Отзывы на книгу «Рецепты сотворения мира», страница 2

Мы писали, мы писали, наши пальчики устали, нить повествования потеряли. Связного текста не получилось из-за нагромождения вариантов. Рукопись долго таскали в чемодане, который однажды забыли на пересадочной станции, а когда спохватились, обратный билет выходил дороже чемодана. В общем, концов не найти.

Эта цитата идеально характеризует книгу. Повествование рваное, скомканное, недосказанное но невероятно очаровательное! Игра слов, тонкий юмор, приятный язык. Волшебное чтение! Главы коротенькие, содержат в себе маленькие эпизоды из жизни дедушки и бабушки автора или их предков и родственников. Интересно то, что автор намеренно ничего не рассказывает о своих родителях, просто упоминая их как фон для некоторых событий. Ну и рождение отца описывает, но больше пишет о том, как оно повлияло на бабушку и прабабушку автора. Немного испортило впечатление от книги последняя глава. Какой-то сюр и страдашки.

Эта штука работает до сих пор: если нажать на любую из кнопок (революция, коллективизация, победа, «оттепель», Гагарин, физики и лирики, БАМ-БАМ, Олимпиада-80), то механический голос, вроде неживой птицы в горле человека, начнет рассказывать о том, какое было время, трудное – да, но и счастливое тоже, потому что мы – молодцы, потому что в лучшее верилось и работалось на ура, и оставались силы для песен, какие были песни, какие голоса! Не то что теперешние.

Ох, ну что же это, как жить, во что верить; книга присутствовала в длинном списке Нацбеста и просто обязана была попасть в короткий, но нет, короткий сформировали пять произведений, из которых только "Петровых" читала. Роман дивный, только его ведь знают все, кто есть кто-то, и "НОС" в этом году уже взял. А смысл и ценность литературных премий не в том, чтобы сунуть победителю миллион с наказом поделить с номинатором в пропорции 9/1. Но в том, чтобы сказать читающему миру: смотрите, у нас есть интересные авторы и хорошие книги; современная российская литература жива, динамично развивается, ей есть, что предъявить миру. Тем более актуально в Год Литературы РФ.

Об остальных четырех книгах короткого списка мало что знаю, разве что история немецкого доктора, который ведет праведную жизнь напоказ, а в запертом подвале держит русскую проститутку ("Дорогая, я дома"), представляется не совсем российской; а жуткая исповедь Анны Старобинец ("Посмотри на него") отбросила взрывной волной год назад, когда прочла на LL хорошую рецензию на книгу; тогда решила, что читать этого не стану, фейсбучный скандал лишь укрепил в решимости. Отчего они расщедрились в этом знаковом году всего на пять вакансий для шорта, в чем причина такой скупости,кому, как не членам конкурсного жюри известно - аттестация "финалист премии Нацбест" привлекает к автору внимание читателя и в конечном итоге работает на литературу? Длинный список солидный и там есть, из чего выбрать, уверяю.

Это мое первое знакомство с томским писателем Андреем Филимоновым, прошлогодних "Головастика и святых" пропустила (снова вопрос недостаточной информационной поддержки современной русской литературы). Но "Рецепты сотворения мира" не нуждаются в представлении по правилам политеса, в них влюбляешься, едва начав читать. Знаете это физическое наслаждение хорошим языком, которое Набоков описывает дрожью вдоль позвоночника, а у меня за спиной раскрываются фантомные крылья и хочется смеяться без причины, просто от радости, что такое есть. Чуть не с первого абзаца возникает жгучее желание утащить на память вот эту цитату и еще одну, и вот ту, Ну, чтобы поделиться с теми. кто понимает. Пересмотрела сейчас свои сохраненные - вырванные из тела книги, они неплохи, не более.

Проза Филимонова целостный живой организм, в котором всякое слово на своем месте. Слова складываются во фразы, абзацы, главы с естественностью дерева, которому корни, кора и крона равно важны или бегущей собаки - вынь хоть даже коготь с передней лапы, прежней естественности не будет; да и к чему тебе коготь без собаки? Читать надо полностью, оно того тысячу раз стоит. С жанром определиться непросто, микс семейной саги (судьба семьи в судьбе страны), мемуаристики (автор рассказывает о своих предках и герои выведены под собственными именами), беллетристики (интересно на всем протяжении). Хотя тут не жанр имеет смысл рассматривать, но концепцию.

Объясняю, не успев почть в бозе, Советский Союз стал легендой об утраченном Золотом Веке, бывшие советские люди с удовольствием вспоминали спички по копейке и эскимо за двадцать восемь; и как инженер на зарплату сто двадцать рублей в месяц мог позволить себе отпуск на море (а потому что профсоюз); и как дружно мы все тогда жили. С другой стороны, ореола Империи Зла никто не отменял, о жировавшей номенклатуре, и о тотальном дефиците для остальных, и об очередях, в которых проходила оставшаяся от работы и сна треть жизни, все еще живо помнили. Результатом такого напластования противоречивых воспоминаний явилось столь же противоречивое представление о жизни в Союзе, согласно которому порядочному человеку было тогда худо, всякая сволочь жировала, но лишь до той поры, пока поставят к стенке, а приспособленцы устраивались. Минувшая со времен распада четверть века еще добавила романтического ретрофлёра и теперь уже не вспомнишь, как оно было.

"Рецепты сотворения мира" не претендуют на фотографически точную непротиворечивость. Больше того, множественность интерпретаций заложена в названии и явно просматривается в оглавлении: женский, мужской, романтический, советский - выбирай тот, какой тебе больше нравится, а лучше всего бери целиком, потому что, см. выше про собаку и коготь. Важен слом концепции - устраивались все, не только подлецы и негодяи, и уровень твоей успешности определялся тем, насколько удачно мог интегрироваться в круг, бывший объектом твоего интереса. Это было отчасти лотереей, отчасти связано с обстоятельствами вхождения в жизнь, но львиная доля определялась собственными талантом и трудолюбием соискателя.

Да, требовалось затрачивать дополнительную энергию, которую современный россиянин может направить в иное русло, но в сегодняшней нашей жизни отсутствие необходимости устраиваться повлекло утрату навыков по обзаведению нужными связями и поддержанию их в рабочем состоянии. А правильное использование связей дарило такой уровень удовлетворения от собственной успешности, какой никакими миллионными доходами и виртуальной социализацией не заменишь. Да, стучали все, кто был кем-то. Не по велению сердца, не из душевной подлости, не по причине пламенной веры в идеалы марксизма-ленинизма. Но потому что у всякого, кто чего-то успел добиться, была ахиллесова пята, своя зона уязвимости - когда тебе есть, что терять, тебя легко взять за жопу. В этом была великая в своей обыденности подлость той системы, к которой не дай Бог веруться (да Он и не даст).

А в остальном, мир умненькой и красивой девочки Гали, которая любила жизнь и строила ее правильно; талантливого мальчика Димы, который делал то же; их родственников и знакомых, творился по разным рецептам, но не было в том подлого приспособленчества, а была великая житейская мудрость: трудись, стань лучшим в своей области, живи сам и дай жить другим. А я думала, читая, что если мой внук когда-нибудь расскажет историю моей жизни так, как сделал для своей бабушки Андрей Филимонов, одно это будет достаточным ее оправданием.

Ох уж этот Филимонов. Наивный светлый человек. Что ты делаешь, прекрати. Ну неужели ты не знаешь, что нельзя нынче об этом писать, что засмеют, освистают. Ну нельзя, чтобы и репрессии, и лагеря, и расстрелы, и война, и нищета, и КГБ. Никак нельзя, Андрюш. Будут морщить носик, говорить: "Что, опять?". Презрительно хмыкать. Закатывать глаза. Опять, мол, эта ваша травма, задолбали, писать что ли больше не о чем?Не поймут, Андрюш. Не нужен никому этот наш с тобой кровавый двадцатый век. А я прониклась, я очень прониклась этой историей, она вроде и семейная и волшебно-мистическая одновременно. И автор здесь - он жалкий такой, несуразный. Ну вот вроде взялся описывать историю жизни своей бабули, но исхитрился сделать это так, что она заканчивается, не начавшись. Вот ждем мы, ждем. Здесь она отшивает летчика-француза (он по происхождению рыбак, не хватало еще, чтобы руки рыбой пахли всю жизнь), здесь расчетливо полагает, что поэт Миша - не самый лучший жених с практической стороны (у него к шинельке пришита шелковая подкладка, значит - эгоист), здесь выходит замуж за деда, наконец.

Дима, который пишет теплые письма и строит воздушные замки. Но когда будет надо, он встанет на ноги. У них будет двое детей, мальчик и девочка. А жить они будут где угодно, кроме Иванова. Она еще не представляет, где они будут жить. «В Сибири», – подсказали изнутри мухоморы. «Почему в Сибири?» – удивилась Галя. Так надо, ответили мудрые внеклассовые грибы. Да? Ну и ладно! Это звучит романтично.

Долго у них не получается соединиться, всё какие-то бытовые неустройства. Ждем, ждем, и внезапно заканчивается - и их жизнь, и книга. И тут мы, как Гришковец, а еще раньше - группа "Альянс", понимаем, что там и тогда было счастье, а ничего уже не вернуть, не насладиться, не вчитаться, не надышаться, всё закончилось. И написано ведь роскошно, и читать хочется прямо вслух, всё какое-то свежее и замечательное. Есть и пронзительное:

Мы уедем в глухую деревню, где можно голыми купаться в реке и валяться среди цветов. Я буду целовать тебя, мой мальчик, везде-везде и еще раз везде и никогда не перестану…» Так всегда бывает во время войны. Описания любви заменяют любовь. Миллионы разлученных рисуют картины рая, сочиняют коллективный рыцарский роман, который, если бы мог быть прочитан целиком, поразил открытием – сколько нежности чувствуют люди, занятые уничтожением себе подобных. Особенно под песни Клавдии Шульженко

и забавное:

По причине вечной занятости педагоги не успевают воспитывать своих детей, которые вырастают раньше, чем их родители заканчивают проверять чужие тетради. Воспитанием я называю передачу жизненной силы, а не прописных истин. Этот канал у педагогов засорен на работе, поэтому лучшие из них в лучшем случае снисходительны к собственным чадам: Далёко-далёко, на озере Чад, Гумилев и Ахматова жарят крольчат… — бывало, пошутит хороший учитель и потреплет родное чадо по голове, мол, всё что могу.

и философское:

Два случайных попутчика, типичные соотечественники, два берега одной реки – патриот и либерал. Между ними завязался спор: — Это называется Европа? – усмехнулся, глядя в окно, патриот. – Пашут, как в Средние века. — Они, по крайней мере, пашут, – возразил либерал. – А мы? Любовь к обобщениям – страшная сила. Они всерьез говорили «они» об одном-единственном человеке, который прилежно обрабатывал землю и ничего не собирался символизировать. Бедный румын и его домашнее животное, наверное, удивились бы, узнав, что на минуту стали для кого-то Европой.

А в конце, словно пытаясь извиниться за талантливое и прекрасное в своей неуловимости жизнеописание бабушки с дедушкой, автор со всего размаху вляпывается в нечто психоделическое, ну вот как Алиса, которая наелась грибов и падает, падает, не забывая читать этикетки на банках с вареньем. И только тоска по бабушке и дедушке слышится издалека. Наверняка бодрые литературоведы смогли бы отыскать тут всякие аллюзии и параллели, но я не смогла. Просто странный эпилог, но его легко простить, потому что роман великолепный. И пусть люди пишут про кровавый двадцатый век, сколько угодно. Вон как хорошо получается.

Голосом поколения служила Фаина Раневская, женщина-катастрофа. Муля, не нервируй меня. Взрослые повторяли эту фразу по всякому поводу и смеялись до слез. Над чем? Тогда я не понимал. Сейчас тем более не понимаю. Подтекст улетучился, а контекст остался в том сортире, где подтирались газетами. — Позовите Рабиновича. – Его нет. – Я вас правильно понял? – Да.

Роман «Рецепты сотворения мира» – как альбом моментальных фотографий – не пересветить, не передержать, и в каждой – история. Томский писатель Андрей Филимонов делает эти снимки как будто по дороге куда-то – свободно и легко, однако в конечном счете в них проявляется особенная приятная заплечная мудрость. Он рассказывает историю своей семьи, любовно и, кажется, слегка подпрыгивая, вставляет фотокарточки в альбом имени бабушки Галины, которая столько всего в жизни успела, что, как говорится, ни пером описать. А Филимонов описывает.

Главная ценность «Рецептов сотворения мира» – не в рецептах и не в каком-то глобальном посыле, мол «каждой твари по миру», а в словах, том как они сложены и что читается между ними: язык Филимонова такой бодрый, молодой и раскованно-летящий, что этот роман впору использовать как медовый пластырь, не иначе.

Современная русская литература имеет свою, особенную, музыку, такт. Как всегда можно узнать неповторимый язык классиков российской прозы золотого века, так и теперь, наши современники имеют собственную уникальную манеру изъясняться, где слова направлены сразу в сердце читателя, достигая сознания в обход. По моему субъективному, но искреннему мнению, фразы имеют, в первую очередь, яркий эмоциональный окрас, несущие многозначительный смысл на волнах чувств, которые вытаскивают из глубин человеческих душ. Невозможно остаться равнодушным к нашей новой классике, нельзя не полюбить новых героев и их создателей. Здесь можно говорить и о Водолазкине, и о Быкове,  Сенчине. С ними рядом находится и Филимонов. История "Сотворения мира" передана Андреем Филимоновым через небольшие рассказы, не редко с нотой метафоричности, описывающие жизнь людей,  близких автору, каждый герой - родственник писателя различной степени дальности как родства, так и поколения. Это, в том числе, и своеобразная семейная биография автора. Временной период, включающий описываемые эпизоды из жизни героев, выдался тяжёлым: война, революция, террор, война, репрессии, голод, неопределённость и личные переживания. Потому и повествование ведётся с большой долей тонкого сарказма и иронии, без которых нет возможности прочувствовать и понять сложность двадцатого века и России. Эта книга правдива и каждая короткая история искренне овладевает тем, кто решил прочитать книгу, написанную простым и в то же время близким русскому человеку языком. "Рецепты..." неизбежно скрасят ваш досуг, и очертят более широкие границы вокруг привычного собственного мирка.

"Здесь всё не так, как на самом деле" Двоякое чувство оставила во мне эта книга. С одной стороны странная, с другой- тёплые нотки грусти и местами смешно) В книге идет повествование от лица теперь уже взрослого внука о жизни его бабушки Галины и дедушки Димы. По капелькам-бусинкам нанизываются события их жизни в одну длинную нитку бус, временной период достаточно длинный, а по сути совсем короткий-человеческая жизнь. Годы до начала ВОВ и до миллениума. Вы не найдёте в этой истории ничего эпичного или сногсшибательного, это просто история про жизнь, восстановленная внуком по рассказам, воспоминаниям, семейным архивам, письмам. Детство, любовь, выбор, семья, дети, внуки, конец...Почему-то поразил эпизод с ивановским черным хлебом в войну и дизентерию. Вроде, можно было предположить, что да, так было, но как-то тяжело мне было об этом прочесть и страшно. Лично по мне, так конец книги подкачал. Странный эпизод с наркотическим мухомором. Можно было и без него...В целом, книга на "4".

Шедевр. Случайно наткнулась на Livelib на голосование "Большая книга" и удалось почитать сего конкурсанта. Обычно все истории связанные со Второй Мировой очень грустные, трагические и героические. Автор же рассказывает историю своих бабушки и дедушки с юмором. И это подкупает. Бабушка - Галина Алексеевна. Ее история начинается с университетской скамьи иняза. Девушка была красивая, женихи вились и она перебирала. Выбор остановился на Дмитрии - летчике. Во время войны поженились. После войны прожили долгую, счастливую и интересную жизнь. Она была учительницей русского и литературы. Он - работал на заводе. Под грифом "Совершенно секретно". В общем, прекрасная история, в которую приятно окунуться на вечерок - другой.

Бабушка и дедушка познакомились в '39 году. Задорная и ироничная книга из зарисовок их молодой и не очень молодой жизни.

Автор провел неглубокие, на пару поколений, раскопки в истории своих предков. Находки, по сути, типичны для архивов большинства современников. Но тут письма, воспоминания, семейные байки перекроены в игривый, легкий сюжет с насмешкой к эпохе, но с любовью и уважением к родным.

Истории сдобрены ультра-современными словечками, которые не позволяют провалиться в тяготы времени. И сразу книга выигрывает на фоне популярной литературы, привычно погружающей читателей в советские невзгоды. Когда встречаешь фразу про on-line переписку с военным летчиком, или про заметку из газеты, пришпиленную в туалете, словно на стене ВКонтакте, или про сравнение тогдашнего бытия с состоянием несчастного кота Шрёдингера, или про то, как подъевреивали горячее, чтобы не использовать ругательное 'жид' ... легко допускаешь, что в той жизни вполне могло быть много забавного, хотя, конечно, и революция, и война, и коллективизация, и КГБ...

История бабушки и дедушки автора (и их родителей) по хорошему типична и может оказаться близка многим. Можно что-то вспомнить о своих, что-то представить, капельку взгрустнуть и улыбнуться.

Книга, потрясающая в своей элегантности и физически приятная в своей афористичности. Так сложилось, что почти каждый русский писатель беременен «новым большим русским романом». Или просто надеется родить что-то похожее. В результате, вокруг - часто бессмысленный токсикоз: слёзы, боль, обман и трагедия маленького человека. А вот о читателях - мало кто думает. Не знаю, думает ли Андрей Филимонов о читателях, но они, то есть мы, должны быть ему благодарны.

«Пять способов сотворения мира» - как чудное старое кино. Хитро сплетенная семейная сага, пронесенная через весь двадцатый век. Книга искрится и читается - как бокал ледяного шампанского. Язык книги - божественный, автор владеет языком виртуозно, легкосочиненные афоризмы не перегружают читателя.

Отрывок, естественно, про еду: «А еще язык. Нежный и холодный, как весенний рассвет. Язык в желейном гробу, запечатанный горчицей и хреном. Украинский свиной, русский говяжий, татарский бараний, персидский соловьиный… Остановите меня! Это непереводимо в слова - это надо чувствовать!»

Книга весьма занимательна. В ней рассказывается от первого лица о жизни бабушки и дедушки рассказчика, их внука. Сначала по отдельности, а потом, как жили уже в браке. Всё это пришлось на сложное предвоенное время. Так же уделено внимание временам, происходившим уже после Второй Мировой войны.

Слог лёгкий, сюжет увлекателен. Правда, немного портит впечатление, что автор не пренебрегает грубыми словами и жаргонизмами. Так же видится лишним эпилог, в котором рассказчик уделяет время себе. У меня есть неподтверждённая теория, с какой целью это было сделано. Что бы связать себя с цепочкой родословной, о которой повествует Андрей Филимонов. А то рассказал о бабушке с дедушкой, о родителях, о других родственниках немного. Вполне логично продолжить цепочку историей и о самом внуке. Да только, как мне кажется, лучше бы автор это сделал иначе. Мудрее, поучительней, более философски.