Валеркин декабрь

Мы с Машкой переглянулись. Действительно, о щенке мы даже и не думали, только лишь о себе.

– Я и завтрак ему не сделала, и машину мы не спросили! – Машка сорвалась и выскочила вон. Хлопнула дверь гаража.

– Думать умно и говорить красивые слова все мы умеем. Главное, как это проявляется в поступках. – закончил свою мысль Алексей. Он положил щенка обратно на кресло и сходил наверх за феном. Машка вернулась, когда шерстка щенка уже высохла и он довольным мячиком скакал по гостиной. Она молча прошла к столику, взяла с него блокнот и ручку и подошла к Алексею. Я тоже подошел.

«Я узнала, что его зовут Нокиан, это машина его назвала, а он согласился».

– Хорошо, – сказал Алексей и попробовал позвать: – Ноки, Ноки! Малыш! – Тот поднял головенку, посмотрел темными глазками на хозяина и шевельнул хвостиком.

«Ура! Работает!» – заорали мы с Машей.

Потом она взглянула на меня и снова написала: «А еще я почистила снег во дворе, и мы можем ехать».

Немного подумала и быстро, чтобы не передумать, написала еще: «Если мы с Валеркой очнемся, мы сможем жить у Вас?»

Алексей засмеялся и покачал головой:

– Можете. Но у меня – три условия. Первое – это прийти в себя, то есть, захотеть жить. Второе – не забывать, что ты у себя не один, заботиться друг о друге. И третье – все возникающие вопросы решать сообща. Если вы согласны, то можно попытаться.

Машка на радостях опять повисла на его шее.

– Машенька, ты задушишь меня раньше, чем я увижу тебя живьем, – проворчал Алексей, а я жалел, что не могу их обнять.

Солнце уже показалось над краем леса, когда машина привезла нас всех в город. Мы снова припарковались рядом с незамерзающей лужей.

– Маш, – спросил Алексей, – ты можешь попросить машину, чтобы она последила за Ноки, пока мы ходим по больнице?

Машка пожала плечами и застрочила в блокнотике: «Да Вы и сами можете, она вас слышит».

– А как я могу к ней обращаться? – спросил хозяин.

«Она хочет, чтобы Вы дали ей имя».

– Машинка, – спросил Алексей, – как ты отнесешься к тому, что я буду называть тебя Надей? Мою сестру так зовут. – продолжил он.

«Ей нравится». – написала за автомобиль Машка. Алексей вздохнул и улыбнулся:

– Ну что, соратники? Тогда в путь? Надя – ты следишь за Ноки. Бойцы невидимого фронта – за мной!

Пикнула сигналка, и мы дружно двинулись в больницу.

Отделение для ушибленных на всю голову ожидаемо встретило нас белыми стенами, пустыми глазами лежачих больных и задерганным сокращениями медперсоналом. Алексей отловил моего палатного врача. Пока мы шли к боксу, тот распинался, что прилагаются все усилия, но не хватает средств и в конце порекомендовал нанять сиделку. Алексей корректно поблагодарил и попросил оставить его наедине с сыном. Доктор, облегченно вздохнув, испарился в коридоре отделения. Мы втроем вошли в палату. Я лежал у окна. Машка – у стенки. Посередине стояла пустая кровать.

– Ну что, детки, будем на себя любоваться, или попытаемся к ужину попасть домой? – спросил наш духовный лидер. Мы с Машкой посмотрели друг на друга и, пожелав себе удачи, разошлись к телам.

Я приблизился к себе. Странное чувство. Я – здесь, и я – там. Две половинки одного Я. Оказывается, их так легко разъединить. И жить отдельно они очень даже могут. Я сел на кровать и вгляделся в лицо. Как интересно смотреть на себя со стороны. Мне казалось, что я должен выглядеть иначе даже с бритой и замотанной бинтом головой. «Эй! – позвал я тело, – пусти меня внутрь! Уверен, мы еще будем играть в баскетбол, бегать с Кирюхой в догонялки и, что уж скрывать, жить вместе с Машей, Алексеем и маленьким белым щенком с резиновым именем». Но все оставалось по-прежнему. Пикали приборы. Где-то сзади тихо дышал Алексей. Я схватил себя за плечи: «ты, чудило, давай забирай меня, мне уже надоело быть призраком!» И тут страшно захрипела Машка.

Я резко обернулся к ней, но готки с черными губами я не увидел. Там, на ее кровати, среди проводов, корчилась бледная светловолосая девочка, одновременно пытаясь прокашляться и встать. Мы с Алексеем вдвоем рванули к ней. Он схватил худенькие плечи и аккуратно придержал. Когда она смогла собрать в кучу плавающие глаза и зафиксировать взгляд на его лице, ее бледные губы растянулись в счастливой улыбке:

– Мальчики, – прохрипела она, – у меня получилось!

Алексей бережно опустил ее на подушку. Затем вскочил и, крикнув «подожди немного!», побежал за врачом. Машка перевела на меня свои нереально голубые глазищи и спросила:

– А ты? Все никак?

Я забегал вокруг своей кровати:

– Маш, я сейчас! Маш, только не бросайте, не уходите!

В бокс вместе с Алексеем вбежал врач, и они вместе запрыгали вокруг Машки. Ей давали воду и что-то говорили, она довольно бодро отвечала. А я со слезами на глазах бил свое тело кулаками и орал: «Пусти, гад, ну пусти же!»

В этой всеобщей суматохе я не заметил, как распахнулась дверь, и в палату вошли мать с Кириллом.

Тут мой младшенький увидел Алексея и с душераздирающим криком «мой папочка» вцепился ему в ногу. Мать, никогда этого мужчину прежде не видавшая, схватила сына поперек живота и начала его отдирать.

– Отойди от дяди! – тяжело сопела и краснела она. – Это не твой папа!

Кирилл зарыдал.

Врач тоже покраснел, но уже от злости, и сразу заорал на мать:

– Здесь больница, женщина, что вы творите, уведите ребенка!

Мать побледнела и сделала попытку объяснить, что пришла к сыну… Но врач ее не слышал из-за воплей Кирилла. Я прекратил долбить призрачным кулаком свое плечо и расхохотался. Но Машка, вскинув на меня злющие глаза, зашипела разъяренной кошкой:

– Быстро в тело, дебил!

И тогда я очнулся.

В реальности все было еще хуже. Голова болела. Спина болела. Ноги болели. Все вокруг орали. Но я нашел в себе силы, повернул лицо к Машке и подмигнул. Она расплылась в улыбке и гавкнула на врача:

– У вас мальчик пришел в себя!

Мать сразу перестала теребить Кирюху и подбежала ко мне:

– Ну, слава Богу, ты жив! Нам домой только сегодня позвонили… Я Кирилла в детский сад не отвела, так с ним и приехала! Как же ты нас напугал! – Она боязливо гладила меня по руке. – Ты ведь тут пока полежишь? Знаешь же, что не могу уйти с работы. – Ее взгляд стыдливо скользнул вниз и переместился на врача. – Доктор, скажите, а мой сын здесь долго пробудет?

Врач подошел ко мне и так же, как Машке, дал воды.

– В принципе, – он пожевал губами, – Можете забрать его сегодня. Здесь ничего страшного нет. Небольшое сотрясение, сломано бедро… Жить будет. Важен правильный уход и хорошее питание: мясо, бульоны, овощи и фрукты в неограниченном количестве.

Мать посерела лицом:

– Как же, доктор, его понаблюдать надо! Вдруг что не так!

– Все у него так. Не можете ухаживать сами, наймите сиделку. Теперь здесь. – Он снова переключился на Машку. – Девочка долго пробыла в коме, мышцы, естественно, атрофированы. Ей нужна лечебная физкультура и сбалансированное питание. Рекомендации мы вам напишем. А так забирайте хоть сейчас!

Бледная Машка радостно улыбалась, лежа на подушках.

Мне стало обидно. И для этого я воскресал? Чтобы лицезреть унылую мать, не знающую, куда меня пристроить? Кирюху, мертвой хваткой вцепившегося в чужого человека? Радостного Алексея с сияющей Машкой? Она-то совершеннолетняя! Сама себе хозяйка! Куда захочет, туда и двинет! А я? Буду с гипсом ползать от кровати до кухни под рев бабкиного телевизора? А чтобы пописать, пользоваться уткой, которую будут брезгливо выливать мои родственники? Из глаз сами собой побежали слезы. Машка увидела мою унылую физиономию и пихнула Алексея рукой. Тот, глядя на меня, медленно опустил ресницы и едва заметно кивнул.

– Доктор! – Мать снова подошла ко врачу. – Понимаете, у меня безвыходное положение и совсем нет денег. К тому же не могу уйти с работы. Пусть мальчик полежит пока у вас, пожалуйста!

– Да Вы что, женщина, с ума сошли совсем! – возмутился мужичок. – У нас распоряжение не задерживать людей в больницах дольше положенных нормативов по заболеванию! Ваш парень пришел в себя, мы оказали ему первую помощь, сделали анализы. А долечиваться таких больных мы отправляем домой, под наблюдение травматолога по месту жительства! Заключение сейчас я вам оформлю.

И он резво умчался готовить выписку сразу на двух пациентов.

Мать медленно села на мою кровать и, глядя мне в глаза, сказала:

– Я просто не знаю, что делать! Тебя же еще надо как-то довезти. – Она немного сгорбилась, помолчала и неожиданно на меня закричала:

– Какой же ты, Валерка, бестолковый! Знаешь, что я кручусь, как белка в колесе, плачу кредиты, работаю на двух работах! Помогать ты мне должен, а не прыгать под колеса и валяться потом с переломами! Кто теперь Кирилла в сад поведет?

Меня, наконец, прорвало. Первый раз за эти шесть лет. Я молча делал для нее все, что мог, а она еще упрекает меня за то, что сама не может справиться с последствиями собственных поступков! Я прокашлялся и спокойно сказал:

– Я дяде Саше денег не давал, кредиты не брал. Это, мама, только твоя проблема. Так что не надо считать меня виноватым и перекладывать ее решение на меня! Помогать я тебе, чем мог, помогал. Если ты можешь изменить судьбу, найди своего жениха и забери деньги.

– Ах ты! – Захлебнулась возмущением она и влепила мне пощечину. – Да ты просто свинья неблагодарная! Я тебя рожала, растила, всю молодость тебе отдала!

– Положим, не мне, а своим мужикам. – Все-таки не удержался я и отвернулся к окну. Стукнутый мозг болел. Кожа на щеке горела.

Мать надулась и тоже стала смотреть в окно.

Но тут в нашу свару вмешался Алексей:

– Вы, конечно, меня извините, но проблемы Вашей личной жизни пусть останутся только Вашими! – он очаровательно улыбнулся и подпустил в свой голос мурчащие нотки. Женщины, как правило, от такого голоса впадают в гипнотический транс. Вот и мама. Сразу повернула голову на звук, улыбнулась и кокетливо поправила волосы. Я поднял глаза к потолку: ничему жизнь человека не учит! Алексей тем временем продолжил:

– Я вижу, как вам трудно справиться с двумя детьми, и поэтому хочу предложить беззатратный для Вас выход из трудного положения.

Мать загоревшимися глазами смотрела ему в рот, как в известном мультике бандерлоги – на Каа.

– Наши дети очень подружились. – сказал истинную правду Алексей. – К тому же им обоим нужна длительная реабилитация. Поэтому предлагаю взять на себя все расходы по лечению и содержанию Вашего сына, пока он будет поправляться.

Мама разрумянилась и уже хотела многообещающе улыбнуться, но Алексей попытку сразу пресек:

– Ведь это я его сбил!

Мать тут же очнулась от гипноза и решила, что денег мало не бывает:

– Я подам на Вас в суд!

– Пожалуйста! – с любезной улыбкой парировал Алексей. – Тогда ребенка придется все же взять домой. А чеки, предоставленные суду после окончания лечения и после внимательного рассмотрения и проверки моим адвокатом, я оплачу!

Мы с Машкой с напряжением ждали окончания поединка. И тут мать сникла. Ей действительно меня не поднять. Ведь даже на такси денег у нее не было.

– Хорошо. Вы берете к себе Валеру и ставите его на ноги! Пока он окончательно не выздоровеет, вы обещаете его содержать! – уверенная в своей безоговорочной победе, мать подняла вверх подбородок.

– Как скажете, женщина, – опять мурлыкнул Алексей, – только давайте договорчик составим. О взаимных правах, обязанностях и гарантиях. А главврач, он имеет такое право, его заверит.

– Согласна! – довольно потерла руки моя мама. – Кирилл! Посиди с братом, пока мы с дядей прогуляемся ко врачу!

Кирюха нехотя отлепился от Алексея и прилип ко мне.

– Мы победили! – улыбнулась мне со своей кровати Машка. Ее голубые глаза сияли, как два маленьких озера под весенним солнцем. Я тоже ей улыбнулся, а затем поморщился. Маша увидела и тихонько проговорила:

– Не кисни, братуха. Пойми, она просто не представляет, как справиться со своими неудачами. Она – слабая женщина, воспитанная на любовных романах. Как и большинство в нашей стране. Только более доверчивая.

– Да ладно, можешь говорить открытым текстом – глупая. Поэтому и переваливает проблемы со здоровой головы на больную.

Я коснулся повязки на голове. Машка оценила и грустно улыбнулась.

– Да, Валер. Она не знает, как жить иначе. Не понимает и, самое главное, не хочет понять того, что главная проблема в ее жизни – это она сама. Всегда проще обвинить в своих неудачах кого-то другого.

Маша устала говорить и отвернулась.

– Я все понимаю, Маш. Кирюху вот жалко.

– Ничего, поправимся и его заберем!

В течение двух часов, пока Алексей бегал, улаживал, утряхивал и подписывал, у нас перебывал весь медперсонал нашего отделения. Ну как же! Вышли из комы сразу два пациента! Палатный врач легко может докторскую писать, как великий специалист по проблемам мозга. Вот и сейчас, стоя в коридоре перед нашей палатой, он распинался перед коллегами о пользе какого-то промывания. Неужели нам клизмы ставил? В таком случае у несчастного пациента есть только две возможности спастись: либо туда насовсем, либо побыстрее очухаться.

– Машк, – прошептал я. Она повернула голову. – А зачем ты красила волосы?

Она пожала плечами:

– Нравилось. Слушай, Валер, помолчи, я спать хочу!

Я возмутился: спала – спала, как спящая красавица, и опять спать!

Но тут снова стало весело: в дверях появились Машкины опекуны. Видимо, кто-то из отделения им позвонил и вызвал в больницу. Ничего они выглядели, стильненько: холеная дамочка с длинными красными ноготками и красной в цвет лака сумочкой, и безупречно упакованный в костюмчик мужичок в очках за ее плечом. Машка скривилась так, что у меня во рту стало кисло.

– Вас сюда я точно не звала! – Видимо, она их узнала.

– Ну что ты, дочка, – заговорила дама, остановившись на пороге и брезгливо выпятив нижнюю, ярко накрашенную губу. – Мы так за тебя переживали и столько денег потратили на всякие пеленки!

– Не переживай, на твои пеленки и памперсы я тратиться не стану. – прохрипела Машка.

– Мы тебя заберем и Васенька, – дама нежно взглянула на спутника, – устроит тебя в один очень хороший санаторий для таких больных, как ты.

– Там свежий воздух и в палате всего пять человек! – Улыбнулся Васенька, показав клыки.

– Дед где? – спросила Маша.

– Умер дедушка в прошлом году. А квартиру, как твои опекуны, мы сдали. Пришлось, доченька, очень потратиться на тебя!

Я не вынес этого и громко сказал:

– Вот видишь, Маш, не только моих родных Боги умом обделили. У твоей мамочки он весь на одежку и мальчика истратился!

– Да, мамочка, – проскрипела Машка, – два года назад ты выглядела существенно моложе!

– Прекратите, молодые люди! – подал голос Васенька.

– Вася, фу, бяка, – продолжила Маша, – это не для твоих нежных ушек. Мамочка, купи ему наушники. Розовые. Хорошие мальчики не должны слушать плохих девочек!

Женщина стояла и хватала ртом воздух. Развопиться ей мешал лишь больничный антураж, призрачность собственной дочери и мой внушительный гипсовый вид. Но тут из ступора вышел Кирилл. Он отлепился от моей руки, посмотрел на меня и зарыдал. Басом. Громко. Потом встал и, возя рукавом по сопливому носу, потопал к Машкиной родительнице.

– Тетечка, – с надрывом заголосил он, – Валерке так больно, так больно! Он встать не может! И писать хочет! Тетечка!!! Помогите!

Машкина мать обвела шальным взглядом палату и вымелась наружу вместе с Васенькой. Я улыбнулся, а Кирюха деловито утер сопли и спокойным голосом сообщил Машке:

– Ты в подъезде на лестнице живешь. И ко мне ходила, когда я болел!

– Точно, – потрясенно произнесла она. – Маленький мой! Спасибо!

– Ага, – кивнул тот и опять прилепился к моей руке.

И тут вернулся Алексей. С кучей бумажек и моей довольной мамой.

– Валера! – объявила она мне. – Ты поживешь у этого господина, – кивнула в сторону Алексея, – пока не выздоровеешь. Не торопись, ты нужен мне целым и невредимым. – Улыбнувшись, она помахала рукой. – Кирилл, идем!

Тот замотал головой, отошел от меня и опять вцепился в Алексея. Мать разозлилась и резко рванула его за рукав. Рукав треснул, Кирюха заорал. Наш благодетель подумал и попросил маму:

– Подождите пожалуйста снаружи, я хочу поговорить с этим молодым человеком наедине!

Мать вышла, Кирилл умолк и внимательно уставился своими карими глазенками на лично им выбранного папу.

– Послушай меня очень внимательно! – Алексей взял его ручонки в свои. – Твой брат болен, и эта девушка тоже очень больна. Сейчас у меня не будет свободного времени, потому что я работаю, а вечером буду заниматься только с ними. Но в выходные смогу забирать тебя к себе. Если, конечно, не возражаешь. Ну как, согласен?

– Ты даешь честное слово? – спросил умный братец.

– Да, Кирилл, даю.

Кирюха торжественно его обнял, потом обнял меня, следом Машку и вышел из палаты.

– Фу-ух. – Алексей вытер лоб и подошел к Машке. – Ты эвакуируешься первой. – Он завернул ее в одеяло, легко подхватил на руки и вынес из палаты. Через полчаса таким же образом больницу покинул и я. Только со мной ему было значительно тяжелее: гипс-то весит о-го-го!

Всю обратную дорогу мы болтали, хохотали и пели. Машка – шепотом, а щенок – лаем.

Когда мы въехали на территорию, где стоял коттедж, оказалось, что там стоят еще две чужие машины.

– Сослуживцы. Приехали помочь. – объяснил нам Алексей.

К нашему джипу Наденьке подошел здоровенный мужик. Алексей вылез и пожал ему руку. Затем выпрыгнул наш щен Ноки и его облаял, вроде как тоже поздоровался. Машка лежала сзади на подушках, смотрела на дом и блаженно улыбалась.

Откуда-то из-за дома вынырнули мужчина и женщина. С мужчиной хозяин поздоровался за руку, женщину поцеловал в подставленную щечку.

– Это что? – Нахмурилась подружка.

– Да родственники какие-нибудь. Ему же надо помочь и мебель переставить, и нас перетащить!

Маша оценивающе на меня посмотрела:

– Ты бы и сам допрыгал. А я – легкая!

Дверки нашей машины раскрылись и нас, наконец, достали. Только подумать, еще сегодня утром мы тут скакали бесплотными призраками! А сейчас тащат недвижимыми и даже очень материальными тушками.

Когда нас усадили в гостиной и затопили камин, встретившие нас люди представились:

– Егор! – Прогудел большой мужчина и пожал нам руки. – А это наши друзья Николай и Наташенька!

– Валера. – Кивнул я головой. – Это моя соседка Мария.

Наташенька с милой улыбкой оглядела всех нас.

– Вы, наверное, такие голодные! – Опустив глазки, она упорхнула на кухню. И там скоро что-то зашкворчало. Егор, Николай и наш хозяин расселись по диванам рядом с нами и стали напряженно думать, куда же нас определить, чтобы мы могли общаться, не бегая по ступеням. В конечном итоге, большую столовую, примыкавшую к кухне на первом этаже, отдали нам, разделив ее пополам высоким и длинным гардеробом. Туда же спустили со второго этажа кровати. Потом Наташенька всех нас накормила обедом, (Машка похлебала только бульон), и наши помощники стали разъезжаться. Первым уехал Егор. Он хлопнул Алексея по плечу, пожелал удачи и сказал, что за три дня он может не беспокоиться. Николай с Наташенькой задержались дольше, но Машка раскапризничалась и заснула прямо на диване. И Алексею ничего не оставалось, как проводить их с благодарностями.

Наш хозяин устало сел на диван рядом с Машей и закрыл глаза.

– Вы не переживайте за нас! – начал я. – Мы постараемся встать на ноги как можно быстрей! Вы мне только костыли купите, а я все по дому сделаю: и приготовлю, и уберу.

Я напряженно смотрел на хозяина: не жалеет ли он о своем поступке? Все-таки два больных человека – это такая обуза! Алексей, не открывая глаз, мечтательно улыбнулся и сказал:

– В доме, кроме теней, поселились люди! Хорошо!

Тут Ноки, напоминая о себе, с разбегу приземлился на его колени.

– И собаки тоже! – добавил он.

В камине потрескивал огонь, приглушенным светом мягко светилась люстра. За окнами опустились синие сумерки. В них спрятались небольшие кусты вдоль забора и высокие колючие стражи.

Алексей открыл глаза и достал телефон:

– Анна Михайловна, здравствуйте!.. Узнали? Рад. Вы как сейчас, заняты, свободны? Да. Требуется Ваша неоценимая помощь и моральная поддержка. Нет. Не мне. Воспитанникам. – Он посмотрел на меня. – Мальчику и девочке. Не-ет. Они большие. Старше. Вот, завелись как-то… Приедете, расскажем! Да? Тогда завтра. Нет, я Вас днем заберу, где-то в час. Устроит! До свидания! – он опустил руку. – Ну вот, с Мери Поппинс я договорился. Осталось купить вам лекарства. И много-много продуктов.

– А кто она, эта Анна Михайловна? – тихонько спросил я.

– Это, Валера, замечательная женщина. Она мать Нугзара, моего друга.

– Того, с кем Вы тогда ехали? – осторожно спросил я.

– Нет. Но он тоже был нашим однополчанином. И тоже погиб. Когда я вернулся с Кавказа с дыркой в легком и умирал в больнице, она нашла меня и взяла к себе. Лечила тело и душу. Потом жила со мной здесь, пока я не встал на ноги.

– А почему она уехала от Вас?

– У нее есть младший сын, он только женился. Она живет с ним и помогает. Но не отказывает в помощи нам, его бывшим сослуживцам. Она – врач, хоть давно на пенсии.

– А она русская? Или Вы ее зовете так?

– У них была очень добрая и теплая интернациональная семья. Отец Нугзара, Энвер, познакомился с Анной Михайловной, тогда еще Аней, на каком-то общероссийском слете врачей, бывало раньше такое, и вот море, солнце, пальмы и теплое южное небо сделали свое удивительное дело. Они полюбили друг друга, и Анна уехала на родину мужа и вместе с ним всю жизнь проработала в больнице. Сын захотел носить погоны и, закончив академию, по распределению попал к нам. Так и познакомились. А родителей друга лично я узнал в тот год.

– А как же она оказалась здесь, в нашем городе?

– Понимаешь, Валер, боевики побывали и там, где жили родители друга. Когда отец узнал о смерти сына, он горными тропами отправил жену, второго ребенка и свою мать к нам, в Россию. Он хотел спасти им жизнь. Анна устроилась работать в военный госпиталь, куда свозили наших раненых, участвовавших в этой военной операции. Там мы с ней и встретились, как я тебе уже говорил. И она увезла меня домой.

– А отец?

– Валер, там, в горах, сохранился прекрасный обычай: род за род, жизнь за жизнь, смерть за смерть.

– Он убил их, тех…

– Да, мальчик. – Алексей посмотрел мне в глаза. – И я считаю это правильным. Существа, уничтожающие женщин и детей, не имеют права жить на свете. Хотя те, кто посылает их убивать, обеспечивает это право, объявляя мирных жителей захватчиками, а войну – освободительной. Не хочу об этом говорить.

Алексей встал и ушел на кухню. Ноки мячиком поскакал за ним. Зашумел чайник и ножик застучал по разделочной доске. Через какое-то время зачавкал ненасытный щен. Потом в комнату с подносом вошел мой хозяин и осторожно водрузил его мне на колени. Чай, сахар и бутерброды с колбасой выгнали из моей головы дурное настроение сегодняшнего дня. Алексей тоже взял бутерброд и включил телевизор.

Тут же проснулась Машка.

– Вы что, ночь на дворе, спать пора. – просипела она, и опять отключилась.

– Наглядный пример восстанавливающегося организма. – Алексей показал ложкой в Машкину сторону и, поставив кружку на стол, наклонился к подруге, подняв ее на руки. – Пойду отнесу на кровать, пусть спит.

В телевизоре Джеймс Бонд в сотый раз спасал мир.

Утром меня разбудил бодрый Машкин крик:

– Мальчики! Доведите даму до туалета! Пудра с носика почти осыпалась!

Веселый Ноки, довольно тявкая, подскочил к ее кровати.

По лестнице, ведущей на второй этаж, прошлепали босые ноги, и всклокоченный Алексей показался в наших дверях:

– С утречком, мальчики, девочки! – поздоровался он. Я махнул ему рукой. Он прошел к Маше, немного повозился и вынес ее из комнаты, закинув себе на плечо. Я вытаращил глаза. Маша, упирающаяся локтем в спину Алексея, с улыбкой помахала мне второй рукой.

Через какое-то время мы были не только отведены, куда надо, но и накормлены, напоены, и кое-кто даже выгулян. Наш хозяин снова, как и вчера, разместил нас обоих в гостиной перед телевизором. Маша была со всех сторон обложена подушками. На стол Алексей поставил кувшин с водой и стаканы, под стол – дачное ведро.

– Потерпите до вечера, ребятки, – попросил он. – Вот привезу доктора, все станет проще.

Я попросил у хозяина планшет, чтобы связаться с ребятами. Пусть я больной и пострадавший, но экзамены для меня никто не отменял. Еще нужны были мои записи, но я решил потерпеть с этим до выходных, когда мама будет дома. Алексей все равно за Кирюхой поедет, вот заодно и конспекты прихватит.

Машка, страдальчески закусив губу, что-то усиленно обдумывала. Когда с моими делами все решилось, подружка подняла на Алексея свои огромные голубые глаза и попросила принести ей гитару. Алексей удивился, но все-таки принес и положил с ней рядом.

– Все, ребята, я поехал в город, – собрался он наконец. – Ноки возьму с собой. Дверь запру, ворота тоже. Буду вечером, не скучайте. Ах, да, – внезапно вспомнил он, куда-то отошел и вернулся обратно с тростью, на которую обычно опираются старики. – Вот, Валер, как приспичит, осваивай. И Маше помогай.