомены».

Константин никогда не возражал, чтобы мы с Верой присутствовали при его разговорах с гостями. И я заметил, что с бывшими соседями, Константин ведёт себя более обходительно, чем с учёными гостями, которые с ним вели научные споры. Я, честно говоря, не понимал тогда, что человеку с его образованием интереснее разговаривать с пенсионерами, простыми работягами и даже с алкоголиками, чем с докторами наук.

Очень часто моя самоуверенность и моё самомнение не пускали меня на простые пути. Я почему-то предпочитал дорогу в обход, со множеством преград. Но иногда ум мой просветлялся. До меня дошло, наконец, что многие непонятные явления, мне может прояснить Вера.

Прежде всего, я хотел знать, почему её подруги пришли к Константину как к «колдуну». Вера рассказала мне занятную историю.

Поначалу Катя и Лена дружили с ней не так активно, как теперь; Вера была только «внучкой академика». С ними в институтской группе училась девушка с незавидной судьбой. «Её жизнь была сплетена из несчастий», – сказала Вера. Отец у неё умер, когда ей было семь. Мать начала болеть, когда девушка поступила в институт. Матери был нужен постоянный уход, и в учёбе появились трудности. Вскоре мать умерла. На втором курсе, после первого семестра её собирались отчислить. Заступиться за девушку было некому. Вера попросила отца поговорить о ней с деканом. Катя и Лена об этом знали и решили поглазеть, что из этого будет. После лекций они остались с Верой и той девушкой ждать Константина Алексеевича. Вопреки ожиданиям подруг, Константин не направился в деканат, а взял ту девушку за руку и подвёл к окну. Он взглянул на неё и сказал: «Всё у тебя будет хорошо. Институт тебе не нужен. Вот держи». Константин достал из кармана кожаные, на меху, варежки с причудливым узором, который был вышит на тыльной стороне. «Мне их дал один колдун. Сказал, они должны помочь хорошему человеку. Тебе помогут».

Подруги расходились разочарованные. Они, конечно же, ждали не этого. Но через неделю они изменили своё мнение. Когда Катя и Лена сидели в гостях на Нариманова, к Вере зашла та девушка. Пришла не одна, а с молодым человеком. Оказывается, в тот день, когда отец Веры подарил ей варежки, она шла домой, уже решившись на самоубийство.

На своей улице, рядом со своим домом она увидела молодого человека. Он был одет в форму курсанта военного училища. Застала его девушка за странным занятием. Курсант разгребал снег вдоль тропинки голыми руками в поисках чего-то, судя по всему, важного. Девушка посмотрела на его замёрзшие руки и протянула ему варежки, подаренные Константином Алексеевичем. Завязался разговор. Молодой курсант приехал в отпуск домой. Когда он доставал носовой платок, вместе с платком зацепились ключи от дома, и курсант не сразу заметил, как они упали в снег. Ключей он так и не нашёл. Девушка предложила подождать, пока не вернутся его родители, у неё. Посидели, попили чаю, поговорили. Когда курсант вечером ушёл домой, девушка опять стала думать о смерти. Она ещё подумала, что варежки колдуна действительно помогли хорошему человеку, а ей уже ничего не поможет.

Её невесёлые мысли прервал звонок в дверь. На пороге стояли тот самый курсант и его отец. Молодой человек протянул ей варежки, а отец пригласил её в гости. Возражений его отец не принимал. Жили они через два дома от неё. Эта семья вернула девушке желание жить. Её сразу полюбили все члены семьи. А сейчас они с молодым человеком забежали к Вере, чтобы поблагодарить Константина Алексеевича за варежки. Но отца уже не было в городе – очередная внезапная командировка.

На Катю и Лену эта история произвела сильное впечатление. Им тоже приспичило найти свою судьбу. Вернее, желание возникло у Кати, а Лена, почти сразу, стала желать того же. С этого времени они стали дежурить в доме Веры в ожидании приезда отца. И однажды они его всё-таки подкараулили. Они застали Константина на выходе из дома; он уже собрался в новую долговременную командировку. Катя и Лена вцепились в его рюкзак и изложили ему просьбу подыскать им суженных-ряженных. Константин рассмеялся и сказал им, что они и сами справятся уже сегодня. Пусть посидят и попьют чайку с Верой, а по дороге домой кто-нибудь да подвернётся. Девчонки, конечно, не поверили и обиделись, решив, что Константин Алексеевич просто хочет от них отвязаться. Но, к сожалению, всё так и случилось. В роли суженных-ряженных им в тот день подвернулись мои друзья.