Мой красный дневник

Мне захотелось… нет, не смеяться. Ржать. Наверное, я в поэзии не очень. Так же, как и в некоторых музыкальных опусах: чего-то не понимаю. Честно пыталась разобраться, но произведения не в склад, не в лад и не в ноты, и к тому же, с отсутствием вполне определенного смысла, считаю бесполезной и халтурной работой. А может, как потомок крестьян, я просто не в силах проникнуть в настолько высокие сферы? Кто там отвечает за полет мыслей? Пегас? Вероятно, когда стихи сочинял этот дяденька, спешащую к нему крылатую лошадь подбил камнем алкоголик Вася из соседнего подъезда. C последующим сотрясением мозга.

Тем не менее, не дожидаясь окончания чтения этого, без сомнения, шедевра современной поэзии, я захлопала в ладоши и негромко крикнула «браво!». Зачем? Да затем, что в мои планы совершенно не входило зависание в квартире матери Панкратовых. У меня там дети по улицам болтаются…

Дяденька приподнял очки и посмотрел на меня. Мужчинка за спиной постарался затеряться в темноте.

– Вы великолепны! – Кивнула я головой. Ну не стихи же его хвалить?

Но тот, видимо, все понял иначе.

– Здравствуйте, прекрасная молодая незнакомка! – Проворковал его голос. – Я удивлен, что молодежи знакомо чувство прекрасного, и восхищен, что Вам так понравились мои скромные вирши…

Нет, каюсь, грешна, но я не стала его разубеждать. В конце концов, каждый развлекается, как умеет. Главное, чтобы подобным мусором не засоряли мозги детям в школах.

Я улыбнулась привычной улыбкой, так как вся остальная публика тоже посмотрела в мою сторону.

– Всем приветик! – Махнула я ладошкой. – С Новым Годом!

И пока на встречу со мной вокруг стола спешил, наверное, Владлен Семенович, я быстренько оглядела всех присутствующих.

Мать Бореньки и Сашеньки сидела во главе стола. И если тетушка Лика была маленькой и худенькой, то «Виолочка» была дамой крупной. Не столько в длину, сколько в ширину. В ее слегка мерцающих сединой волосах сияла диадема. Не знаю, брильянтовая или купленная в детском мире за три копейки, но это было заявление о том, кто на этом вечере королева, а кто просто пришел мантию подержать. Кроме того, на ней было черное с блестящей нитью трикотажное платье. В ушах – крупные серьги. Ни в жизнь не поверю, что сверкающий камень в них – драгоценность. Хотя… может, стразы? Полные, накрашенные малиновым, губы. Щечки, как у пупса – ни одной морщины. Интересно, она делала подтяжку? Холодные серые глаза с недоумением оглядывали материализовавшееся в ее квартире недоразумение – то есть, меня. Рядом Лика поставила чистую тарелочку Бореньке, который в темном углу о чем-то разговаривал с худощавой блондинкой в голубом платьице, обтягивающем ее угловатые прелести. Лица ее я разглядеть не смогла. Возможно, это та самая Ирина Полуденцева, о которой говорила Лика?

С другой стороны хозяйки сидела женщина средних лет, то и дело заглядывающая Виолочке в глаза. Два места рядом с ней пустовало. Наверное, это – Нона Ивановна, мама того робкого мужчинки, который предпочел снова ретироваться на кухню?

Дальше сидела скромная пожилая пара. В их лицах, кроме любопытства, не было ничего. Затем – полная и яркая блондинка средних лет с начесанными волосами, накрашенными глазами, платьем – декольте и ярко-красными акриловыми ногтями, которыми она сжимала бокал. Кстати, платье тоже было красным. На ее лице буквами с мою ладонь было написано предвкушение горячего сражения. Я снова посмотрела на воркующую в углу парочку. Женщина наступала, пытаясь прижаться к Борису руками и телом. Он пятился, но не убегал. Блондинка за столом, проследив мой взгляд, довольно, во весь рот, улыбнулась. Мамочка вывела в свет дочушку? По поведению понятно – сражаться за места у тела Панкратова будут до последней капли крови. Возможно, новобрачной. Какой расклад! А у меня ни одного козыря и шестерки на плечах. В пылу досадных мыслей совсем забыла про тетушку Лику. Другого места за столом ей не нашлось. Зато она бодро бегала вокруг, предлагая то холодец, то салатики, то вино…

Но вот до меня дошел Владлен Семенович и сразу бросился лобызать ручки. Какое счастье, что я их помыла!

– Вы чудо! – Восклицал он, суетясь вокруг меня, словно мопс у вытянутой ноги. – Какая славная девочка! Вы пришли с Лешенькой?

Пока я соображала, о ком это он, все посмотрели на женщину рядом с Виолочкой. Та испуганно затрясла подбородком:

– Нет, что вы! Мой Лешенька…

– Еще маленький. – Закончила я ее мысль.

– Да-да! – Подтвердила она в панике.

Все, даже Виолочка, подавились улыбками.

– Так с кем же Вы, дитя? Или сами, по зову доброй воли и чистого сердца, пришли напитаться в этот романтический дом волшебством музыки и таинством слова?

– Вот-вот. – Покивала головой. – И немного потанцевать. Вы же не сможете отказать даме в любимом развлечении?

– О, – мужчина даже задохнулся слишком большим количеством воздуха, – Владлен Семенович!

– Елена Михайловна! – Я изобразила книксен. – В джинсах и тапочках это смотрелось странно.

– О, Еленочка! Смею ли я Вас так называть? Лика, сядь за пианино!

Тетушка с грацией молодой серны поставила салатницу и метнулась к инструменту.

Меня одновременно злил и веселил весь этот бардак. Боренька привел меня сюда посмотреть, как я буду выкручиваться из ситуации? Что ж, в нашей конторе иногда и не такое случалось. Вполне себе важные павлинистые птички после вразумляющих объяснений складно пели о жизни и летали в ближайший сбербанк оплачивать квитанции.

Лика заиграла «На сопках Манчжурии». Странный выбор для новогоднего бала. Мы с Владленом вышли на середину комнаты и начали вальсировать. Хочу сказать, что у него это получалось гораздо лучше, нежели сочинительство стихов.

– Вы изумительно вальсируете! – Удивился он, как и я.

– О, я кружилась бы с Вами вечно, но время танцует быстрее! – Громко оповестила я все благородное собрание, а особенно Бориса, который обещал, что поздравление не затянется. Но, судя по его поведению, он решил застрять здесь надолго.

А Владлен Семенович прижал к себе мою ручку и снова тщательно обслюнявил. Я улыбнулась с совершенно идиотской физиономией.

Но остальным гостям отсутствие Лики у стола не понравилось. Процесс поедания и выпивания без обслуживания постепенно замедлился. И хозяйка, перекрывая звуки музыки, зычным голосом позвала:

– Дорогая, не увлекайся, пожалуйста!

Музыка смолкла. Владлен Семенович поклонился и попытался найти мне место за столом.

– О, не стоит затрудняться! – Поблагодарила его. – Я, в-общем, на минуточку и уже ухожу. Счастья всем и веселья!

Я метнула взгляд на Бориса, но тот, забыв обо мне, тесно общался с Ириной. Оч-чень тесно. Прямо-таки, в обнимку. Что ж. Это не страшно. В большом городе полно такси. И наверняка найдется водитель, который не откажется отвезти нас обратно. Тем более, деньги я с собой взяла. Просто чувствовала, что на Бориса особенно полагаться не стоит. Выйдя в коридор, я быстро надела кроссовки и куртку. Открыла дверь и захлопнула ее за собой.

Выйдя из подъезда, вдохнула морозный ночной воздух. Итак, передо мной две задачи. Первая – позвонить ребятам, вторая – найти такси. Нарисовав на засыпанном мелким снегом ветровом стекле мерседеса сердечко, я засунула руки в карманы, достала телефон и пошла в сторону Садового Кольца.

– Сереж, вы там как? – поинтересовалась я. – Устали?

– Нет, мам. Тут, на Арбате, здорово! Мы нашли пиротехническое шоу. Сейчас смотрим!

– Не замерзли?

– Нет, мам. А когда мы поедем на Воробьевы Горы?

– Сынуль, тут такое дело, только не расстраивайся…

Телефон из моей руки решительно выскользнул вверх, а я развернулась и приготовилась дорого отдать свою жизнь. Но сзади меня стоял Борис в одном свитере, и держал мой телефон:

– Не расстраивайся, мы с мамой сможем подхватить вас не раньше, чем через двадцать минут. Где? А ты где? Понятно. Тогда там и стойте. Мы подъедем поближе и заберем вас. Все, до встречи.

Он протянул мне телефон.

– Почему ты ушла?

– Неправильный вопрос. – Равнодушно сказала я. – Попробуй еще раз.

Он немного подумал и провел рукой по светлым волосам, в которых уже запутались блестящие снежинки. А потом попытался взять меня за руки, но я отстранилась.

– Тебе что-то не понравилось?

Я пожала плечами и рассмеялась:

– А этот вопрос некорректный.

– Почему?

– Потому что я могу дать на него неприятный для твоего самолюбия ответ.

Он рассмеялся.

– Извини, я, наверное, увлекся.

Положив руки в карманы куртки, я снова развернулась к выходу из двора.

– Я не должен был так делать…

В голосе мужчины послышалась неуверенность. Интересно, в чем?

Я сделала первый шаг.

– Прости, все так глупо… Лен! – Он обогнал меня и зашел вперед. – Я – осел.

– Удивительно своевременная самокритика.

– Лен, если я тебя на минутку оставлю на улице, ты не убежишь? В твой телефон я программку поставить не успел. Открою тебе машину, заведу и вернусь за курткой. Буквально на минуту.

Я слушала то, что он мне говорил, а в душе зрела досада: ну разве так с людьми поступают? Разве я его уговаривала ехать вместе? Наоборот, подозревая что-то в этом роде, пыталась отвертеться. И, если бы не мои доверчивые родители…И не въевшаяся с детства привычка думать, что они умнее… Эх, да что там говорить, мужчина – есть мужчина. Каким бы замечательным он ни был, женщина для него – существо, по определению, низшее. И заслуживает внимания только в постели. А в остальное время о нас можно вытирать ноги, обманывать по любому поводу и без оного. На просьбы о помощи отвечать: «а что, сама не справишься?» даже если это относится к передвижке мебели. И, если вдруг где-то рядом случается хорошенькая женщина, а тем паче, состоявшая когда-то с ним в романтических отношениях, он из кожи лезет, стараясь доказать тебе, что желающих на его тело много. И только свистни… Мол, цени, пока рядом… Да что же это такое?! Неужели мужики никогда не вырастают из песочницы? Почему мой отец не такой? Или просто маме повезло одной на миллион? Хотя, я тоже хороша. Могла бы ведь настоять на своем и поехать на своей машине, как и хотела. Вот что за затмение со мной случилось? Неужели… он мне понравился?! Дура.

Борис стоял, мерз и ждал моих слов, уже не стараясь прикоснуться.

– Скажи, подобных эксцессов за эту ночь больше не будет? Я могу расслабиться и не думать, как уговорить таксиста поехать из Москвы за сто с лишним километров?

– Извини еще раз. Пойдем.

Я подошла к машине и, забравшись в ее теплый салон, откинулась на сидении. Борис завел двигатель и включил классическую музыку.

– Я быстро?

– Иди.

Мои глаза сами собой закрылись и, слушая оркестр, душа постепенно уплывала все дальше в мир сна и грез.

Разбудил меня тихий хлопок двери. Неужели я умудрилась заснуть? Борис, раскрашенный, словно индеец, губной помадой с обеих сторон лица, что-то смотрел на мониторе планшета. Увидев, что я открыла глаза, улыбнулся:

– Ты произвела неизгладимое впечатление на моих родственников и их друзей.

– Мечтала всю жизнь. – Зевнула я в руку. – Помаду с лица сотри.

– Ревнуешь?

Я вытаращила глаза: так это он меня ловил на эмоции? Тю…Вроде большой, а так мелко…

– Не хочу, чтобы ребята подумали, что это я тебя целовала.

– Почему?

– Сережке будет неприятно. А его чувства, мысли и доверие для меня много значат. Понимаешь, мой сын для меня важен. Он никогда не говорил мне злых и обидных слов. Не поступал так, что мне было больно. Я люблю его, а он – меня. Мы – семья. Знаешь, что это такое? – Меня понесло. – Это не возвеличивание под шаманский бубен одного конкретного человека, а уважение, служение друг другу. Это не цветы раз в месяц и ресторан по выходным. Это радость общения, единство увлечений и взаимопомощь. Извини, – я покосилась на выезжающего со двора мужчину, – наверное, тебе эти термины незнакомы.

– Возьми в бардачке салфетки и вытри мне лицо. – Попросил он.

Я вздохнула: ну и зачем я это сказала? Да, этот человек при первой просьбе поспешит на помощь брату, все сделает, чтобы его мать была счастлива, хоть стиль жизни Виолочки его, по-видимому, раздражает. А я просто служащая в конторе его брата. Да к тому же – женщина. Короче, ниже только плинтус. Хотя, нет. Он выше.

Я достала салфетки и, вытащив одну из них, протянула Борису.

– Вытри сам. Мне неудобно.

Он обтер лицо. Не переезжая Садовое Кольцо, мы свернули направо и потерялись в узком проезде где-то за Смоленским пассажем.

– Это моя бывшая жена. – Неожиданно сказал он. – Не думал, что когда-либо снова ее увижу.

– Но раз мать твоей жены вхожа в ваш дом, почему бы и ей не появиться у вас? К тому же, она наверняка знала, что ты этой ночью навестишь мать. Поэтому можно сделать вывод: она чего-то от тебя хотела.

– Да. – Он задумался. – Хотела.

Немного покрутившись, мы въехали в очередной дворик и остановились. Сквозь проезд между домами светила фонарями празднично украшенная улица. По ней шли люди. Только в нашем дворике было темно и тихо.

Я посмотрела на окна домов. В них не было света. И перевела взгляд на Бориса. Он сложил руки на коленях и задумчиво глядел в одну точку. Но, поймав мой взгляд, выпрямился и посмотрел на меня.

– Еще раз извини. Но, раз так получилось, мне надо было разобраться в ситуации. Если бы я с ней не поговорил при всех, она могла бы насочинять все, что угодно.

– Не надо, Борь. Это – твоя жизнь, и ты волен делать с ней все, что хочешь.

– Да. – Он выключил зажигание. – Ты права. Это – моя жизнь.

И достав телефон, он набрал номер и поставил на громкую связь.

– Да, дядь Борь! – Раздался голос моего ребенка. – Мы все еще здесь!

– Тогда мы идем к вам! – Борис сбросил вызов и обратился ко мне: – Лен, пойдем забирать ребят.

Я застегнула молнию на куртке и выпрыгнула из машины.

Перейдя по пешеходному переходу Садовое кольцо, мы влились в праздничный поток гуляющих людей. На морозе, под расставленными искусственными елочками, играли и даже пели артисты, танцевали под аккомпанемент баяна парочки, жонглеры подбрасывали светящиеся шарики, а клоуны развлекали гуляющих с родителями детей. Мы пробирались сквозь толчею в конец улицы, туда, где взлетали и опадали огоньки. Народу было много, и меня кто-то толкнул. Борис тут же среагировал: найдя взглядом моего обидчика, он наступил ему на ногу и двумя пальцами взял за ворот куртки.

– Извините… – Пролепетал длинный парень, – я случайно!

– Карманчики проверим? – Ласково поинтересовался Панкратов, – или сам отдашь? Я сегодня добрый… но могу быть и злым.

– Да, конечно.

Мне в руку ткнулся мой айфон. Я растерянно сжала его в руке, переводя взгляд с Бориса на парня и обратно.

– Убери в джинсы. – Приказал Борис и отпустил воришку. Тот сразу затерялся в толпе.

Я убрала телефон.

– Спасибо, но как?

Он решительно взял меня за руку и потащил вперед. Я бежала следом, даже не пытаясь вырвать из его ладоней крепко сжатые пальцы.

– Я здесь вырос. – Прокричал он сквозь треск петард. – И дружил не только с детьми профессоров и дипломатов.

А в моей голове теперь вертелась одна мысль: поскорее убраться отсюда в наш маленький, со своими заморочками, но такой уютный и домашний городок!

Своих ребят я увидела у высокой елки в обнимку с Дедом Морозом и Снегурочкой. Сережка взял за плечи девчонку с длинной белой косой, а Вероника утонула подмышкой у огромного дядьки с бородой колечками и красным носом. Макс их снимал и увлеченно рассылал фотки.

– Мама! – Рванул ко мне мой ребенок. Такой большой, но еще совсем маленький…

Он обнял меня за шею, в его возрасте как раз мы сравнялись ростом, и расцеловал в щеки. Подбежала Вероника, доверчиво ткнувшись лбом мне в куртку. Я и ее обхватила рукой.

– Ну как повеселились?

– Все здорово! – одновременно начали ребята и рассмеялись.

– Мам, я все сфоткал, записал видео, потом, дома, посмотришь! А вы с дядей Борей где были?

– А мы все по работе. Только салют и видели.

Мой ребенок разжал объятия и повернулся к стоящему в двух шагах от нас Борису.

– Вы не передумали насчет Воробьевых гор?

– А вы не устали, не замерзли? Кушать не хотите?

– Нет, еще не очень. Мы посмотрим сверху на Москву, а там можно и обратно! Или Вы торопитесь? – Сережка внимательно присмотрелся к хмурому лицу Бориса.

– Нет, Сереж. Все, что обещал – остается в силе. Пойдем в машину!

И мы, вместе с тремя детьми, снова пробежали по улице и нырнули в темный двор.

– Ой, а почему здесь нет света? – Вероника подняла голову и посмотрела на слепые окна.

– Потому что здесь одни офисы. – Борис открыл машину, и ребята с удовольствием расселись сзади.

Я забралась вперед, Борис – за руль, и мы, осторожно развернувшись в тесном пространстве узкого двора, медленно поехали среди домов, дворов и тупичков.

Немного попетляв, мы снова выехали на Садовое Кольцо и тут же повернули на какую-то широкую улицу. И вот перед нами Бородинский мост. Мальчишки вскинулись и с удовольствием начали разглядывать и фоткать панораму реки с отражающимися в заледеневшей воде огнями больших домов по обоим берегам, МИДовской высоткой сзади и уже просматривающимися небоскребами Москва-сити. Спустившись с моста, мы скоро свернули на Кутузовский проспект, а потом, крутанувшись по третьему кольцу, мы снова оказались у Москвы-реки. Нырнув под мост, машина понеслась вверх, мимо темнеющего слева леса Воробьевых гор. У светофора мы свернули налево, к Мосфильму и смотровой площадке.

Борис поставил свою машину практически напротив площадки. С довольными восклицаниями ребята устремились к парапету, с которого открывался прекрасный вид на город. То здесь, то там вспыхивали залпы салютов. Центр заливало море огней. Я, вслед за Борисом выйдя из машины, с улыбкой смотрела, как к нам направляется полицейский с лицом охотничьей собаки, хозяин которой, наконец-то, подстрелил дичь. Судя по всему, здесь парковаться было запрещено. Взглянув на номера, он помрачнел, но все же подошел к Панкратову.

– Старший лейтенант Петров. Ваши документы.

Борис спокойно вытащил из внутреннего кармана удостоверение и в развернутом виде показал замерзшему лейтенанту.

– Да, я понимаю, – ответил тот, – но и Вы поймите: встанет один, за ним потянутся остальные. Могут возникнуть нежелательные эксцессы. Люди нетрезвые, кому-то станет обидно…

– Я отъеду. – Согласился Борис. И кивнул мне: – Лен, иди к ребятам. я сейчас вернусь.

Он снова сел в машину и медленно уехал искать место под сенью Университета.

Я протолкалась к ребятам.

– Мам, смотри, мы ведь там были? А это – Лужники! А можно мы пойдем на горку?

Немного в стороне устроили горку с надувными санями, и ребята загорелись прокатиться.

– Подождите, подойдет Борис, пойдете с ним.

– Спасибо за доверие. – Прошелестел мне в ухо его голос. – Постараюсь оправдать…или оправдаться?

Я улыбнулась.

– Идите… а я немного посмотрю на город. Хорошо?

Холодные губы чмокнули меня в висок. Я резко обернулась, но Борис уже уводил ребят в сторону горки. А я медленно пошла вдоль площадки.

«Странная складывается ситуация, – думала я, пробираясь сквозь пьющих шампанское и смеющихся людей. – Мужская и женская психика настолько различны, что, невзирая на труп в ресторане и веселенькое представление в квартире матери, в награду за вот эту поездку Панкратов вполне может потребовать близости. А мне, даже если бы я была к этому готова, совершенно не нужны переживания, ожидания продолжения взаимоотношений и, результатом, очередное горькое разочарование. Хотя, это – тоже выкрутасы женской психики. У мужчин все гораздо проще: понравилась самочка – перья распустил, обхаживает, подарки делает… А получил желаемое – тут же потерял интерес. Нет, я – женщина умная, все понимаю: проходила эти этапы с бывшим мужем. Но как же хочется не просто сексуального влечения, а схожести интересов, уважения, дружбы и, конечно, любви. Физической, духовной… Жаль, что почти все категории практически недостижимы».

Я посмотрела на неожиданно разъяснившееся ночное небо. Здесь, в большом городе, звезды едва видны: теплятся тусклыми огоньками, словно Боги устали смотреть на это скопище людей, в своих бесконечных играх забывших о добре, любви и дружбе. Забывших, что те, кто рядом, нуждаются в заботе и ласке. И что мир уже дрожит от бесконечного человеческого «хочу». Неважно, чего: новую сумочку, другую женщину, машину, круче чем у соседа, или чужую территорию. Неважно. Главное, добиться желаемого любыми подручными средствами: сексом, кредитом, воровством или ядерными ракетами… Какая разница? Какими в таком мире могут вырасти дети? Насильниками и убийцами? Теми, кто бессовестно вышвырнет на лестницу из квартиры старенькую мать, ведь от нее больше нельзя получить денег… или теми, кто, путая компьютерные игры с реальностью, выйдет на улицы убивать «пришельцев из космоса»?

Я поежилась. И тут, под елями, увидела маленькую красивую церквушку. Понятно, по ночному времени она была закрыта. Но сквозь маленькие оконца теплым огнем горели лампадки у икон, дрожали тоненькими язычками свечи… Остановившись рядом, я устремилась всей душой туда, где слышат все печали, мольбы и просьбы людские.

– Господи! – прошептали мои губы. – Прошу тебя, не оставляй наш мир своим попечением. Храни в добром сердце своем все стоны и печали человеческие. И пусть те, кто творит зло, даже не ведая этого, понесут наказание. Такое, чтобы они прочувствовали, насколько неправы, поступая подобным образом. А мир сотворенный Тобой, он – прекрасен. Вразуми души и сердца людские и не дай этому миру исчезнуть…

Я вздохнула.

– Спасибо, что выслушал, Господи! – И, сняв перчатку, перекрестилась.

При всем обилии в нашем городке храмов и монастырей с древней, намоленной историей, я была «захожанкой». Поставить свечку за здравие, за упокой… Да и все, пожалуй. Но события последних дней словно что-то перевернули в душе, и я осознала, насколько хрупок и непрочен тот мир, в котором мы живем. И насколько сами мы уязвимы…

Айфон, пригревшийся в кармане моих штанов, выдал бодрый мотивчик, оповещающий, что за нас волнуются родители. А я даже и не поздравила их с Новым Годом… Все о себе, да о себе.

– Да, мамочка! С Новым Годом, радости и здоровья… да, у нас все в порядке. Дети катаются с горки на надувных кругах… Гуляем… И Борис с нами. Да, все очень хорошо. Нет, мамочка, мы разберемся с происшествием в офисе и расстанемся. Нет, мамочка. Да, он – замечательный. Но курица из маленького провинциального городка – не ровня московским бройлерам… Мамочка, тут роуминг. Все, приедем, расскажем, покажем. Сережка наснимал потрясающие виды. Все увидишь сама. Целую тебя и папу. Пока.

Я сбросила вызов. Запихнув аппарат обратно в тепло, я развернулась и пошла искать своих. В конце концов, нельзя так надолго задерживать своими развлекушками постороннего человека!

Вверх они поднимались веселые и мокрые, дурачась и смеясь. Сережка с Максом забрасывали пушистым снегом то Веронику, то Бориса, которые с азартом отвечали им тем же. Иногда прилетало кому-нибудь постороннему, и тогда снег вздымался снизу вверх со всех сторон. Я решительно прошла в центр веселящейся компании, получила в лоб снежком и была уронена, вернее, аккуратно опущена в сугроб. После снежной ванны меня подняли, отряхнули и расцеловали в щеки:

– Мамуля, с Новым Годом!

Я улыбнулась: какой же у меня замечательный сын!

Но дисплей моего телефона неумолимо говорил о приближающемся рассвете первого дня января: шел четвертый час утра… или ночи? Людей на площадке постепенно становилось меньше, а машины потихоньку увозили гостей к теплому уюту квартир, пледам и одеялам.

– Борис, скоро утро, а ты хотел еще где-то что-то посмотреть по интересующему вопросу.

– Хотел… Посмотрим. Ребята, а хотите увидеть, где и как я живу? Чай и кофе гарантирую!

– Правда, дядь Борь? Ты нас приглашаешь к себе? – Глаза сына заблестели, словно его ждало очередное приключение.

– Не возражаете против того, чтобы немного задержаться в Москве?

– Нет! – Дружно ответили подростки и посмотрели на меня, как на лицо, способное своим категоричным «нет» в одночасье закончить этот упоительный фантастический празник.

Борис тоже вопросительно взглянул на меня.

Я же посмотрела на их мокрые ботинки, джинсы и куртки. А у Бориса влажными были и волосы. Поскольку разгуливал он без шапки.

– От чая не откажусь! – Улыбнулась ему я.

– Мам, это самый классный Новый год! – Завопил Сережка.

И действительно. Ведь предыдущие года уже ушли в прошлое. Они состарились и умерли, оставив о себе лишь смутные воспоминания, кое-как оживляемые фотографиями. Забылись поездки в Италию и Францию, где мой сын научился кататься на лыжах и сноуборде, забылись покрытые снегом леса и ледяные озера Финляндии и незамерзающее море у турецких берегов… Летом сын вполне мог пожить с родителями на даче, а зимой я всегда старалась отвезти его куда-нибудь и показать мир. Но именно в этом году мы решили тихо и мирно провести каникулы в деревне: я хотела поговорить с сыном и разобраться, к чему он тянется в жизни. Пора было наметить то, что стало бы его путем, профессией в дальнейшем. Ведь девятый класс – первый выпускной. И хоть Сережка учился без троек, надо было определиться: либо он идет в десятый и одиннадцатый классы, либо выбирает колледж. Но у нас впереди еще целая неделя – поговорим, подумаем…

Прервал мои сонные размышления Борис. Подхватив меня под руку, он повел всех нас к спрятавшейся на стоянке машине. Мальчишки на ходу снимали сияющий Университет.

– Вот бы здесь учиться! – Задумчиво сказал Макс.

– Нереально. – Трезво расценил наши скромные возможности Сережка. – Надо репетиторов нанимать по физике, математике, русскому и языкам. Да разве мы осилим? Денег-то сколько надо!

– А сам? – Поинтересовался Борис, открывая машину.

Мы запрыгнули внутрь и пристегнули ремни.

Двигатель негромко заурчал, и в салоне сразу стало тепло.

– Понимаешь, дядь Борь, – Сережка вернулся к начатому разговору, – я смотрел экзаменационные задания для абитуриентов. И тот уровень знаний, который дают в школе, слишком мал для поступления в такое солидное учебное заведение, как университет. Я даже участвовал в районных и областных олимпиадах, занимая вторые и третьи места, но этого для такого вуза недостаточно. Но ничего, мам, ты только не огорчайся! Я найду какой-нибудь институт попроще, и попытаюсь попасть на бюджет!

Я вздохнула и улыбнулась: сын не хочет, чтобы я огорчалась! Случайно подняв глаза, я наткнулась на внимательный взгляд Бориса в зеркале, и развела руками: да, меня именно эти проблемы волнуют больше всего на свете. Ведь я, прежде всего, мать, и только потом – женщина, офис-менеджер и, кем Вы там меня видите, Борис Александрович? Хотя, я погорячилась: на эротические фантазии одиноких мужчин я не подписывалась.

Мы ехали куда-то за Университет, на запад Москвы, удаляясь от трассы, рядом с которой стоит наш маленький городок, затерянный в холодной ночи. Проехав мимо той белой церковки, мы повернули налево. И вот улицу вокруг нас плотно обступили высокие дома. Но не успела я их толком разглядеть, как мы снова нырнули во дворы и ехали по ним, пока не остановились у сплошь застекленной башни с заборчиком вокруг и шлагбаумом при въезде. Сережка свистнул.

– Это Вы тут живете? – Как-то сразу перейдя на «Вы», поинтересовался он.

Борис нажал на брелок, и шлагбаум поднялся, пропуская машину во двор. И почти сразу, не объезжая дом, мы спустились по пандусу вниз. Там, в подвале дома, между его мощными колоннами, была парковка для жильцов. Причем, каждое машиноместо было подписано краской, и искать свободный угол не пришлось.

– Да, Сереж, я тут живу. Но квартира у меня совсем маленькая. Даже кухни нет. Все находится в одной комнате.

Мы зашли в лифт, и палец нашего гостеприимного хозяина ткнулся в циферку восемнадцать. Лифт бесшумно заскользил вверх, слегка вдавив наши ноги в пол. И буквально через пару секунд открылся, выпуская в светлый холл с цветами, диванчиками, аквариумом и телевизором. Мальчишки, выскочившие первыми, растерянно раскрыли рты. Но спросила Вероника. Как всегда, с достоинством и вниманием к мелочам:

– Но ведь это похоже на общую гостиную? И детский уголок… Здесь, действительно, кто-то проводит время?

– Я не знаю, Вероника. Ухожу, когда дети еще спят, а прихожу, когда уже спят и взрослые. Вот моя квартира.

Щелкнув замком на темной двери, Борис пропустил нас внутрь. Сам по себе, без выключателя, зажегся свет, и мы увидели единое пространство размером чуть больше моей квартиры, если в ней снести стены. Ребята, скинув ботинки на кафельной плитке у порога, медленно побрели вглубь.

– Вау! – Сережка первым приблизился к стеклянной стене и, не решаясь подойти вплотную, разглядывал освещенный двор и крохотные машинки у соседних домов.

– А летом тут не жарко? – Это снова спросила практичная Вероника.

– Нет. – Борис пожал плечами. – Стекло, из которого состоит фронтальная стена – фотохромное. Кроме того, в здании есть климат-контроль: задаешь на пульте нужный режим, и к твоим услугам оптимальная температура и уровень влажности во всем помещении.

– А стекло бьется? – Опасливо поинтересовался Макс.

– Нет, оно армированное. Раздеваемся и проходим. Санузел справа. Шкаф для одежды, – Борис раздвинул створки, – слева.

Пока ребята суетились и обменивались впечатлениями, я огляделась. Несмотря на то, что пространство было единым, место под кухню аккуратно выгородили барной стойкой со стульями. Мойка и все необходимые шкафчики, холодильник, столы с бытовой техникой и даже стиральной машиной сияли чистотой и новизной. Видимо, хозяин пользуется ими крайне редко. На стене висел огромный телевизор. Перед ним углом стояли два больших кожаных дивана. Между ними – стеклянный столик. А сквозь декоративную решетку в углу просматривалось возвышение и широкая кровать. В закутке у окна стоял письменный стол, заставленный парой мониторов. Вокруг него вились провода и стояли системные блоки. На полу лежал открытый ноут.

Пока я разглядывала чужую квартиру, Борис успел переодеться и суетился на кухне. И уже скоро на барной стойке стояли чашки с горячим чаем и сахарница. Макс и Сережка вытащили все содержимое своих рюкзаков: пирожки, испеченные бабушкой, бутерброды с мясом, ветчиной и рыбой, печенье, конфеты, чипсы и даже термос.

И, дружно усевшись на высокие стулья, мы с удовольствием набросились на обжигающий свежезаваренный чай и домашние заготовки, финальным аккордом которых стал вытянутый со дна Максового рюкзака здоровый соленый огурец в целлофане. В воздухе запахло укропчиком. А Макс грустно принюхивался к промокшим недрам:

– Он теперь всегда будет так вонять?

– Нет, – ухмыльнулся Сережка, – только первую неделю!

– А потом?

– Потом привыкнешь! – Невозмутимо сказал Борис.

Вероника нагнулась, чтобы скрыть улыбку.