Смертельный спуск. Трагедия на одной из самых сложных вершин мира – К2

Чхиринг родился в 1974 году на полу помещения, служившего для семьи кухней, амбаром и спальней. Мальчик, по словам отца, тети и дяди, был бездельником, любившим убегать из дома и бродить по горам. Родственники до сих пор вспоминают его самый тяжелый проступок: когда Чхирингу было восемь, он играл с огнем и случайно поджег посевы, из-за чего сгорели запасы корма на зиму, и животным пришлось голодать. Отец избил мальчика палкой и даже спустя четверть века не мог простить его.

Детство Чхиринга было омрачено смертями. Однажды его младшая сестра вернулась с поля с покрытой красными волдырями кожей. Когда волдыри выскочили на языке, она умерла от удушья. Другая сестра как-то несла воду с реки и попала под камнепад. Неизвестно, что случилось с двухлетним братом Чхиринга. Однажды его живот раздуло, возможно, он съел что-то ядовитое. Вскоре ребенок умер в мучениях. Роды третьей сестры стали причиной кровотечения у матери Чхиринга. И мать, и младенец не выжили.

Чхиринг смотрел, как лама выполнял похоронные обряды над его матерью, дергая ее за волосы, чтобы душа покинула тело через голову, шепча ей в ухо советы о загробной жизни. Чхиринг старался не плакать, веря, что из-за этого перед глазами умершей может появиться кровавая пелена, заслоняющая путь в следующую жизнь. Он был слишком мал, чтобы подняться на холм, где кремировали мертвых, поэтому сидел в комнате, в которой родился, и наблюдал, как дым от тела матери поднимается в небо. Его отец, Нгаванг Тхунду Шерпа, вернулся с похорон и рухнул без сознания.

С той поры отец стал падать в обморок несколько раз в день. Жители деревни считали, что в него вселился злой дух. Обмороки становились более частыми, Нгаванг перестал заботиться о детях, стал молчаливым, забывал поесть и перестал следить за собой. Ночами он часто просыпался с плачем и долго всхлипывал, пока снова не проваливался в забытье.

Поля зарастали бурьяном и сохли без полива, животные разбредались, а дом ветшал. Семья начала голодать, обувь и одежда детей износились. Но как ни старался Нгаванг, он не мог работать. Когда удавалось прийти в себя, он тратил все силы на молитвы, пытаясь задобрить богов. «Я не мог понять, за что они так наказали меня», – вспоминал он.

Когда Чхирингу исполнилось двенадцать, он стал главой семьи. Он распродавал оставшийся скот, чтобы купить еду, но вскоре продавать стало нечего. В обмен на картофель он стал работать на другие семьи: носил воду, собирал дрова, убирал в домах. Его сестра, Нима, заботилась об отце и двух младших детях. Чхиринг не зарабатывал достаточно, чтобы купить новую обувь, но он и его семья все же не голодали, а когда дела шли совсем плохо, помогали родственники.

Когда Чхирингу исполнилось четырнадцать, тети и дяди сказали, что выбора нет. Теперь он мужчина, достаточно взрослый, чтобы жениться, и нужно как можно быстрее выплатить долги отца. Некоторые предлагали покинуть деревню, стать носильщиком и работать на альпинистов и туристов, но Чхиринг не соглашался. Он никогда не уходил далеко от священной долины. Жители почти не покидали Ролвалинг, а кто смог устроиться в туриндустрии, описывали свой труд как унизительный и малооплачиваемый. «Чхиринг казался слишком юным, чтобы работать носильщиком, слишком маленьким, чтобы носить грузы для иностранцев, – вспоминал его дядя Анг Тенцинг Шерпа. – Я сказал ему, что это плохая идея».

Кроме того, Чхиринг опасался живущих в горах богов – ледники были их воплощением. Карабкаться по спине богини или вторгнуться в ее дом считалось кощунством. Дед Чхиринга, Пем Пхутар, работал носильщиком в британской экспедиции 1955 года на Гауришанкар, священную вершину, где обитает Церингма, но в семье редко вспоминали об этом. Многие жители деревни смотрели на альпинистов свысока и говорили о них пренебрежительно.

Тема этих историй была одна и та же, и обычно они заканчивались рассказом об одном немце. Как известно, пятнадцать шерпов погибли в немецких экспедициях на восьмитысячник Нанга-Парбат в 1934-м и 1937 годах. Даже рейхспортфюрер Гитлера осудил двух участников экспедиции 1934 года, которые бросили команду в непогоду, и, очевидно, у шерпов возник странный стереотип. Жители Бединга говорили о некогда успешном немецком бизнесмене, который попытался подняться на Гауришанкар. Разумеется, он потерпел неудачу, и богиня горы наказала его. В течение года немец лишился зубов, заболел проказой и потерял все, что у него было, кроме жены. Но потом и она ушла от него, и тогда он умер от отчаяния.

Эта история, должно быть, вымысел, но есть и другая, реальная. В 1979 году американский альпинист Джон Роскелли решил подняться на Гауришанкар. Условия на восхождении были настолько сложными, что Роскелли описал свой опыт с некоторой эротической составляющей, предположив, что «богиня любви» хотела «остаться девственницей». Роскелли «уже почти овладел ею», но его напарник «молодой и подающий надежды «тигр»-шерпа^[6] по имени Дордже уговаривал его остановиться. Тем не менее Роскелли «обнял (вершину), словно зад толстой дамы, и полез вверх», и Дордже шел в связке с ним. «Гауришанкар стала нашей, – ликовал американец. – Мы были первыми небожествами, достигшими вершины».

Восхождение не имело для Роскелли пагубных последствий, но жители Ролвалинга считали, что оно причинило вред им. В окрестностях горы было ледниковое озеро. Через несколько недель после восхождения естественная перемычка, удерживающая воду, не выдержала, и сошел сель. Поток воды, льда и грязи накрыл трех женщин, моловших зерно на водяной мельнице. Двух удалось спасти, третья погибла.

Чхиринг не хотел закончить жизнь, как немец, или вызвать паводок, как Джон Роскелли. Он боялся даже заговаривать с альпинистами, по его мнению, все они были помешанными. Зачем тратить уйму денег и подниматься на гору без практической цели? И почему эти люди недостаточно сильны, чтобы самостоятельно нести еду и снаряжение?

Но необходимость и любопытство сделали свое дело. Семья нуждалась, а Чхиринг не мог заработать достаточно сбором дров и поденной работой. Другой его дядя, Сонам Церинг, работавший с альпинистами, сказал, что стать носильщиком – это выход. Учитывая ситуацию Чхиринга, боги не будут гневаться, и он сможет вернуться домой богатым.

Так в возрасте четырнадцати лет Чхиринг отправился в столицу, пройдя большую часть пути пешком. Добравшись до Катманду, он обнаружил, что старики не преувеличивали. Об апокалипсисе, который по предсказаниям должен был произойти за пределами Ролвалинга, знали все. Даже посольство США раздавало спасательные комплекты. Казалось, столица была обречена.

* * *

Катманду ждал очередного крупного землетрясения, способного сровнять город с землей. Подземные толчки, произошедшие в 1253, 1259, 1407, 1680, 1810, 1833, 1860 и 1934 годах, разрушали храмы и убивали тысячи человек. Следующее землетрясение должно было стать еще разрушительнее. Катманду разросся до миллиона жителей, большинство из них живут в кирпичных домах на малозаглубленных фундаментах. ООН, оценив риски, начала кампанию по обеспечению готовности к землетрясению, но, кажется, никто особо не переживал. Фатализм – характерная черта жителей Катманду^[7].

Если в городе и существуют правила дорожного движения, то они «дарвиновские». Зеленый свет означает «полный вперед», желтый свет тоже означает «полный вперед», красный свет означает «полный вперед», при этом отчаянно сигналя. Средневековые улочки старого города слишком узки и переполнены автомобилями, на дорожную разметку мало кто обращает внимание, а ремни безопасности – нововведение. Попавшему в Катманду придется лавировать в мешанине из автобусов, велосипедов, коров, кур, детей, собак, тележек с едой, прокаженных, мопедов, разносчиков, паломников, митингующих, крыс, рикш, нечистот, детских колясок, такси, грузовиков и мусора.

За городом ландшафт не настолько пестрый, но в изобилии небольшие кирпичные фабрики, выбросы которых загрязняют воздух. Долина Катманду похожа на чашу в окружении гор, и скапливающийся смог часто не рассеивается в городе даже за ночь. Количество твердых частиц в воздухе почти всегда превышает установленные Всемирной организацией здравоохранения нормы, поэтому люди носят маски, чтобы не дышать пылью и выхлопами.

Парадоксально, но загрязненный город начался с тенистого дерева. По легенде, индуистский бог Горакхнатх, как многие современные водители, не соблюдал преимущественное право проезда. Он мчался на праздник, врезался в праздничную процессию с колесницей, а чтобы избежать позора, обратился человеком. Однако свидетели задержали его. В качестве залога освобождения Горакхнатх посадил в землю семя. Из него вырос сал^[8], настолько высокий, что стал царапать небесный свод. Один монах срубил дерево и использовал древесину для постройки трехэтажного храма Кастамандап. Этот храм – одно из старейших деревянных строений в мире. От его названия произошло слово «Катманду»^[9].

В 1950-х годах столица Непала стала отправным пунктом для альпинистских экспедиций. В 1960-х за восходителями последовали хиппи, а пропахшая определенным фимиамом Фрик-стрит до сих пор дает приют представителям движения «Нью-эйдж». Туризм составляет значительную часть экономики Непала, и Катманду зависит от него. Гиды, проститутки, наркоторговцы и мессии-самозванцы толпятся в популярных у туристов местах семь дней в неделю.

Чхиринг поселился в так называемом Малом Тибете – общине буддистских беженцев, бежавших из Тибета от китайского вторжения в 1950–1960-х годах. Соседи помогли юноше адаптироваться к городской жизни, а расположенная рядом ступа Боднатх давала ощущение стабильности. Боднатх, считающаяся одной из величайших буддистских святынь Непала, представляет собой реликварий. В буддизме форма ступы символизирует гору Меру – центр мироздания, – вершина которой расположена в небесах, а основание в аду. По приезде в Катманду в первый же день Чхиринг присоединился к толпе верующих, в молитве идущих вокруг ступы. Он повторял этот ритуал каждое утро, пока дядя не нашел ему работу носильщиком за три доллара в день.

На этой работе Чхиринг в течение месяца переносил поклажу весом в тридцать два килограмма – керосин, горелки и альпинистское снаряжение – к подножию пика Айленд в районе Эвереста. Японские клиенты были удивлены, что подросток в состоянии нести такой большой груз по крутым тропам, не жалуясь, и высоко ценили его жизнерадостность. Чхирингу эти туристы показались вполне нормальными, к концу месяца он заработал девяносто долларов. Никогда в жизни он не видел столько денег.

Значительную часть заработка юноша потратил на еду, обувь и одежду, которую отвез своей семье в Бединг. Через несколько недель он вернулся в Катманду в поисках новой работы. И вскоре Чхиринг уже по полгода работал за пределами Ролвалинга. Он умел найти подход к клиентам, учил их языки и довольно быстро выдвинулся на первые позиции среди носильщиков, так как мог выступать в роли переводчика. Когда Чхирингу исполнилось шестнадцать, женская альпинистская команда, впечатленная выносливостью юноши и знанием английского, предложила ему работу на Эвересте. Чхирингу еще никогда не доводилось подниматься на ледник, но предложение он принял.

Западные альпинисты проводят годы в подготовке к восхождению на Эверест, а для многих шерпов это своего рода тренировочная площадка. В первую неделю восхождения некоторые шерпы, никогда прежде не бывавшие на горе, тропят, несут грузы и устанавливают палатки для профессиональных гидов и их клиентов. На Эвересте это имеет определенный смысл. На него поднялись тысячи человек. Маршруты известны, подъем не требует серьезных альпинистских навыков, а плата помощнику-носильщику внушительна – около трех тысяч долларов плюс бонус за каждого добравшегося до вершины клиента. Шерпы лучше акклиматизируются к высоте, чем их клиенты, и часто обладают большой силой и хорошим вестибулярным аппаратом. На Эвересте эти способности в некоторой степени компенсируют отсутствие опыта.

Но есть еще одна причина, почему шерпы начинают с Эвереста. Большинство верит, что подняться на него можно без возмездия со стороны богов, что богиня Мийо Лангсангма лишь изредка наказывает вторгшихся в ее владения. Если ей не нравится восхождение, прагматизм берет верх над неудовольствием. Богине неиссякаемой щедрости нравится видеть, что благосостояние шерпов растет. «Пока вы относитесь к Мийо Лангсангме с уважением, просите прощения и вам хорошо платят, она не препятствует восхождению, – говорил Нгаванг Осер Шерпа, главный лама Ролвалинга. – Она самая милостивая из пяти сестер, но все же на горы лучше не залезать».

В 1991 году Чхиринг впервые поднялся на Эверест. Поначалу все казалось довольно простым. У него не было специальной подготовки и не хватало снаряжения, но другие шерпы показали, как надевать кошки, как пользоваться ледорубом, и он занес кислородные баллоны общим весом тридцать два килограмма на высоту 7900 метров, на Южное седло. Но на пути вниз разразилась буря. Температура резко упала, и пальцы Чхиринга посерели от холода. Все спешили добраться до палаток, и юноша старался не отставать. В какой-то момент он ступил на гладкий пласт льда. Льдина перевернулась, как крышка люка, и Чхиринг провалился по плечи. Он хватался за снег, но замерзшие пальцы не слушались, и он съехал в трещину еще глубже и повис. Ноги болтались без опоры, и выбраться не удавалось.

Казалось, прошли часы. Он почти замерз, когда другой носильщик, которого тоже звали Чхиринг, заметил его и вытянул за воротник. Старший Чхиринг был очень зол и отругал подростка, сказав, что тот еще слишком молод для Эвереста.

Эта отповедь дала обратный эффект. Чхиринг почувствовал себя униженным и, наоборот, решил, что взойдет на гору. Что-то в этой неудаче, в осознании того, что получилось бы достичь вершины, будь у него перчатки потолще и ботинки потеплее, стало стимулом. Мальчик решил, что станет лучшим альпинистом среди шерпов. Другим стимулом были деньги. Он заработал 35 тысяч рупий, или около 450 долларов, на своем первом подъеме на Эверест. Это менее пятой части того, что получали опытные шерпы, но больше, чем средний непалец зарабатывал за год. А Чхиринг получил такую сумму за месяц.

Следующие два года Чхиринг продолжил работать с альпинистами, перенимая опыт у своего дяди Сонама. Но в 1993 году очередная экспедиция стала для четырежды побывавшего на Эвересте Сонама последней. Он отправился на гору со своей подругой Пасанг Ламу, которая хотела стать первой непальской женщиной на Эвересте. Они вдвоем поднялись на вершину 22 апреля.

Наверняка Сонам молился Мийо Лангсангме и просил прощения за вторжение в ее священные владения. Но когда он с Пасанг Ламу спускался к Южному седлу, вершину горы окутало облако, похожее на перевернутую чашу. Такое явление означает приближение непогоды. И вскоре Пасанг и Сонам вместе с еще тремя участниками экспедиции прижимались друг к другу, борясь с бешеным ветром.

Мийо Лангсангма не помогла им. Ураганный ветер не давал людям сдвинуться с места двое суток, и все они погибли. Вероятно, Сонам прошел несколько сотен метров вниз, прежде чем сорваться. Альпинисты нашли его рюкзак под телом Пасанг Ламу.

Чхиринг отказывался поверить в смерть дяди. Сонам уверял, что на Эверест можно подняться без серьезных последствий. «Я понял, что он ошибался, – сказал Чхиринг. – Стоило завязать с восхождениями и отправиться домой». Но, вернувшись в Бединг, он увидел силу денег. Его шестилетний брат потолстел и носил новую обувь. Его сестра училась читать. Отец перекрыл крышу дома не из подручных материалов, а из гофрированной жести. Хотя семья оплакивала Сонама, никто из родственников Чхиринга не попросил его бросить работу. «А я и не смог бы, – сказал он. – И не хотел».

В следующем году Чхиринг вернулся на Эверест с норвежской командой и зарекомендовал себя как выносливый и хороший работник. И вскоре уже он работал с командами из Бельгии, Англии, Франции, Германии, Индии, Японии, Норвегии, России, Швейцарии и США.

Чем больше было работы, тем более амбициозным он становился. Когда клиенты просили нести двадцать килограммов груза, он брал сорок. Он стал не только переносить поклажу, но по собственной инициативе провешивал веревочные перила, тропил путь, помогал в организации экспедиций. Он перестал пользоваться искусственным кислородом, который сторонники чистого стиля в альпинизме считают допингом. Эверест стал просто работой, Чхиринг десять раз побывал на вершине и установил рекорд, трижды поднявшись на гору за две недели.

Родные видели, что он меняется. По непальским меркам Чхиринг стал богатым. Он перестал обращать внимание на пророчества старейшин и иногда совершал восхождения не ради денег, а для удовольствия. Его лама предупреждал, что наказание за это – лишь вопрос времени. Отец Чхиринга, к которому вернулось здоровье, решил, что сын сошел с ума. Старики боялись, что молодежь, видя доходы Чхиринга, покинет деревню.

Они были правы. Когда Чхиринг по окончании сезона восхождений возвращался домой, на нем были фирменные ботинки La Sportiva и куртка марки North Face. Он приносил топливо, продукты, одежду. Он описывал городские диковинки, такие как мотоциклы и телевизоры. Подростки слушали с благоговением. Возможно, альпинизм является грехом, но он, несомненно, делает тебя богатым. И многие юноши стали уезжать на заработки в Катманду.

Чхиринг помогал им – находил жилье, подыскивал работу и в конце концов основал компанию по проведению экспедиций – Rolwaling Excursion. Старейшины деревни оценили блага и перестали критиковать Чхиринга, даже когда население Бединга сократилось до двадцати трех постоянно проживающих жителей.

Достижения Чхиринга впечатляли родственников, но его коллеги-шерпы, работавшие на Эвересте, не признавали их. «Каждый может подняться на Эверест сколько угодно раз, – говорили они, – даже фотомодель из «Плейбоя». Потому что маршрут на гору обработан от начала до вершины, это скорее игровой комплекс для туристов, а не гора для настоящего восхождения. Хотя Чхиринг поставил рекорд по выносливости, но он шел на вершину от верхнего лагеря, а не от базового. Настоящие альпинисты покоряют настоящие горы, такие как К2. И Чхиринг стал мечтать о настоящей горе. Но для К2 нужны большие деньги, кроме того, он собирался жениться.

В шестнадцать лет Чхиринг увидел на одном из пастбищ девушку, пасшую яков, и влюбился. Поначалу Дава Шерпани не отнеслась к нему серьезно. Но вскоре она стала владелицей чайной рядом с Боднатхом, а Чхиринг – постоянным посетителем. Он садился за столик в углу, пил много черного чая и вскакивал всякий раз, чтобы обозначить свое присутствие, если какой-нибудь клиент мужского пола уделял Даве слишком много внимания. Девушку это не особо впечатляло, но Чхиринг умел быть настойчивым. В конце концов он уговорил ее обратиться к ламе, чтобы проверить их гороскопы на совместимость. Соответствие было идеальным.

Они отказались от традиционной трехдневной свадебной церемонии, дали друг другу клятву верности, и Дава поселилась у него. Вскоре на свет появилась дочь, Тшеринг Намду. Через четыре года Дава родила вторую дочь, Тенцинг Пхути. Семья вместе с братьями и сестрами Чхиринга и белым спаниелем переехала в собственный четырехэтажный дом кремового цвета, который напоминал свадебный торт. Там имелись не только водопровод и свет, но и телевизор, микроволновая печь, два компьютера, рабочий кабинет, молельная комната и четыре ванны – роскошь, о которой Чхиринг и мечтать не мог в детстве.

Жизнь стала легкой. Фирма Чхиринга процветала, каждый год доходы удваивались. Он начал организовывать восхождения с десятками наемных работников, многие были родом из Бединга. Чхиринг стал главным покровителем монастыря Ролвалинга и, наконец, получил одобрение стариков. У него был элитный платиновый статус в Клубе покорителей Эвереста. Его дочери свободно говорили по-английски и ходили в частную школу. Только его жена казалась обеспокоенной.

«От него зависело так много людей, – говорила Дава. – Если бы Чхиринг пропал в горах, он навредил бы не только себе, но и мне, и детям. Я не знала, что мы будем делать, если он погибнет».

Путь на небо

Гора К2 родилась в период массового вымирания. Шестьдесят пять миллионов лет назад, когда динозавры исчезали, Индостанская плита мчалась на север с огромной по геологическим меркам скоростью пятнадцать сантиметров в год. Плита врезалась в Евразию, вклинившись под континент, и К2, как и Эверест, поднялась из моря. Каракорум растет до сих пор, это самая молодая горная система на Земле, и грани ее вершин еще не сглажены ветрами и временем.

Слово «Каракорум» тюркского происхождения, kara означает «черный», kor’um – «камень» или «скала». В XIII веке город Каракорум был столицей Монгольской империи Чингисхана, а торговцы использовали слово «каракорум» для описания самого высокого перевала на пути караванов. Британский исследователь Уильям Муркрофт в 1820-х годах прошел через этот перевал и «распространил» «Каракорум» на горы, расположенные к западу. В 1930-х годах Королевское географическое общество утвердило это название.

Хребет тянется на юго-восток через Кашмир, вдоль границ Пакистана и Китая и соединяется с Гималаями. В Каракоруме самая большая в одном районе концентрация пиков высотой более восьми километров. Климат здесь суровее, чем в Гималаях, а область оледенения самая большая за пределами полярных регионов. Западные исследователи и путешественники нанесли эту горную систему на карты только в середине XIX века.

Название «К2» зафиксировали в справочниках геодезистов в 1856 году. В ходе Великого тригонометрического исследования Индии британский лейтенант Томас Монтгомери получил приказ картографировать Кашмир. Само исследование было начато еще в 1802 году с целью научного изучения Индийского субконтинента и демаркации британских территорий.

С помощью кашмирских носильщиков Монтгомери за четыре дня затащил планшет, гелиостат и теодолит на пятитысячник Харамукх у подножия Гималаев. С вершины открывается отличный вид на пики Каракорума. Две вершины в двухстах километрах к северо-востоку возвышаются над остальными. Монтгомери понаблюдал их в теодолит, зафиксировал координаты и зарисовал контуры в полевой журнал.

Ближайший пик, шестигранник с двумя вершинами, показался ему более высоким. Он обозначил его как К1. Буква «К» означает «Каракорум», дальше следует порядковый номер в топографическом исследовании. Сверкающую пирамиду, расположенную дальше, Монтгомери обозначил как К2, а затем занес в журнал другие горы, вплоть до К32. Позднее К1 и другие пики «вернули» себе местные имена. Так, например, К1 – это Машербрум, или «огненная гора» на языке народности балти^[10]. С обозначением К2 дело застопорилось. Картографы знали, что местное название – Чогори – являлось просто описанием, которое балти использовали для обозначения большой горы. Сейчас лингвисты утверждают, что это тибетское слово, означающее «путь на небо» и что предки балти назвали так гору вскоре после того, как мигрировали в этот регион из Тибета.

Оценка, проведенная Монтгомери, оказалась заниженной на 790 метров. К2, расположенная на границе Китая и Пакистана, выше всех гор Каракорума, это вторая вершина мира – 8614 метров, Эверест выше всего на 234 метра. На расстоянии К2 напоминает зуб мегалодона^[11].

На подходах к горе можно разглядеть слоистые гнейсы, покрытые снегом и льдом. Ясным утром вершина величественно плывет над облаками, а солнце заливает ее ледники золотым светом.

K2 не такая массивная, как Эверест, она изящнее и более сурового нрава. Альпинисты называют ее «Дикая гора» либо «Жестокая гора». Здесь есть все трудности, которые встречаются на Эвересте, и даже больше. Ледники К2 изобилуют скрытыми под снегом трещинами, в которые неосторожный альпинист, если идет не в связке, проваливается и исчезает бесследно. Глыбы льда откалываются с нависающих ледников, лавины несутся по обледеневшим склонам. И, конечно, высота.

Ни один человек, животное или растение не продержится в таких суровых условиях более нескольких дней.

С каждым вдохом выше восьми километров в легкие поступает только треть от количества кислорода, который получаешь на уровне моря. Кислородное голодание лишает сил и способности адекватно мыслить, у некоторых альпинистов координация движений становится как у едва начавших ходить детей.

Но этого мало. К2 отличается более жестокими бурями. Она находится в 1420 километрах к северо-востоку от Эвереста, расположена дальше от экватора, поэтому более подвержена внетропическим циклонам и здесь чаще наблюдаются высотные струйные течения. На Эвересте хотя бы относительно предсказуемые погодные условия: влага, испаряющаяся из Бенгальского залива, образует облака, которые плывут на север над Гималаями и в преддверии муссона изменяют курс высотного струйного течения, уводя его от вершины Эвереста. В мае сравнительно безветренная погода на высочайшей горе планеты держится около двух недель, тогда как период хорошей погоды на К2 – дело случая. Неизвестно, когда такое погодное окно появится – и появится ли вообще.

Все это дает неутешительные цифры. До 2008 года только 278 человек побывали на вершине К2. На вершину Эвереста за этот же период взошли 4115 человек, а коэффициент смертности – процент альпинистов, поднявшихся выше базового лагеря и погибших, – в среднем составлял 0,7 в предыдущее десятилетие. Существует «Гималайская база данных», в которой содержится почти вся статистика по Эвересту, для К2 такого объема данных нет. Идущие на Дикую гору не в состоянии сколько-нибудь точно рассчитать свои шансы. И не хотят. В 2008 году коэффициент смертности на К2 составил 30,5 – выше, чем число потерь на участке «Омаха» в день высадки союзников в Нормандии во Второй мировой войне. Хотя высотные альпинисты не специалисты по статистике, сравнивать здесь нечего: К2 опаснее Эвереста.

Целый век прошел с момента возникновения понятия «альпинизм», прежде чем смертный ступил на вершину К2. В одной из первых попыток восхождения участвовал «самый страшный злодей на Земле». У Алистера Кроули – оккультиста, сатаниста, писателя, фотографа и альпиниста – были разнообразные увлечения, почитатели восхищались им спустя многие годы после его смерти. «Битлз» поместили портрет Кроули на обложку альбома «Оркестр клуба одиноких сердец сержанта Пеппера» наряду с Карлом Марксом и Мэрилин Монро. В 1902 году Кроули и его друг Оскар Экенштейн решили подняться на К2. В Индии Экенштейна арестовали за шпионаж, а Кроули отправился дальше к горе, имея в багаже книги Мильтона и подгоняя носильщиков хлыстом. Несколько носильщиков сбежали, украв одежду Кроули.

Команда пять раз пыталась подняться по северо-восточному гребню К2, и непогода пять раз отбрасывала альпинистов назад. В верхнем лагере у одного из участников развился отек легких, а у Кроули от сочетания высоты с опиумом начались сильные галлюцинации. Однажды он достал револьвер и решил призвать к порядку одного из товарищей, но тот выбил оружие и ударил его в живот. Затем Кроули обвинил другого альпиниста в краже продуктов, заявил, что тот сошел с ума, и выгнал голодного человека из команды.

Через девять недель было решено отказаться от восхождения, но экспедиция Кроули добилась определенных успехов. Команда провела рекордное количество времени в высокогорье – более двух месяцев – и достигла высоты 6500 метров. Этот рекорд на К2 не был побит несколько десятилетий.

Если Кроули – воплощение помешанного восходителя, то руководителем следующей крупной экспедиции стал альпинист-аристократ. Луиджи Амедео Джузеппе Мария Фердинандо Франческо д’Аоста Савойский, больше известный как герцог Абруцци – знаменитый исследователь, потерявший несколько суставов пальцев в попытке добраться до Северного полюса. В 1909 году герцог, спасаясь от скандального романа, отправился в горы. Ему не удалось получить разрешение на Эверест, поэтому он окрестил Третьим полюсом К2 и решил подняться на нее.

Абруцци отбыл из Европы на пароходе «Океания» с почти пятью тоннами багажа, включавшего железную кровать, пуховые подушки и спальные мешки, обшитые четырьмя видами звериных шкур. Проезжая через туземные княжества по пути в Кашмир, герцог не спешил, посещал банкеты, матчи по поло и различные праздники и церемонии. Гонцы ежедневно приносили почту и газеты, а одной из первых серьезных проблем стал, как записано в экспедиционном журнале, «запах туземцев», который «был невыносим даже на открытом воздухе».

Но Абруцци прижимал к носу надушенный платок, и ничто не мешало ему наслаждаться величественными видами. Он писал, что пик К2 – «неоспоримый владыка региона, гигантский и одинокий, спрятанный от людского взора за бесчисленными хребтами, бдительно охраняемый многочисленными пиками-вассалами, защищенный от вторжения километрами ледников». Ландшафт так впечатлил герцога, что он назвал своим именем несколько объектов. Некоторые из этих названий, например ребро Абруцци на К2 и расположенный рядом ледник Савойя, используются и сегодня.

Герцог провел в районе несколько недель, пытаясь взойти на гору по нескольким маршрутам, занимаясь топографическими исследованиями и позируя для фотографа. Но выше 6250 метров его экспедиция подняться не сумела. «Если кто-нибудь и попадет на вершину, – сообщил Абруцци позже в Итальянском альпийском клубе, – это будет пилот, а не альпинист».

* * *

Прогноз герцога продержался почти век, но в 1939 году два человека почти опровергли его в ходе экспедиции, которую впоследствии назвали «наиболее странной трагедией в истории гималайского альпинизма».

У Фрица Висснера (Куколка, как называли его друзья) были ямочки на щеках, как у херувима, и обаяние шершня. Знаменитый первыми восхождениями на скалы-монолиты, в том числе Башню дьявола в Вайоминге, Висснер нанял восемь шерпов, чтобы с их помощью подняться на К2. Вечером 19 июля, когда солнце уже село и на небе сиял месяц, один из этих шерпов, Пасанг Дава Лама, страховал Висснера в 230 метрах под вершиной К2. В какой-то момент Пасанг услышал треск, и в лунном свете блеснула голубовато-зеленая чешуя.

Со слов лам, мифологизировавших восхождение, Пасанг хорошо знал легенду о богине К2 и ее пристрастии к человеческой плоти. Он в ужасе смотрел, как Такар Долсангма спешилась со своего дракона, привязала чудовище к склону за язык и стала нюхать воздух. Она не ела уже 1122 года.

Как вспоминал Висснер, Пасанг был «очень напуган». Забыв об опасности, Висснер крикнул: «Выдай веревку!»