Мне вдруг захотелось пить, и я пошла к стойке бара взять что-нибудь холодненькое. Зара доедала свой последний пирожок, полностью погружённая в мысли о Моне, а я, расплатившись, стала ждать свой сок. И в этот момент в кафе зашли двое полицейских. У меня всё внутри оборвалось. Я боялась пошевелиться или даже посмотреть в Зарину сторону. Полицейские подошли ко мне, вернее к стойке, и жестом попросили официантку поговорить с ними. Я сидела совсем рядом, тревожно предчувствовав что-то нехорошее. То, что я увидела через секунду – заставило меня напрячься, чтобы не вздрогнуть и сделать вид, типо: «ах, ну когда же принесут мой сок?»

Полицейские положили на стойку бара два портрета. Вернее, это были два фоторобота, на котором я сразу же узнала себя и Зару. У меня внутри всё похолодело. На голове у обоих торчало жуткое художество, выражение несчастных глаз предавало портретам такой мрачный вид, что, думаю, если бы ещё хоть раз попросили так сделать, то у нас ничего не получилось бы. Разноцветные футболки были такого жуткого покроя, что на секунду мне даже стало обидно за нас, что мол так плоховато выглядим. Но это были мы.

Официантка медленно разглядывала портреты. Наконец, она замотала головой, говоря при этом, что таких девиц она никогда не встречала, и тут же полицейские, очень вежливо попрощавшись, пошли к выходу. А я, получив свой сок, вернулась к нашему столику. Зара как сидела, уставившись в окно, думая о Моне, так и продолжала сидеть, не видя ни полицейских, ни моего дрожащего вида. Но до неё всё быстренько дошло, как только я начала рассказывать.

– По-моему, нам лучше пойти учиться в театральный, чем быть детективами, – прийдя в себя сказала я. – Даже не могу предположить, как можно дальше вести расследование.

– Давай так рассуждать: нас ищет полиция, нас ищет Катин папа вместе со своими друзьями, нас ищут, наверное уже дома, в школе…

У Зары вдруг задрожали губы. Я отдала ей свой сок, она тут же, посапывая, его выпила, и мы молча уставились в окно. Просто в окно… Просто – площадь… Просто – памятник… Просто – мы ничего не можем. Просто – нам так грустно. Просто…

Стоп! Хватит!

Через секунду мы уже стояли на площади, полные уверенности, что всё только начинается (стоит только сообразить в каком направлении двигаться). И мы сообразили.

Решив пойти к нашему старому, наверное уже совсем разрушенному дому, мы не надеялись ни на что. Мы ожидали увидеть там одинокий пустырь, на котором лежит груда камней или что-то похожее на это. Мы пытались представить себе нечто трогательное и печальное от ушедшего в глубь истории, некогда воцарившегося во всей своей красе, архитектурного великолепия. Но когда мы стали подходить ближе, наши лица приняли такое выражение, словно мы увидели говорящего живого мамонта и не знали верить в это или нет.

– Здрасьте, а это ещё что такое? – буркнула удивлённая Зара.

– Слушай, может мы ошиблись улицей? Скорее всего мы заблудились… – стала я себя успокаивать.

Перед нами, на том самом месте, где был раньше старый разваленный дом, – стоял огромный шатёр, откуда доносилась музыка, громкие выкрики, смех. Над шатром большими буквами было написано «ЦИРК».

– Вот цирка нам и не хватало, – озадаченно пропела Зара. – Остаётся узнать, не китайский ли это цирк, и тогда в голове будет настоящий хаос. Ты что-нибудь понимаешь?

– Смотри, – я резко вцепилась в Зарину руку.

К цирку подъехала большая грузовая машина, и из неё стали выгружать коробки. Мы помчались в наше кафе, откуда было всё хорошо видно, и стали наблюдать.

Вскоре машина уехала, и нам надо было решать, что делать дальше.

– А что, если этот цирк никакого отношения к делу не имеет? – спросила я, доедая пирожок с рыбой.

– Скорее всего так оно и есть. Поэтому ничего страшного не случится, если мы сейчас пойдём туда и посмотрим, что там, вообще, происходит.

– Согласна. Тем более врядли мы там встретим кого-нибудь из знакомых.

– Не уверена. Мы второй день в Португалии, а уже столько людей знаем…Ну, что ж, вперёд.

И мы вышли из кафе.

Подойдя к цирку, мы услышали громкие голоса строителей и шум, доносившийся из шатра. Заглянув во внутрь, мы увидели огромный круглый зал и большое количество людей, которые носились, кричали, что-то прибивали, тут же звучала громкая музыка, словом, работа шла своим ходом, и на нас никто не обращал никакого внимания.

Мы прошли по самому краю шатра и оказались в помещении, куда были принесены коробки из машины. В комнате никого не было. Приподняв одну из крышек, мы увидели яркие блестящие наряды, видимо, для каких-то цирковых номеров. В другой коробке также лежали вещи, маленькие свёртки и ничего интересного для нас здесь не было. Вдруг мы услышали быстро приближающиеся голоса. Было уже поздно убегать, и мы, не сговариваясь, ринулись к самой большой коробке и спрятались за неё.

– Как часто в последнее время нам приходилось прятаться, – пронеслось у меня в голове. – Только бы ни чихнуть.

В этот момент в комнату зашли двое. Сквозь узкие щели в коробке можно было видеть только ноги, вернее только обувь. Мужчины встали друг против друга и по английски тихонько стали о чём-то беседовать. Вслушиваясь, я с трудом понимала доносившиеся до меня слова. И вдруг у меня застучало сердце. И так громко, что я чуть было не вскрикнула от страха. Туфли… Ну, конечно. Это были те самые туфли. Их мы уже видели в магазинчике, когда прятались под прилавком. И, несомненно, они принадлежали никому иному, как Молодому человеку. О, нет!

Я стала внимательно вслушиваться. Наши «друзья» говорили так тихо, что я уже перестала напрягать свой слух и, замерев, стала ждать, что же будет дальше.

Вдруг ноги Молодого человека повернулись к одной из коробок, которая стояла в самом низу, накрытая другими вещами, и совсем тихонько, но конкретно показывая именно на эту коробку, постучали по ней.

Я боялась смотреть на Зару. Мне, действительно, стало страшно. Только бы они нас не заметили. Это будет наша последняя встреча.

Ботинки ещё немного потоптались и вскоре направились к выходу. Мы с Зарой не дышали. Прошло минут пять и, наконец, переглянувшись, мы знаками показали друг другу, что лучше нам сейчас посидеть здесь и не высовываться, рискуя попасть в руки прямо к преступникам.

Прошло достаточно много времени. У меня уже стало сводить спину, да и ноги слегка стали затекать. Наконец, мы решили, что пора и выползать.

Немного скрюченные, (всё-таки долго пришлось сидеть в таком виде) мы выползли из убежища и быстро стали открывать коробку, на которую нам указали ботинки Молодого человека.

Странное предчувствие меня не обмануло.

– О! О! – как-то восторженно просвистела Зара. – Ну и номер!

В коробке между цветными тряпками лежал рулон. Мы даже и не сомневались в том, что там могло быть. Молча, на пальцах, мы стали решать куда бежать. Осторожно выглянув за дверь, Зара кивнула уверенно головой, и через пару секунд мы оказались опять в шумном зале. Как и в первый раз, картину мы спрятали в сумке, накрыв её курткой. Оставалось только пройти к выходу, постараясь не встретиться с кем-нибудь из знакомых.

К нашему удивлению, на нас никто не обратил внимания, и вскоре мы уже мчались по нашим знакомым улочкам счастливые, гордые, словно победители, известнейшие во всём мире чемпионы, получившие золотые медали на олимпийских играх, – даже поплакать захотелось от восторга.

«Ну, надо же, как оказывается легко. Взял Моне и пошёл», – думала я, пробегая мимо небольшого магазинчика, где продавали газеты и журналы. – «И никто в мире сейчас и не догадывается, что картина Моне находится у нас с Зарой. И не какая-то там копия…»

Моё сердце выпрыгивало от радости, и когда, наконец, мы вбежали в наш отель и влетели в нашу комнату, – мы рухнули на постель и стали хохотать, нервно хватаясь за животы и медленно приходя в себя. Наконец, немного успокоившись, мы с горящими глазами стали раскрывать картину. Да! Это был Моне! Невероятно! Какая красота! Хотя мне, в принципе, нравится другое в искусстве, но эти цвета и скорее осознание того, что это был настоящий Моне – придавали нашему счастью особые нюансы.

Обратно домой мы решили ехать на поезде. Билеты на самолёт пропадали, так как рейс на Гамбург только вечером, но нас это совершенно не беспокоило. Нужно было как можно скорее выбираться из этого города.

…Через час мы уже были на вокзале, и до отправления оставалось минут десять. На душе было легко и спокойно. Мы просто ждали. Ни о чём не говорили, просто стояли и улыбались.

И вот уже виден наш поезд. «Как всё просто», – пронеслось у меня в голове. «Захотел Моне – пожалуйста. Или вам нравится другой художник? Милости просим. А может…»

И в этот момент кто-то крепко взял меня за плечо. В секунду мои глаза скосились в Зарину сторону, и я увидела на плечах Зары те же, крепко держащие руки.

«Девочки, мы никуда не едем», – пронеслось у меня в голове. Я медленно повернула голову назад и увидела знакомые глаза комиссара.

– Гы..м…а.. А Вы что здесь делаете? – выдавила из себя Зара.

– Тоже самое, что и вы, – тут же ответил комиссар. – Жду....Только не поезда, а жду, когда вы поедете со мной в полицию и объясните мне кое-что…

Через несколько минут мы уже были в полиции. У меня было состояние уставшего забитого в угол страуса, у которого все пёрышки опустились вниз, и который никак не может понять, что с ним будет дальше. Я грустно вздохнула.

– Так, девочки, посмотрим, что у вас интересное на этот раз?

У комиссара явно было хорошее чувство юмора. Ещё бы. Если б он в третий раз увидел у нас Моне, то просто умер бы от хохота.

Продолжая улыбаться, комиссар медленно разворачивал картину. Мы с Зарой, поджав плечи и затаив дыхание, поняли, что если даже мы сейчас начнём отчаянно плакать, разрыдаемся, бросимся на колени, глядя умоляющими глазами – нас ничто не спасёт.

– Ну, конечно, вот и Моне нашёлся, – это была последняя шутка комиссара.

Он вскочил. По телефону очень коротко что-то прокричал и уселся перед нами, немного страшновато поглядывая то на меня, то на Зару. Через пять секунд в комнату влетели двое мужчин, один из них взял картину, другой встал в дверях позади нас.

– Ну, что? Будем рассказывать или сразу в тюрьму поедем? – уж как-то не очень приветливо начал комиссар.

Мы с Зарой от страха стояли, как вкопанные. Ой, ну что же такое? Почему нам так не везёт. Теперь уж точно не сбежишь. О доме, о школе нужно просто забыть. Я представила, как нас везут в тюрьму и мне стало как-то не по себе.

Наше молчание видимо нравилось комиссару. Он пару раз даже истерически смеялся, хватаясь за голову. Ну, конечно, – искали преступников, а оказалось… Словом, детский сад какой-то.

Зазвонил телефон. Мы с Зарой тяжело вздохнули и грустно посмотрели друг на друга. Комиссар вдруг резко бросил трубку, закрыл ладонями глаза и минуту сидел так, словно с ним случилось что-то страшное и непредсказуемое. Мы с Зарой открыв рты, застыли в ожидании.

Наконец, комиссар пришёл в себя. Он жестом показал мужчине, который стоял в дверях, чтобы он вышел. После чего, тяжело вздохнув, комиссар обратился к нам с Зарой.

– Девочки, откуда у вас эти картины? – странно, но его голос был сейчас не таким грубым и резким, как в начале. – Второй раз мы находим у вас Моне, и во второй раз это оказывается копия.

Мы с Зарой вздрогнули. Не может быть. Как копия?

– Да, да, копия, – продолжал комиссар. – Но почему?

– Да как-то оригинал не попадался, – вдруг нервно засмеялась Зара.

Комиссар даже не заметил шутки. Он, видимо, думал о том, как с нами завести разговор, но никак не мог сосредоточиться. Наверное, не каждый день встречались такие ненормальные, как мы с Зарой. Наконец, он, где-то даже по-доброму, обратился к нам:

– Помогите нам, девочки. Я предполагаю, что вам известно, что украден настоящий Моне. Картина, которая оценена в несколько миллионов, которая является достоянием нашего города, нашей страны. Мне кажется, вы можете нам помочь. Две копии, найденные у вас – это, как вы сами понимаете, не случайно. Расскажите, как они к вам попали?

Мы с Зарой ещё не могли прийти в себя. Наши глаза, не отрываясь, смотрели на комиссара.

– Вы можете больше не бояться, – как-то уж очень спокойно сказал он, – никто вас в тюрьму не посадит. Вы здесь ни причём. Я вас сейчас отпущу, но только, пожалуйста, помогите нашему следствию – скажите, откуда у вас эти копии?

– Да мы и сами не знаем откуда они взялись, – заговорила я как-то неуверенно. – Мы приехали в ваш город, как туристы, и, гуляя по центральным улочкам, нашли старый дом, в котором уже никто не жил. Просто, ради любопытства, мы зашли туда и во всём этом мусоре и грязи нашли одну картину. Мы и понятия не имели, что это Моне. Мы взяли картину, так как она уже никому не была нужна и пошли гулять дальше, случайно оказавшись у музея, где вы нас и встретили.

По-моему я рассказала всё убедительно. Зара закивала головой в знак согласия, а комиссар задумался.

– Что вы видели в доме ещё? Что-то, может, показалось вам странным? – спросил комиссар.

– Ой, да ничего особенного, кроме грязи и пыли, – ответила Зара. – А после того, как мы от вас сбежали, мы решили снова пойти к нашему старому дому, но увидели, что его полностью разрушили и на его месте построили цирк.

– Девочки, какой цирк? Вы хотите сказать, что его построили за пол дня на месте старого дома?

– Ну да. Мы сами ничего не поняли – так быстро это у них получилось.

– Мы сначала даже думали, что ошиблись улицей, – добавила Зара.

– Так. Хорошо. Но откуда у вас вторая копия? – комиссар стал вдруг очень серьёзным.

– Это было совсем странно, но именно там мы её и нашли, – сказала я, пытаясь улыбнуться. – И, конечно же, были уверены, что это тоже копия.

– Да, да. У нас и в мыслях не было, что это может быть оригинал, – уверенно подхватила Зара.

– Я понимаю, понимаю… – вслух подумал комиссар. – Поехали!

– Куда? – одновременно не поняли мы.

– Покажите, где был старый дом. Поехали! – и он указал нам на дверь.

Подъезжая к разрушенному дому, вернее к цирку, я поймала себя на мысли, что абсолютно не волнуюсь. Наоборот, сидя в машине с комиссаром, я чувствовала себя гордой и ответственной за то, что вместе с ним мы ведём дело о похищении такой ценности, как культурное достояние всей страны.

Зара сидела со мной, и тоже на её лице никакого волнения я не заметила.

И только, когда машина остановилась у цирка, вот тут-то я и почувствовала, как мои коленки задрожали. Ну, конечно. Мы сейчас выйдем из машины, нас увидит Катин папа и вся его компания, и никакой комиссар не сможет нас защитить. Я схватилась за руку Зары. Она уже не улыбалась и сидела, поджав плечи, глядя только в окно. Сердце моё заколотилось совсем сильно, когда мы увидели, как из шатра вышел наш обожаемый знакомый «Молодой человек», которого мы, ну ни как, не хотели сейчас увидеть, и направился в нашу сторону. Комиссар вышел из машины и, к нашему великому ужасу, подошёл к нему, и стал о чём-то с ним говорить.

В моей голове с бешеной скоростью стали проноситься всевозможные варианты. А что, если молодой человек работает в полиции и ведёт расследование, так же как и мы. Я стала вспоминать все наши встречи с ним и эта версия мне показалась настолько основательной и убедительной, что мне стало где-то даже обидно, что мы с Зарой приняли его за главного преступника. И тут я вздрогнула от неожиданной мысли. Стоп! Но почему же он выходил из разрушенного дома в женском наряде? Для того, чтобы его не узнали. Правильно. Но кто? Кто не должен был его узнать? Ну, конечно. Полиция. Значит, в музее, переодевшись, он выглядел, как человек, ведущий расследование, и никому и в голову не могло прийти (кроме нас с Зарой, конечно), что он сам – и есть преступник. Мои глаза от этой внезапной мысли широко раскрылись и совсем перестали моргать.

– Ну, что? Приехали? – я даже вздрогнула от неожиданного Зариного голоса.

Я никак не могла прийти в себя. Но если молодой человек работает в полиции, – это значит, что комиссар, естественно, должен быть в курсе того, что вместо разрушенного дома построили цирк. А он был так удивлён и к тому же попросил зачем-то нас с Зарой показать дорогу. Очень странно. А то, что сейчас молодой человек разговаривает с комиссаром, как старые приятели – это… это… Я даже боялась думать.