Читать книгу: «Я ловлю домового, или Мой последний Йоль в кругу семьи», страница 4

Почему я слышал биение сердца отца, хотя в книге говорилось, что сердце вампиров не бьется? Почему мамина ладонь всегда такая теплая, хотя кожа вампиров холодна, словно лед? Почему мы кушаем человеческую пищу, когда вампиры пьют только кровь?

Я не решался спросить у родных из-за врожденного чувства такта и некой опаски вскрыть какую-то страшную правду. Я подумал, что стоит помалкивать и уже вскоре позабыл о столь подозрительных вещах.

Когда мы возвращались с ярмарки, нас неизменно ждал дядя Ян. Он стоял возле заснеженной веранды с вниманием и терпением, вглядываясь в непроглядную тьму. Он беспокоился, но мама не позволяла ему сопровождать нас – ей отчего-то хотелось совершать прогулки на площадь лишь в компании меня одного.

Накануне Йоля, который близился с поспешной быстротой и суетой, мы стали часто ходить на ярмарку, чтобы закупиться к празднику всем необходимым. Днем мама и тетя Рита посылали по различным поручениям дядю Михаэля и дядю Яна, которые хоть и ворчали, но с охотою шли выполнять их просьбы.

У меня же самого было дел невпроворот – нужно было помогать на кухне, прибирать в комнатах и развешивать украшения, а особенно я в предвкушении ждал «поимку домового», которая уже вошла у меня в привычку. Каждый год я ставил молоко с печеньем и прятался в укрытии, дабы схватить домового тут же, как только он появиться. Но каждый раз этому хитрому и шустрому пройдохе удавалось ускользнуть от меня. Поэтому в этом году, преисполненный решимости и уверенности в собственных силах, я начал долгие и мучительные приготовления к такому важному в моей детской жизни событию. Я осмотрительно выбрал укрытие, не пожадничал в этот раз на угощение, от души налил молока в блюдечко и разложил разного вида печенье с конфетами. Теперь-то ему точно не уйти!

Шла подготовка к самой долгой ночи в году, а дом наш постепенно отогревался – ушли тревога и тягостная атмосфера, что господствовала здесь с тех пор, как отец покинул нас.

Я на время был освобожден от занятий с дядей Аром, что не могло не радовать меня, поэтому с утра я с упоением лепил во дворе снежные крепости или довольных снеговиков и с ними же играл в снежные сражения. Мне до смерти хотелось, чтобы со мной поиграл дядя Михаэль, но его всегда ждало слишком много дел и забот по дому. Я все упрашивал его взять меня с собой, в лес колоть дрова, и в одно утро он все же сдался под натиском моего нытья и обещался позволить сопровождать его. Вообще-то, честно говоря, он весьма охотно взял бы меня с собой, просто, дядя изображал сомнение, дабы, как и всегда, пошутить надо мной. Мы отправились в лес, и мне до того понравилось данное занятие, что с тех пор я сопровождал дядю каждое утро.

С тетей Ритой мы украшали дом до обеда – она без умолку болтала со мной, хотя о чем она говорила со мной, я не понимал в силу возраста. Но тетю мало это волновало, она так любила проводить со мной время, ведь я был терпеливым и внимательным слушателем, а она это так ценила, ведь была страшная болтушка.

Мы прибирались с особым усердием и тщательностью – помыли полы и окна, вычистили камин и смахнули всю пыль, затем украсили все огоньками, веточками ели, венками, шишками и блестящими игрушками. Дома, хоть это был вовсе не наш родной дом, стало так сказочно, что уют, которым все здесь и прежде дышало, стал еще более явнее чувствоваться.

От этого становилось так радостно на сердце, что казалось, все бури должны обходить стороной столь счастливую и крошечную семью.

Что же касается мамы… она по большей части проводила на кухне – я ей отзывчиво помогал. Мы заготавливали мясо и штоллен, который должен был отлежаться в темном месте для более насыщенного вкуса. Из печки, расточая пряный аромат, без конца вылезали имбирные пряники, печенье, пудинг, бисквиты и прочие вкусности.

Я был так увлечен и счастлив от этой праздничной суеты, что даже не заметил, что мама стала намного бледнее, чем была. Она сделалась тоньше и прозрачнее, словно таяла, словно ее изящная фигура грозилась вот-вот исчезнуть, просто-напросто растворившись в воздухе. Ей стало трудно подолгу возиться на кухне, она стала тяжело дышать и быстро уставать. Но ее веселость и бодрость духа отвлекали мое внимание, и я по наивности своей ничего не замечал. Она по-прежнему была так мила, нежна и заботлива, и от этого я был невероятно счастлив. Ведь смерть отца нанесла мне непоправимую травму, которую я на тот момент не особо явно ощущал, и то, что мои близкие вновь искренне улыбались, благоприятно действовало на мою психику и лечило душевные раны лучше любого лекарства.

Настал канун Йоля – ночь Матери. Мы с утра закончили последние приготовления к празднеству и вечером перед сном мама, как и обычно, прочитала мне детективную историю, которая по правде говоря, больше возбуждала во мне энергию, нежели успокаивала и клонила в сон. Мама уложила меня спать в моей маленькой детской и улыбнулась какой-то больно уж грустной улыбкой. Я пожелал ей в ответ спокойной ночи, она ушла, не ведая, что ее сын и не собирается спать этой чудесной ночью.

За окном тихо падал снег, освещая мрак ночи белым серебристым сиянием. Я в волнении прислушался и, решив, что все легли спать, вынул ноги из-под одеяла и коснулся босыми ступнями холодного пола. Не накидывая ничего на пижаму, я нырнул ногами в тапочки, зажег свечу и стал красться в сторону двери с особой осторожностью.

С успехом миновав скрипучие лестничные ступеньки и темный холл, я очутился в гостиной. Тут еще было тепло, комната не до конца остыла – незаметные угли тлели в камине. Проверив на месте ли оставленное мною накануне вечером молоко с угощениями, я решительно забрался под круглый стол, устланный кружевной белоснежной скатертью и стал выжидать.

От темноты комнаты слипались глаза, и от тепла, что так навязчиво веяло от камина я уже потихоньку начал кимарить. Стояла чудесная тишина. За окном все еще шел снег, так тихо, словно опасаясь кого-нибудь потревожить в эту священную ночь. Неясные очертания ели и игрушек едва различались в темноте, но их пусть даже незримое присутствие все делало сказочным.

Я задремал окончательно, как услышал настойчивый шепот дядя Яна:

– Что ты тут делаешь, мелкий?

Я резко проснулся, вырванный из сладкой дремы чудесного сновидения. Долю секунды я был уверен, что мне это лишь почудилось, но разлепив глаза, я увидел перед собой дядю, стоящего на коленях и заглядывая под стол. Он был не переодет в ночную одежду, словно и сам не собирался ложиться спать.

– Почему вы не спите? – оживился я, ничуть не смущенный тем, что меня застали на месте преступления, – вы тоже решили ловить домового?

– Я сегодня дежурю, – объяснил он, – каждую ночь кто-нибудь из взрослых в доме должен ночевать в гостиной, на случай если кто-то проникнет в дом. А ты чего не спишь? Домовой?

– Ага, – просто ответил я, поджав губы от досады, ведь стрелки часов давно пробили двенадцать, а он еще не удосужился объявиться и это меня несказанно беспокоило.

– Не против, если я составлю тебе компанию? – спросил дядя.

– Конечно! – обрадовался я, засияв как отполированный фарфор, – а вы знаете, дядя, как поймать домового?

– А то! Я занимался этим все свое детство! – прошептал дядя Ян с насмешливой улыбкой и озорные искорки заплясали в его глазах.

Он забрался под стол, где теперь стало тесновато.

– И что же нужно делать? – с живейшим интересом спросил я.

– Нужно выжидать и сохранять тишину, в такой ночи глазки сами собой закрываются, – тихим убаюкивающим голосом прошептал он, – сны в ночь Матери перед самым Йолем особенно сладки.

– А ты каждый год будешь ждать со мной домового? Всегда-всегда? – сквозь полудрему спросил я, пока дядя укладывал меня на диван и укрывал пледом.

– Да, я всегда буду оберегать тебя, – с глубокой печалью произнес дядя Ян, что бы ни случилось, и где бы ты ни был.

Я провалился в сон с чувством невероятного спокойствия и с ощущением родного тепла. На следующее утро я немало досадовал на собственную слабость, по вине которой у меня не получилось поймать домового, хотя я так тщательно к этому подготовился. Но я быстро позабыл все огорчения, ведь расстраиваться было совершенно некогда – настал Йоль.

Суета улеглась лишь к ночи. Мы накрыли стол в гостиной, зажгли свечи и гирлянды, забросили поленья в камин, где они начали недовольно потрескивать в теплом огне, и приступили к нашему пышному ужину.

На столе в свете огоньков от праздничной ели блестел сервиз, что матушка бережно хранила и доставала лишь в исключительных и особенно праздничных случаях. Скатерть украшал аппетитный и ароматный кусок запеченной свинины – от него шел притягательный пар, а изнутри сочился сладкий сок, стоило его только проколоть вилкой. Свинину украшали маслянистые йоркширские пудинги, поданные для удобства порционно. Тут же в большой миске красовался и салат «Йольские свечи», рядом с ним теснился котелок с пряным горячим глинтвейном. Он неприятно пах алкоголем, но оранжевые апельсины, ставшие от вина кровавого цвета, приманивали меня и завлекали мое внимание. В томлении ожидал своего выхода йольский пирог из апельсина, что гордо стоял на каминной полке на пару с штолленом, что несколько дней провел в темном шкафу, чтобы стать ароматнее и насыщеннее.