Не вполне понятно, что делать с этим фрагментом. С одной стороны, он не прибавляет к портрету нашего Вождя, да будет его лик источником воодушевления для всех нас, ничего существенного. С другой – в нем представлен совершенно живой, человечный образ, который зачастую прячется от нетребовательного ума за грандиозными свершениями и великими решениями, кои и составляют ткань истории.

Определенно надо оставить рассуждения Председателя Юлиуса, да будут наши уши достойны того, чтобы внимать его мудрости, о власти и о ценности искусства. Также, наверное, стоит как-то использовать те фрагменты, которые могут подчеркнуть его любовь к нашему городу.

Несколько озадачили полемические высказывания Жан-Поля и особенно Раду Сокольских, в которых выражается их несогласие по ряду принципиальных моментов. Или это пример того спора, в котором рождается истина?

NB: чем больше я читаю воспоминания Мишимо, тем, больше, по-моему, начинаю заражаться его языком, тем больше начинаю в своем письме бессознательно подражать ему.

6

К середине осени 1972 г. стало очевидным, что участие партии «Правда» в работе парламента свелось к номинальному «присутствию» и превратилось, по словам Жан-Поля, в «неучастие». Юлиус, да взойдет солнце над его головой еще бессчетное количество раз, принял решение вернуться в ее ряды. 11 ноября он выступил на расширенном собрании Центрального комитета с жесткой критикой изменившегося политического курса главы партии.

На следующий день в газете «Народный глас» вышел занявший две первых полосы обстоятельный обзор просчетов Баумгартена, заканчивающийся призывом к партии вынести вотум недоверия ее действующему лидеру. Автором этой разгромной статьи также был Юлиус, да будем мы в нашей борьбе с оппортунизмом и безволием так же решительны и бескомпромиссны, как он. Спустя еще два дня Рудольфа Баумгартена настиг второй инсульт, и 15 ноября страну облетела весть о его смерти. После этого партия «Правда» подавляющим большинством голосов избрала своим председателем Юлиуса, да охранит его судьба от болезней и старости. Первым решением, принятым им на новом посту, было решение об организации торжественных похорон Баумгартена, на могиле которого он произнес поминальную речь, подчеркнув, что, не смотря на ошибки последнего года, это был выдающийся человек и прекрасный учитель. Таким образом удалось спасти движение от раскола и начать путь к принципиальному пересмотру роли и места партии в Национальном собрании.

С этого момента начинается новая глава, как в истории движения «Правда», так и в истории нашей страны.

7

После избрания Юлиуса, да озарит его руководство наш путь до скончания века, председателем партии «Правда», на повестку дня вышел вопрос расширения влияния и пропаганды основных идей движения. Среди граждан Красногории, у которых лидеры партии рассчитывали найти поддержку, особым образом выделяется категория верующих, чьи убеждения в силу очевидного традиционного характера религии также делали их противниками того порядка, с которым боролась «Правда».

Стенограмма записи разговора от 13 декабря 1972 г. Запись сделана Раду Сокольских

ЗВУЧИТ МУЗЫКА, «ГНОССИЕНЫ» ЭРИКА САТИ. НА ЗАДНЕМ ПЛАНЕ СЛЫШНЫ НЕРАЗБОРЧИВЫЕ ГОЛОСА. РАЗДАЕТСЯ ЗВУК ИГЛЫ ЗВУКОСНИМАТЕЛЯ, ЦАРАПАЮЩЕЙ ПЛАСТИНКУ, И МУЗЫКА ПРЕРЫВАЕТСЯ.

ДУБРАВКА (УДИВЛЕННО, С ДОСАДОЙ): Эй! Ну зачем?

СОКОЛЬСКИХ: Ой, прости, пожалуйста! Мне показалось, мешает…

ЖАН-ПОЛЬ: Да нет…

МИШИМО: Мне лично не мешает.

ЖАН-ПОЛЬ: Ну если только совсем чуть-чуть.

СОКОЛЬСКИХ: Так на чем мы остановились?

ЖАН-ПОЛЬ: На том, что это малоприемлемо.

ЮЛИУС: Но ты же признал, что наше влияние не охватывает большую часть населения. Почему ты против того, чтобы заручиться поддержкой верующих? Даже если ты сам атеист, ты же должен понимать, что общие цели важнее твоих или моих религиозных взглядов.

ЖАН-ПОЛЬ (РАЗДРАЖЕННО): Слушай, не надо лукавить: с твоими-то взглядами здесь никакого противоречия нет… Вера – опиум народа, забыли? Нам, что, и вправду нужен одурманенный народ?

МИШИМО: Речь не об опиуме. Скорее, об аяуаске.

ЮЛИУС: Главная ценность веры – в том, что она обращает человека к трансцендентным истинам.

ЖАН-ПОЛЬ: Даже если бы… (ДОЛГИЙ, ПРОДОЛЖИТЕЛЬНЫЙ КАШЕЛЬ)

ДУБРАВКА: Янош, ну бросай ты уже!.. С твоим диагнозом…

СОКОЛЬСКИХ (ПОЧТИ ОДНОВРЕМЕННО С ДУБРАВКОЙ): Курение тебя погубит.

ЖАН-ПОЛЬ (ПОСМЕИВАЯСЬ): Не дождетесь. Рак меня не убьет, даю слово. (ПАУЗА) Юлиус, даже если бы ты был прав, посмотри на этих верующих. Много ли трансцендентных истин ты видишь в том, как они живут? Суета сует и ни мысли о горнем. А если и воспаряют к нему, то лишь затем, чтобы упрашивать его снизойти до этой суеты. И никакой Лютер им не поможет освободить их веру для трансцендентного.

МИШИМО: Не могу не согласиться с тобой. Вера по праздникам не может служить основанием для истинной жизни. Поэтому на Всесветную церковь и ее паству в том виде, как она есть сейчас, мы рассчитывать не можем. Но на Всесветной церкви свет клином ведь не сошелся.

ДУБРАВКА: Ты намекаешь на первоверцев?

ЮЛИУС: Я тоже все чаще о них думаю. Возможно, они действительно сохранили исконную веру.

ЖАН-ПОЛЬ: Назови мне церковь, которая бы не утверждала про себя то же самое.

МИШИМО: Это верно. Но в своей претензии на исконность они больше всех прочих выдерживают дистанцию от современного мира.

ЖАН-ПОЛЬ: И ты полагаешь, что это хорошо? Жить прабабушкиными суевериями и не замечать того, каким стал мир сегодня? Чтобы что-то поменять в мире, нельзя же его просто отрицать. Нужно внимательно в него всматриваться, чтобы знать своего врага.

ЮЛИУС: Если слишком внимать тому, как не надо, можно не заметить, как заразишься сам. И забудешь, как надо.

МИШИМО: Внимать нужно, но для такого внимания требуется атараксия. И дистанция первоверцев, на мой взгляд, – это хорошая прививка против того заражения, о котором говорит Юлиус.

ЖАН-ПОЛЬ: Опиум или аяуаска, а я все равно против. Если нас не устраивает современность, то нам нужно двигаться в завтра, а не махать поповским кадилом из позавчерашнего дня.

ЮЛИУС: Да пойми же, что мы не за кадило и не за то, чтобы мужик расшибал себе лоб в поклоне, усердно молясь своему боженьке. Мы за то, что напомнит человеку о жизни, которую он может прожить не только ради своего брюха и кошелька. Поэтому я предлагаю все-таки встретиться с первоверцами и посмотреть, что на самом деле они могут предложить.

ДУБРАВКА: Янош, тебя не затруднит снова пригласить к нам мсье Эрика Сати? И, пожалуйста, не подпускай Раду к проигрывателю.

ЖАН-ПОЛЬ: Конечно. Хотя лучше бы ты попросила не подпускать этих двоих к их первобытным. А, вот как мы сделаем: я тоже пойду с ними.

ДУБРАВКА: Так ты же против всей этой затеи.

ЖАН-ПОЛЬ: Именно. Поэтому мне стоит там поприсутствовать.

СОКОЛЬСКИХ: Среди опиоманов трезвый – король.

СНОВА ЗВУЧИТ МУЗЫКА.

Интересная деталь: запись сделана Раду Сокольских. Значит, еще задолго до того, как он возглавил Отдел этического контроля, он осуществлял наблюдение за гражданами Красногории, по крайней мере, за некоторыми из них. Странно, что он тайно записывал разговоры не только неблагонадежных субъектов, но также своих друзей и соратников, людей исключительной благонадежности и преданности своему делу.

В личном деле Святейшего Любомира я обнаружил письмо его сестры, в котором среди прочего описывается посещение Председателем Юлиусом и его соратниками праздничного шествия первоверцев. Сам Святейший Любомир в этом шествии участия не принимал, потому что в это время находился в Ювении, в Гднезинской области, население которой в то время преимущественно состояло из последователей Всесветной церкви, где он защищал интересы немногочисленной общины первоверцев.

Письмо Аглаи Затворник ее брату Любомиру Затворник от 24 декабря 1972 г. (фрагменты)

[…] Жаль, что тебя не было на Шествии. Действие получилось еще более величественным, чем в прошлый раз. Десятки факелов, разгоняющие зимний студеный сумрак, святопения, от которых, казалось, унялась разбушевавшаяся было метель. И всякий всесветик, который встречался нам на пути, конечно же, сразу отрекался от своей постылой веры и обращался в вашу подлинную религию.

[…] И еще я хочу рассказать тебе про одну неожиданную встречу, неожиданную, но вот насколько случайную – я уже не возьмусь сказать. Не помню, говорила ли я тебе про то, как этим летом у нас дома на ночлег остановились четверо необычных путешественников? Навряд ли, потому что, тогда мне все это показалось ничего не значащим и не стоящим твоего внимания. Теперь вот уже не уверена. Короче. Я встретила троих из них среди зевак, глазеющих на ваше Шествие. И они меня тоже узнали. «Наша рыженькая хозяюшка», – так назвал меня один из них, обращаясь к двум другим. Прочитала по губам. Они были удивлены, но, как мне кажется, рады встрече. Ну, мужчины же. В прошлый раз они стали зачем-то морочить мне голову, что, мол, туристы. Ага, кого они решили надурить. Фотографию одного из них, кстати, я с тех пор пару раз видела в газетах, случайно, разумеется, ты же знаешь, что мне хватает другого чтива. Юлиус. Это его ненастоящее имя. И вместе с тем – настоящее. Ладно, это не важно. Он представил своих друзей и представился сам. Я сказала, что я маг-традиционалист. Тот, которого зовут, как Бельмондо, не любит слово "традиционализм", по лицу было видно. А слово "маг" ему, похоже, нравится еще меньше. Зато на грудь мою пялился, так что все с ним окей. Двое других были просто несколько озадачены. Бельмондо спросил, что это «маг» забыл на собрании верующих. Пошутил, что я, наверное, жду, когда начнут складывать дрова для костра. Рассказала про тебя. Юлиус признался, что им любопытно, что вы вообще такое. Сказал, что они рассчитывают пообщаться со Святейшим. Когда церемония закончилась, организовала им встречу, но твой Святейший был крайне сдержан. Возможно, тебе стоит попробовать поговорить с ним, когда вернешься, – эти люди кажутся мне весьма интересными, особенно Юлиус. Я потом покопалась немножко в недавних газетах, с доской пошалила, разложила Таро – и пришла к выводу, что сотрудничество с их движением может в перспективе принести вам достойные плоды.

И еще одно. И вот это уже по-настоящему странно. Все трое уверяют, что летом, когда они оставались у нас, постель им стелила – угадай кто! Мама. Причем, по их описаниям, это действительно мама. Ну только возраст ей прибавили. Как если бы она действительно прожила все эти годы и успела состариться. Я на следующий день сварила им тысячесил, но вот маму они видели еще до этого, понимаешь? Все трое. Не может быть это галлюцинацией. А если не галлюцинация, то что это значит? Что мама что-то в них увидела? Но почему же она явилась им, а не мне? Неужели расстелить постель гостям для нее было важнее, чем поговорить с любимой дочкой? Не знаю. У тебя ничего такого не было? Хотя ты бы рассказал мне.

Очень скучаю по ней. Навести меня сразу, как приедешь, хорошо?

До того, как принялся за это исследование, никогда не слышал про Аглаю Затворник. То ли она всегда в тени своего брата, то ли предпочитает оставаться просто в тени. Новая задача: поискать, что еще есть по этой женщине. «Маг-традиционалист». Любопытно.

8

В 1973 г. председатель Национального собрания премьер-министр Эжен Милочка продолжил политику дальнейшей либерализации экономики. Ослабление контроля над банковской деятельностью привело к неуправляемому росту ставки процента на кредит, что в свою очередь повлекло за собой удорожание производства, разорение и банкротство многих предприятий, рост цен, падение уровня жизни значительной части населения, прогрессирующую безработицу.

В этих обстоятельствах партия «Правда» еще больше активизирует свою публичную деятельность. Из двух ее заклятых врагов – промышленников и банкиров – последние в данный период подвергаются особенно жесткому осуждению. Существуют даже документальные свидетельства, указывающие на подготовку почвы для временного альянса с представителями крупного промышленного капитала, которым Председатель Юлиус, да будет его дипломатическая прозорливость примером каждому, планировал пообещать наведение порядка в кредитной системе, который был бы для них выгоден. Подобные проекты, разумеется, не могли не вызвать разнотолков среди людей недальновидных и неспособных понять глубину замысла Председателя. Представитель леворадикального крыла Г. Мишко, в частности, заподозрил руководство «Правды» в «идейной продажности», предположив, что в ответ на свое предложение оно рассчитывает получить от благодарных промышленников финансовую поддержку партии (Газета «Сегодня и завтра» от 8 февраля 1973 г.). Безусловно, подобные шаги, будь они предприняты, были бы направлены на защиту интересов всего народа Красногории, а никак не отдельной политической силы. Стенограмма разговора, состоявшегося 9 февраля между лидерами «Правды», может быть примером активного и разностороннего обсуждения возможностей данного альянса. Согласно этой стенограмме, Жан-Поль и Мишимо обозначили Председателю Юлиусу аргументы, как «за», так и «против», и Председатель Юлиус, внимательно с ними ознакомившись, согласился с тем, что негативных последствий у такого сотрудничества, вероятно, будет больше, чем далеко идущих конструктивных результатов.

В первую декаду года не только экономическое положение занимало умы людей. В марте разразился беспрецедентный скандал вокруг главы Всесветной церкви, который был уличен в неподобающих плотских утехах, тайных развратных оргиях, чему нашлись подтверждения в виде свидетельских показаний, а также аудиозаписей. Надо ли говорить, что подобное разоблачение породило смятение в головах последователей Всесветной церкви, а многих навсегда отвратило от нее. Часть из них впоследствии обратилась к учению первоверцев. Тогда же состоялась еще одна встреча между Председателем Юлиусом и Святейшим, которая, по утверждению очевидцев, прошла в теплой и дружественной атмосфере взаимопонимания и согласия.

В то же время ослаблением международного статуса страны, вызванного нарастающими кризисными процессами, не преминули воспользоваться и «большие игроки» из вне, такие как Содружество Народных Демократий и Трансатлантический Союз. Согласно архивным записям, в 1973 и 1974 гг. Председатель Юлиус провел ряд неофициальных встреч с представителями обоих блоков, и эти встречи еще более четко выявили их хищнические намерения в отношении Красногории, которой до сих пор удавалось сохранять нейтральный статус в противостоянии сверхдержав и их сателлитов. На этих встречах дипломаты, как с востока, так и с запада, дали понять, что СНД и ТАС заинтересованы в том, чтобы Красногория примкнула к их блоку, то есть, другими словами, в утрате Красногорией политической независимости, и на этих условиях они готовы оказать партии «Правда» любую поддержку и помощь. СНД также выразили одобрение уничижительному отношению к «религиозному мракобесию», которое они углядели в скандале, связанном со Всесветной церковью, и предложили продолжить «просветительскую» работу в этом направлении, дабы сделать сознание всех граждан страны «прогрессивным» и «светским». Ни одно из озвученных условий для Председателя Юлиуса и нашей партии, безусловно, не было приемлемым. На партсобраниях и в кулуарных беседах все чаще и чаще стало звучать слово «автаркия».

Стенограмма записи разговора 22 октября 1974 г. (фрагмент). Запись сделана Раду Сокольских

СЛЫШЕН ГРОМКИЙ, НО НЕПРОДОЛЖИТЕЛЬНЫЙ ШОРОХ.

МИШИМО: … решение. Но весь вопрос в том, насколько это реально возможно.

НА ЗАДНЕМ ФОНЕ МОНОТОННЫЙ ГУЛ ГОЛОСОВ И ПОЗВЯКИВАНИЕ СТОЛОВЫХ ПРИБОРОВ.

ЮЛИУС: Конечно, требуются определенные условия. Внутренние и внешние. В принципе, на зависть соседям, у нас есть все необходимые ресурсы для самообеспечения экономики, хотя их, безусловно, не слишком много. Но люди будут обуты, одеты и накормлены.

МИШИМО: Дело же не в товарах, дело в идеях. И сколько из них сейчас на самом деле идейно здоровы и могут отличить главное от второстепенного? Человеку свойственно любопытство. Они захотят узнать, а как живут люди там, в других странах. И могут задуматься над тем, что и одеваться они могут лучше и кушать вкуснее. Ты хочешь нахлобучить на каждого такие шоры, в которых они бы смотрели только вперед, туда, куда ты их поведешь, и не оглядывались бы по сторонам?

СЛЫШЕН РИМИЧНЫЙ СТУК: ТРА-ТРА-ТРА, ТРА-ТРА-ТРА, БУДТО КТО-ТО БАРАБАНИТ ПАЛЬЦАМИ ПО СТОЛУ.

МИШИМО: Если люди узнают, что в (ТРА-ТРА) странах живется лучше, их можно будет удержать только принуждением – такой ли жизни для нашего народа мы хотим?

ЮЛИУС: Значит, надо сделать так, чтобы у нас обычному человеку жилось лучше, чем где бы то ни было.

СОКОЛЬСКИХ: Утопия.

ЮЛИУС: Этого сразу не достичь, конечно. (ТРА-ТРА-ТРА) А до того момента – самоизоляция с искусственно ограниченной эмиграцией. Но только временно. Как вынужденная мера.

СОКОЛЬСКИХ: Насколько временно? Как долго придется одергивать этих людей и говорить им волшебное слово «нельзя»?

ЮЛИУС: Несколько лет точно. Может даже лет десять. Пока они не научатся сами выбирать не то, что хочется сейчас, а то, что правильно в принципе.

СОКОЛЬСКИХ: И как мы этого добьемся? Будем привязывать ослушников к позорным столбам? Если людям твердить: мораль, мораль, мораль – мы попросту сделаем из них циников с иммунитетом против любого нравственного идеала. Если начнем наказывать всех, кто недостаточно, по нашим усмотрениям, морален, мы создадим толпу лицемеров.

ЮЛИУС: Поэтому-то я против любого морализаторства. Против того, чтобы нахально влезать в частную жизнь людей и копаться в их исподнем. Человеку должна быть дана свобода. Но человек должен быть к ней готов. А это значит, что нашей задачей должно стать воспитание в нем личности.

СОКОЛЬСКИХ: А если эта личность выберет деньги? (ТРА-РА-ТРА-ТРА-ТРА)

МИШИМО: Если человек захочет жить личным интересом, а не интересом общества, мы не должны ему в этом мешать. Пусть живет, как желает. Но и его влияние на дела общества в таком случае должно быть для общества несущественным. Тут необходима прямая пропорция: чем выше ты ставишь интересы общего над своими личными интересами, тем значимее твой статус в общественных делах. И наоборот.

ЮЛИУС: И тогда мы опровергнем старую истину о том, что нельзя построить справедливое общество в отдельно взятой стране. Но без автаркии этого не добиться – мы не сможем обезопасить себя от навязанной нам чужой воли. Автаркия – это не только железный занавес. Автаркия – это возможность независимости.

СТУК СТАНОВИТСЯ НЕРВНЫМ: ТРА-ТРА-ТРА-ТРА, ТРА-ТРАРАРА.

СОКОЛЬСКИХ: Не стучи, пожалуйста.

ЖАН-ПОЛЬ: Извини. (СТУК ПРЕКРАЩАЕТСЯ) Куда-то мы не туда делаем крен. Автаркия, автаркия… Если мы против власти денег и произвола промышленных заправил, то нужно стремиться к солидарности со всеми, кто из-за этого страдает – и не только у нас – со всеми угнетенными и эксплуатируемыми мира. (КАШЛЯЕТ) В эпоху, когда правит капитал, мы, те, кто против, мы все равны – вне зависимости от национальных границ. Интернационализации капитала надо противопоставить не автаркию, а интернационализм сопротивления. Вот вы все говорите: мы, мы… Но «мы» – это не только наш народ, это любой человек, где бы он не находился и на каком бы языке не говорил.

ЮЛИУС: Ты прав, но речь идет не только о тех, с кем ты будешь ходить на пикеты под одинаковыми транспарантами. Речь идет о реальной помощи и заботе. И, как бы тебе ни хотелось, ты не сможешь позаботиться обо всех на свете. Поэтому ответственность требует, чтобы ты выбирал, кому действительно ты сможешь помочь. Некоторые говорят: «мы – это наша семья» и пекутся лишь о себе и своих родственниках. Другие подразумевают под словом «мы», например, свой коллектив – и это тоже местечковость, хотя она может основываться как на близорукости, так и на реальной оценке своей возможности позаботиться о других. Ты образован, ты смотришь шире, к тому же ты – образцовый пример гуманиста, видишь человека в каждом человеке, в каждом – того, кто достоин внимания и заботы. И это прекрасно. Но в своих конкретных намерениях где-то нужно остановиться и провести черту: желая помочь всем, ты не поможешь никому. Ты не вылечишь мир. Но у нас с тобой есть возможность позаботиться не о двух-трех и даже не о сотне человек, а о множестве людей, и это множество людей – наш народ.

Сегодня у нас с Блаженой годовщина, а я опять засиделся почти до ночи. Сообщил, конечно, что задерживаюсь, она даже слова поперек не сказала. Предположила только, что, наверное, мы уже не пойдем, как собирались, в «Президио», и она просто приготовит домашний ужин, праздничный, конечно. И отца предупредит. Пойдем, конечно, нельзя же из-за работы забывать о таких вещах. Столик в «Президио», правда, был заказан на восемь, ничего, пойдем в какое-нибудь другое место. Все будет. Свечи, вино, блюда от шеф-повара. Милая, бедная моя Блажена.