Мой красный дневник

В салон забрался Борис и с улыбкой посмотрел мне в лицо:

– Такое ощущение, что ты только что отрыла клад…или выиграла миллион! Рассказывай, что надумала.

Я тронулась с места и, проехав по центральной улице метров сто, снова развернулась в сторону города. Глядя на поздние экскурсионные автобусы у древних монастырей, я раздумчиво произнесла:

– Борь, а как ты думаешь, может, Свету заказал Синельников?

И скосила на него глаза.

У Бориса сначала вытянулось лицо, а потом он рассмеялся.

– И что же тебя сподвигло на такие мысли, а, Леночка?

– Смотри: Александра долг больше не держит рядом с Людмилой. Что ему мешает пристроить мэрскую дочку в психушку и жениться на женщине, ждущей от него ребенка?

– Элементарная порядочность. Василия Елизаровича и Сашу связывают не только родственные, но и деловые отношения. Ты же знаешь сама – из этих связей выбраться практически невозможно. Да и не хочет он разводиться: считает, сам виноват, самому и расплачиваться. Нет, Синельников скорее прикопал бы собственное чадушко, нежели Светлану. Кстати, он о ней знал почти с самого начала их связи. И одобрял зятя.

– Бедный Александр! – Посочувствовала я шефу. – Такой жизни не позавидуешь. Кажется – живет в раю… а на деле – сущий ад!

– Ты просто всегда думала только о себе и своих близких, не интересуясь остальными. А если заглянуть в чужие жизни, там можно обнаружить такие драмы… – Он вздохнул и замолчал.

Я ехала по своему городу, в котором жила с рождения. Солнце быстро село, и вдоль дороги засияли оранжевые фонари. В невысоких домишках засветились теплым светом окна, и темные человеческие тени скользили по занавескам. Кто-то повесил прямо на рамы елочные гирлянды, и они перемаргивались разноцветными огоньками. А вот тут живет моя бывшая школьная подруга. Совсем недавно мы столкнулись в магазине и чуть не пробежали мимо друг друга… Пара слов, оценивающая улыбка, и мы снова полетели по своим делам. А я даже толком не поинтересовалась: как же ты живешь, Катенька? И совершенно не помню, кто у нее: мальчик или девочка? Прав Борис: людьми надо интересоваться. Вдруг кому-то из старых знакомых или соседей требуется помощь или моральная поддержка? Как трудно, когда со своей бедой не к кому пойти и хотя бы поплакаться в жилетку!

– Борь, может, домой? – Нарушила я молчание.

Он посмотрел на меня усталыми, блестящими в темноте, глазами. И в этой тьме, подсвеченной приборами и наплывающим уличным освещением, я вдруг разглядела морщинки у его глаз и рта. Молодой человек неожиданно оказался стариком. Я тряхнула головой.

– Устала? – Улыбнулся он. – А я хотел покормить тебя в ресторане…

– Нет, – рассмеялась я, – у меня теперь на них аллергия! А в морозилке лежит пакет с домашними пельменями. И сметана в холодильнике ждет своего часа…

– Ты умеешь готовить? – Попытался съехидничать мужчина. – Я думал, ты питаешься йогуртом и травкой.

– В-общем, так оно и есть, но у меня растет парень, который… растет. И кушает. Так что приходится варить супы, тушить мясо…

Я, наконец, свернула в свой двор. Мерседес стоял на месте и ждал хозяина. Позади пустовало освободившееся парковочное место, на которое я тут же занырнула. Привычно взглянув на свои темные окна, я выключила зажигание и поставила машину на передачу.

– Давно не встречал женщин, катающихся на «механике». – Заметил Борис и выпрыгнул наружу. А потом с удовольствием потянулся.

Пикнув сигнализацией, я обошла свою ласточку и поинтересовалась:

– А с женщинами, у которых машинки на «автомате», ты встречаешься регулярно?

– Ревнуешь? – Он крепко взял меня под локоть и повел в подъезд.

Занавески на окнах соседей дрогнули. Я расхохоталась: голод и нервное напряжение сделали свое черное дело, и у меня началась истерика. Я смеялась и не могла остановиться. Когда мы зашли в подъезд, Борис неожиданно развернул меня к себе лицом и крепко обнял:

– Тихо, тихо, девочка. Все уже прошло. И все будет хорошо… Смотри: фантомы пельмешек уже летают над нами, помахивая крылышками… а вот воспарила сметана… Какая она густая… Помнишь, как в фильме «Ночь перед рождеством» пузатый Пацюк ел галушки? И мне уже кажется, что я чувствую их мясной, такой сочный запах…

Я взяла себя в руки и отстранилась от его куртки, слегка благоухающей французским мужским парфюмом и бензином. Капнул случайно на заправке?

– Спасибо! – Уже спокойно улыбнулась и открыла дверь.

Наперегонки отметившись в санузле, мы сняли верхнюю одежду и рванули на кухню. И скоро кастрюля уже пузырилась кипятком на сильном огне, а пельмешки лежали в мисочке рядом. Всыпав соль в кастрюлю, я булькнула туда полуфабрикат и прибавила огня. На столе закипал электрочайник. Борис, вытряхивая из заварочного ситечка старый чай, улыбнулся мне глазами. «Господи! – Внезапно для себя взмолилась я. – Если ты меня слышишь, пошли мне вот такого же доброго и теплого мужчину… и чтобы его души хватало не только на меня, но и на Сережку, моих родителей… чтобы он полюбил то, что любим мы… чтобы у нас были общие интересы и похожие увлечения… И чтобы мне не надо было самой ездить в этот гребаный автосервис!»

Пельмешки всплыли пузиками вверх. Я схватила тарелки и шумовку. Сняв кастрюльку и выключив газ, быстро-быстро разбросала эту горячую вкусноту по тарелкам. Борис уже сидел за столом со сметаной наготове…

Как же мы с ним набросились на еду… Даже «спасибо!» в его исполнении выглядело, как поднятая вверх ложка. А бульончик с замороженным летом укропчиком пах просто одуряюще!

Наевшись так, что животику стало тесно в джинсах, а чай и вовсе проходил через горло малюсенькими глоточками, мы переползли в комнату. Борис упал в кресло и сощурил глаза, словно кот, всю ночь гулявший по улице.

– Ле-ен! – Позвал он.

– У? – Поинтересовалась я.

– Можно я буду невежливым, помоюсь и упаду спать?

Я важно покивала головой.

– Даже нужно! Майку дать? Трусы, извини, в нашем доме только детские и женские.

Тот ухмыльнулся.

– Я сплю исключительно раздетым.

– Даже в долинах гейзеров? – Какой-то гадский черт дернул меня за язык.

– Там нет кроватей. А душ только на базе.

Борис встал, стянул свитер и бросил его на кресло. А потом ушел. Через минуту я услышала, как льется вода. И взяла тебя, мой красненький, добрый дружочек-дневничок. Как же хорошо, что я купила новый чайник!

Борис тихо спит в комнате Сережки. Из-под закрытой двери дует морозный ветерок. Он не простудится после ванной? Мне очень хочется войти и прикрыть окно. Но, учитывая постиранное и развешанное на веревочке в кухне нижнее белье, наверное, я воздержусь от этого шага. Вот я тебе все события и рассказала… Завтра приедут родные, и уедет Борис. Интересно, увижу ли я его когда-нибудь? Наверное, нет. Я же решила уволиться… А жаль. Он – первый нормальный мужик, после отца, встреченный мной в жизни. Нет, пусть не возвращается… а то я стану плакать… спокойной ночи…

31.12 в 21.15 Добрый вечер, мой маленький, внимательный собеседник – дневничок! Спешу рассказать, пока есть возможность, события этого шебутного дня. Проснулась я, когда в окна уже светило низкое солнышко, и из невесомых тучек падал легкий и пушистый снег. Потянувшись, я почувствовала себя человеком, а не зомбиком с вампирскими наклонностями.

Вскочив, я схватила айфон и посмотрела на часы: было уже около десяти утра. Странно, что ни Сережка, ни мама еще не звонили… Хотя, если он до полуночи просидел у соседей, не удивлюсь, если они еще спят. И я вспомнила про Бориса. В квартире висела оглушающая тишина, а дверь в комнату сына была открыта. Встав с кровати, я заглянула внутрь. Сережкина постель аккуратно заправлена, а на кресле нет брошенной вчера одежды… Отдернув штору, я выглянула в окно. Мерседеса не было. Нет, это не честно! Втихушку, даже не попрощавшись, вот так взять и просто уйти… Неожиданно для меня самой, на глазах навернулись слезы. А ведь я даже номера его телефона не знаю! День внезапно померк, а по щекам побежали соленые дорожки. В носу захлюпало. Да что же это такое? Ну-ка, быстро взяла себя в руки! Но уговоры почему-то не помогли. Как я вчера хотела, чтобы этот наглый солдафон исчез из моей жизни! И как мне сейчас хотелось, чтобы он был рядом… «Да, в конце концов, не распускай сопли!» – ругала саму себя. – «Кто он, а кто ты – женщина без образования и с ребенком… Он сделал свое дело и уехал, как планировал. А ты осталась, поскольку твое место – здесь».

Я села на краешек ванной и, включив холодную воду, начала промывать снова покрасневшие глаза. А потом разделась и полезла под душ. Сначала горячий, а потом – ледяной. И мое настроение постепенно выровнялось. Когда оно стало выше нуля и ближе к оптимистичному, я выключила воду и растерлась полотенцем докрасна. Когда приткнула его на сушилку, мой взгляд упал на полотенце, которым пользовался Борис. Каюсь, не удержалась. Словно вор, протянув дрожащую руку, я сняла его и поднесла к лицу. Оно еле слышно пахло теми самыми духами… Блин, дура! Повесив полотенце обратно, я вышла из ванной и поплелась на кухню. Насыпав зерна в кофемолку, я зевнула и машинально посмотрела сквозь занавески во двор. А там, сдавая задом, парковался московский мерседес… Борис вернулся!!! И когда он позвонил в дверь, сваренный кофе уже ждал его на столе.

Распахнув дверь с дурацкой улыбкой на лице, я обомлела: в обеих его руках были пакеты с продуктами. Он тоже улыбался.

– Может, уже пустишь в квартиру?

Я рассмеялась и распахнула двери. Он, сняв на ходу ботинки, сразу прошел на кухню. Я радостно полетела за ним.

– О, кофеек! – Серые глаза в ярком солнечном свете переливались искорками, на лице играл морозный румянец.

На моем беззастенчиво цвела довольная улыбка. Знаешь, дневничок, я первый раз за всю жизнь чувствовала себя рядом с мужчиной свободно. Мне было все равно, что на щеке еще виднелся след от подушки, глаза не накрашены, а сама я в тонкой пижаме, состоящей из шортиков и маечки. Возможно, это из-за того, что он вел себя, как друг детства, а не как совершенно посторонний мужчина, отгораживающийся стенами светской морали.

– Так, вот это мяско оставь, – он сам разгружал сумки в холодильник, – я сейчас его приготовлю. И вот эту травку… – Борис сунул мне под нос пучок травы. – Чувствуешь, как пахнет? И еще я купил салатиков… Знаешь, а они у вас свежеприготовленные! Твои приедут, и будет чем их покормить… Картошечки пожаришь?

Он достал из сумки небольшой целлофановый пакет с картошкой и вручил мне.

– Понимаешь, мне ее давно никто не готовил!

Я не стала говорить, что в холодной кладовке у меня этой картошки целый мешок, а просто высыпала в мойку и начала чистить. Борис вытащил мясо, затем, потеснив меня у мойки, тщательно промыл, снял со стены разделочную доску и положил на нее кусок.

– У тебя есть острый нож?

Глядя на него, как ребенок на новогодний подарок, я отрицательно покачала головой. Он вздохнул, поковырялся в подставке и вытянул подходящий, по его мнению, ножик.

– А оселок у тебя есть? Точильный камень?

Я открыла дверцу шкафчика под мойкой и, нашарив рукой нужное, отдала ему в руки.

– Кофе остынет! – Кивнула головой.

– Ничего, погреем. – Он ловко поточил нож и, ополоснув его, начал резать мясо.

Рукава свитера были подтянуты вверх, и я с удовольствием любовалась его сильными руками. Прости, дневничок, за такие подробности, но знаешь, я почему-то в тот миг была счастлива, словно в детстве, когда молодые мама с папой смеялись и готовили ужин, а я мешалась им, обнимая то одного, то другого.

Но вот мясо было порезано, заправлено специями и поставлено в духовку в специальном пакетике, картошка на сливочном масле жарилась на сковороде, а мы вдвоем сидели за столом и пили кофе. За окном улыбалось солнышко, на занавеске тихо колыхались развешанные Сережкой снежинки. В воздухе запахло печеной мясной корочкой. Борис откинулся на спинку стула и вытянул длинные ноги.

Я держала в руках чашку и смотрела на его профиль. Они с братом были очень похожи. Только Александр был как-то мягче, сглаженней, что ли… А лицо Бориса выглядело худым и острым. И даже светлый ежик на голове топорщился волосами-иголками. А глаза… какими же они могут быть разными! Неожиданно он повернулся и приподнял светлые брови:

– Лена! Вылези из грез и помешай картошку!

Рассмеявшись, я вскочила и перевернула жаренки вверх.

– Может, добавить в нее лук? – Поинтересовалась у него.

– Нет, Леночка, спасибо. Доставай тарелки и порежь помидорчиков и огурчиков. Только не салатом, а на долечки.

Он тоже встал и открыл духовку. Я выключила картошку и накрыла на стол.

И снова мы наперегонки ели жареную картошку с сочным и душистым мясом, заедая все это великолепие зеленью. Думаю, один день отступления от привычной диеты погоду не сделает, тем более что мне сегодня ехать в ночное… Мы смеялись, вспоминая что-то из детства. Борис даже рассказал, что мама пыталась сделать из него скрипача. Но, закончив общеобразовательную и музыкальную школы, волей отца он ушел в армию.

– Спасибо, за вкусный… о, уже обед, Леночка! – Он посмотрел на часы.

И в это время в комнате зазвонил мой телефон.

– Мама! – Проорал в трубку мой сын. – Мы уже въехали в город! Жди, скоро будем!

И отключился. Я выскочила из комнаты. Надо же как-то подготовить Бориса, что мои совсем рядом!

Но он уже стоял в прихожей. Одетый в куртку.

– Как?! – Мне стало ужасно обидно. – Ты уезжаешь?

– Эй, – серые глаза смеялись. – А кто вчера пытался от меня отделаться?

– Да. Конечно. – Мои губы улыбались, но настроение упало ниже плинтуса. – Пока, Борис Александрович…

Он еще раз улыбнулся, провел ладонью по моей руке и открыл дверь. И, не оборачиваясь, вышел. Сквозь занавески на кухне я видела, как со двора выехал черный мерседес.

Я вздохнула. Жаль. Но жизнь – есть жизнь. Его место там, мое – здесь. Прямые пересекаются, чтобы разойтись и навсегда затеряться в бесконечности…

Быстро переодевшись в домашние брючки и маечку, я заправила свою кровать. Сняла постельное белье с Сережкиной. Бросила его в корзину. Скоренько перемыла посуду. Оставшееся запеченное мясо положила в глубокую стеклянную кастрюлю. Оно было еще теплым и душистым. Я не стала его убирать, а только прикрыла крышкой: сейчас приедут мои близкие, и все это съестся. Снова начистив картошки, я поставила ее варить. И где-то в холодильнике у меня был позавчерашний суп и купленные Панкратовым салатики…

На место мерседеса во дворе встала старенькая отцовская Нива. Первым с заднего сидения выскочил Сережка и открыл дверцу бабушке. За ним вылезла Вероника в хорошенькой салатовой курточке и разноцветной шапочке с помпоном. Надо же, как у нее с лета отросли волосы! По современной молодежной моде они свисали из-под шапки вниз. Вот вышел отец и закрыл машину. Картошка на плите уже успела закипеть. Я уменьшила огонь, посолила воду и пошла открывать дверь.

– Мама! – Заорал сын еще на лестнице. – Мы приехали! Привезли тебе картошки и морковки! А еще – огурцы в банке!

Он отдал мне сумку и стащил шапку.

– Знаешь, мы так быстро доехали! Машин нет вообще!

– Вероника! Здравствуй, проходи, вот тапочки… Бабушка, дедушка, приветик… – Я подставила для поцелуя щеки. – Как вы там, в деревне, не замерзли?

– Да что ты, Алешка, на улице – теплынь, словно и не зима. Какие-то пять градусов! – Отец у меня был моложавым и стройным. И лишь серебряные волосы выдавали возраст. Впрочем, он еще работал. А мама, уже как год, радовалась пенсии.

– У тебя есть продукты? – Мама, первым делом, направилась с ревизией на кухню. – Если вы уедете, надо сегодня побольше наготовить. Вернетесь из Москвы голодные!

– Да, мамочка, у меня все есть. Папа, включи телевизор, отдохни. Сегодня много интересных фильмов. А, разложи столик, сейчас будем обедать!

Вероника серьезной тенью замаячила сзади:

– Теть Лен, давайте тарелочки и приборы, я накрою!

Какая милая у меня будущая невестка! Она пошла в комнату с посудой, и я услышала ее строгий голос:

– Сережа, иди переоденься!

Я засмеялась и переглянулась с мамой. Та подняла брови домиком и улыбнулась.

– Ничего, пусть привыкает слушаться…

– Ой, мам…– Я вздохнула. – Лучше бы привыкал к ответственности. А то сейчас слушается нас с тобой, потом – жену… А случится что, кому разруливать? Веронике?

– Это что тебя на такие мысли потянуло?

– Да так. Понимаешь, наши мальчики даже не знают, что такое самостоятельность, ответственность не только за свою судьбу, но и за судьбы живущих рядом людей. Хорошо, если его жизнь будет гладкой и спокойной. А если не будет рядом того, кто бы за него подумал и решил проблему?

– Перестань, я за папу всю жизнь думаю. И прожили-то мы все эти годы хорошо.

– Мам, ты думаешь за него, когда пойти на рынок или съездить в деревню… Я имею в виду совершенно другое. Мы, женщины, принимаем решения относительно того, что касается жизни в семье. И это – правильно. Но иногда к тебе приходят проблемы из внешнего мира. И ты встаешь перед выбором, словно витязь на распутье, не зная в какую сторону метнуться. Разве отец в такие моменты не брал решение этих вопросов на себя? И потом, разве ты его заставляла в свое время искать работу, где хорошо платят? Нет, он сам знал, что благополучие его семьи – дело собственных рук. Да, ты давала задание – он делал. Но ты же не разжевывала ему путь из точки А в точку Б. И не водила за руку. Понимаешь? Он свой путь просчитывал сам.

– Ну да. – Согласилась она. – Но ведь так и должно быть?

– Должно. – Закончила я разговор и слила картошку. Затем растолкла, растопив в ее горячих недрах масло.

И скоро мы впятером сидели за столом. Негромко говорил телевизор. Мама смотрела «Карнавальную ночь» и подкладывала папе кусочки. Сережка что-то нашептывал на ушко Веронике. Было тепло и уютно. За окном незаметно ушло спать солнышко, а на город упала светлая и звездная ночь. Снег закончился, и лишь редкие белые точечки иногда пролетали мимо освещенного окна.

Я собрала посуду и поставила ее в мойку. Налитый по самое горлышко чайник завел свою шумную песню. Опершись о кухонную столешницу руками, я задумалась. Вот тут еще сегодня днем сидел Борис, а я смотрела на его светлые волосы и запутавшиеся в них солнечные лучики… Все, хватит. Заварив чай, я понесла в комнату чашечки и расставила их на столе. Мы пили чай с пирожными, которые купил днем Панкратов, и разговаривали обо всем подряд.

– Леночка, мы сейчас с папой поедем домой, а завтра вечером заберем ребят и сразу – в деревню.

– Пап, тебе по такой дороге как ехать? Ты же плохо видишь!

– Не промахнусь. – Философски заметил отец. – На обочинах – снег. Машин нет, все празднуют. Доедем потихонечку.

– Может, вы уедете днем, а я привезу их сама?

– Нет–нет! Пока мы встанем… Я вообще не смогу спать, пока вы катаетесь по этому ужасному городу!

– Ма-ам, там полиции полно! А поеду я по навигатору, не собьюсь! Погуляем немножко и обратно!

– Да, баб, ложись спать, – услышал сын последние слова бабушки, – и вообще, там будет так интересно, да, Вероника?

Та кивнула головой.

– А твой друг Макс едет или нет? – Поинтересовалась я. – Вы бы созвонились…

– Да, мы уже договорились. Он к нам в половине десятого подойдет.

– А поедете вы во сколько? – Все переживала моя мама.

– Как придет, так и поедем. Не переживай, дороги в это время уже опустеют.

– Ты заправилась? Незамерзайку залила? – Это подключился отец.

– Все я залила. Езжайте, отдыхайте. И вам надо поспать немного и ребятам отдохнуть.

Вероника скромной тенью собрала пустые чашки, и вскоре на кухне полилась вода.

Мама с папой одевались в прихожей, когда в дверь позвонили.

– Это кто? Уже Макс?

Я пожала плечами и открыла замок. А там, с двумя букетами ослепительно-белых роз стоял Борис.

Мы втроем сначала замерли, а потом меня захлестнула такая волна счастья, что я чуть было не прыгнула ему на шею.

– Добрый вечер! – Нарушил он минуту молчания. – Дамы, позвольте мне поздравить вас с наступающим Новым Годом!

И шагнул внутрь.

Мы с мамой растерянно шуршали целлофаном. Она – от удивления, я – от радости. Первым, как ни странно, пришел в себя отец. Он протянул руку Борису:

– Михаил Викторович Шацкий, Леночкин папа.

– Борис Александрович Панкратов. Друг Вашей дочери.

У мамы поползли вверх брови, а глаза округлились. Они прекрасно знали, как звать моего шефа, а также то, что еще позавчера у меня друзей с таким именем не было. Но мой отец был выше расспросов.

– Мы уже уходим, нам пора, – потянул он за руку маму.

– Но… – растерянная бабушка, наконец, похлопала ресницами и сообразила, что за вчерашний день произошло нечто, о чем я предпочла умолчать.

– Нет, подождите, – Борис был само обаяние, – я купил чудесный тортик и вкусный ликерчик. Надо же проводить Старый год! Он был к нам хорошим и добрым. Так за что же его обижать?

Мужчина скинул куртку и нашел тапочки. На странный шум в коридоре выскочил сын и его подруга.

– Ты – Сергей? Будем знакомы – Борис Александрович. А Вас, барышня, как звать?

Та покраснела и пошептала:

– Вероника…

– И мне приятно. Поставьте чайничек и возьмите тортик.

И Борис первым прошел в комнату. Мама с папой обменялись взглядами и решительно разделись. Вечер перестал быть томным и стал интригующим.

– Я думала, ты уехал… – шла я за ним собачонкой. – Почему ты остался?

– Ну-ка, поставь розы в водичку. И подрежь кончики.

Я послушно взяла вазу и ушла в ванную. А когда посмотрела на себя в зеркало, поразилась: глазищи сверкают, щеки красные. Да… словно школьница… А ведь мне в следующем году уже сорок.

Стол снова был накрыт, тортик разложен по блюдечкам. Телевизор, за ненадобностью, выключен. Папа сидел рядом с Борисом и, улыбаясь, слушал анекдоты из солдатской жизни. И все четверо смотрели на него во все глаза. Когда я села напротив, он взглянул на меня и спросил:

– А где же рюмки? Принеси, пожалуйста.

– Борис, но у нас и пить-то некому: отец – за рулем, ребята – маленькие, я тоже сейчас сяду за руль…

– Михаил Викторович, Марина Сергеевна, вы же можете остаться здесь. Еда – на столе. Елочка – в наличии. Телевизор тоже. И ребятам можно по одному глоточку.

Он встал и сам принес из кухни рюмочки.

– А мне-то зачем? – Удивилась я, когда он налил в мою рюмку.

– У меня есть одно предложение. – Он оглядел довольными глазами все наше семейство. – Я сейчас еду в Москву. Но дела складываются так, что завтра мне надо вернуться обратно. Поэтому предлагаю вам нанять меня водителем с личным транспортом, а также знанием маршрута ко всяким интересным местам.

Мое семейство дружно посмотрело на меня.

– Борис, мне неудобно…

– А в качестве оплаты я снова буду грузить твой ум тайнами и непонятными загадками. Вы знаете, Михаил Викторович, ваша дочь мне вчера весь день помогала в решении одной деликатной семейной проблемы. Вы ведь уже поняли, что я – брат Александра Александровича, ее шефа?

– Да, конечно, – ответила за папу мама, – но удобно ли Вам будет заниматься делами и их компанией? Ведь ребята хотят развлечься!

– Хорошо. – Кивнул головой Борис. – Пусть развлекаются. А мы с Еленой Михайловной разберем пока кое-какие задачки. Ребята, вы же без мамы не заблудитесь?

– У меня навигатор! – Гордо продемонстрировал свой смартфон Сережа.

– Не возражаешь, я потом его посмотрю?

– Нет. А Вы в них разбираетесь?

– Управление кибербезопасности. Слышал о таком?

– Вау… – с придыханием произнес сын. – Тогда и комп тоже…

– А какая у Вас машина? – практично поинтересовалась мама. – С ними едет еще один мальчик. Они в ней поместятся?

– Сереж, подойди к окну, – скомандовал Панкратов. – И найди во дворе лишний автомобиль…

Мой сын с блестящими глазами подорвался из-за стола и, отодвинув занавеску, прилип носом к стеклу. Его следующее «вау» было наполнено уважением и восхищением.

– Бабушка, там такой мерс клевый! В эту машину еще и вас с дедом усадить можно!

Дед не выдержал и подошел к внуку. Бабушка держала лицо и подпрыгивала на стуле.

– Да, – отец вернулся к столу, – пожалуй, мы останемся здесь. Наливай, Борис Александрович! За старый год. И, действительно, хороший год был.

– Можно просто – Борис.

И он разлил всем по глоточку. Себе – сок. Мы подняли рюмки и, слегка соприкоснувшись их краями, дружно сказали:

– За Старый год!

А потом мы пили чай и смеялись. Мама все уговаривала Бориса поужинать, но он отшучивался тем, что солдаты после шести не едят.

– Но почему? – Возмутилась мама.

– У повара рабочий день закончился. – Пожал плечами Борис и налил им еще по полрюмочки.

Мама расслабилась и перестала бросать на него настороженные взоры. Но начала странно смотреть на меня. Дед извинился и пересел на диван. Я включила телевизор. Огоньки нашей елочки мигали то красным, то зеленым, то синим светом. Сын, кинув на гостя умоляющий взгляд, утянул Бориса в свою комнату, и теперь оттуда слышались какие-то непонятные и труднопроизносимые компьютерные термины. Вероника, вздохнув, помогла мне перемыть посуду и тоже уселась на диван к деду. Но вспомнивший о ней Сережка и ее подтянул к своим замороченным интересам.

Когда я вернулась обратно из кухни в комнату, люстра была погашена. Сияла только елочка и лампочки в изголовье моего дивана. Отец мирно спал под веселый новогодний концерт. А мама, увидев, что я освободилась, оттащила меня в дальний угол и приступила к допросу.

– Дочка, где ты познакомилась с этим молодым человеком? На работе?

– Да, мамочка!

– Он за тобой ухаживает? А он женат?

– Нет, мамочка.

– А что он хочет?

– Помочь брату в одном запутанном деле. Я тоже помогаю.

– А почему ты? Ведь у вас есть настоящие юристы!

– Это дело не в их компетенции, мамочка. А я – офис-менеджер.

– Врешь. И он врет. – Сделала неожиданный вывод мама. – А где он живет?

– В столице, мамочка.

Она вздохнула.

– Не твоего полета птичка.

– Да, мамочка. – Послушно согласилась я, с нетерпением ожидая конца допроса.

– Но если он спустился к нам с небес… Знаешь, дочка, ангелы тоже спускаются к простым смертным.

– Разве боевой офицер может быть ангелом?

Мама поднялась и положила руку мне на плечо:

– Неисповедимы пути Господни! – Сказала атеистка и пошла к мужу на диван.

А я взяла тебя, мой хороший дневничок, и села на кухне записывать все произошедшее в этот чудной последний день уходящего года. Знаешь, почему-то я так волнуюсь! А, и еще: ну не верю я, что Борис вернулся просто так! Наверняка, увидев мое хорошее к нему отношение, решил впутать во что-то еще. Интересно, с кем он встречался за те несколько часов, когда катался по нашему городу один?

01.01 в 21.45 С Новым Годом тебя, мой маленький дружок – дневничок! И с новым счастьем нас всех! Ты спросишь меня, это сейчас я о чем? Да так, ни о чем. Просто будет здорово, если в этом году что-то изменится к лучшему… Ты скажешь, глупо требовать волшебства, а надо работать над собственными ошибками? Наверное, ты прав. Но если бы знать, где упадешь… Наша Света тоже никому не мешала, никого не напрягала. Однако теперь, вместо объятий любимого человека, лежит в объятиях мерзлой земли. Так что, мой красненький друг, кроме того, что мы творим в этом мире осознанно, есть падающие на голову кирпичи и случайные убийцы, называемые Судьбой. Ты, конечно, можешь возразить и сказать, что Судьбу мы творим своими поступками. Просто иногда это проявляется не сразу. Но я готова поспорить: душа, когда попадает в тело, уже наделяется характером и определяемыми им эмоциями и уровнем интеллекта, следствием чего и являются поступки. А потом весьма важны место рождения, положение семьи в обществе, где появляется ребенок… Ты можешь привести мне в пример Ломоносова: поморский мальчишка стал большим человеком. Золотой мой, он такой один из сотен тысяч рождающихся в этих краях парней. И лишь его Судьба привела к сияющим столичным вершинам. Понимаешь, ребенок, пока маленький, видит, в-основном, пример своих родителей и не представляет, как можно жить по-другому. Надо обладать огромным желанием и недюжинной силой воли, чтобы настолько перекроить вот этот случайный выбор Судьбы. Но она ведь такая плутовка! Понравился ей упрямый мальчик, и ему вовремя открылись нужные двери и попались на пути нужные люди. Ты можешь сказать, что есть свобода выбора: пойти сюда или отсюда… А характер? А присущая человеку уверенность в силах или, наоборот, трусость? А сколько раз бывало так, что, вроде, открывается тебе новая дверь, ты счастлив и бежишь туда, «сломя голову»… и ломаешь ее о бетонный блок с корявой надписью «конец пути». С тобой такое было? Нет? А со мной бывало. Поэтому, когда появляется в игре под названием «жизнь» новый уровень, уже думаешь, а стоит ли его проходить? Не окончится ли это очередной нервотрепкой или, что гораздо хуже, крестиком на свежей могилке? Нет, ты можешь возразить, что все мы там будем, но, дорогой мой, мне еще ребенка на ноги поднимать. Поэтому при возникающих возможных рисках предпочитаю подуть на воду и подождать развития событий: вдруг кто-то впереди меня рванет к сияющим горизонтам и обезвредит собой возможные ловушки? Ой, что-то меня не туда занесло. Ты ведь ждешь отчета о нашей поездке, а я гружу тебя философией. Итак, читай.

К десяти часам вечера к нам прибежал Максимка, друг Сережки. Они вместе учатся и дружат с первого класса. Представляешь, он пришел не с пустыми руками, а с целой сумкой мандарин: его мама работает на нашем рынке продавщицей и так решила нас поздравить. Надо завтра ей будет позвонить, поблагодарить. А то сейчас уже неудобно.

Расцеловавшись с мамой и папой, причем, мамочка умудрилась чмокнуть в щеку и Бориса, отчего его брови поползли вверх, а на губах заиграла довольная ухмылка, мы выскочили из подъезда. Мерседес отъехал от бордюра, и я с ребятами, дружно раскрыв двери, запрыгнули в машину. Борис включил внутри свет и внимательно всех оглядел. Мои ребята даже забыли, как дышать, насколько неизгладимое впечатление произвел на них салон из бежевой кожи.

– Борис Александрович, может, за тряпочкой сбегать? – Предложил мой рациональный сынуля, а ребята тревожно уставились на Панкратова: а вдруг передумает их везти?

– А может, тебе бахилы выдать? – Серьезно спросил Борис. – Или музейные тапочки?

– Главное, не белые. – Ответил Сережка, и ребята захихикали.

Настроение у них сразу поднялось, а Макс начал рассказывать, где стоит побывать. И он, и Сережка предусмотрительно набили себе небольшие рюкзачки со всякими вкусностями и водой. Так что пока ноги двигаются, весь город с его сверкающими огнями и новогодней суетой – к их услугам.

Борис убрал свет и совсем негромко включил радио с современной музыкой. И сзади наступило затишье. Мальчишки и Вероника завертели головами, рассматривая проносящиеся мимо дома родного города. Вот в низинке моя любимая бензоколонка. А вот и пост ДПС, на котором, к моему огромному удивлению, не было ни одного дяденьки с полосатой палочкой. И, едва мы его проехали, большая машина плавно набрала скорость. Дорога была абсолютно пустой. Лишь километров через пять навстречу нам пролетел опаздывающий к столу грузовичок.