Читать книгу: «Сбежавшая жена», страница 12

Юбка Седы мне оказалась в пору, а кофта чуть великовата. Поэтому я поспешно заправила ее, высушила волосы, тщательно протерла ванную после процедур и оглядела себя в зеркале. Выглядела я, конечно, лучше, чем в спальне Седы. А она, оказывается, ждала меня в своей гардеробной – большой комнате со стенами цвета морской волны в дальнем конце коридора. Одежды была аккуратно развешана в открытых шкафах, сумки и платки были разложены на полках, а платки – аккуратно сложены или развешаны целыми рядами. Увидев все это великолепие, я первым делом отметила:

– Тебе обязательно нужно привести сюда мою маму, – Седа звонко засмеялась:

– Надеюсь, и такая возможность мне представится:

– Никогда бы не подумала, что ты такой шопоголик:

– Если не ошибаюсь, шопоголиками принято называть тех, кто бездумно скупает все подряд. А я просто люблю красиво одеваться, менять одежду, проводить эксперименты, миксуя различные образы. К тому же все, что находится здесь, я покупала годами. Например, этот пиджак, – она вытянула с вешалки объемный красный пиджак с большими золотыми пуговицами: – У меня хранится года два. Я ни разу его не надела, – повернула его лицом к себе, нежно погладила ткань. С ноткой печали в голосе Седа произнесла:

– Я мечтала надеть его в день, когда папу выпустят из тюрьмы. Специально храню его в чехле для этого события. Папе очень нравится, когда я в красном. Он говорит, что этот цвет лучше всего передает мой внутренний мир. А еще поднимает ему настроение, – эти слова вызвали улыбку на моем лице. Впервые Седа упомянула Абдулхамида. Причем с такой любовью!

– А это платье я берегу для свадьбы Адама, – достает из чехла длинное приталенное синее платье с хвостом и синими перьями на рукавах:

– Кстати, я, кажется, не говорила, что они с мамой сильно поругались из-за свадьбы. Она не может никак ему простить. Поэтому отчитывает его по поводу и без, – поделилась Седа:

– Не может простить что именно? – уточнила я:

– Помнишь, я говорила, что Адам не посмеет ослушаться отца и женится на Заире, как только он скажет? – я кивнула:

– Ну?

– Он осмелился. Отказался разговаривать с отцом, если он еще раз поднимет тему его женитьбы. Я как раз сидела тут, наводила порядок, когда услышала этот разговор. Адам был очень зол. Никогда не слышала, чтобы он повышенным тоном разговаривал с отцом. Не знаю, что ему сказал папа, он потом, видимо, говорил с мамой. А мама подняла эту тему, когда позже мы ужинали на кухне. Адам накричал с просьбой оставить его в покое и ушел, громко хлопнув дверью. Я думала, она вот-вот слетит с петель, – продолжила Седа и в заключении добавила: – Знаешь, Камо, Адам сам по себе очень-очень спокойный человек. Я могу по пальцам одной руки посчитать, сколько раз он повышал голос. И если он кричит, значит, его действительно довели, – я слушала Седу внимательно. Эта история хоть ненадолго отвлекла меня от собственных печальных мыслей:

– Ты чего так задумалась? Впрочем, неважно, – вывела она меня из раздумий:

– Что-нибудь приглянулось? – я подняла взгляд, который до этого был устремлен в пол:

– А?

– Ничего из моей одежды не хочешь примерить? У нас один размер, если не ошибаюсь, – внимательно разглядывая меня, заметила Седа:

– А тебе не жалко делиться своей одеждой? – осторожно уточнила я. Седа, задорно засмеявшись, отозвалась:

– Конечно, нет! Знаешь, Камо, я всегда мечтала иметь сестру. С братьями и их женами очень весело, конечно же. И мама тоже не обделяет меня вниманием. Но сестра – это совершенно другое, понимаешь? – ее наивный, добрый, чистый и благожелательный взгляд был преисполнен детской радости. Даже при всем желании я не смогла бы ей сказать, что понятия не имею, что она имеет в виду, потому что у меня никогда не было родной сестры, но были двоюродные, благодаря которым я никогда себя не чувствовала одинокой или обделенной. Мне даже в голову не приходил такой вопрос: каково это иметь родную сестру? Но, очевидно, Седа навряд ли разделила бы мое мнение:

– Очень важно иметь рядом человека, которому можешь полностью доверять, на которого можно положиться, – уклончиво ответила я. Седа весело подхватила:

– Хоть кто-то меня понимает! Давай приступим к твоему преображению?

Как заметила Рита, у меня не было ни желания, ни настроения «преображаться». Я предпочла бы спать до тех пор, пока ощущение собственной беспомощности, съедающее изнутри чувство вины меня не оставят в покое. Но нет. Мне нужно было жить дальше. И должным образом отблагодарить тех, кто оказал нам помощь. Даже если ради этого придется на ночь глядя смотреть на свое отражение, наблюдать за тем, как кожа обретает здоровый тон, губы становятся ярче, глаза – больше за счет нанесенных стрелок и теней:

– Косметика ничего так, новый бренд не разочаровал. Хотя я карандашом для губ и тушью осталась недовольна, – бормотала Седа. С первого этажа донесся голос Риты:

– Девочки! Можно спускаться!

– Сейчас придем, – бросила Седа и добавила, обращаясь ко мне: – Знаешь, в таком образе тебя надо бы вывести на набережную Босфора. Устроили бы с Марьям тебе потрясающую фотосессию:

– Как-нибудь в другой раз, – прогулка по Босфору с фотосессией – это явно перебор.

В гостиной за большим круглым столом устроились мама с Ритой. Перед ними стояла либо полная, либо наполовину пустая большая чашка чая и кусок пирога. Увидев меня, Рита с улыбкой отметила:

– Ты здорово выглядишь, дорогая, – я села между ней и мамой. Вторая странно на меня покосилась. По ее осунувшемуся, слишком бледному лицу и опухшим глазам я поняла, что она плакала. И плакала много. Очередной укол совести:

– Камо, тебе пирог положить? – я даже ответить не успела, как Седа поставила передо мной тарелку с большим куском усыпанного сахарной пудрой лакомства:

– Обмакни его в малиновое варенье. Получается просто божественно! Я сейчас принесу варенье, – с этими словами она побежала на кухню, а Рите кто-то позвонил – она отошла в другую комнату:

– Ты зачем так вырядилась? После того, что вчера произошло, тебе не стыдно так вести себя? – с возмущением в голосе шикнула на меня мама:

– Вести как, мам? Разве я могла отказать Седе, предоставившей мне свою комнату и одежду? – прошипела я:

– Могла бы хоть передо мной в таком виде не появляться, – буркнула она. Мне нечего было ответить на это. Она злится. Только потому, что я, по ее мнению, расстроена меньше, меня не волнует сам факт того, что нашего коттеджа больше нет. И пришла она к такому заключению лишь увидев меня в новой одежде и с макияжем на лице. Мама понятия не имеет, как грызет меня совесть, как я мучаюсь из-за болей в сердце, как мне тяжело наблюдать за ней – разбитой и растерянной.

Поток печальных мыслей был прерван ошеломленной Седой, которая зашла одновременно с Ритой. У второй были широко распахнуты глаза, она словно пребывала в некоей прострации. Моргнув пару раз, Рита сглотнула подступивший к горлу ком и произнесла очень тихо. Нам с мамой пришлось привстать, навострить уши, чтобы услышать ее:

– Мне только что звонил Адам. Они с Зауром в больнице. На Асламбека было совершено нападение. Он без сознания.

Глава XVII

В голове не укладывалось, как на здорового, взрослого мужчину почти два метра ростом и с крупным телосложением могли совершить нападение? И, главное, кто мог это сделать?

Эти вопросы не давали мне покоя всю дорогу до больницы. Еле уговорили Риту с Седой остаться дома, поехали с Ноем – сводным братом Адама. Мама пребывала в каком-то оцепенении. Ее рука, которую я нежно сжимала в своих ладонях, была холодная. Она дрожала несмотря на то, что ночь выдалась достаточно душной. Даже попросила Ноя выключить в машине кондиционер. Когда мы доехали до больницы, у входа нас встретил Ильяс. Он приехал сразу, вслед за Адамом и Зауром. Бросив на нас с мамой обеспокоенный взгляд, провел внутрь. Людей было мало, на нас никто не обращал внимание:

– Он лежит в реанимации, пока никого не подпускают. У него серьезное сотрясение, переломаны все ребра, – сообщил Ильяс, пока мы чуть ли не бегом направлялись к коридору, где сидели Адам с Зауром. Ильяс попробовал вызвать лифт, но тот не работал. Чертыхаясь, пошел к лестнице. Мы еле поспевали за ним:

– Эй, чемпион по легкой атлетике, нас хоть подожди, – полушутливым тоном окликнул его Ной. Ильяс замедлил шаг. Я продолжала сжимать холодную руку мамы, чувствовала ее сбившееся дыхание рядом. Если бы не оно, у меня возникло бы ощущение, что рядом со мной ходячий труп. И такое впечатление производил не только исходивший от нее холод, но и цвет ее лица, остекленевший взгляд. Внутри все переворачивалось, сжималось так, будто на меня натянули тугой корсет. Я задыхалась не столько из-за быстрой ходьбы, сколько из-за давящих со всех сторон эмоций. Сначала коттедж, теперь Асламбек. Что за ужас тут, черт возьми, творится?!

Адам заметил нас первым. Он ходил по коридору из одного угла в другой, когда мы подошли. Заур же сидел на скамейке, опустив голову, потупив взгляд. Увидев нас, он вскочил со словами:

– Мам, тебе не следовало приезжать сюда:

– Я что, должна была остаться дома, сидеть и ждать, зная, что натворили с моим сыном??? – взвизгнула мама. Заур растерялся:

– Нет, нет, я лишь имел в виду, что ты мало чем поможешь, туда никого не пускают:

– Я прекрасно это знаю, сынок, спасибо, что напомнил очередной раз! Где этот чертов доктор?! Приведите его немедленно! Мне нужно знать состояние моего сына! – продолжала мама повышенным голосом, полным нескрываемой ярости:

– Доктор там, – Адам указал на белую дверь с серебристыми ручками: – Как только они убедятся, что Асламбеку ничего не грозит, перевезут его в обычную палату, – спокойно пояснил он. Мама недовольно фыркнула:

– По-твоему, меня это должно успокоить?! – она принялась ожесточенно бить по двери кулаками:

– Мне срочно нужен доктор моего сына! Доктор! Доктор мне нужен! – схватив ее за плечи, мы с Зауром принялись ее отводить в сторону. Адам с Ильясом говорили наперебой:

– С Асламбеком все хорошо, Лейла:

– Поводов для паники нет:

– С ним все будет в порядке:

– Он в надежных руках:

– С ним все будет хорошо.

Но мама их будто не слышала. Истерика захлестнула ее. Она продолжала стучать, сопротивляясь нашим с Зауром попыткам утихомирить ее. Дверь распахнулась. Показалось лицо высокого смуглого врача в зеленом костюме, маске, очках и шапочке:

– Что у вас здесь происходит? – на ломаном русском спросил он, изумленно переводя взгляд с одного лица на другое:

– Добрый вечер. В реанимации лежит мой брат, Оздоев Асламбек Русланович. Скажите, с ним все будет хорошо? – дрожащим голосом пояснила я:

– Да, с ним все будет в порядке. Из-за сотрясения он потерял сознание, получил глубокие раны, перебиты все ребра. Но его жизни ничего не угрожает, не волнуйтесь. Поводов для такой паники нет, – спокойно уведомил нас врач, позже добавил:

– Убедительная просьба не стучаться, вы отвлекаете врачей. И вам лучше посидеть на первом этаже. Как только мы закончим, позовем вас, – первым подал голос Ильяс:

– Будет лучше, если кто-то один останется здесь. На всякий случай, так будет спокойнее, – тем временем подошел Ной со стаканчиками в руках:

– В этих автоматах отвратительный кофе. По-хорошему надо бы сгонять в кофейню, там пекут божественные на вкус булочки с корицей, – непринужденно заявил он. Поймав недовольный взгляд врача, он продолжил:

– Кофе правда ужасный. Ваши пациенты могут отравиться. Надо бы вам либо автомат менять, либо использовать другие зерна. Или как там этот кофе делается, – врач обратился к Адаму с вопросом:

– Этот чудик тоже с вами? – Ной тем временем продолжал, протянув кофе врачу:

– Вы только попробуйте его! Пить невозможно, – Адам воскликнул, обращаясь ко всем:

– Так, Ной, ты останешься здесь, а мы спустимся на первый этаж. Если что-то узнаешь, позовешь, – врач подал голос:

– Необходимости в этом нет, но если вам так будет спокойнее, оставайтесь, – Ной запротестовал:

– Нет, нет, я на такое не подписывался! Я не хочу сидеть в этом вонючем коридоре, пусть Ильяс посидит, – обратился к врачу, по-дружески ударив его по плечу: –Да-да, док, здесь стоит отвратительный запах. Вы, наверное, его не чувствуете из-за маски вашей. Не зря все-таки ее носите:

– Я пошел, – хмурый врач вернулся в реанимацию:

– У этого человека никакого чувства юмора, вот дела, – хмыкнул Ной. Его поведение позабавило всех нас. Лишь Адам с Ильясом пилили его взглядом, сжимая кулаки, сдерживая себя, чтобы не врезать:

– Мы тоже уходим. Оставайся здесь, горе-юморист, – буркнул Адам, направляясь к лестнице. Ной что-то еще кричал нам вслед, но я к его словам не прислушивалась. У него отлично получилось снять напряжение и разгладить накалившуюся до предела обстановку. Даже мама более-менее успокоилась. По крайней мере мне так казалось, пока мы не оказались на первом этаже. Медленно выпустив мою руку, она приземлилась на лавочку:

– Мам, ты чего? – окликнула ее я. Ее голова прислонилась к стене, глаза закрывались:

– Что-то мне нехорошо… – рот приоткрылся, тело обмякло:

– Заур, приведи сюда медсестру с тонометром, у нее упало давление. Быстрее, – выдала я. Присев рядом с мамой, принялась мягко поглаживать ее по лицу:

– Мам, держись, прошу. Я здесь, Заур тоже здесь, все будет хорошо. Мам, ты меня слышишь? – не заметила, как соленые слезы начали капать из глаз. Лишь по своему дрожащему голосу я поняла, что плачу. Подбежали Заур с медсестрой. Пришлось подняться с лавочки, встать рядом с потрясенным Адамом и Ильясом. Русского языка медсестра не знала, но английским владела в совершенстве. Из ее слов я поняла, что у мамы действительно сильно упало давление и ее нужно перевести в палату. Дала свое согласие, попросили пройти в регистратуру и заполнить документы. Ребята тем временем помогали перенести маму в палату.

Пока я заполняла документы, мои руки дрожали. Страх за здоровье близких, смятение, растерянность, боль в сердце, паника… каждая эмоция выражалась текущими слезами, жутким ознобом, всхлипываниями. Не могу поверить, что все это происходит со мной. Не верится, что прямо сейчас я переживаю этот кошмар. Просто не могу осознать, что все это происходит на самом деле, в реальности, что это не очередной дурацкий сон.

Проставив свои подписи, я, со скрещенными руками, повернулась спиной к регистрационному столу, чуть прислонилась к нему. Голова гудела так сильно, как будто в ней поселился кишащий пчелами улей. Кто-то протягивает мне носовой платок. Схватив его, я негромко высмаркиваюсь, стираю слезы. Вижу черные пятна. Точно! Косметика, макияж от Седы. У меня совсем вылетело из головы, чем мы занимались, пока не узнали о произошедшем. Носовой платок пахнет бергамотом:

– Мне жаль, что так произошло, – тихим голосом заговорил Адам, встав рядом со мной:

– Лейле дали успокоительное, она спит. Заур с Ильясом пошли за чаем, – сообщил он:

– Это все моя вина. Коттедж сожгли, Асламбека избили, мама в больнице, – всхлипнула я. Чуть помолчав, Адам спросил:

– Тебе легче от этого? – я, нахмурившись, подняла на него взгляд:

– Что? – он посмотрел на меня серьезно:

– Принимать на себя груз ответственности за случившееся, не имея при этом возможности что-то изменить – глупое и бесполезное занятие. Одним словом, это называется «самобичевание»:

– У меня хотя бы хватает смелости признать свою вину, – напомнила я:

– А разве это что-то меняет? – резко выдал Адам. Я задумалась, потупив взгляд:

– Ничего это не меняет, – устало выдохнула я:

– Завтра днем либо послезавтра утром Асламбека переведут в обычную палату. А твою маму выпишут завтра вечером. Ей придется сдать кровь, провериться как следует. Возможно, ей пропишут успокоительные, – констатировал Адам:

– Откуда такая осведомленность? – поинтересовалась я. Он пожал плечами:

– Это всего лишь прогнозы. Я не гарантирую, что так будет на самом деле, – неожиданно я заявляю:

– Мне нужно домой. Прямо сейчас, – Адам смотрит на меня со смесью удивления и негодования:

– Что-то срочное? – лишь уточняет он. Я неуверенно киваю:

– Поехали, – мы направляемся к выходу из больницы.

При других обстоятельствах я бы черта с два села в одну машину с Адамом, без Заура, Асламбека, мамы или Риты. Но та идея, пришедшая мне в голову, требовала немедленного воплощения. Иначе, зная себя, я передумаю. Хорошо, что Адам понял, куда именно мне надо. Привез к своему дому, который оказался удивительно близко от больницы. Видимо, еще сказывалось отсутствие пробок:

– Подожди здесь, я быстро, – прошу я Адама и выпрыгиваю из машины.

Риты и Седы на первом этаже не было, я торопливо начала копаться в сумках, которые стояли в коридоре. В них были сложены наши документы и деньги. По крайней мере то, что удалось сохранить. Все, нашла! В глубине справа лежал конверт, который когда-то давно вручал мне Али. Плата за мое молчание. Компенсация за моральный ущерб и сердечные страдания.

Залезаю в другую сумку. Удивительно, что мама с Зауром умудрились столько всего собрать за короткое время. Под ноутбуком Заура вижу бархатную коробку, в которой лежит мой пистолет. Заряжен. Пуль достаточно.

На вешалке висит мужская черная кожаная куртка и кепка. Поспешно надеваю их, прячу конверт с пистолетом в карманы и выхожу.

Увидев меня в таком виде, негодование Адама возросло. В изумленном взгляде читался вопрос «Что ты задумала?»:

– У меня к тебе просьба, Адам, – серьезно начинаю я, не отводя от него внимательного взгляда:

– Ты обещал папе защищать меня, не так ли? – этот вопрос не требует ответа, поэтому я достаю пистолет. Адам напрягается. Я это чувствую по тому, как изменилось его дыхание, взгляд стал тверже, челюсть сжалась:

– Достойная защита требует жертв. Ты не сдержишь свое слово до конца, если не поможешь мне избавиться от источника всех опасностей, которым подверглась моя семья:

– Просишь меня убить Саида cвоим пистолетом? – напрямую спрашивает Адам:

– Я бы, и сама это сделала, но боюсь промахнуться, – уклончиво отвечаю я:

– Камилла, ты понимаешь, насколько это рискованно? Избавившись от Саида, ты не отгородишь ни себя, ни своих близких, – спокойно, но жестко проговаривает Адам:

– Так семейство этих тварей осознает, что шутки со мной плохи. И отстанет от нас, – раздражаюсь я:

– Камилла, нет. Смерть одного человека лишь усугубит ситуацию. Я еще молчу об аресте… – начал было Адам. Я прерываю его со словами:

– Так бы сразу и сказал, что за свою свободу беспокоишься. Это не бесплатная услуга, я готова щедро заплатить, – вытягиваю конверт с деньгами:

– Убери немедленно, – шипит Адам. Я уже готова заплакать. Но вместо этого выдаю:

– Почему ты отказываешься, Адам? Убивать людей ведь у тебя в крови, – по ярости, ясно выраженной в его взгляде, я понимаю, что затронула больную тему:

– Что ты сказала? – непринужденно продолжаю:

– Кровная месть, осуществленная твоим отцом за убийство твоего дяди. Абдулхамид смог ведь убить другого человека. И ты сможешь. Чем ты лучше своего отца, в конце концов? – я была уверена, что он на меня накричит. Или выхватит из моих рук пистолет и убьет прямо сейчас, в своей же машине. Но он меня вывел, раскромсав план, который я даже толком озвучить не успела:

– Выходи, – пробормотал Адам. Сначала я подумала, что ослышалась:

– Что?

– Выходи из моей машины немедленно, – отчеканил он. Больше повторять не требовалось. Громко хлопнув дверью, я покинула салон машины. Жаль, что не додумалась плюнуть ему в лицо.

Вернулась обратно в дом. Ощущаю пустоту, сосет под ложечкой. Но плакать сил не осталось. Я сажусь на пол прямо в коридоре, обняв колени, спрятав лицо ладонями. В такой позе застает меня Рита:

– Камилла, что-то случилось? Почему ты вернулась? – в ее голосе звучит тревога. На меня наваливается усталость:

– Ничего. У мамы упало давление, ее положили в палату. Асламбека должны завтра или послезавтра перевести в отдельную палату. Врач сказал, что его жизни ничего не угрожает, – сообщила я. Рита с облегчением выдохнула:

– Слава Аллаху. Ты, видимо, сильно устала. Можешь поспать в гостевой, это третья дверь по коридору слева, на втором этаже. С утра я приготовлю что-нибудь для Асламбека и Лейлы, и мы вместе их навестим. Что скажешь? – однако ответить я не успела. Во входную дверь постучались. Пришлось встать:

– Камо, почему ты вернулась? – на пороге стоял Заур:

– Мне нужно было кое-что проверить, – неуверенно отозвалась я, затем добавила: – А ты?

– Я за тебя испугался. Адам сказал, что ты захотела домой, – не успела я ответить, как голос подала Рита:

– Так, дети мои. Предлагаю вам разойтись по спальням и поспать до утра. Заур, можешь занять спальню Адама. Этой ночью он уже не приедет, – возражать хозяйке мы не стали.

Сидя на мягком ковре светло-бежевого цвета в гостевой спальне, я положила перед собой конверт с деньгами и пистолет. Принялась думать, как я могу их использовать так, чтобы причинить Саиду боль. Уничтожить его. Сделать его жизнь невыносимой. Подвергнуть его бесконечным мучениям. Превратить его жизнь в сплошной ад.

Сложно описать словами ненависть, которую я испытывала к этому человеку. Никакими метафорами, сравнениями или образами не изобразить гнев, который меня захлестывал. Я не могла трезво соображать, полностью поддавшись охватившему негативу. Если я не дам ему выход прямо сейчас, есть вероятность, что сорвусь на близких. Как я уже сорвалась на Адаме. На него я тоже злюсь, но внимание сфокусировано на том, как я могу испортить Саиду жизнь. Итак, что у меня есть? Напичканный деньгами Али конверт, мой пистолет. Нанимать киллера слишком затратно и рискованно. Я должна осуществить свою месть самостоятельно. Или хотя бы с одним сообщником, которому я могу доверять. Но если это не Адам, то кто?

Раздается стук в дверь:

– Кто это? Заходи! – на пороге стоит Заур:

– Ты не сняла кепку, – с усталой улыбкой замечает он. Я отвечаю не сразу:

– Ты был в комнате Адама? – мой вопрос вызывает у него негодование:

– Э-э-э, да, – я встаю, подхожу к Зауру ближе, кладу руки на его плечи, пристально смотрю в глаза:

– Помнишь, как один раз ты у Асламбека спросил, когда я вернусь к Саиду? – теперь он удивлен:

– Вообще-то я спрашивал не совсем об этом, но да, помню:

– Ты все еще хочешь, чтобы я к нему вернулась? – Заур смотрит на меня с сожалением:

– Камо, я не должен был так говорить, мне жаль. Но я не понимаю, с чего такие вопросы. Ты ведь не думаешь, что это он на Асламбека напал? – я поспешно ответила:

– Такие выводы делать рано. Но тебе выпала прекрасная возможность загладить свою вину, – Заур хмурится, скрестив руки на груди:

– Сначала проводишь меня в комнату Адама? Нужно найти кое-что.

Синие стены, на стуле у письменного стола висит чуть ли не половина его гардероба. На полу – большой тонкий ковер темно-коричневого цвета. Вся мебель из светлого дерева. Полки расставлены книгами. Повернув кепку набекрень, я принимаюсь за поиски:

– Только осторожно, ничего не урони. Если Адам узнает, что я позволил тебе копаться в его вещах… – предупреждает меня Заур:

– Не шуми, нас могут услышать, – полушепотом прошипела я. Ящики письменного стола закрыты на ключ. Черт возьми! Лезу в шкаф с одеждой, смотрю в коробках под кроватью, на полках – ключа нигде нет:

– Камо, что ты ищешь хоть? – Заур стоит у порога на случай, если Рита или Седа проснутся:

– Мне нужно открыть ящик письменного стола, ключа нигде нет, – в моем голосе звучит паника:

– Подожди, – Заур достает связку ключей из кармана своих черных спортивных штанов:

– Это случайно не он? – вытягивает маленький ключ. Я чуть ли не завизжала от радости:

– Да, он самый! – я ожидала увидеть внутри этого ящика что угодно. Наркотики, порно, запрещенные книги, а тут оказались письма. Множество писем. Целые связки писем. Рассматривать и читать их времени и желания у меня нет, поэтому я поспешно щупаю каждый конверт и возвращаю его на место, не обнаружив то, что мне нужно. Нахожу телефон внутри второго ящика. Зажигалка здесь же:

– Что это? – за моей спиной появляется Заур. Доставая телефон, дрожащими пальцами нажимая на единственный контакт, я отвечаю:

– Это месть.

Приходится приложить максимум усилий, чтобы мой голос звучал уверенно, спокойно:

– Камилла Руслановна, неужели это ты? – звучит на том конце провода. Боль в сердце усиливается, отдаваясь бешеным ритмом с каждым ударом:

– Я хочу с тобой встретиться, – в моем голосе звучат стальные нотки:

– Ты еще в Стамбуле? – ха! Будто он не знает:

– Да. В одном районе, в часе езды от нашего коттеджа, есть тир. Сможешь туда подъехать в течение часа? – Заур с широко раскрытыми глазами размахивает руками, мол, что за чертовщину ты творишь:

– Ну, хорошо. Ты мне точный адрес отправь сообщением:

– Увидимся, – бросаю телефон, сразу обращаюсь к Зауру, протягиваю его:

– Отправь ему точный адрес тира, куда меня Асламбек водил. Поехали, – я привстаю. Проверяю. Пистолет на месте, зажигалка – тоже:

– Камо, что ты задумала? – об этом меня спрашивает Заур после того, как мы сели в машину:

– С Саидом поговорить хочу, – отрезаю я:

– В тире? – восклицает он. Молчу:

– А если там кто-то будет? Ты об этом подумала? – у Заура паника, понимаю это по его голосу. Но вместе с тем он взволнован так, будто стал соучастником преступления:

– В пять утра? – хмыкаю я. Теперь молчит Заур.

Всю дорогу мы молчим. Я обдумываю, что скажу Саиду, когда увижу его, а Заур, видимо, придумывает, как будет спасать свою шкуру, если что-то пойдет не так.

Дорога мне кажется бесконечной. Колени дрожат, я нервно покусываю губы, ногти впиваются в ладони. Больно, но я не обращаю на это внимание. Пистолет с зажигалкой в кармане куртки будто тянут меня вниз. Неожиданно Заур хватает меня за руку, смотрит на меня бодро, с вымученной улыбкой:

– Я с тобой, Камо. Не бойся, – по его бледному лицу сразу видно, насколько ему страшно самому. Но он старается это скрыть, убедить меня в правильности сделанного выбора. Хоть я и не озвучила Зауру, какова цель этой встречи. Полагаю, он либо думает, что я собираюсь убить бывшего мужа, либо вернуться к нему:

– Спасибо, что ты рядом, Заур, – искренне благодарю я:

– Почти доехали, – замечаю знакомый поворот:

– Не заворачивай. Подожди меня здесь, хорошо? Если я не появлюсь в течение 10 минут, иди за мной, – не успевает Заур ответить, как я выпрыгиваю из машины и направляюсь к тиру. У самого входа стоит знакомый Мерседес. Прячу руки в карманах. Наличие пистолета внушает мне уверенность.

В тире стоит полумрак. Первые лучи солнца освещают лишь одну стену. Запах лука меняется запахами машинного масла и мужского пота. Высокая фигура в темно-синих джинсах, черных кроссовках, белой футболке и сером пиджаке с засученными рукавами с интересом оглядывает помещение. Его волосы стали длиннее, щетина – гуще. Лицо осунулось, побледнело, из-за чего его глаза кажутся ярче:

– Доброе утро, Камилла Руслановна, – я останавливаюсь в двух метрах от Саида:

– Я рад, что ты мне позвонила. Но почему ты назначила встречу здесь, в таком убогом месте? – его красивое лицо искажает неприятная гримаса:

– Я бы предпочел отель или… – Саид приближается:

– Не подходи ко мне! – выкрикиваю я. Он замирает:

– Как скажешь. Только не паникуй так:

– Ты сжег наш коттедж, – констатирую я:

– А ты сожгла нашу квартиру, – парирует Саид:

– Напал на моего брата, – раздается смешок:

– На которого? – с раздражением проговариваю:

– Только не делай вид, будто сам не знаешь:

– Клянусь Аллахом, понятия не имею:

– Я тебе не верю, – процедила сквозь зубы: – Я не верю ни одному твоему слову! – достаю пистолет, целюсь на Саида. Лишь на мгновение в его взгляде мелькает страх. И чтобы не выдать его, он усмехается:

– Клевая игрушка. На распродаже купила? – за спиной Саида приоткрыта дверь подсобки:

– Туда, живо, – киваю в ее сторону. Саид поворачивается:

– Что? Нет, я туда не пойду, – ярость накатывает с новой волной:

– Я сказала, живо! Иначе я буду стрелять, – мои слова вызывают у Саида лишь смех:

– Будешь стрелять, значит? Ну давай, попробуй, – и я стреляю. Пуля пролетела лишь в нескольких сантиметрах от его макушки:

– Еще раз? – я делаю несколько шагов вперед:

– Либо ты немедленно заходишь в подсобку, либо я в прямом смысле размажу тебя по стенке, – шиплю я. Дыхание Саида учащается, руки, согнутые в локтях, тянутся вверх:

– Камилла, прекрати. Ты этого не сделаешь:

– Ты сжег наш коттедж. Ты напал на моего брата, – Саид с отчаянием в голосе выкрикивает:

– Да не нападал я, черт возьми, на него!

– Закрой свой рот! – в тон ему отвечаю я. Как только он оказывается в подсобке, сразу же закрываю за ним дверь на ключ:

– Камилла, что ты задумала? Открой, Камилла, – сдержанно стучит он:

– Попробуешь выйти, я тебя пристрелю, – рявкаю я, держа пистолет в вытянутой руке. Стуки Саида становятся громче, чаще:

– Камилла, хватит, это больше не смешно:

– Думаешь, я тут смеяться с тобой приехала?! – восклицаю я, перекрикивая его частые удары. Саид уже начинает вопить:

– Камилла, выпусти меня! Выпусти сейчас же! Я не могу здесь находиться! Открой эту дверь, Камилла! Открой эту чертову дверь!!! – я прислоняюсь спиной к двери, наваливаюсь на нее своим весом. Перед глазами проносятся все кошмары, которые сопровождали меня с тех пор, как я от него сбежала. Ощущаю запах горящего коттеджа, чувствую холодную руку матери, теплую ладонь Заура, убеждающего меня в том, что он рядом. Чьи-то руки снова сжимают мое горло, я начинаю задыхаться. Адская боль в сердце сжигает изнутри. Горячие слезы текут по щекам, эмоции, испытанные на протяжении последних двух месяцев, разрывают меня на куски, звучат в воплях Саида. Я скатываюсь на холодный пол. Уставшая, изможденная, спрятав лицо в коленях, со сжатыми кулаками, в плену собственных чувств, воспоминаний, причиняющих боль. Пистолет лежит под моими ногами:

– Камо! – звучит знакомый голос, выводя меня из образовавшейся паутины отчаяния. Держась за ручку закрытой подсобки, я встаю:

– Он там, внутри? – шепотом спрашивает Заур. Киваю. Младший брат прижимает меня к себе, мягко поглаживая по волосам:

– Камо, он разбил тебе сердце и причинил тебе боль. Я вижу, тебе сейчас очень тяжело. Но если и он будет страдать, тебе от этого легче не станет, – отпускает, трясет за плечи, будто пытаясь меня образумить:

– Камо, ты должна его выпустить. Саид сойдет с ума, ты слышишь, как он кричит? – помимо криков я слышу, как он бьется об эту дверь:

– Камо, выпусти его. Ты уже достаточно отомстила, – голос брата звучит спокойно, ласково, будто он убаюкивает маленького ребенка:

– Камо, я рядом, не бойся. Саид больше никогда нас не тронет, я тебе обещаю, вот увидишь, – я поднимаю на Заура глаза, полные слез: