– Все образуется, Джордж. Все образуется как всегда. Я найду другую работу. Джордж, в жизни всегда так: то густо, то пусто. Когда идешь в гору, всегда чего-то не хватает, а попадешь в яму, – кажется, никогда не выберешься. Но жизнь продолжается, помни об этом. Деньги – это фикция, Джордж. Чепуха. Поверь, я это знаю.

– Скажи это маме.

– Да-а. Ты прав. Это будет непросто.

«Кокаин»

Режиссер Тед Демм

Лучше бы некоторые вещи не менялись. Хорошо, если б их можно было поставить в застекленную витрину и не трогать. Знаю, что так нельзя, но это-то и плохо. Я все время об этом думал, пока шел по парку.

Когда он ушел, я стал смотреть в окошко, не снимая пальто. Все равно делать было нечего. Вы даже не представляете, что творилось в корпусе напротив. Там даже не потрудились опустить занавески. Я видел, как один тип, седой, приличный господин, в одних трусах вытворял такое, что вы не поверите, если я вам расскажу. Сначала она поставил чемодан на кровать. А потом вынул оттуда женскую одежду и надел на себя. Настоящую женскую одежду – шелковые чулки, туфли на каблуках, бюстгальтер и такой пояс, на котором болтаются резинки. Потом надел узкое черное платье, вечернее платье, клянусь Богом! А потом стал ходить по комнате маленькими шажками, как женщины ходят, и курить сигарету и смотреть в зеркало. Он был совсем один. Если только никого не было в ванной – этого я не видел. А в окошке, прямо над ним, я видел, как мужчина и женщина брызгали друг друга водой изо рта. Может, и не водой, а коктейлем, я не видел, что у них в стаканах. Сначала он наберет полный рот и как фыркнет прямо на нее! А потом она на него, по очереди, черт их дери! Вы бы на них посмотрели! Хохочут до истерики, как будто ничего смешнее не видали. Я не шучу, в гостинице было полно психов. Я, наверно, был единственным нормальным среди них, а это не так уж и много.

Плохо то, что на такую пошлятину смотришь не отрываясь, даже когда не хочешь. А эта девица, которой брызгали водой в физиономию, она даже была хорошенькая. Вот в чем мое несчастье. В душе я, наверно, страшный распутник. Иногда я представляю себе ужасные гадости, и я мог бы даже сам их делать, если б представился случай. Мне даже иногда кажется, что, может быть, это даже приятно, хоть и гадко. Например, я даже понимаю, что, может быть, занятно, если вы оба пьяны, взять девчонку и с ней плевать друг дружке в физиономию водой или там коктейлем. Но, по правде говоря, мне это ничуть не нравится. Если разобраться, так это просто пошлятина. По-моему, если тебе нравится девушка, так нечего с ней валять дурака, а если она тебе нравится, так нравится и ее лицо, а тогда не станешь безобразничать и плевать в нее чем попало. Плохо то, что иногда всякие глупости доставляют удовольствие. А сами девчонки тоже хороши – только мешают, когда стараешься не позволять себе никаких глупостей, чтобы не испортить что-то по-настоящему хорошее.

А Джейн была совсем другая. Придем с ней в какое-нибудь кино и сразу возьмемся за руки и не разнимаем рук, пока картина не кончится. И даже не думаем ни о чем, не шелохнемся. С Джейн я никогда не беспокоился, потеет у меня ладонь или нет. Просто с ней было хорошо. Удивительно хорошо.

Так вот, с этим аристократишкой была изумительно красивая девушка. Просто красавица. Но вы бы послушали, о чем они разговаривали. Во-первых, оба слегка подвыпили. Он ее тискал под столом, а сам в это время рассказывал про какого-то типа из их общежития, который съел целую склянку аспирина и чуть не покончил с собой. Девушка все время говорила: «Ах, какой ужас… Не надо, милый… Ну, прошу тебя… Только не здесь». Вы только представьте себе – тискать девушку и при этом рассказывать ей про какого-то типа, который собирался покончить с собой! Смех, да и только.

Вот почему ей не терпелось туда пойти. Хотела покрасоваться в этой юбчонке, которая еле-еле прикрывает зад.

Словом, мы туда пошли, и нам сначала выдали коньки, а потом Салли надела такую синенькую юбочку, в которой только и задом вертеть. Но это ей дьявольски шло, надо сознаться. И не думайте, что она этого не понимала. Нарочно шла впереди меня, чтоб я видел, какой у нее красивый круглый задик. Надо сознаться, он и вправду ничего

Спать мне не хотелось, но чувствовал я себя прескверно. Настроение убийственное. Жить не хотелось.

Если уж хотите знать правду, так я девственник. Честное слово. Сколько раз представлялся случай потерять невинность, но так ничего и не вышло. Вечно что-нибудь мешает. Например, если ты у девчонки дома, так родители приходят невовремя, вернее, боишься, что они придут. А если сидишь с девушкой в чьей-нибудь машине на заднем сиденье, так впереди обязательно сидит другая девчонка, все время оборачивается и смотрит, что у нас делается. Словом, всегда что-нибудь мешает. Все-таки раза два это чуть-чуть не случилось. Особенно один раз, это я помню. Но что-то помешало, только я уже забыл, что именно. Главное, что как только дойдет до этого, так девчонка, если она не проститутка или вроде того, обязательно скажет: «Не надо перестань». И вся беда в том, что я ее слушаюсь. Другие не слушаются. А я не могу. Я слушаюсь. Никогда не знаешь – ей и вправду не хочется, или она просто боится, или она нарочно говорит «перестань», чтобы ты был виноват, если что случится, а не она. Словом, я сразу слушаюсь. Главное, мне их всегда жалко. Понимаете, девчонки такие дуры, просто беда. Их как начнешь целовать и все такое, они сразу теряют голову. Вы поглядите на девчонку, когда она как следует распалится,– дура дурой! Я и сам не знаю, – они говорят «не надо», а я их слушаюсь. Потом жалеешь, когда проводишь ее домой, но все равно я всегда слушаюсь.

Я долго не засыпал – я совсем не устал, но в конце концов уснул. Больше всего мне хотелось покончить с собой. Выскочить в окно. Я, наверно, и выскочил бы, если б я знал, что кто-нибудь сразу подоспеет и прикроет меня, как только я упаду. Не хотелось, чтобы какие-то любопытные идиоты смотрели, как я лежу весь в крови.

«Над пропастью во ржи»

Джером Д. Сэлинджер

15 февраля

Узнал, что Александр, мой приятель, покончил с собой. Мы с ним общались иногда. На вид не скажешь, что он думал о самоубийстве. Странно. Почему он решил свести счеты с жизнью? Для меня это был небольшой шок, но я быстро отогнал эту мысль – нужно двигаться вперед, а что было в прошлом… плевать.

26 февраля

Мой отец постоянно зудит насчет того, что я должен убирать в комнате и не пропадать с моими приятелями допоздна. Когда он говорит, меня так и подмывает послать его – он постоянно обвинят. Если бы он сказал это спокойно, обратился ко мне как к другу, я бы, вероятно, его и послушал, но этого он не за что не сделает, потому что мы с ним не друзья, и поэтому я назло ему продолжаю делать все как и прежде и слушать его зудение, а иногда дело доходит и до битья, если я его довожу (это всех приятнее). Сейчас мы не разговариваем с отцом почти неделю. Меня он достал, и я устал от этой рутины с ним – захотелось хоть что-то изменить для разнообразия и поиграть в молчанку. А что еще остается?

В этот день в школе было трудно. Несмотря на то, что к школе у меня наплевательское отношение, я чертовски устал. А представьте, что чувствую те отличники, которые зубрят все дни, чтобы получить в итоге диплом с хорошими оценками и пойти в институт? Но впоследствии они все-таки понимают, что в этом мире плевать хотели на знания, и они малость разочаровываются (кто-то, возможно и больше).

Хотел избить своего отца, но у меня недостаточно сил для этого, – вместо этого я пошел и ударил стену несколько раз, стало легче. Было желание напиться в стельку.

Ты живешь, и не знаешь на кой хрен, живешь, ты словно плывешь в неизвестном направлении и никто не в силах тебе помочь. Я думал об убийстве своего отца, потому что я ненавижу его.

Безнадежность, пустота, – кто поможет мне преодолеть это?

Мечтал о большой бутылке спиртного, чтобы напиться как свинья и забыться, отключиться. А что еще остается в этой скучной и однообразной жизни?

2 марта

Вчера с парнями и девчонками купили водки с пивом и распили за школой. Домой вернулся сильно бухой до возвращения предков. Сбросил одежду и завалился спать. Голова кружилась, и казалось, что меня уносит сильный водяной поток – класс. Я не думал ни о чем, ни об отце, ни об этом поганом мире, ни о будущем, мне просто было хорошо. На тебя ничто не давит, ощущаешь себя пушинкой. Передо мной возникло лицо Наташки (ей нравится, когда ее называют Нэт или Натали): ее черные волосы с кудряшками, веселая улыбка и зеленые глаза. Потом мой опьяненный мозг нарисовал мне картину того, как отец врывается в мою комнату, стаскивает с постели и начинает избивать. Вероятно, это было бы здорово? Порой мне хочется умереть. Когда пьяный это представляется проще некуда. Перед тем как вырубиться, я подумал о том, что на следующий день мне нужно идти в дурацкую школу-приколу, и мне стало противно, даже захотелось блевать.

На следующий день я проснулся в восемь двадцать. Родителей не было. Лишь на софе дремал Бен (кот). Я его потрепал, на что он отреагировал приятным урчанием, и проковылял с ноющей башкой в ванную. Временами мне приходит на ум мысль, что в этой квартире живем лишь я и Бен, а родители обитают в другом параллельном измерении, но, естественно, наши измерении время от времени пересекаются. А как же иначе?

3 марта

Тянуло на всякие тупые поступки. Уговорил моего приятеля Кира, которого я зову Рик (читаешь просто его имя задом наперед, – анаграмма) купить презервативов. Потом я запихал их в сумочку Жерди (один бросил на парту). Когда прозвенел звонок, и все потащились к своим партам, то я как скажу на весь класс: «Смотрите, а что это у Жердиной на парте такое лежит». Все обернулись. Жердь застыла на месте, хлопая глазами за толстыми линзами очков и, не понимая, почему на нее все пялятся. Ванек Марков сказал с задней парты: «Да это презик, блин». В классе стали раздаваться смешки. Цифроед с указкой в руках подошел к парте Жердиной и взял с парты презерватив. Разглядывал некоторое время, точно впервые видел (Какая интересная штучка. А для чего интересно эта резинка?), потом произнес с суровостью в голосе: «Кто это сделал?» Жердь, шмыгая носом, опустила свою тушу на стул и потянула за собачку на сумочке. Наверно, хотела найти платок, чтобы высморкаться и вытереть слезы. И тут повисшую тишину нарушил Марков: «Да у нее и в сумочке полным-полно резинок!» Почти все засмеялись, кроме наверно отъявленных ботаников, а Цифроед покраснел, точно помидор, и шандарахнул указкой по парте (она треснула). «Перестаньте! Хватит!» – Орал он, но всем было до фонаря. Жердь выбежала из класса, сотрясаясь в рыданиях. Когда я был в классе и слышал конское ржание моих одноклассников, то, что я сделал с Жердью, казалось мне забавным, но теперь, спустя какое-то время, мне так уже не кажется. Возможно, мне и не следовало так поступать, но что болтать о том, чего не изменишь – от этого лучше не станет ни мне, ни ей. Меня точно накрыло облаком, и это облако висело надо мной весь этот день.

Цифроед тут же просек чья это работа. Озверевшими глазами он посмотрел на мое невинное личико и велел отправляться с ним к директору. Но до директора мы не дошли, Цифроед только сказал, что будет наблюдать за мной и в конце концов выпнет меня из школы. Я посмотрел ему в глаза, усмехнулся и направился обратно в класс. В этот момент мне было на все насрать.

После уроков я, Серый, Рик и девчонки в детский сад. Там выпили пива. Серый все бубнил: «Круто ты сегодня устроил, на уроке у Цифроеда, Диман», Светлана и Юлька лишь поддакнули, затягиваясь, Нэт промолчала (она меня осуждала). Затем побазарили о каком-то фильме и о том, как будем сдавать единый гос. экзамен по математике. «Сдуем как-нибудь», – сказал Рик. «Ты-то уж сдуешь, сдувало чертов», – зло сказала Натали. «Да пошла ты, Нат». Наташа посмотрела на Рика, потом на меня и направилась из садика. Я побежал за ней. Положил ей руку на плечо и постарался остановить. Она дернулась и попыталась идти дальше, но я ей не дал. «Что с тобой?». Нэт подняла глаза и посмотрела на меня. Так продолжалось, может, секунд десять, потом она сказал: «Козел ты, – вот что».

5 марта

Вчера хотел по-страшному напиться. Четвертое марта был вообще обалденно крутой день, жаль только, у меня сил не было записать, да и сейчас рука дрожит, да и строчки двоятся.

Мама вернулась с работы немного пораньше. Мы с ней поговорили немного: я спросил ее о работе (сказала, что устала); она спросила меня о школе (я сказал, что надоело, она улыбнулась усталой улыбкой). Мама купила мороженое с шоколадной крошкой. Когда я его ел, то несколько шоколадных крошек упало на ковер в коридоре, и когда остервеневший отец вернулся домой (якобы с работы), он вляпался прямо в то место, куда упал шоколад. «Дмитрий Александрович, а ну-ка подойдите сюда» «Сейчас тебе попадет», – прошептала мама. Когда этот пидер обращается к тебе по имени-отчеству – знай, не избежать конфликта. «Шоколад, – отвечаю этому говнюку. «Ну-ка включи горячую воду и вымой с горячей водой». – Говорит он своим гребаным тихеньким голоском дьявола. У меня все поплыло, но я сдержался, а так хотелось врезать по морде этому кретину и бить пока бы он не сдох. Эта картина отчетливо вырисовывалась у меня в мозгу, точно я смотрел ее по телеку. А КАК БЫ ЭТО БЫЛО ЗДОРОВО! Вместо этого я открыл воду (перед этим два раза врезав по стене кулаком со всей дурью), взял чистую марлю (а то вдруг она грязная, тогда я испоганю ковер, который мой «дражайший» папаша купил на деньги, заработанные своим горбом, сидя в кабинете) и с усердием заправского рабочего стал чистить коврик. Эта сука в это время сидела перед ящиком, вытянув ноги, и попивала пиво.

Меня так и подмывало, когда закончу драить ковер, подойти к этой гниде, и спросить: «Главный инспектор, не соизволит подойти и проверить, как его верный слуга закончил отчищать дерьмо, которое сам и сотворил?». Опять я этого не сделал. Я слишком слаб по сравнению с этим подонком, еще пару лет и я ему надеру задницу (тогда-то я его изобью в кровь).

Послышался смех этого урода из комнаты. По первому каналу шел юмористический концерт, в котором выступал Галкин. Я ничего не имею против Галкина, он классный парень, но смех моего папаши действовал мне на сраные нервы.

Вспомнил, как мой «папанька» избил мою мать. Мне тогда было лет семь-восемь. В этот день еще был какой-то праздник и к нам домой должны были придти родители этого монстра. И мой отец заставил мою маму скрывать косметикой все те синяки, которые он посадил.

Мне это отчетливо запомнилось.

Представьте, каково это, а?! Видеть, что с твоей матерью обращаются как с тряпкой и ничего не мочь сделать – ведь тебе всего семь или восемь лет. И даже если ты скажешь что-то кому-нибудь, то дома тебе от него не скрыться, не избежать последствий расплаты. КАК ЖЕ ДЕРЬМОВО БЫТЬ МАЛЕНЬКИМ И ЖАЛКИМ! Тогда мамаша этого выродка и отец ничего не заметили, и все прошло хорошо, каждый сыграл свою часть, а затем с наигранно добрыми улыбками распрощались.

Когда все свалили, то необязательно сдерживать себя, и можно быть самим собой… истинным. На ум приходят слова из фильма «В аду» Ринго Лэма, негр там, от лица которого ведется повествование, сказал: «Большинство из нас знают, что мы прячемся за лживыми масками, но рано или поздно маски спадают, именно тогда, ты находишь самого себя настоящего».

Вечером я все-таки не сдержался и нагрубил этому ублюдку, давшему мне жизнь. Он спросил с гребаной ухмылкой на роже: «Ты оперился что ль, птенец? Я СПРАШИВАЮ: ты оперился…

«НЕТ.– Проорал я. На этот момент эта грань, сдерживающая меня, была разбита в дребезги, я походил на безумного маньяка, который готов кромсать и чтобы ошметки мяса летели во все стороны, потому что вид крови доставляет ему неописуемое удовольствие. – НЕ ОПЕРИЛСЯ. Я ВООБЩЕ НИКТО-О-О!!!».

Этот монстр, накаченный пивом, двинул мне кулаком по левой скуле. Пнул. Я пытался сопротивляться, но он треснул меня снова, так что я грохнулся на пол и стал молотить. Если мама не взяла самый большой нож и не закричала на моего папашу («ЕСЛИ ТЫ НЕ ПРЕКРАТИШЬ, ТО Я ВСАЖУ ЕГО В ТЕБЯ!!!»), то возможно я превратился бы во вкусное кровавое пюре боли и переломов.

ЭТА СУКА ЖИЗНЬ!

Папаша фыркнул и прошел в комнату к телеку (перед которым он и захрапел). Мама помогла мне встать. Я буквально горел. Я хотел идти в комнату и нарваться на отца (пусть я проиграю, но я его выведу, а это охрененно приятно, пусть ты и будешь потом ходить на полусогнутых, боясь шевельнуться). Мама прижала меня к себе. Я зарычал от боли, ярости и безнадеги, которые пылали адским пламенем. Посмотрела на меня, закрыла глаза (из одного упала слезинка) и мотнула головой чуть заметно. Больше она ничего не сказала, да и не стоило.

Слова порой все только портят.

Сегодня целый день я с Беном смотрел фильмы по видаку, зашторив в комнате шторы. Когда звонил телефон (это, должно быть, были Серый и Рик, и хотелось бы верить, что Нэт /надеюсь, она меня простила за мой дебильный поступок с Жердиной/), я не снимал.

Как мне не доставало бутылки водки, чтобы поплавать на бурном потоке. Пришлось довольствоваться пузырьком пиона, в котором 40% этилового спирта, и крепким чаем, в котором была одна заварка. Конечно, это был не бурный поток, но мне достаточно – это был ручей средней скорости. Из башки все исчезло и превратилось в белую шелковую материю.

В этот день у меня то и дело возникали мысли о самоубийстве. Может быть, у Александра, из-за которого я и начал вести этот дневник, все так начиналось? Перед тем как убрать дневник с зелеными твердыми корками, хочу записать, что после четвертого марта, каждый вечер я запираю дверь своей комнаты, потому что думаю, что отец может придти ночью, когда я буду спать, и убить меня. Я дергаю ручку двери и проверяю, закрыл ли ее по три-четыре раза, это нечто вроде фобии.

Глаза слипаются. Белое пятно. Кажется, свет проникает в глаза и разъедает их.

ТИХИЙ ПЛЯЖ

МЯГКИЙ МОРСКОЙ ПЕСОК

БЛЕДНО-ОГНЕННЫЙ ШАР СОЛНЦА С ЧЕРНОВАТО-БАГРЯНЫМ НЕБОМ

11 марта

Все эти дни ничего не записывал, потому что не было времени, а когда сил или же желания. Два дня назад (вроде, это было в четверг) снова чуть не повздорили с отцом. Когда я хотел что-то сказать ему, он велел мне заткнуться, пока кости целы – мамочка в этот раз не поможет. Я отправился к себе в комнату, резанул изо всех сил себя по плечу складным ножом. Порез оказался больше, чем я думал: в длину сантиметров семь, а в ширину около пяти миллиметров. Что самое интересное, не было никакой крови – только какая-то слизь и чуток крови. Я перепугался (первой моей мыслью было, что у меня теперь будут гангрена и мне оттяпают руку по самое плечо, и останется одна коротенькая культя), но это чувство боязни быстро исчезло, когда я мысленно перенесся в комнату и увидел моего папашу, развалившегося на диване. Я заклеил рану пластырем, оделся и отправился на улицу. Там как раз накрапывал мелкий дождь. Знаете, я заметил, что когда мне херовей некуда, то прогулки очень успокаивают и помогают. Обычно я отправляюсь к автобусному депо, оттуда поворачиваю и захожу в пятизвездочный видеопрокат. Я ничего не беру там – просто рассматриваю пустые боксы кассет, читая на задней стороне, о чем тот или иной фильм. Всякий раз, как я захожу сюда, то замечаю, что видеокассет становится все меньше и их место заменяют диски. Это печально. Мне, конечно, больше нравятся кассеты – они, словно старые друзья. Я выхожу из видеопроката и иду дальше вдоль рядов магазинов. Захожу в «Книжным Мир». Какое-то время гуляю там среди множества книг, листая некоторые из них (под пристальным присмотром двух продавщиц, стоящих у выхода. Вероятно, им не понравился мой удрученный видок, помятые джинсы и черная рубашка, высовывающиеся из-под куртки, или подумали, что я хочу что-нибудь стибрить). Находясь там, ощущаю себя некоторым мудрецом. Бывает, я думаю о том, что если бы у меня было достаточно денег, я бы купил все эти книги, но мое желание пропадает, когда хотя бы купишь одну из книг и прочитаешь – один треп и ничего классного, кроме, возможно, обложки. Выхожу из книжного магазина и отправляюсь дальше к винному магазину. Навстречу идут люди, которые возвращаются с работы. У мужчин в основном головы опущены или отсутствующий взгляд: им быстрей бы добраться до своих домов, пожрать (перед этим наорав на жену, которая не успела приготовить поесть) и плюхнуться на диван, а потом все начнется с начала; у женщин (молодых) иногда на лице увидишь улыбку и радостный блеск в глазах, потому что они еще чего-то ждут и на что-то надеяться, но мне больше нравится выражение лица у пожилых женщин лет шестидесяти-шестидесяти пяти: оно у них доброе и ласковое, в глазах порой можно заметить страх или некую боязнь (они как бы говорят: Мне страшно, и мне нужна поддержка). Также по глазам таких пожилых женщин порой можно видеть, что они смирились со сложившимися обстоятельствами и полностью отдали себе в руки Госпожи Рутины. Но лица этих женщин освещает такая милая улыбка, если вы только скажите им «здравствуйте и открыто улыбнетесь – им это очень приятно. Когда вот так наблюдаешь за окружающими, то чувство, что твоя жизнь говно исчезает (на некоторое время).

В винном магазине покупаю бутылку вина и бутылочку конька «Три звезды» объемом 0,1 л. Кулюторно укладываю это все в пакет, засунув сдачу в карман джинсов. Когда выходил из магазина, мимо проследовала горяченькая деваха (русые волосы с перьями, губы накрашены так, словно она нажралась свеклы, черная кожаная юбка, едва прикрывающая задницу, ажурные чулки и белые сапоги на высоком каблуке). Честно признаться, на несколько секунд я засмотрел на ее ноги и задницу, обтянутую юбкой, но потом вспомнил Нэт. Понравилось бы ей такое? НЕТ. Я обозвал про себя эту девку шлюхой и отправился в садик за книжным магазином.

ВСЕГДА НЕОБХОДИМО РАЗМЫШЛЯТЬ И ДУМАТЬ О ПОСЛЕДСТВИЯХ

У бутылки вина пришлось отбивать горлышко, потому что в нее запихали эту проклятую пробку, а штопора в кармане у меня привычки носить не было. Часть драгоценного красного вина я разлил. Потом порезал нижнюю губу о торчащее стекло. Когда выпил половину бутылки вина, то во рту появился какой-то кисловатый вкус (вероятно, вино дерьмо) – я решил залить этот паршивый вкус коньком «Три звезды». В горле приятно зажгло. Коньячок был ничего (напоминал самогон, который я воровал у деда (отца мамы), когда он уже хорошо нагружался). Когда я все влил в себя, то прислонился к железной трубе, закрыл глаза и представил себя далеко-далеко, на каком-нибудь экзотическом острове вместе с Натали.

Не знаю, сколько я проспал на скамейке в этой веранде. Когда открыл глаза, то было темно и где-то поблизости кто-то лаялся (по голосу бухие). Я стер с лица капли дождя и, покачиваясь, двинулся домой. По дороге домой с полузакрытыми глазами я напоминал пилота.

На следующий день мать со мной не разговаривала – мне было по фигу. В этот день я купил бутылку крепкого пива и выпил. Последнее время я не могу заснуть, если не выпью что-нибудь предварительно. Становлюсь наркоманом. Во сне приснилось, что у меня распадается все тело, и я, разваливаясь на кусочки, иду к моему отцу, чтобы разделаться с ним раз и навсегда. Во сне у меня был кусок трубы, чтобы долбануть его по башке и вышибить мозги, но потом все это внезапно прекратилось, и я очутился на отвесной скале, с которой и упал, положив конец всему. Разумеется, я перепугался. Меня больше не существует – от одной только этой мысли мурашки по чертовой коже пробегают. Падал, я довольно долго, а когда наконец я ударился об острые камни, то почувствовал огромную пустоту и одиночество – я один и никто не придет мне на помощь, затем я умер, перед этим увидев перед глазами лицо Нэт.

Когда мы на грани отчаяния или депрессии, то на ум приходит то хорошее, милое и простое, что мы просто не ценили, когда у нас все было нормально. Долбанный парадокс! Также и со мной. Когда со мной все было хорошо, я не ценил в должной мере Натали и ее отношение ко мне, а когда было уже поздно, мне на ум пришли все ошибки, которые я допустил по своей тупости и эгоизму.

ИМЕЕМ – НЕ ЦЕНИМ, ПОТЕРЯЕМ – СОЖАЛЕЕМ.

Проснувшись, я стиснул одеяло в руках, и по моему телу пробежала дрожь. Как же мне хотелось, чтобы кто-нибудь лежал сейчас со мной рядом, обнял и утешил. Черт, как бы я этого хотел!

В субботу я, Рик и Серый закололи школу. Бухали около стройки за полем. Потом играли с какими-то парнями в баскетбол – они нас разгромили почти подчистую. После игры еще выпили, и Рик с Серым помогли мне дойти до дома. Благо, что дома не было родителей. Парни довели меня до дома и отправились к себе. Как я мог так нахлестаться? Я проблевался и пошел спать. Мне приснилось, что мы с парнями играли в баскетбол и разнесли тех недоносков, которые надрали нам задницу – было круто.

Вечером около десяти (когда я смотрел на часы, то перед глазами все плыло, я увидел лишь цифру 21 на электронных часах, а дальше ничего) я проснулся. Умыл свою раскрасневшуюся рожу и попил чаю. Спросил у мамы, которая стирала свою кофту, как дела. Она лишь глянула на меня и продолжила стирать.

Пытался дозвониться до Натали, но у нее никто не снимал. Надо будет купить ей какой-нибудь подарок, чтобы загладить вину окончательно.

Отец в этот день и на следующий день не ночевал дома – не трудно догадаться, где он был. Я все равно запирал дверь своей комнаты.

ЧУДЕСНЫЙ ЗАКАТ

ПАЛЬМЫ

ШУМ ПРИБОЯ

Мне бы чертовски хотелось оказаться в этом чудесном тихом месте (а кому бы не хотелось?!), но я могу отправляться туда, наверно, лишь во сне да в собственном воображении (как же здорово, что у людей есть такая штука!). Вспомнил деревню родителей моей матери. Когда я был маленький, то все лето и каникулы проводил там: зимой катался с горки, валялся с соседскими ребятами в снегу; летом не вылезал из речки, ходил в походы с деревенскими друзьями, а вечером мы сидели у костра и рассказывали друг другу страшненькие историйки или просто болтали о разной чепухе. Разумеется, не обходилось без спиртного: немного пива, иногда самогон. Когда тебе восемь или девять пробуешь спиртное чисто из любопытства (Почему взрослым это так нравится?), но когда тебе семнадцать или восемнадцать, то любопытства больше нет, потому что за свой короткий жизненный период ты уже попробовал все, и ты пьешь только для того, чтобы почувствовать легкость и отключиться, позабыв обо всем. В то время у меня был друг Геннадий, с которым мы любили откалывать разные шуточки. Как-то, когда мы отправились в один из походов, то после страшилки про людоеда, рыскавшего по лесам в поисках лакомых человечков, мы с Геной, отправившись перед сном справить свои нужды, увидели толстую мертвую жабу. Мысли у нас тут же сработали в одном направлении. Мы нашли палку, подцепили жабу и, угорая от смеха (потому что уже рисовали в уме, какой девчонки поднимут ор), направились к палатке, где они спали. Двое других мальчишек (я уже не помню их имена) выбрались из палатки, заметив нас. Гена им показал знаком, чтобы не шумели, кивнув на жабу. Они прикрыли рты и затряслись от смеха. Все мы тогда были возбуждены до предела. Если еще принять во внимание, что была ночь, мы были в лесу, стрекотали кузнечики, и с темного звездного неба на нас смотрела половинка луны. «Я приоткрою палатку, а ты швыряй жабу», – шепнул мне Гена. Я кивнул, переводя все больше учащающееся дыхание. «На счет три». «Давай быстрей, я этого не вынесу», – прошептал я, весь трясясь. Мертвая жаба ездила по палке, точно по вертелу. «А вы, как Димыч закинет сюрприз нашим девочкам-трусишкам, вопите не своим голосом». «Раз, два…». Трех я не дождался. Парни тут же завопили как по команде. Один крикнул: «Людоед!» и изобразил предсмертные муки. В палатке девчонок послышалась возня и напуганные голоса. Когда зажглись фонарики и керосиновая лампа, то мы услышали крик Ани Кировой. Жаба шмякнулась ей прямо на руку, из нее вытекла еще что-то, как рассказывали потом другие девчонки. Следует отметить, что такой крик не в каждом фильме ужасов услышишь, мы аж уши закрыли. Мы, хохоча, как слоны, побежали в свою палатку. Затаили дыхание и стали ждать. «Секунд черед десять выйдем из палатки и притворимся дурачками, которые только проснулись». «Хор-р-рошо», – ответили мы Гене через разрывающий нас на части смех.

– Это людоед. Он играет с нами, а потом разорвет на кусочки и съест.

– Да не мели чуши, дура.

– Тогда что же это?

– Да это просто эти засранцы решили придать истории большей реалистичности.

«Весь кайф обломала, Ирка», – прошептал Гена.

«Не то слово. А они и впрямь купились. Умора просто».

Затем девчонки ворвались в нашу палатку, накричали, бросив назад жабу. Как мы не отнекивались (что, мол, тихо спали в палатке и не подкидывали мертвых жаб), они нам не поверили. В основном разглагольствовала Ира Шлендрова (она была своего рода лидером и настоящей реалисткой у девчонок), а другие девчонки стояли в сторонке. Шлендрова назвала нас дураками и балбесами. Девчонки после этого подумывали о том, чтобы дежурить перед палаткой посменно, а то вдруг мы учудим что-нибудь еще, но мы их заверили в обратном. После этого Кирова рассказала обо всем родителям, и нам досталось. Вернее, досталось лишь Гене (отец всыпал ему пару раз ремнем по заднице), а мой дедушка лишь улыбнулся своей приятной детской улыбкой и велел больше так не делать. Потом мы с Геной еще выслушали нотацию от матери Кировой, которая делала из нас чуть ли не преступников-рецидивистов. Но если бы у нас с Геной появился шанс проделать подобную шутку, то я уверен, что мы бы это обязательно это сделали – ведь это круто, а как бодрит.

Как печально, что моих бабушки и дедушки больше нет. Этим летом я мог бы погостить у них, и добрая бабуля побаловала бы меня своими пухлыми блинчиками. В прошлом году мы с мамой съездили в деревню (я ее уговорил, она не хотела). Там уже больше не было того духа, который я запомнил: веселье, доброта и открытость – а полуразрушенные дома, а самое главное… черная тоска. Чувство, словно в воздухе витает смерть. Мы прошлись с мамой по берегу речки, погуляли в парке и к концу дня уехали. Больше у меня нет желания побывать в деревне, где я провел почти все мое детство, потому что это уже не та деревня.

12 3 4 5 ...33 След.

Перевернутое сознание

С этой книгой читают