Читать книгу: «Сбежавшая жена», страница 7

– Ничего удивительного, – отрезала я. Забрав подписанные документы, она пробежала их глазами снова и отправила в нижний ящик своего письменного стола, который после этого заперла на ключ:

– Отлично, этот вопрос закрыли. Ты хочешь остаться здесь, в этом зале, или вернешься в ресторан? – я на секунду замешкалась, не зная даже, что мне делать дальше. Идти в ресторан я смысла не видела, а оставаться здесь…:

– Пожалуй, я останусь. Рита, а тут можно где-нибудь поспать? – женщина посмотрела на меня как-то странно. С примесью негодования и удивления:

– Попробуй, – вымолвила она наконец, а потом направилась к выходу из кабинета. Открыла стеклянную дверь и пропустила меня вперед:

– Смотри, этот зал редко остается пустым надолго. Вот, что я говорила! – стоило мне оказаться в зале, как я тут же наткнулась на группу собравшихся студентов:

– Это наши ребята. Собираются здесь чуть ли не каждый день. Адам против таких сборищ, разгоняет их, когда бывает здесь. А сегодня, видимо, кто-то пустил слух, что его не будет, вот и собрались, – всего за минут 5–10 минут, пока я сидела с Ритой в кабинете и подписывала договор, тут успело собраться почти 20 человек. Я насчитала 11 парней и 9 девушек. Подходили еще. Ребята собирались кучками. Кто-то стоял у окна, кто-то устроился прямо на столе, кто-то сидел в углу, а один высокий шатен с тяжелой челюстью принялся доставать ковер из-под стола. Девушки тоже стояли в стороне. Кто-то принес с собой чипсы и соки. Невысокий парень с русыми волосами и в затемненных очках, очевидно, лидер собравшейся группы, заметил Риту и направился в нашу сторону:

– Добрый день, Рит. Мы тут посидим немного, пока не началось ваше собрание. Хотели сыграть в мафию, – заговорил он на чистом чеченском языке: – Как поживаете? Что дома нового? – бросил на меня взгляд из-под очков:

– Привет, Шамс. Все хорошо, спасибо. Выкладывай, кто слух пустил? – сначала парень замер, не ожидавший, очевидно, такого вопроса, затем почесал кончик носа указательным пальцем, усмехнулся и произнес:

– Понятия не имею, что вы имеете в виду, – в ответ Рита лишь слегка ударила его по руке и раздраженно заявила:

– Со мной-то хоть не притворяйся. Если бы Адам был здесь, ни один из вас сюда даже не сунулся бы. Значит, кто-то вам сказал, что его здесь сегодня не будет:

– Рита, мы и так планировали собраться сегодня, и даже если бы Адам был здесь, он бы нас не остановил:

– Хитрец, – Рита презрительно сощурилась, а губы сложила в тонкую нитку:

– Клянусь Аллахом. Рит, понимаешь, тут дело вот в чем, – Шамс сделал шаг вперед и слегка наклонился, будто хотел сообщить Рите конфиденциальную информацию:

– Видишь вон ту девушку? – указал на высокую блондинку с конским хвостом и в пестром фиолетовом платье ниже колена. Она стояла рядом с брюнеткой и девушкой, чьи волосы были полностью прикрыты под черным шелковым платком:

– Ну? – кивнула Рита:

– Ее зовут Самира, и она очень нравится Мураду. Помнишь Мурада? Мы каждую неделю вместе играем в футбол:

– Ну? – повторила Рита:

– Но дело в том, что он очень стесняется знакомится с ней лично, и попросил хотя бы раз или два в неделю собирать наш народ, чтобы тут как-нибудь с ней сблизиться, – бормотал Шамс:

– Ничего не понимаю. А не легче попросить кого-нибудь из друзей или родственников свести их? К чему все усложнять? – недоумевала Рита. Шамс усмехнулся:

– Мурад просить так тоже не хочет, – в ответ она лишь вскинула брови, мол, черта с два поймешь причуды современной молодежи:

– Хорошо, оставляю вас на попечении Камиллы, – ее лицо и лицо Шамса повернулись в мою сторону:

– Проследи за тем, чтобы эта саранча соблюдала границы приличия, – с этими словами Рита удалилась из зала. Интересно, как я «прослежу за тем, чтобы эта саранча соблюдала границы приличия», если никого здесь не знаю? У меня возникло ощущение, будто меня оставили нянькой в окружении детей, которых я вижу впервые. Хотя так оно и есть на самом деле, если опустить тот факт, что эти дети ненамного младше меня. Вот Шамсу, который отошел, чтобы поговорить с высоким тощим брюнетом с длинной челкой, я бы дала максимум 22. О! Хоть одно знакомое лицо! Я увидела заходящую в зал Даяну. Только униформу она сменила на шифоновый черный халат с оборками на конце и с поясом на талии такого же цвета и из той же ткани. Она подошла к компании трех девушек, по одной из которых воздыхал Мурад. Интересно, а кто из собравшихся Мурад? Я пыталась среди молодых людей найти того, кто смотрел бы на блондинку заинтересованным взглядом, но, черт возьми, пару минут спустя я поняла, что этих заинтересованных взглядов слишком много. Ладно, пока никто не обратил на меня внимание, будет проще слиться со стоящим в углу растением и просто наблюдать за тем, что будет дальше. Меня даже радовал тот факт, что молодые люди были настолько увлечены друг другом и не обращали внимание на стоящую в углу девушку. Когда ковер разложили, Шамс позвал всех сыграть в мафию. При этом попросил удалиться в зал ресторана тех, кто играть не намерен. К сожалению для Мурада и еще нескольких парней, одной из первых удалилась блондинка. Следом за ней к выходу направилась шатенка, которая сопровождала ее, и Даяна. Девушка в черном платке осталась. Лишь когда она уселась на ковер между парнем с челкой и девушкой с каштановыми кудрями, я заметила крупные стрелки на ее веках и смуглый блеск на ее не менее смуглой коже:

– Ты играть будешь? – неожиданно обратился ко мне Шамс:

– Если не сыграю, меня тоже выставишь? – оскалила я зубы. Парень растерянно почесал затылок:

– Ну-у-у… таковы правила, – я сделала шаг вперед. Ребята сели кругом. Девушки сидели, очень плотно прижавшись к друг другу, а парни уселись напротив, посвободнее, широко расставив ноги или руки:

– Подвиньтесь, если вас не затруднит, – на чеченском заговорила я, усаживаясь в центре между двумя парнями. По недоуменным, удивленным взглядам и образовавшейся тишине я поняла, что ребята немного в шоке. Тем не менее я непринужденно повернулась к Шамсу:

– Ну что? Мы будем сегодня играть хоть?

Мне понадобилось немного времени, чтобы избавиться от охвативших меня стеснения и растерянности, которые я испытывала всякий раз, когда оказывалась среди незнакомых людей. Вслушиваясь в их непринужденную болтовню, вглядываясь в наивные, веселые, беззаботные лица я поймала себя на мысли, что среди этой толпы я самая взрослая. Что головой, что цифрами. Поэтому я чувствовала себя спокойно и легко. К тому же родная речь, ощущение того, что вокруг меня земляки, сыграли заметную роль.

В студенческие годы мы точно так же, как и сейчас, часто собирались с земляками и играли в мафию. Настолько увлекались, что теряли связь между игрой и реальностью. Она нас объединяла. И роли, полученные на какой-то промежуток времени, раскрывали человека с неожиданных сторон. Кому-то роль мафии не подходила от слова совсем, потому что человек просто-напросто не умел скрывать свои эмоции. А среди мирных жителей обязательно находился тот, кто хотел привлечь к себе все внимание и агитировал против другого игрока. А кто-то сидел и молчал всю игру, вживаясь в роль идеального убийцы. И именно он оказывался либо маньяком, либо комиссаром, либо главой мафии.

На этот раз мне посчастливилось примерить на себе все роли. В конце я вообще стала ведущей. Когда часы пробили шесть вечера, большая часть ребят разошлась, осталось трое парней и две девушки. Их я попросила убрать мусор и навести здесь порядок. Мы потрясающе провели время. Шутки, взрывы хохота, анекдоты, различные истории. У меня создалось ощущение, будто я знаю этих людей лет десять. Некоторые девушки спрашивали мой ник в инстаграме, а Шамс хотел добавить меня в общую беседу в мессенджере. Но когда я сказала, что у меня нет телефона, ребята посмотрели на меня, как на ненормальную. А сей факт напомнил мне о том, что я не отношусь к группе этих беззаботных и счастливых студентов. Я сбежавшая жена, разведенная с букетом психологических травм, которая вступила в клуб «Отчаянных домохозяек», чтобы избавиться от кошмаров и призраков прошлого, зажить настоящим и, наконец, понять, что мне делать со своей жизнью дальше. Но ребятам об этом знать необязательно. Пусть продолжают думать, что я обычная девушка, которая приехала с мамой и младшим братом отдохнуть в Стамбул. Но мой отдых обернулся кошмаром, потому что родители начали ремонт в коттедже и попросили о помощи Адама, которого я невзлюбила с первой встречи. Последнее я преподнесла более завуалированно, конечно же.

Ровно в 7 зал переполнился женщинами. Кто-то приходил в домашних платьях и тапках, в пестрых платках, в намазниках, кто-то шел с работы или с места учебы. По усталым лицам женщин было очевидно, что весь день они потратили на тяжелую работу и пришли сюда ради отдыха. Официантки поставили на длинный стол напитки и различные нарезки:

– У нас все собрались? Рада вас приветствовать на нашем очередном собрании, дамы, – торжественно заявила входящая Рита:

– Рассаживайтесь поудобнее. Сегодня у нас несколько новых участниц. И одна из них уже изъявила желание поделиться своей историей. Лара? – из-за ее спины показалась невысокая смуглая девушка, чей большой голубой платок закрывал волосы и подчеркивал голубизну ее глаз. Длинное шифоновое платье изумрудного цвета выгодно подчеркивало смуглую кожу девушки. Несмотря на внешнюю робость, во взгляде Лары отражались твердость и уверенность. Она точно знала, что будет рассказывать и как именно преподнесет свою историю. Девушка села на один из мягких стульев, которые мы расставляли перед началом собрания с оставшимися ребятами:

– Добрый вечер. Для меня большая честь присутствовать здесь с вами. Отдельное спасибо Рите за приглашение, – она подняла брошюру, которую сжимала в руках, и бросила полный благодарности взгляд на основательницу клуба. Та, кстати, сидела на другом конце круга. Я же села посередине, и, подобно остальным участницам, с замиранием ждала историю. Сглотнув подступивший к горлу ком, Лара продолжила:

– Я полгода не могла выходить на улицу. Несколько месяцев мне снились кошмары. Я просыпалась по ночам из-за того, что мне мерещилось, будто меня душит старшая сестра. Мы с мужем уже три месяца пытаемся завести ребенка, не получается. А замужем я полтора года. Я боюсь устраиваться на работу, боюсь контактировать с незнакомыми людьми, боюсь оставаться одна с тех пор, как на нашу семью обрушилось такое горе, которое довело до инсульта мою покойную мать и убило от горя моего отца, – ее подбородок задрожал, а по щекам покатились слезы. Всхлипнув, собрав волю в кулак, она продолжила:

– Три года назад я потеряла старшую сестру. Она сбежала, не вынеся постоянные скандалы и драки родителей. Два года назад, через знакомых и друзей своих родителей, я узнала, что она стала личной эскортницей одного влиятельного человека… – очередной всхлип:

– Месяц спустя после этого до меня дошли слухи, что ее изнасиловали, подсыпав тяжелый наркотик, и отправили за решетку, – вопли… режущая боль в низу живота… кровавое месиво вместо платья… я ощущаю, как капли пота стекают вниз по моей спине. Примерно догадываюсь, что Лара скажет дальше, но неожиданно для себя начинаю молиться о том, чтобы мои догадки не оправдались:

– А год назад Латифа покончила с собой. С тех пор моя жизнь превратилась в кошмар.

Глава Х

«– Она знает, почему Али запер тебя на 8 часов в морге последний раз?

– К чему ты клонишь?

– Латифа, которая якобы соблазнила твоего отца и которую ты изнасиловал, покончила с собой:

– И что? Хочешь сказать, что она убила себя из-за меня?

– Она же не первая любовница твоего отца, которую ты решил, так скажем, наказать:

– И что? Они сами виноваты, нечего было соблазнять женатого человека, тем более с таким громким именем:

– И поэтому ты изнасиловал восемь его любовниц. Ты еще и наркотики им подсовывал, чтобы окончательно испортить их жизни:

– Я поплатился за это, и ты прекрасно об этом знаешь…»

Камилла, дыши. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Вдох…

Текущая вниз кровь по бедрам.

Выдох.

Звуки поспешных шагов.

Вдох.

Запах спирта и горящей квартиры.

Выдох.

Сердце, стуки которого заглушают отчаянные вопли, рвущиеся из груди.

Вдох…

Я стою на тротуаре, прислонившись к бетонной стене. Мои ноги будто стали ватными, а весь плотный обед, съеденный в ресторане, вылетел наружу, спугнув копошащихся у мусорных баков кошек. Впрочем, я их не виню. По щекам рекой текут слезы, которые я даже остановить не в состоянии. Почему я вспомнила именно этот эпизод? И все кошмары, которые приходили ко мне по ночам, вышли в реальность. Саид…

Я думала, что только-только избавилась от воспоминаний, смирилась с болями в сердце и предприняла первые шаги, чтобы зажить настоящим. Одного имени хватило, чтобы вернуться в прошлое и заново пережить испытанный ужас. Нет, ошибаться я не могла. За стеной сидит девушка, чью жизнь разрушил мой бывший муж. Так он еще и стал причиной смерти ее родителей! Неужели Саид не осознавал этого? Неужели обида на падшую женщину настолько затуманила его сознание, что он напрочь забыл о том, что она тоже – чья-то дочь и сестра? До того, как она узнала Али, у нее была нормальная жизнь. Сложная, да. Но у нее были родители, сестра, которые любили ее и дорожили ею. Конечно, возникает вопрос, почему они не попытались ее вернуть, ей помочь? Хотя какая сейчас уже разница? Зачем ломать голову над вопросами, ответить на которые никто не сможет? А сколько еще таких семей, чьи дочери стали жертвами изверга – моего бывшего мужа? Меня опять начинает тошнить. Сжимаю ладонью рот, чувствую капли пота, текущие по вискам и по лбу. К счастью, на тротуаре никого нет, издалека доносится шум прибоя, пение чаек, чужие голоса, звуки проезжающего транспорта. Мне нужен морской воздух. У Босфора наверняка будет прохладнее, а тут я задыхаюсь не столько из-за охватившей меня паники, сколько из-за жары. С текущими по щекам слезами я еле отхожу от бетонной стены и шатающейся походкой направляюсь в сторону Босфора. Всякий, кто обратит на меня внимание, наверняка подумает, что я под кайфом. Представляю, насколько странно я выгляжу со стороны. Но разве это то, что должно меня волновать прямо сейчас? Нет, это лишь мои жалкие попытки изменить фокус внимания. Обратиться к внешним факторам, чтобы закрыть доступ к воспоминаниям.

Мне глубоко жалко Лору. Я, как бегущая от пожара, выбежала из зала, чтобы не видеть ее лицо, не слышать ее голос. Но разве от боли можно убежать? Я чувствую себя так, словно стала соучастницей преступления, будто из-за меня Латифа покончила с собой. С другой стороны, у меня такое ощущение, будто я стала свидетельницей случившегося, позволила Саиду сделать то, что он сделал. Опять приступ тошноты. И меня бросает в жар. Даже дующий со стороны Босфора прохладный ветер не ощущается. В голове стоит шум, вопли, которые я слышала в кошмаре. Глаза застилает от слез, а мысли лихорадочно крутятся, смешиваются, бьются друг об друга с невероятной силой. Жаля друг друга, они образовывают поток воспоминаний, где все хорошее, связанное с Саидом, тонет во всем плохом, что произошло после нашей свадьбы. Как же мне больно…

Я сажусь на холодный большой камень на берегу Босфора. Люди странно оборачиваются в мою сторону; кто-то предлагает свою помощь, а кто-то с отвращением бросает взгляд на грязную футболку. Вода спокойно течет, образовывая невероятно красивый цвет, чуть светлее ночного неба. Сумерки плавно опускаются на город, а стамбульская ночная жизнь только-только просыпается. Оранжевый свет от фонарей перекликается с пестрыми красками витрин мелких магазинчиков и прилавков. Громкие голоса переговаривающихся между собой или с туристами продавцов перекрывают шум трамваев, проплывающих кораблей. Этот город живет своей жизнью. Яркой, веселой и незабываемой. В ней нет места мрачным теням, печали, горю или отчаянию. Именно поэтому я здесь и оказалась. Ведь до сегодняшнего дня мне здесь ничего не напоминало о Саиде. Разве что Босфор, столь сильно ассоциирующийся с его глазами.

Мне пришлось закрыть рот рукой, чтобы рвущиеся из груди рыдания не привлекли внимание прохожих. Как я могла влюбиться в такого человека? Как я могла согласиться выйти за него замуж? Как я могла ему позволить настолько себя околдовать? И от чего мне сейчас так больно: оттого, что любимый человек оказался монстром? Или оттого, что я не смогла принять его темную сторону?

У меня не было ответа ни на один из этих вопросов. Я пыталась утихомирить рвущиеся наружу эмоции и больно колотящееся сердце. Я задыхалась. Даже здесь, на прохладном, свежем, чистом воздухе мне не хватало кислорода. Как будто меня в мертвых тисках прижимали к себе сильные руки с аристократичными длинными пальцами. Причем настолько сильно, что я не могла пошевелиться.

Спустя какое-то время мне удалось восстановить дыхание. Я начала икать, как после продолжительного плача. Сделав еще раз дыхательное упражнение, я опустила руки в воду и прополоснула лицо. Ветер мгновенно обволок меня с головы до ног и унес с собой захлестывающие, колючие, неприятные эмоции. Боль в сердце усилилась, у меня дрожали колени, но в голове более-менее прояснилось. Несколько минут я сидела на камне с широко разведенными в разные стороны руками. Когда начали затекать плечи, опустила их, провела ладонями по холодной поверхности камня и повторила дыхательное упражнение. Закрыв глаза, я максимально сосредоточилась на своих ощущениях. Мысли путаться перестали, я неосознанно начала повторять шепотом аяты из Корана, которые обычно читала после молитвы. После повторения каждого из них глаза наполнялись слезами. Но это уже были слезы благодарности, слезы раскаяния. Да, сейчас мне очень больно. Да, я пережила жуткое потрясение. Да, мое сердце разбито вдребезги, а сил для того, чтобы собрать его снова, у меня не осталось. Да, мне сейчас тяжело так, как не было еще никогда. Да, я вынашиваю с собой тайну Саида, не осмеливаясь с кем-либо ею поделиться. Боюсь навлечь неприятности на близких, остерегаюсь последствий. Когда я обрету покой и приму действительность, я не знаю. Потрясение еще не прошло, я не знаю, как мне смириться со случившимся. И можно ли прожить нормально весь отведенный мне срок, зная, что человек, которого я считала самым близким, творил такие зверства? Или творит до сих пор… От этой мысли у меня даже голова кругом пошла.

Такими темпами, сидя на камне и перебирая сотни подобных вопросов, я ничего не добьюсь. Мне нужно найти способ хоть с кем-нибудь поделиться тайной Саида. Она убивает меня изнутри, я не могу одна ее вынашивать всю оставшуюся жизнь и чувствовать себя при этом нормально. Я не могу жить с осознанием, что человек, из-за которого погибло столько невинных людей, спокойно разгуливает на свободе и продолжает портить жизни подчиненных, якобы не справляющихся со своими полномочиями. Мне больно от осознания того, что моей власти недостаточно, чтобы что-то с этим сделать. Я навсегда отрезала себя от Саида в целях самозащиты и самосохранения. Какая бы гениальная идея ни пришла мне в голову, реальность расшибет ее в лепешку. А реальность такова: я провожу оставшееся лето в Стамбуле, связанная по рукам и ногам мамой и Зауром, находящаяся под их пристальным надзором и контролем. И если я прямо сейчас не вернусь домой, меня ждут большие неприятности. Конечно, во мне теплится надежда, что мама окажется настолько поглощена ремонтом и не обратит внимание на мое долгое отсутствие. А если заглянет Рита, дабы убедиться, что я убежала домой в целости и сохранности? И расскажет маме о произошедшем? Нет, я не могу этого позволить.

Поднявшись на обе ноги, я направляюсь в сторону тротуара, откуда пришла изначально. Дорога ведет по наклонной вверх, поэтому приходится прилагать определенные усилия, чтобы не скатиться обратно. А учитывая мое головокружение, это весьма затруднительно. Глаза щиплют, веки отяжелели, по телу бьет дрожь. Несмотря на жаркие дни, вечера и ночи в Стамбуле прохладные. Я рада, что больше никто не стремится мне помочь, отчасти из-за неприятного запаха (нехило меня стошнило). Настало время развлечений для молодежи. Как местной, так и приезжих. Их главная задача – провести очередную незабываемую ночь под миллионами бесконечных звезд, в танцах, плясках, наслаждаясь неповторимыми моментами счастья. Я тихо усмехаюсь. Радует, что этот город продолжает жить своей жизнью, радуя постоянных и временных обитателей.

Углубленная в свои мысли, я не обращаю внимание на доносящиеся сзади шаги. Свет исходит из высоких кирпичных домов, которые расположены по обе стороны тротуара. И то не от всех. Некоторые дома настолько старые, что вместо окон здесь закрытые досками щели. Стоят баки с переполненными пакетами мусора, а по их крышам прыгают кошки. Я более чем уверена, что на этом тротуаре кроме кошек и меня никого и нет. Но когда шаги сзади становятся громче, убеждаюсь в обратном. Не успеваю обернуться, как человек сзади прижимает меня к прохладной бетонной стене, приподнимает за горло и сжимает его со всей силы. Тело парализовало, воздух перестал поступать в легкие. Я пытаюсь закричать, но горло сдавливает. Руки и ноги онемели. Я пытаюсь ртом поймать воздух. Тщетно. В глазах начинает рябить. Сильные руки плотным кольцом сжали горло. А фигура мужчины прижимает меня к стене. Для подстраховки, скорее всего. Прежде чем лишиться сознания, я слышу, как знакомый голос зовет меня по имени. Раздается странный шлепок. Это я упала на тротуар. Несколько минут спустя соприкосновение с холодной плитой и первые капли дождя вернули меня в сознание. Под носом я чувствую запах собственной крови. Затуманенным взглядом оглядываюсь, сажусь, восстанавливаю дыхание. Слева от себя вижу обездвиженную фигуру. Черт возьми.

На четвереньках подвигаюсь к ней ближе. И, пока я преодолевала это небольшое расстояние, капли дождя превратились в целый ливень. Мужская фигура в темных спортивных брюках и темно-серой футболке лежала от меня боком. Пришлось приложить усилия, чтобы развернуть его к себе лицом. Я резко отшатнулась, узнав в своем спасителе Адама. Еще больший страх нагоняло то, что он лежал неподвижно, глаза были закрыты, а по лбу стекала алая кровь. Неужели он… нет! Я даже не хотела подпускать к себе подобную мысль. Отодвинув на задний план все запреты, принятые в нашем обществе, забив на обещание, которое я давала Асламбеку когда-то очень давно, я опустилась на колени перед обездвиженным телом Адама и что есть силы ударила его по лицу. Затем еще. И еще. И еще. Его щеки под густой бородой стали красными, под глазом красовался фингал, а нижняя губа была разбита. Из нее так же, как и со лба стекала кровь. Чуть опустив голову, я прислушалась к дыханию, нащупала пульс. Я понятия не имела, как проверять наличие пульса, но под подушечкой указательного пальца на шее Адама почувствовала слабое движение. Будто под его кожей что-то двигалось. Значит, пульс есть, но очень слабый. А дыхание я так не услышала.

Так, Камилла, только без паники. Нужно держать себя в руках. Сейчас жизнь этого человека целиком и полностью в твоих руках. И ты не можешь ему позволить прямо здесь, на грязном тротуаре, под ливнем умереть. Только не сейчас. Только не из-за меня.

На долгие раздумья времени не было. Когда я тормошила его за плечи с глухими просьбами проснуться, из кармана штанов Адама выпал телефон. На радостях схватила его, очистила экран, повернула его к лицу Адама для разблокировки, откопала номер скорой. Я и на русском, и на английском пыталась объяснить, где мы находимся. Женщина на том конце провода попросила подождать, а когда к телефону подбежал русскоговорящий врач, я поспешно объяснила ситуацию и описала место, где мы находимся. Когда врач заявил, что они уже выезжают, я с облегчением выдохнула и положила телефон.

Ждать пришлось дольше, чем я предполагала. Ливень медленно стих, как и отдаленные шаги гуляющих, громкие голоса, звуки музыки. Лишь изредка раздавался шум автомобилей и грузовиков. Мимо нас ходили кошки. Некоторые из них принюхивались либо ко мне, либо к Адаму. Тот факт, что он уже больше 20 минут лежал без сознания, меня тревожил. Но паниковать сейчас и бить его снова я не хотела. Это бесполезно. Я села с ним рядом, обхватив руками колени, и пригляделась. Под тусклым светом его суровое лицо выглядело более умиротворенным. Интересно, как он здесь оказался? Как он меня нашел? Меня захлестнула волна благодарности к человеку, которого я на дух не переносила еще пару дней назад:

– Адам, я обещаю, с тобой все будет хорошо. Где бы ни была эта чертова скорая, я уверена, она скоро будет здесь, – пробормотала я. Затем, оглянувшись, улыбнулась уголками губ и продолжила:

– Понятия не имею, слышишь ты или нет. Наверное, это самый глупый поступок в моей жизни. И я отчасти надеюсь, что ты не вспомнишь то, что я намереваюсь рассказать тебе. А я уверена, что ты очнешься. Это лишь сотрясение, крови не так много, – этими словами я, скорее, пыталась утешить и подбодрить себя. Сглотнув подступивший к горлу ком, я сделала глубокий выдох и начала тихим голосом:

– Это случилось в прошлом году. Тем летом мы выдавали замуж дочь папиного брата – Элину…

Речь полилась плавно, мягко, будто я читала ему колыбельную. Я стала зрителем, который смотрел эпизоды собственной жизни годичной давности. Волна ностальгии окатила меня похлеще недавнего ливня. По мере развития событий боль в сердце то усиливалась, сжимая меня в тиски, то ослаблялась, напоминая о счастливых моментах. У меня возникало ощущение, словно все события, которыми я делилась с лежащим без сознания человеком в темном безлюдном переулке, произошли не со мной, а с кем-то другим. И лишь охватившие меня эмоции напоминали о том, что я сама через все это прошла. Когда подъехала скорая, моя история подошла к кульминации. Я поднялась на ноги, когда два человека в форме подошли к нам, а один из них – русскоговорящий врач, с которым я говорила по телефону – спросил, являюсь ли я родственницей Адама и с собой ли у нас документы, удостоверяющие личность. Получив отрицательный ответ на оба вопроса, врач повернулся к другому, который в это время проверял состояние Адама. Переговорив на турецком языке, русскоговорящий повернулся ко мне:

– У него сотрясение, нужно отвести его в больницу. А вас мы можем высадить у дома, – я замялась. Какова будет реакция, если я сейчас, в таком виде, предстану перед мамой и Зауром? Ладно, лучше это, чем самой бродить по опустевшим улицам. Учитывая недавнее нападение, для меня так будет безопаснее. Согласившись, я села в машину скорой помощи на переднее сиденье. Врачи между собой весело переговаривались, будто для них все происходящее – очередное приключение. Я же пребывала в какой-то абстракции. Голова кружилась, ноги подкашивались, горло саднило, тело дрожало, а сердце разрывалось от боли. Я настолько вымоталась не столько из-за сегодняшнего дня, сколько из-за захлестнувших эмоций, что тревожиться из-за состояния Адама у меня сил не оставалось. Я была более чем уверена, что с ним все будет хорошо. Он в порядке. Пульс у него был, хоть и слабый. И дыхание тоже было слабое, поэтому я его не услышала. Но он придет в себя. Он спас мою жизнь, я спасла его. Голос русскоговорящего врача вывел меня из раздумий:

– Сюда вам? – я подняла глаза к окну. Машина остановилась у калитки нашего коттеджа. Перед тем, как выпрыгнуть из машины, я поинтересовалась:

– Скажите, с ним все будет хорошо? – мой голос звучал хрипло:

– Конечно, не переживайте, – доброжелательно улыбнулся врач: – Назовите, пожалуйста, его фамилию, имя, отчество, год рождения и контакты кого-нибудь из его родных, – выполнить просьбу доктора удалось лишь отчасти. Я не знала номера Риты или кого-нибудь из братьев, поэтому отдала номер Заура. Хотя я не была до конца уверена, что он им пользуется здесь. В крайнем случае по этому номеру с ним могут связаться по мессенджеру. Врач протянул мне свою визитку с адресом больницы, куда они поместят Адама, и своим личным контактом. Выразив благодарность и попрощавшись, я зашла за калитку лишь после того, как убедилась, что машина скорой помощи отъехала.

Аккуратно закрыв входную дверь, я застала маму на кухне за столом, со сжатыми у самого лица руками и покрасневшими глазами. Увидев меня, у нее будто сердце прихватило. Без лишних слов, не обращая внимание на возмущения в ее голосе, я прижалась к ней. Мои глаза снова наполнились слезами, я поневоле начала рыдать. На кухню влетел обескураженный Заур. Мама мягко погладила меня по спине, крепко прижимая к себе:

– Все хорошо, моя девочка. Я рядом, ты в безопасности, все в порядке.

Ее голос убаюкивал, а теплые прикосновения и родной запах действительно дарили ощущение покоя и безмятежности.

Заур налил мне зеленый чай, поставил вазу с конфетами и тарелку с пахлавой. Есть не хотелось, я сделала пару глотков согревающего напитка. Мама с младшим братом ждали от меня объяснений. Я сказала, что во время собрания мне стало плохо, охватила паническая атака, я выбежала на тротуар, где меня стошнило. Историю Лоры я, конечно же, опустила. Но скрывать историю о нападении я не стала. Понимала, что теперь мама будет еще больше переживать, но не факт, что она об этом и так не узнает, если я все скрою. Да и красные следы на моем горле давали о себе знать, и историю их происхождения нужно было объяснить так, чтобы это выглядело правдоподобно. Мой рассказ в принципе казался слишком далеким от реальности, это было видно по искаженной гримасе Заура. Но он не стал мне задавать лишних вопросов. Спросил лишь, куда отвезли Адама и как я себя чувствую. Я отдала ему полученную от доктора визитку, а потом он удалился спать. По его изнуренному лицу и кругами под глазами я поняла, что мой младший брат не на шутку за меня перепугался:

– Они с Адамом и Ноем вместе поехали к Рите после работы здесь. Я попросила Заура забрать тебя. Я была уверена, что ты провела с Ритой весь день, – начала мама после того, как я закончила:

– Когда Рита сказала, что ты неожиданно убежала, Адам попросил Заура приехать домой, а сам сказал, что поищет тебя в ближайших окрестностях. Рита думала, что ты уже дома, – голос мамы звучал приглушенно:

– Пожалуйста, Камо, – она сжала мои ладони в своих, с мольбой глядя мне в глаза произнесла: – Не убегай так больше, не пугай меня так сильно, – я поспешно кивнула:

– Я не хотела, чтобы так вышло. Я не думала, что… – всхлипнула, не в силах закончить предложение. Мама встала:

– Ладно, хватит об этом. Сегодня ты спишь со мной. Возражения не принимаются.