Мой красный дневник

Ребятишки негромко говорили о чем-то своем, Борис смотрел вперед, а я, откинувшись на сидении, молчала, изредка поглядывая в салонное зеркало, в котором отражались блестящие глаза мужчины.

Первым не выдержал он.

– Почему не спрашиваешь, что я узнал?

– Как я могу об этом спросить, если я не знаю, куда ты ездил?

Он усмехнулся и посмотрел мне в глаза.

– Обиделась?

Честно говоря, я удивилась такому вопросу. Разве нас что-то связывает, кроме одного трупа и дня знакомства?

– Ты о чем?

Пропустив мой вопрос, он начал рассказывать.

– Оставив тебя готовиться к встрече с близкими, я поехал к Татьяне Петровне. У нее я бывал, поэтому без труда нашел дом. Собственно говоря, меня интересовали только две вещи: рассказывала ли при ней Света о своем прошлом и подмечала ли она что-то необычное в поведении девушки тогда, когда Татьяна начала здесь работать. Мы немного посидели, вспомнили прошлое, я спросил ее о дочери…

– Что, девушку тоже сватали за Сашеньку? – Я прищурилась. – Погоди… или за тебя?

Улыбка сама собой наползла на мое лицо. Борис тоже улыбнулся.

– Нет, Лен. Тут совсем другая история. А Сонечка – еще молодая девушка. Ей двадцать четыре или двадцать пять… В те времена она была подростком, пытающимся найти свое место в жизни. И, как многих молодых людей, ее заносило то на курсы эзотерики и биоэнергетики, а то в кальянные с компанией увлекающихся амфетаминчиками ребят. Александр тогда уже закончил Юридическую Академию и работал под руководством Татьяны Петровны. И вот один постоянный клиент оформлял выгодную сделку купли-продажи убыточного предприятия в Смоленске и попросил подъехать туда своего юриста, то есть, Татьяну. Ну, деньги хорошие, она и поехала. А дочку оставила на бывшего мужа. У того тоже свой бизнес: с утра до вечера заботы и дела. Все общение – по телефону. Сонечка, конечно, обрадовалась: делай все, что хочу… И в четыре утра вдруг звонит Сашке из отделения, тогда еще милиции, старший лейтенант и говорит:

– У нас находится Ваша дочь Софья. Приезжайте, будем оформлять задержание.

Тот спросонья никак не может понять: какая дочь? И лишь когда терпеливый лейтенант назвал фамилию Татьяны Петровны, он въехал в ситуацию. Я тоже в это время был в Москве: сдавал выпускные экзамены. Саша мне звонит, так мол и так, как девчонку выручить, чтобы клейма на всю жизнь не осталось?

– Ну а ты?

– А я взял свои корочки и поехал с Сашкой в отделение. Взяли их в ночном клубе. Кто-то из богатеньких деток прошелся насчет нищебродов в китайских кроссовках. А Сонины приятели, расслабившись коктейльчиками и таблеточками, почувствовали себя героями и полезли в драку. Короче, охрана тут же сообщила о конфликте знакомым ментам. И повязали наших деточек в самый разгар веселья. У одной и другой из конфликтующих сторон в карманах нашли дурь. В том числе, и у Сони. Сидели они в обезьяннике бледные и грустные, поскольку за употребление, а тем паче за распространение положен долгий и печальный срок в местах не столь отдаленных. Своими волшебными документами несколько испортив ментам настроение, я попросил сначала просто поговорить с ребятами. А Саша, тем временем, с занудством адвоката выуживал из крышующих заведение лейтенантов вещественные доказательства преступного действия.

– И что?

– Детишки, посидев пару часов с вшивыми и вонючими бомжами, прониклись серьезностью момента и уже очень хотели домой. Я напомнил им про тюрьму или несколько миллионов, с которыми придется расстаться их родителям, чтобы отмазать их от этого заведения. И Сонечка расплакалась: ей в то время было всего тринадцать лет, хоть и выглядела она крупной и сформировавшейся. Но мозги-то были еще детские. Она встала передо мной на колени и торжественно пообещала, что если мы с братом ее вытащим, она начнет учиться только на отлично и поступит в Университет, как хочет мама. И обязательно выучит те языки, которые знает Александр.

Я улыбнулась и спросила:

– А почему Александр, а не ты? Или не владеешь?

Тот покосился и нехотя сказал:

– У меня восточное направление. И слишком много пришлось бы учить. Так вот, дружно надавив на ментов, мы добились, что молодежь отпустили под честное слово с их стороны, что они здесь больше не появятся, и под наше честное слово, что мы будем молчать о левом приработке местных правоохранителей.

– И кого же они больше испугались, твоих «корочек» или закона в лице Саши?

– Надеюсь, и того, и этого. Ну а Соня, с медалью окончив школу, поступила в университет на бюджет. А потом перевелась в Сорбонну, кажется… А после окончания, осталась работать спецкором в одной из западных стран.

– И кто ей в этом поспособствовал? Ни за что не поверю, что выпускницу даже Сорбонны могут отправить в командировку, о которой мечтают все штатные и внештатные сотрудники.

– Это уже совсем другая история. Но давай вернемся к нашей.

– Давай. – Согласилась я. – Вернемся. И что сказала Татьяна Петровна?

– После того, как ее память окунулась в те давние времена, когда мы были молоды и полны оптимизма, она сразу вспомнила, что ее однажды поразила прическа Светы. Даже не так: волосы. Когда Таня только начала работать у вас в конторе, как-то случилась запарка: Саша вел сложное дело в суде, и на Татьяну и Свету свалились все остальные дела. Таня работала с клиентами, а Света до полуночи готовила ей бумаги. И однажды Таня обратила внимание на черные непрокрашенные волосы, отросшие за несколько безумных дней. Понимаешь, это была полоска толщиной в миллиметр. Но Татьяна Петровна, внимательная к мелочам, увидела. И ее поразило, насколько тщательно и постоянно Света отбеливает свой родной цвет. И брови тоже. И когда Таня пошутила насчет цветных контактных линз, Света покраснела и испугалась. Отсюда можно сделать именно тот вывод, который уже сделал я: она боялась своего прошлого до такой степени, что изменила даже цвет глаз.

– И, конечно, Света с Татьяной Петровной никакими скелетами из своего гардероба не поделилась…

– Именно так.

– И ты хочешь повидаться с ее бывшим мужем…

– Да. На досуге я прошерстил базу данных МВД, выяснил, где живет ее бывший супруг. Знаешь, думаю, он к ее смерти тоже не имеет отношения.

– Почему?

– Он женат и у него двое малышей.

– Тогда зачем мы едем к нему? Тем более, в Новогоднюю ночь! Только людям праздник испортим.

– Ну, ты же понимаешь, он тоже может что-то знать.

– Но, когда женщина выходит замуж, в паспорте ставится отметка: выдан вместо такого-то…

Борис усмехнулся:

– О ней этих данных нет, словно она родилась сразу взрослой и замужней.

– Подожди, но ведь где-то указывается место рождения?

– У нее указана Москва.

– Но Оксана говорила, вроде она приезжая?

– Вот это нам и предстоит выяснить.

– А если муж не знает?

– Тогда узнаю я. Чтобы, как следует, прошерстить базы, нужны коды доступа к ним. А я их наизусть не помню.

Мы сквозь ночь летели по безлюдному шоссе. Спуски и подъемы, редкие поселки на обочинах. И везде в окошках радостно горят огоньки люстр и нарядных елочек. А в одном из больших селений, медленно огибая красивую белую церковь, мы в глубине двора увидели приготовленную из еловых веточек пещеру и яркую над ней рождественскую звезду.

– Дядя Борь, остановитесь, пожалуйста! – Просунул мой сын мордочку между передними сидениями. – Можно мы только посмотрим?

Борис плавно прижался к обочине и затормозил.

– Машин нет, но все равно смотрим налево, направо… – Крикнула им вдогонку я.

– А ты не хочешь посмотреть? – Спросил мужчина у меня.

– А можно? – Задала я глупый вопрос, ответом на который он улыбнулся.

Мы вышли из машины. Борис стоял на краю дороги и ждал меня. Когда я поравнялась с ним, он аккуратно положил руку мне на плечо и прижал к себе. Я подняла брови и внимательно посмотрела на его спокойное лицо.

– Идем, – сказал он, – смотрим налево, направо…

Он прижал меня плотнее, поворачивая вместе с собой. Я рассмеялась и, сняв его руку с плеча, взяла под локоть:

– Так намного удобнее!

Мы пересекли дорогу и, зайдя в распахнутую калиточку, встали за спинами ребят. Дно глубокой еловой, прикрытой снегом, пещеры было устлано сеном. На нем стояли овечки, козочки и, между ними, крохотные ясли. В них лежал маленький Иисус. Фарфоровая фигурка ребенка была обнаженной. Рядом сидела мать Мария и стояли волхвы, принесшие ребенку свои дары. И теплилась крохотная электрическая свечка. А над пещерой ярко сияла голубым светом путеводная Звезда.

– Теть Лен, – прошептала Вероника, – но ему же холодно! Можно я его заверну в носовой платочек? Он у меня совсем чистый!

Мы с Борисом переглянулись. Действительно, в Вифлееме ночи теплые, а у нас, хоть и небольшой, но мороз. И смотреть на раздетого ребенка было больно.

– Конечно, заверни. Только не урони ничего!

Вероника, отодвинув парней, засучила рукав куртки и достала младенца.

– Бедненький! Совсем замерз! – прошептала она и, как настоящего ребенка, ловко завернула в конвертик и положила обратно. – Ведь так лучше?! – Посмотрела она на нас.

– Здорово! – Тихо согласился Сережка. – А давайте, мы тоже ему что-нибудь подарим? День Рождения, все-таки!

– У меня есть шоколадные конфеты. – Тут же сказал Макс. – Дети их очень любят. Я, например, и сейчас их люблю.

И достал пригоршню «Белочек».

– А у нас есть… – сын задумался, – бутерброды, чай в термосе, мандарины и шоколад. Вероник, что мы ему положим?

– Шоколадку. – Твердо сказала девочка. – Мандарины замерзнут. А до бутербродов он еще не дорос.

Я со счастливой улыбкой смотрела на раскладывающих у подножия пещеры гостинцы детей. Какие они все-таки милые! Я понимаю, и они тоже, что эти подношения съест кто-то чужой… Но вдруг он улыбнется и поблагодарит Господа на этот маленький подарок в канун Рождества?

Мы снова забрались в машину. Где-то через десять километров нас ждал поворот на магистраль и, до самых пригородов, свободный полет между заснеженными лесами и полями.

Ночная Москва нас встретила пустой и ярко освещенной улицей, сияющими окнами домов и первыми фейерверками, запускаемыми провожающими старый год жителями для своих прыгающих в ожидании огненного чуда детей. Мы стремительно приближались к центру города. Иногда нас обгоняли опаздывающие гости или таксисты в поисках щедрого заработка.

– Дядь Борь, – мой сын, легко причислив нового знакомого к почти родственникам, снова просунул лицо между сидениями. В его веселых глазах отражались пролетающие огни. – А ты нас прямо к Красной площади подвезешь?

– Вы и подвезете. – Машинально поправила его.

Сережка фыркнул. Борис тоже. Я замолчала.

– Нет, к самой площади не получится. На праздники весь центр перекрывается для пешеходов. Высажу рядом с Лубянкой, а там пешочком, по Никольской улице, совсем недалеко. Заодно город посмотрите.

Мы переехали Садовое кольцо и углубились в какие-то узкие старинные улочки. Наверняка навигатор повел бы меня там, где перекрыто! И я порадовалась, что мы едем с Борисом, который словно ходит тут каждый день – так легко он ориентировался в их ночном хитросплетении. И вот мы снова выехали на большую улицу и остановились.

– Господа и дама! У вас осталось ровно двадцать минут, чтобы успеть к бою часов. Сереж, видишь переулок? Вам вот туда. И еще. – Борис развернулся и внимательно посмотрел на ребят. – Мы будем звонить каждые полчаса. Огромная просьба реагировать на звук. Если вдруг так случится, что к вам кто-то пристанет, сами понимаете, пьяных и дурных много, не связываетесь и убегаете. И последнее. Советую обращать внимание на название улиц, по которым идете в данный момент. Это чтобы мы могли за вами приехать. Согласитесь, ставить таким взрослым ребятам программку слежки некорректно.

– Ну, мы пошли? – Подпрыгнул на сидении Сережка.

– Все, идите. И помните, что я сказал!

Ребята убежали с такой скоростью, что через минуту их куртки пропали в гуляющей толпе.

– Может, мне стоило пойти с ними? – Робко поинтересовалась я.

– Не глупи. Вспомни себя в их возрасте. Разве тебе хотелось гулять под присмотром родителей? – Он немного помолчал, заныривая в очередной переулок. – К тому же, программку я все-таки поставил.

Я облегченно выдохнула:

– Спасибо тебе, Борь.

– Это ты мне скажешь, когда привезу вас обратно. – Он притормозил у тротуара и достал планшет. – А теперь нам надо сделать то, ради чего мы и приехали, а именно, навестить Светиного мужа. Итак, где тут он у нас?

Его лицо осветилось разноцветным экраном планшета.

– Лен, ты на меня не обидишься, если мы встретим Новый год в дороге?

– А где он живет? – я тоже наклонилась над картой.

– Смотри. – Борис показал маленькую синюю точечку. – Это мы. А вот этот красный значок – место, где живет господин Веснин.

– Так это почти у МКАДа! – Вырвалось у меня.

– Так сейчас пробок нет. Долетим минут за двадцать.

Планшет перешел в мои руки.

– А ты знаешь, как туда доехать? Город такой большой!

– Знаю, Леночка.

И мы, попетляв по переулочкам, снова переехали Садовое кольцо и понеслись на север. Пока мы крутились по центру, Борис называл улицы и коротко рассказывал, чем они знамениты. А небо, тем временем, со всех сторон озарял разноцветный салют.

– С Новым Годом! – Проговорил Борис и улыбнулся. – И с новым счастьем.

– Положим, счастье у меня всегда новое… – Вдруг вспомнила я Королеву из «Двенадцати месяцев». – Каждый день растет… Скоро уже пятнадцать. И тебя, Борь, с Новым годом. И пусть в жизни твоей сбудутся все самые тайные, заветные мечты.

Он улыбнулся:

– Ну раз ты мне этого желаешь… Тогда я постараюсь.

Мы выехали на широкую и пустую улицу. Со всех сторон громыхали и сверкали фейерверки.

– Надо было вас отвезти на Воробьевы горы! – Вслух подумал Борис. – Оттуда весь центр, как на ладони.

– Ничего, мальчишки найдут, где развлечься. – Вздохнула я.

– Устала?

– Нет, Борь. Просто последние два дня из размеренного и однообразного бытия моя жизнь превратилась в галоп молодой кобылицы по ромашковому полю.

– Это хорошо или плохо? – Борис улыбался.

– Да как-то странно. Уже привыкла считать себя старой клячей.

Мужчина рассмеялся.

– Вот и хорошо. Радуйся жизни, пока есть возможность.

– Конечно! – И я беззаботно покрутила головой по сторонам и переменила тему. – А где это мы?

– Подъезжаем к Коровинскому шоссе. Вот нам сюда, под светофорчик. И второй дом по левую руку – наш. Вернее, там живет господин Веснин.

Мы повернули во двор, озаренный огненными сполохами, и медленно поехали вдоль ряда автомобилей.

– Смотри, вот его машина, – он показал на старенький помятый «хюндай». Потом нагнулся и посмотрел через ветровое стекло на окна третьего-четвертого этажа. – И они дома!

Свободных парковочных мест поблизости не было, и мы залезли прямо на тротуар у подъезда.

– Ой, а никто ругаться не станет? – поинтересовалась я.

– Сейчас все добрые. – Борис вылез и помог вылезти мне.

Мы немного померзли у подъезда. Как назло, у Весниных не было домофона, а кода мы не знали. И совершенно никто не выходил. Мы немного полюбовались на взлетающие с детской площадки вверх ракеты, и я достала айфон. В непрерывном грохоте петард Борис молча положил свою руку на мою и, прижав меня к себе, вытащил из руки телефон. Я вопросительно посмотрела на него.

– Не сейчас! – Я больше поняла по губам, нежели услышала.

Но вот одна из веселящихся семей расстреляла, наконец, весь боезапас и направилась к нужному нам подъезду.

– С Новым Годом! – Проорал нам улыбающийся молодой мужчина.

– Замерзли? Не пускают? – С сочувствием посмотрела на мою короткую курточку и непокрытую голову его жена и, приложив ключик-таблетку, открыла подъездную дверь.

Девчонки-малявки прыгали и требовали продолжения пиротехнического шоу. Я улыбнулась: когда-то и мой сын был таким же маленьким, требовательным и забавным. И я старалась сделать для него все, что могла.

– Вам какой этаж? – Спросила женщина.

– Пятый. – Обворожительно улыбнулся Борис.

– И нам! – Захлопала в ладоши старшая девочка. – А к кому?

– К Весниным! Знаешь таких?

– Я – Наташа Веснина! – Важно ответила малышка, а с лиц родителей медленно сползла улыбка.

– А вы кто? – Это вступил в разговор мужчина.

– Не волнуйтесь, мы буквально на пять минут. – Улыбнулся Борис. – Вы Геннадий?

– Да, Геннадий Веснин, а это моя жена Тамара.

– Очень приятно! – Пришла моя очередь разряжать обстановку. – Просто у нас есть пара вопросов… Но не при детях.

– Надеюсь, все живы-здоровы? – На лице Тамары выступила тревога.

Мы с Борисом обменялись взглядами.

– Пойдемте к нам! – Решила женщина. – Новый год все-таки. Посидим за столом, а вы все расскажете!

Мы стояли в коридоре у их двери. Услышав приглашение, одновременно отрицательно покачали головами.

– Мы торопимся. Спасибо. Вы идите, раздевайте ребят. А Ваш муж все потом расскажет.

– До свидания! – Хором произнесли девчонки и скрылись вместе с мамой за дверью.

А их отец прислонился к стене и, стащив шапку, сразу сказал:

– Но я писал в банке заявление об отсрочке платежа! Нам зарплату задержали!

Я невежливо рассмеялась:

– Вы считаете, женщина может работать коллектором?

– Тогда кто вы? – Он облегченно выдохнул. – Вроде не привлекался, не состоял и не участвовал…

– Вы помните свою первую жену?

– Какую? – Вытаращил он глаза. – У меня жена единственная – Тамара. И дети тоже наши.

– Имя Светлана вам что-то говорит? Лет десять-одиннадцать назад? Приезжая…

– А… да, Света… Я и забыл, что оформил с ней брак. Но он был фиктивным. А что с ней?

– Убили. – Лаконично ответил Борис. – Вспомните, пожалуйста, все, что Вы знали об этой девушке. И зачем ей потребовался фиктивный брак?

– Ох ты ж… Бедняжка! Вы ей родственники?

– Прокуратура. – И Борис, достав красненькую книжечку с российским гербом на корешке, ткнул ее в лицо Веснину разворотом.

– Но что я могу сказать? Мне тогда бабушка завещала вот эту квартиру. Когда она умерла, я еще жил с родителями, а с Томочкой и вовсе не был знаком. Мы подумали и решили ее сдать. Здесь две комнаты, ну вот мы и разместили объявление на сдачу именно комнат. Просто, когда квартира понадобится, одиноких легче выселить. Да и снимают они ненадолго. А людей с детьми как выгонишь? В первую комнату вселились три студента – курсанта школы милиции. А на вторую жильцов долго не находилось. Но потом позвонила эта Света. И очень обрадовалась, что комната еще не занята. Согласившись даже на соседей – курсантов, она въехала. Я ей сделал временную регистрацию, и она устроилась на работу.

– А как она выглядела?

– Темноволосая, пышная такая… – Он скользнул взглядом по моей фигуре в расстегнутой куртке. Грудь большая. Крупная девушка.

– Посмотрите, похожа?

Борис достал свой телефон и показал залитый туда снимок.

– У Светки были темные волосы, да и лицо покруглее. Я ж говорю, она была в теле.

И он повертел вокруг себя руками.

– А фамилию ее не припомните?

– Заковыристая какая-то… подождите немного, в документах должна остаться…

Дверь открылась и снова закрылась. Мы замерли, прислонившись к стенке.

– Как-то твоему брату не везет с женщинами… – заметила я.

– Нам обоим не везет. – Флегматично пожал плечами Борис. – Но ведь это не повод расстраиваться?

– А ваши родители знают…о Люде? И о Свете?

– Отец умер. Я же тебе говорил, что теперь старший… А мать… Она живет в своей реальности. Там есть свечи, засохший между страниц цветок и слезы на могиле отца. И неожиданно выросшие сыновья, ставшие совершенно чужими.

– Разве ты живешь не с ней?

– Нет. Я давно живу один. Когда развелся, купил квартиру-студию. И, когда живу здесь, в Москве, мой дом – там.

– А мать?

– Еще во время болезни отца к ней переехала младшая незамужняя сестра. Она помогала ухаживать за ним, а теперь – за мамой. Не волнуйся, Леночка, мы их навещаем. Привозим продукты. Сашка два раза в месяц обязательно приезжает сюда. Когда я в длительной отлучке – каждую неделю. Они гуляют, собирают по пятницам литературные кружки. А по понедельникам – музыкальные. Приходят с мужьями подруги. Они поют песни, пьют легкое вино и играют до полуночи в покер.

Дверь Весниных снова отворилась.

– Вот, смотрите, договор аренды. Представляете, моя мама его сохранила и положила в папочку к документам! Словно знала, что понадобится…

Борис взял из рук Геннадия прозрачный файлик. А потом, вытащив из него бумагу, снял на телефон с двух сторон.

– А ксерокопии ее паспорта не осталось?

Тот с сожалением развел руками.

– И последний вопрос: как она объяснила желание оформить с Вами фиктивный брак?

– Сказала, ее фамилия ей не нравится. Впрочем, она хорошо за это заплатила. И, знаете, Вы будете смеяться, через пару месяцев она потеряла паспорт. Пошутила, что фамилия не прижилась. И, когда она его снова оформила, мы сходили в ЗАГС и развелись. Вот и все.

– Спасибо! – Борис протянул мужчине руку. – Берегите семью и, счастливого года!

– До свидания… – Обрадовано сказал он и снова занырнул в шумящее веселыми голосами нутро квартиры.

– Едем, Леночка!

Мы сели в машину и медленно выехали со двора.

– И какой же была ее фамилия?

– Любопытно? – Веселый глаз Бориса подмигнул мне в зеркале.

Мы остановились у обочины пустой улицы, и Борис включил свет в салоне. А потом протянул телефон. Увеличив изображение, я прочитала:

– Светлана Николаевна Брошенкова. Это от какого же слова: брошь или брошенная?

– Ты посмотри адрес прописки в конце договора.

– О-о? Маленький среднерусский городок на берегу великой реки… И почему она оттуда убегала с такой поспешностью, словно там завелись скорпионы?

– Вот это нам и предстоит выяснить.

– Как? Мы что, туда поедем?

– А ты согласилась бы? – Панкратов-старший ехидно улыбался.

– Нет. – Быстро ответила я.

– Жаль. Тогда поступим следующим образом. Ты звонишь ребятам и выясняешь их степень усталости…

– И?

– Звони!

Я набрала номер сына.

– Сереж, вы как?

– Мамуль, тут круто! – Слышался в трубке его восторженный голос. – Мы на горках катались! Фоткались у мавзолея, у Кремлевской стены, слышали, как били куранты! Тут подсветка! Поют, танцуют!

– Не устали?

– Нет, мамуль! Мы еще на Воробьевы горы хотим съездить! Но пока гуляем по центру! Сейчас мы у Большого театра. Хотим выйти на Воздвиженку, а оттуда на Арбат.

Борис, слушавший разговор по громкой связи, сказал:

– Пока погуляйте, через часик вас подхватим, отвезем к Университету.

От дружного «ура» у меня заложило уши, а у телефона – динамик.

Убрав айфон в карман, я спросила:

– И на что ты планируешь потратить этот час?

– Леночка, извини, но мне надо заехать к матери и поздравить их с тетушкой. Это ненадолго.

– Ой, ну конечно! – Мне стало стыдно. Моих он поздравил и даже пообщался. А тут родная мать. – Конечно, поехали!

– Это по пути. Почти на Садовом кольце.

Борис включил фары и понесся по улице. Я покосилась на его лицо и что-то не заметила особой радости в глазах. Наоборот, около рта появились жесткие складки. Вот теперь-то я могла поверить, что этот человек умеет командовать так, что его беспрекословно слушают и подчиняются. Он сосредоточенно молчал. Молчала и я, разглядывая незнакомые улицы, про которые мой спутник уже не рассказывал. На площадях среди высоких домов стояли наряженные елки. Лампочки на пушистых лапах празднично мигали, а под ними бегали ребятишки и стояли взрослые. Где-то я видела даже двух Дедов Морозов. Дух праздника витал в воздухе, заставляя улыбаться и фотографировать то салют, то машущих варежками ребят, а то и подсвеченные снизу стены старинных храмов, в узких окошках которых горели свечи.

– Мы приехали. – Ровно сказал мужчина, въезжая в заставленный машинами проезд между домами.

Там, за помпезными зданиями, выстроившимися вдоль Садового Кольца, во дворах стояли старенькие развалюхи, огороженные строительным забором, и новые, с большими окнами, современные дома с застекленными лоджиями. А между ними, зажатый с одной стороны, стройкой, а с другой стороны – административным монстром из стекла и бетона, крепенько стоял десятиэтажный брежневский кооперативный домик с одним подъездом. Вот к нему-то мы и приткнулись. И, как всегда, чуть ли не в подъезд.

– А здесь ругаться не будут? – Покосилась я по сторонам в поисках сердитого дядьки с битой или тетки в очках с тележкой на колесиках.

Борис искренне рассмеялся:

– Да что же ты, Леночка, такая пугливая? Никто нас не тронет. И нигде.

– А почему?

– У меня «специальные» номера. Знающий увидит и убежит подальше. Даже если я оставлю салон открытым, заберутся разве мальчишки. Но не заведут. У меня очень умная машина.

– Кто бы сомневался… Я могу подождать в салоне, или пойти погулять?

– Нет. Леночка… – он взял меня за руку и приложил ее к щеке. – У меня к тебе просьба…

– Судя по твоему поведению, неприятная. – Сделала я вывод и вытащила руку.

– Не совсем. Пойдем со мной. Понимаешь, у меня будет повод побыстрее уйти.

Я изогнула бровь.

– Но ведь у нас дело… и твои ребята. Поэтому, вылезай. Нам засиживаться некогда.

Привычно открыв закодированный подъезд, он поздоровался и пожелал радостей пожилой консьержке, которая профессиональным взглядом окинула меня с головы до ног и только потом расплылась в фальшивой улыбке:

– И Вас, Борис Александрович!

Я задумчиво зашла вместе с ним в лифт и вышла на седьмом этаже. Он нажал кнопку дверного звонка.

– Ты здесь вырос? – Поинтересовалась я.

– Нет, родители ее купили сравнительно недавно, лет пятнадцать назад. Как раз перед смертью отца. – Борис прислушался к шуму открывающейся внутренней двери. – Потом расскажу, хорошо?

Я кивнула головой и нацепила на лицо «клиентскую» улыбку. То есть ту, с которой встречаю клиентов в офисе. Улыбаются только губы, слегка показывая ровную ниточку белых зубов.

Дверь распахнулась, и на ее пороге застыла сухощавая невысокая женщина с непроницаемым лицом британской гувернантки. На ней был надет узкий темный костюм с белой блузой, на ногах – цветные тапочки, а волосы собраны в плотный пучок.

– Здравствуй, тетушка Лика!

Первым в дверь шагнул Борис и, нагнувшись, коснулся губами морщинистой щеки.

– Здравствуй, Боренька! – Она, неожиданно улыбнувшись, схватила его рукой за рукав. – Проходите! Как я рада! Представь мне, пожалуйста, свою спутницу!

– Моя подруга Елена.

– Вы, наверное, работаете вместе? – Она сощурила глаза, вглядываясь в мое лицо. – Вы хорошенькая!

– Спасибо! Работаем. – Ответила я.

Тетя суетилась, пытаясь забрать у нас куртки. Бедная старая слепая женщина! Как она обрадовалась Борису!

– А ты знаешь, у нас гости! – Громко прошептала она, глядя, как Борис развешивает одежду.

– Да ты что! – Он снял ботинки и просунул ноги в тапочки. – И кто же?

Мне тоже пришлось переобуться. Не пачкать же паркет кроссовками?

– Владлен Семенович, Нона Ивановна… Ой, он читал нам новые стихи! Говорит, скоро выйдет из печати его книжка!

– Вот как? Их в нашей стране кто-то читает? Или он будет рассовывать по знакомым экземпляры с автографом?

Я хихикнула. Мне показалось, если бы тетя Лика посмела бы, то рассмеялась. Но вдруг она тревожно посмотрела на Бориса и снова схватила его за руку.

– А еще пришла Полуденцева с Ирой.

Борис выпрямился и опустил руки.

– О, как! С чего бы это? Их вообще, кто приглашал?

– Ну, на такие праздники не приглашают. Люди приходят сами. Они такую роскошную шаль Виолочке подарили! А мне – перчатки. Теплые.

И худенькая Лика потерла сухие пальчики.

– Значит, шаль? Хорошо.

Лицо Бориса стало каким-то узким и сосредоточенным. А также очень спокойным. Я не знаю, но мне кажется, так бы мог выглядеть снайпер, сидящий в засаде и знающий, что цель никуда не уйдет. Все дело только во времени.

– Идемте же к столу!

– Тетушка Лика, а где я могу сполоснуть руки? – Поинтересовалась я. – И пописать. – Добавила, когда Борис по длинному коридору, даже и не вспомнив обо мне, прошел в комнату.

– Вот тут, за углом. – Лика показала мне на двери, а сама поспешила в гущу событий.

До меня донеслись возгласы приветствий, искусственно веселый тон Бориса и растянутые гласные женского голоса.

Мне стало как-то неуютно и тревожно. Я не люблю общество манерных дам, насквозь пропитанное жеманностью и ложью. Да, возможно, это мои плебейские корни. Но, как мне кажется, нормально воспитанные люди никогда не станут подчеркивать, что ты, случайно оказавшись на их празднике жизни, пришел не в той одежде. Адекватных людей не станут шокировать ногти с заусенцами и без лака… Согласна, зрелище малоприятное, но ты же не специально! Просто так получилось. Ладно, в конце концов, это не моя семья, вижу я их в первый и последний раз. И вообще все претензии к сыночку Боречке.

Помыв руки и промокнув холодной водой уже уставшие глаза, я самостоятельно пошла по коридору, предварительно заглянув на кухню. Там, около форточки, курил какой-то молодой человек.

– Здрассте! С Новым Годом! – Кивнула ему. А ничего кухонка, большая. И высокое, с широким подоконником, окно. Наверное, когда под окнами колышут кронами старые березы, прилепившиеся к газону у подъезда, здесь весьма мило.

– Здрассте! – Внезапно разулыбался мужчина. – Вас как зовут? И какими судьбами?

Он подошел ко мне и фамильярно подцепил под руку. Его выдох пах коньяком и сигаретами. Я слегка повернула голову и помахала перед носом рукой.

– Ну да, – подтвердил он. – Немного выпил. Там такая тоска! Зеленая, как змий. А моя матушка глядит им в рот. А ты с кем?

– Да так, случайно занесло. Сейчас поздороваюсь и уйду.

– Хорошо тебе, – вздохнул он. – А у меня квартира на Цветном бульваре!

– И что? Сегодня собрание владельцев недвижимости Центрального Округа?

– Шутишь! Так мать ее может брату подписать! У него есть свое жилье. А я-то с мамкой живу! Продаст завещанную долю, и что я буду делать?

– Бяда… – скопировала я свою вечно подглядывающую соседку.

– Вот и я о том же! – Уныло подтвердил тот.

Бесконечный полутемный коридор, наконец, закончился, и я избавилась от пытающейся прощупать миллиметры моего жирового слоя руки. Замерев на пороге большой комнаты, можно сказать, «залы», я рассматривала в ее полутьме сидящих за столом гостей. У окна, сверкая лампочками, отбывала свой короткий век живая, вернее, уже мертвая елка. Но ее труп изумительно пах хвоей. На столе сияли два подсвечника по три свечи и еще один – на пианино в углу. Там же, в позе Наполеона и лицом ко мне, стоял кругленький лысенький мужичок где-то за семьдесят. В руках у него были белые листки, а на носу – роговые, остромодные очки. Остальные смотрели в его сторону.

Твой завернутый рот паутиной

Тонкой шали меня целовал

Ты была, как кувшинка, невинной,

Пах зимой нежных щечек овал…

Бесконечно поникшие плечи

Изнывают истомой внутри.

Ты со мной, но квартира далече…

Слезы страсти моей оботри

И пролей на алтарь моей грезы…

Перед ним – чаша ярких страстей -

Телу юному плен и угроза.

Ах, была бы пред нами постель…