Черный ферзь

Гнездо отвернулся и лег на спину.

Сворден продолжал смотреть.

Человек оторвался, наконец, от кровавой трапезы, встал и побрел назад к дасбуту, изредка наклоняясь и проходя несколько шагов, помогая себе руками. Походка приобрела сходство с движениями копхунда.

– Насмотрелись? – Церцерсис отобрал бинокль у Свордена. – Представление окончилось. Сейчас начнется работа.

И действительно – члены экипажа один за одним исчезли в дасбуте. Палуба опустела. Лишь растерзанное тело на корме, да окровавленное место схватки напоминали о произошедшем.

– Весело, сечешь? – Пятнистый хлопнул Свордена по плечу. – Вот развлекуха так развлекуха!

– Ага, – поддакнул Гнездо, – уж я бы веселился, пока копхунд тебя разделывал.

– Башка, – обиделся Пятнистый.

Паук ткнул Свордена в бок. Сворден кивнул, подобрал мешок с наживкой. Они перевалили через вершину, скатились вниз на животах и поползли к дасбуту.

Особенно неудобно оказалось волочь шест, который норовил зацепиться за любой выступ на ледяном поле. Паук не обращал на это никакого внимания, даже если шест застревал достаточно крепко. Он упрямо продолжал загребать руками и ногами, оставаясь на месте, тяжело дыша, хватая ртом снег. Свордену пришлось взять на себя заботу высвобождать застрявшее приспособление.

Кое-где снег уже подтаивал, отчего куртки промокли, отяжелели. Ползти стало еще труднее.

Изредка слышался лязг люк, выпускавшего кого-то из дасбута, и тогда они замирали, вжимались в лед, не поднимая голов.

Когда до лодки оставалось рукой подать, Паук наткнулся на то место, где копхунд дрался с людьми. Снежный покров здесь превратился в кровавую мешанину. Валялись обглоданные кости. Посредине возвышалась слепленная из снега небольшая горка, и из нее торчал кусок руки. Сжатым в кулак пальцам не хватало факела.

Наконец Сворден и Паук доползли до дасбута и сели, прижавшись к покатому боку. Отдышались, пытаясь разглядеть там, откуда приползли, притаившихся подельников. Ничего не видно. Лишь маячила торчащая из снега рука, грозившая кулаком.

– Пошутили, – проворчал Паук.

– Куда теперь?

Паук показал в сторону кормы. Пригнувшись, они добежали до второй рубки. Ухватившись за выбитые в резине выемки, Паук ловко взобрался на палубу. Сворден передал ему шест и тоже влез на лодку.

Пожалуй, только отсюда можно было оценить насколько дасбут огромен. Они словно оказались на широкой дороге. Белое покрытие слегка пружинило под ногами. От кормовой рубки до киля тянулась узкая полоса голой металлической поверхности. Паук отыскал на ней еле приметный люк, ухватился за рукоятку, с кряхтением повернул. Свордена расчехлил шест и передал его Пауку. Тот примерился, ткнул основание с разъемами в отверстие люка, повернул. Теперь шест крепко торчал за кормовой рубкой.

Сворден дотянулся до затвора. Лезвия ловушки растопырились. Прицепили приманку – здоровенный кусок тухлятины. Сверху донеслось карканье – громовые птицы закружили над дасбутом.

– Чуют, – Паук облизнул губы, поискал взглядом снег, но на теплом корпусе он таял, и лишь кое-где в трещинах и выемках покрытия чернели лужицы. – Отойдем.

Они притулились к ледовому подкреплению рубки, спиной ощущая подрагивание дасбута – внутри работали мощные механизмы. Отчетливо различался свинцовый привкус – радиация. С трудом верилось, что торчащий нелепый шест, да еще с наколотым куском мяса, может хоть как-то повредить столь могучей машине.

Сворден вздохнул, снял и почистил очки. Мировой свет слепил. Марево поглощало метеорологические установки. Кальдера отбрасывала длинную непроглядную тень на правый туск – изогнутый выступ внешнего материка. Устройство мира казалось таким же нелепым, как и все предприятие по нападению на дасбут.

Громовая птица камнем упала на приманку. Ловушка щелкнула, лезвия сомкнулись. Оглушительно треснул разряд. Из отверстия повалил густой дым.

Паук встал, помахал.

– Видим, – сказал вновь неизвестно откуда возникший Церцерсис. – Дай руку.

Сворден втащил на палубу Церцерсиса, затем помог взобраться остальным.

– Гладко прошли, – заметил Гнездо.

– Заткнись, – показал кулак Церцерсис. – А то сейчас кальдера зашевелится, кехертфлакш! Тогда и увидим, что гладко, а что шершаво. Живо на рубку!

– Здорово их! Сечешь, башка? – Пятнистый гордо выпятил подбородок, покровительственно похлопал Свордена по плечу, привстав на цыпочки.

Клещ схватил Пятнистого за шею и несколько раз пригнул к палубе. Паук вышел из привычной хандры, резво подбежал и отвесил Пятнистому пинок. Над головой закричали громовые птицы. Все замерли, всматриваясь в центр мира. Затем на носовой рубке возникла фигура в мохнатой шубе. Пятнистый взвизгнул, но Клещ держал его крепко.

Человек спустился на палубу и двинулся к кормовой рубке. Испещренное шрамами и татуировками лицо ничего не выражало. Заплетенные во множество косичек волосы свисали ниже плеч. Подвешенные к ошейнику сушеные сморщенные головы глухо стукались друг о друга. От мохнатой шубы несло затхлостью, спертым воздухом. В руке человек держал короткую бугристую палку, из отверстий которой на палубу капала тягучая жидкость.

От облика человека веяло стылой жутью. Сворден не сомневался – начни тот душить их по очереди, никто не сдвинется с места от ужаса.

Шаг. Еще шаг. Темная фигура надвигается, поглощая, впитывая окружающий мир. Мертвые головы с пустыми глазницами кривят безгубые рты в ужасных ухмылках. Вонь полуразложившегося трупа выворачивает наизнанку. Трупяк. Насыщенный атмосферным электричеством Стромданга самодвижущийся трупяк, чьи мертвые мышцы сокращаются не волей гниющего мозга, но чудом постоянного тока. Смотрит над собой, где беснуются громовые птицы, почуяв тухлятину. Поднимает палку, целясь в птиц, сжимает ее, отчего из отверстий брызгает уже знакомая черная жидкость, а вверх устремляются тончайшие прозрачные нити.

Что там происходит – понять трудно. Свара, избиение. Птицы каркают, бьют громадными крыльями, падают. Сверкают молнии. Сыпется почерневшая чешуя. Слышится шмяканье об лед. Вокруг дасбута – агонизирующие тела. Скребут когти. Судорожно распахиваются пасти, безуспешно пытаясь исторгнуть последний крик.

Человек стряхивает палку и скрывается за кормовой рубкой. Палуба усеяна безобразными пятнами.

Пятнистый тихо завыл. Гнездо упал на колени, и его вывернуло. Паук приготовился спрыгнуть с палубы, но Клещ схватил его за капюшон.

– Успокойтесь! – прорычал Церцерсис. – Заткните его!

Сворден шагнул к Пятнистому, взял за шиворот и встряхнул. Пятнистый замолчал.

– К такому никогда не привыкнуть, – пожаловался Гнездо, все еще стоя на четвереньках. – Как вас только блевать не тянет?

– Всем по местам, – приказал Церцерсис. – Не ссать. Выродки нас не видят и не чуят.

– Почему? – спросил Сворден.

Церцерсис уставился на Свордена, но тот глаз не отвел, лишь еще раз тряхнул молчащего Пятнистого.

– Редуктор обесточен, – сказал Церцерсис. – А без него они не люди, понимаешь?

– Они и так не люди, – жалобно сказал Пятнистый. – Трупяки.

– Не полезу, – сказал Паук.

– Я то… – начал Пятнистый, но осекся.

Церцерсис выхватил нож и полоснул Паука по горлу. Хлынула кровь, Паук задергался. Ноги его подогнулись, но Клещ продолжал крепко держать тело.

– Отпусти, чучело, – сказал Гнездо, поднимаясь и вытирая рот.

Клещ отпустил, ткнул ботинком неподвижного Паука.

– Блевать не тянет? – поинтересовался у Гнезда Церцерсис, все еще не пряча нож.

– Нет, – хмуро ответствовал Гнездо.

– Тебя еще что-то интересует? – повернулся Церцерсис к Свордену.

Сворден пристально смотрел в глаза Церцерсису, пока тот не выдержал и не перевел взгляд на Пятнистого:

– Ты чего вякал?

Пятнистый затряс головой.

– В дасбут. Живо.

Первым на носовую рубку взобрался Гнездо, за ним – Пятнистый, Клещ. Церцерсис придержал Свордена за рукав:

– Ты самый головастый из отбросов, поэтому в пекло особо не суйся, расходного материала и так хватает.

Внутри рубки никого не обнаружилось. Скудное аварийное освещение кое-как разжижало царящую в дасбуте тьму. Что-то хрипело и булькало. Иногда чудились юркие тени, шнырявшие под ногами. И еще было холодно. Холоднее, чем снаружи. Металл обжигал даже сквозь одежду.

Никто не разговаривал и вопросов не задавал. Гнездо уверенно повернул в сторону кормовых отсеков. Люки в переборках оставались отдраены. Легкий сквозняк бросал в лицо идущим сложные запахи механической и органической мертвечины – металла, смазки, тухлятины, сдобренных привкусом океана и радиации. Казалось, титанический стальной дерваль сожрал, перемолол весь экипаж в жерновах механизмов и одним глотком отправил их в раскаленную топку ядерного реактора, и лишь куски плоти остались догнивать, застряв в промежутках металлических зубов.

В одном из закутков Сворден разглядел копхунда. Тварь привинтили к переборке болтами. Она таращилась громадными глазами из-под широкого лба. Какая-то мерзость стекала из пасти. Валялись обглоданные кости.

Встретившись взглядом со Сворденом, копхунд дернулся, оскалился. Распятые конечности напряглись, но болты держали крепко. Замыкающий шествие Церцерсис нетерпеливо толкнул замершего Свордена в спину.

Вскоре они еще раз спустились по трапу и очутились на палубе, где размещался экипаж. Здесь к аварийному освещению добавились включенные фонари, подвешенные к раздвижным дверям кубриков. Стылый синий свет позволял рассмотреть внутренности узких длинных ячеек.

На полках лежали люди. Чтобы умещаться в отведенном для отдыха объеме им приходилось жаться, корчиться, втискиваться в коечные щели, непрерывно шевелясь личинками в тесных коконах влажных простыней, безнадежно стараясь найти удобное положение. Закрытые глаза, распущенные рты, кожа, примерзшая к костям черепа.

Непрестанный шорох десятков тел, ищущих покоя, добавлялся к ставшему здесь громче хрипу и бульканью. Только теперь Сворден сообразил, что никакой это не хрип и не бульканье, а голос, читающий нечто монотонно, с усилием, будто пересиливая жуткую боль, изредка срываясь на крик и всхлипы. Слова казались знакомыми, но они отказывались складываться в нечто осмысленное. Как и многочисленные надписи внутри дасбута.

Странно, но здесь свора оживилась. Они уже не шли друг за другом, вздрагивая от малейшего неожиданного шума, а заглядывали в кубрики, даже осмеливались заступать за порог, выискивая поживу.

Гнездо вытащил целый ворох мохнатых шуб, выбрал одну, которая казалась не такой поношенной, как остальные, и поменьше воняла, и тут же в нее облачился.

Клещ залез в один из кубриков, долго там возился, пыхтел, чем-то гремел, пока не выволок оттуда запечатанную банку. В мутной жидкости плавала какая-то отвратная дрянь, то ли живая, то ли законсервированная – в синюшном свете не разобрать. Довольный приобретением, Клещ упаковал добычу в рюкзак.

Пятнистый поначалу опасливо заглядывал в кубрики, стараясь не заступать внутрь и крепко держась за притолоку. Он вытягивал шею, принюхивался, морщился, отшатываясь назад в проход при каждом шевелении спящих. Постепенно набираясь храбрости по мере того, как Гнездо и Клещ набивали рюкзаки и подсумки добычей, Пятнистый на цыпочках заходил в кубрики, шурудил на столе, ощупывал стены в поисках нычек. Висящая на животе торба округлялась.

В одном из кубриков Сворден заметил на полке книжку. Гнездо, Клещ и Пятнистый, уже побывавшие тут, книгой не заинтересовались. Сворден взял ее, стряхнул крошки, перелистал.

Книга состояла из одних картинок с короткими подписями. Описывалась жизнь странного создания, скорее даже, некоей особи женского пола, которая прислуживала бравому офицеру – судя по шубе и высокой шапке. Особь проживала в бочке с ледяной водой и периодически вовлекалась хозяином во всяческие авантюры – исключительно патологические и извращенные. Картинки отличались высокой степенью детализации. Сворден сунул книжку в карман.

Тем временем Пятнистому не повезло. Окончательно осмелев, он потерял бдительность. В одном из кубриков Пятнистый приметил оставленную недоеденной большую горбушку консервированного хлеба. Гнездо и Клещ резко пахнущим куском побрезговали, но Пятнистый решил такую добычу не упускать. Он схватил хлеб, не заметив, что тот полностью выеден. Крыса оставила лишь корку и притаилась внутри. Пальцы Пятнистого показались ей соблазнительной добычей.

Сворден вовремя заметил, что творится неладное. Он схватил Пятнистого, ударил по руке, выбивая хлеб, ладонью зажал рот. Крыса вцепилась когтями в обшлаг куртки, обмотала длинный хвост вокруг запястья и продолжала пожирать пальцы Пятнистого, скусывая фалангу за фалангой.

Несчастный бился и врывался. Сворден перехватил его руку около локтя и несколько раз ударил о переборку. Крыса срывалась, повисала на хвосте, но затем ловко изгибалась, вцеплялась в кровоточащие обрубки и продолжала прерванную трапезу. Глаза твари горели красным.

Подоспел Церцерсис, протиснулся между Сворденом и переборкой, перехватил руку Пятнистого и ловко пригвоздил крысу ножом к двери кубрика. Животное корчилось, пищало, размахивало лапами и било хвостом. Церцерсис оттолкнул Свордена, все еще зажимавшего Пятнистому рот, выдернул нож с насаженной крысой и размозжил ей череп каблуком.

Пятнистый стонал.

– Пригни его, – приказал Церцерсис.

Сворден налег на Пятнистого, а Церцерсис тем временем прижал его искалеченную руку к палубе и откромсал оставшиеся обрубки пальцев.

– Вот тварь, кехертфлакш, – выругался Церцерсис, непонятно кого имея в виду – Пятнистого или крысу.

– Сдохнет, – сказал Гнездо. Он присел на корточки и обмотал ладонь Пятнистого бинтами.

– Дотянет, – Церцерсис ободряюще хлопнул Пятнистого по плечу.

По кубрикам больше никто не лазил. Из жилого отсека они спустились еще на один уровень в узкий проход между гудящими трубами и проводами. Кое-где попадались закутки, отгороженные раздвижными панелями, внутри которых мигала аппаратура, по круглым циферблатам ползли стрелки, на столах лежали раскрытые тетради с записями.

Пятнистый нянчил раненую руку, вообще потеряв всякий интерес к происходящему. Кое-как наложенная повязка подтекала кровью. Клещ часто оглядывался на приятеля.

Гнездо, ведший остатки своры, ловко нырял в люки, пригибался там, где трубы обрастали вентилями, норовя снести череп незваным гостям, взлетал по трапам и так же ловко по ним соскальзывал, держась лишь руками за вытертые до блеска перила.

Иногда им встречались члены экипажа, но уже без шуб и шапок, а в серых робах и сандалиях на голые ноги. В моряках не осталось почти ничего пугающего – они походили на бледные тени умерших, которые не заметили, что жизнь окончательно ушла из тел, и безразлично продолжали выполнять свои обязанности. Лишь их глаза при случайной встрече со взглядами своры порождали дрожь – чудилось, что из пыльной пустоты зрачков этих как бы мертвых тел наблюдало за внешним миром иное существо – всемогущее и равнодушное.

Сильнее ощущался привкус радиации. Монотонный голос, доносящийся из отверстий внутренней связи, заглушался пыхтением пара, который вырывался из соединений труб. Сворден слышал слабое шуршание под дырчатым настилом палубы. Но на крыс это не походило. Там двигалось нечто более мелкое и гораздо более многочисленное.

Внезапно Гнездо остановился и предостерегающе поднял руку. Сворден придержал Пятнистого за плечо. Клещ присел было на корточки, но тут из дренажных отверстий поползли тараканы – сначала по одному, а затем – набирающими силу потоками. Насекомые покрыли все пространство до люка шевелящимся ковром, сотканным из обычных мелких синих экземпляров с вкраплениями больших белых и совсем уж огромных прозрачных – порождений скверно защищенного реактора.

– Стоять, – сказал Церцерсис. – Не двигаться.

Свет померк. Сворден увидел, что из следующего отсека навстречу им движется нечто бесформенное, заполняя весь проход. Гнездо попятился, оттесняя Клеща и Пятнистого. Сворден остался недвижим, лишь ухватился за трубы. Церцерсис пробрался вперед.

Из темноты появились щупальца, покрытые редкими щетинками.

– Трахафора! – Гнездо качнулся назад.

Клещ и Пятнистый развернулись и навалились на Свордена. Руки соскользнули с влажных труб, и он опрокинулся на спину. Тем не менее, ему удалось схватить беглецов за ноги, и те тоже повалились на палубу. Они ворочались в узком проходе, пытались ползти, пинались, но Сворден держал крепко.

В образовавшейся куче невозможно было разобрать, что же происходило впереди. Тогда Сворден ловко перекувырнулся назад, оседлав Клеща и Пятнистого. Те забились еще сильнее.

– Тихо, – повернулся к ним Сворден и дернул каждого за ухо.

Церцерсис и Гнездо продолжали стоять неподвижно. Трахофора шевелила усами. Под тонкой морщинистой кожей что-то переливалось. Заостренное окончание тела, густо покрытое щетинками, дергалось из стороны в сторону. Церцерсис направил на нее фонарь, и тогда стало понятно, что трахофора почти прозрачна.

Узкий луч света впитывался белесой оболочкой, поглощался точно вода, чтобы растечься внутри громадного тела мириадами ручейков. Многочисленные течения разносили световые частицы, постепенно превращая трахофору в подобие сверкающей драгоценности. Каждая щетинка засияла глубокой синевой, а от малейшего движения на оболочке возникали светлые круги. Круги расширялись, распадались на отдельные кольца, которые сталкивались между собой, разрывались, сливались и постепенно угасали.

Свордену показалось, что он видит внутри трахофоры нечто темное, старательно огибаемое световыми потоками. И это темное пятно прорастает множеством нитей, которые тянутся внутри тела, образуя сложные узоры.

Свет погас. Трахофора вытянула щупальца, поднесла их к скопищу тараканов. Воинство насекомых вышло из транса, зашевелилось. Щупальца напряглись, раздулись, в оболочке вскрылись дыхальца, судорожно пульсирующие, выдавливая слизь. Насекомые принялись вбуравливаться в появившиеся отверстия. Сначала по одному, точно высылая вперед разведчиков, а затем, словно получив сигнал о безопасности выбранного пути, ринулись массой.

Щупальца не могли поглотить всех насекомых сразу. Шевелящийся ковер покрыл переднюю часть трахофоры. Тараканы срывались, дождем падали на палубу и вновь начинали восхождение к дыхальцам по спинам собратьев.

Тут под слоем насекомых что-то взбугрилось и выстрелило под потолок клубком новых щупалец. Они развернулись огромными зонтиками, потыкались в переборки, оставляя на трубах и проводах пятна слизи, пригнулись к палубе.

– Кехертфлакш, – выставив перед собой нож, Церцерсис попятился, заодно оттесняя назад и Гнездо.

– Голодная тварь, – сказал Гнездо. – За так не отделаемся.

Зонтики ползали по палубе. К шелесту насекомых присовокупилось хлюпанье слизи. Казалось, трахофора тщательно вылизывает металл многочисленными слюнявыми языками.

– Сворден, – позвал Церцерсис.

– Здесь.

– Давай одного сюда.

Сворден оглянулся. Пятнистый и Клещ обессиленно скребли пальцами палубу.

– Кого?

– Любого, кехертфлакш!

Сворден встал, схватил Клеща за шиворот, рывком поставил на ноги и развернул к Церцерсису. Пятнистый замер, сложив руки на затылке. Гнездо перехватил Клеща и подтянул к себе. Клещ слабо отмахивался.

Тем временем одна из щупалец оторвала гигантскую присоску от палубы и потянулась в сторону людей. Внутреннюю поверхность присоски усеивало множество крючков.

Церцерсис присел на корточки, и внутри воронки оказалась голова Клеща. Оболочка сжалась, заключив ее в плотный капюшон. Тело задергалось, ноги подогнулись. Из под края присоски заструилась кровь. Одежда на Клеще зашевелилась. Кое-где ткань порвалась, из прорех вытянулись тонкие отростки с коготками. Коготки вцепились в куртку и брюки, отростки напряглись. Тело Клеща стало втягиваться в щупальце.

Сворден дернулся вперед, вытянул руку. Церцерсис предостерегающе каркнул, полоснул лезвием по его ладони, а Гнездо ударил локтем ему в живот. Сворден задохнулся, скрючился.

Щупальце оторвало Клеща от пола. Кровь полилась дождем. Трахофора корчилась. По плотной оболочке пробегали волны судорог. Слышался хруст сминаемого тела. Пятнистый начал смеяться – истерично, с повизгиванием.

– Заткни его, – сказал Церцерсис.

Наконец-то набрав воздуха, Сворден лягнул ногой. Пятнистый захлебнулся.

Стряхнув остатки насекомых, трахофора подадась назад. Разбухшее тело еле протискивалось сквозь люк. Нити слизи тянулись за щупальцами, которые постепенно укорачивались. Волоски щетины вибрировали, отчего трахофора порождала низкое гудение, точно электрический трансформатор. С ноги Клеща слетел ботинок и плюхнулся в лужу.

Напоследок изрыгнув неаппетитный комок какой-то дряни, трахофора исчезла в темноте.

Сворден посмотрел на ладонь. Царапина оказалась ерундовой и почти не кровоточила.

– Руку дай, – попросил Пятнистый.

Сворден помог ему подняться. Гнездо бочком подобрался к люку, опасливо туда заглянул. Под ногами хрустели приклеившиеся к слизи насекомые.

– Вроде чисто, – сообщил Гнездо, посветив фонариком.

– Слишком тихо, – сказал Церцерсис.

И действительно – внутри дасбута исчезли почти все шумы. Прекратилась радиопередача на непонятном языке. Ушел за грань слышимости гул работающих машин. Даже звук шагов изменился – казалось, что ступаешь не по металлической поверхности тяжелыми ботинками, а по толстому ковру босиком.

– Уже близко, – Церцерсис посмотрел вверх, как будто мог что-то увидеть сквозь переборки. – Кехертфлакш!

– Успеем, – сказал Гнездо. – Если побежим, то успеем.

– Вперед! – сплюнул Церцерсис, и они побежали.

Вслед за тишиной начала сгущаться тьма, словно в узкое пространство отсеков дасбута откуда не возьмись высыпали тучи мельчайшей мошкары. Или кто-то неосторожным движением расколол голографическую пластину, отчего ясное изображение реальности поблекло, потеряло детали, стало зернистым.

Мир сжимался. Сворден спиной ощущал, как мрак следует за ними по пятам, кусками жадно отхватывая отсек за отсеком, переборку за переборкой.

Театр. Железный театр. Пришедший в негодность и теперь сминаемый колоссальным прессом. Ржавые декорации, в пыльном сумраке которых притаились жуткие маски для бутафорских трагедий. Полутрупы осклабились, пытаясь дотянуться до бегущих гнилыми руками, а черные многоножки кишели в лохмотьях разлагающейся плоти.

Густел приторный смрад. Легкие отказывались дышать таким воздухом. Лишь воля заставляла вбирать это гноище сквозь стиснутые зубы, ощущая как зловоние заполняет рот, захлестывает горло и стекает по гортани тяжелым потоком отвратительной слизи.

Хотелось откашляться, а еще лучше – выблевать мерзкую жижу вместе с желудком, остановиться, упасть на колени, упереться руками в палубу и до бесконечности отплевывать кровавые куски отравленных внутренностей.

Трубы все ниже нависали над головой. Плечи задевали многочисленные выступы, рукоятки, краны. Ноги спотыкались о ступеньки трапов и камингсы. Свордену казалось, что дасбут съежился, ощетинился, выпустил металлические когти, готовый вцепиться мертвой хваткой в своих врагов.

Внезапно пришло облегчение. Церцерсис, Гнездо, Пятнистый и Сворден протиснулись сквозь последний люк, за которым узкая глотка дасбута сменилась просторным отсеком.

Вдоль длинного прохода темнели громады десантных машин, танков, баллист, установленных на подъемниках. Срезы направляющих шахт походили на гроздья сот.

Церцерсис посветил на каждого фонариком. Гнездо дрожащими руками утирал пот, от которого грязные космы слиплись в сосульки. Пятнистый остекленело смотрел перед собой. Рвотная пена застыла на подбородке. Мокрые штаны прилипли к ногам. Сворден глубоко дышал. К смраду он то ли притерпелся, то ли воздух и вправду стал чище. Рука все еще сжимала капюшон Пятнистого.

– Отпусти его, – сказал Церцерсис.

Сворден разжал онемевшие пальцы.

– Чучело, ты зачем этот хлам на себе тащил? – почти нежно поинтересовался Церцерсис.

– Прилипчивая тварь, – хрипло засмеялся Гнездо и посмотрел на свои ладони. Руки ужасно тряслись.

Пятнистый заступил за спину Свордена.

– Он с нами, – сказал Сворден. – Если надо, я его и дальше потащу.

– Ладно, – сплюнул Церцерсис, – некогда разбираться, кехертфлакш.

Он повернулся и прошелся вдоль ангара. Сворден двинулся следом, притрагиваясь к каждой машине. От них пахло теплом и радиацией – оболочка ядерных двигателей порядком поизносилась. Некоторые экземпляры оказались повреждены – сорваны пластины активной защиты, броня оплавлена, покорежены гусеницы.

– Какая? – спросил Церцерсис.

– Вот, – Сворден постучал по борту баллисты. – Но нужно проверить…

Тишина разбилась – ясный звонкий голос на все том же незнакомом языке объявил:

– Ахтунг! Ихь фанге мит дем аншлиссен дэс редуциргетрибес ан. Ди координатен дес у-боотес зинд зектор хундерт айнс, унтерзектор бэ. Алле Флакш’с динстен зайен берайт цур видерхерштеллунг дер гештальт. Отсчет! Сто, девяносто девять, девяносто восемь…

– Некогда, кехертфлакш, проверять! – заорал Церцерсис. – В машину!

Сворден упал в водительское кресло, пробежался по клавишам. Баллиста заурчала.

– Семьдесят три, семьдесят четыре…

– Все?

В соседнее кресло уселся Церцерсис.

– Подъемник готов! – крикнул в люк Гнездо.

Пятнистый неуклюже пробрался на место позади водителя.

Машина дернулась. Загудел подъемник. Сворден посмотрел в перископ, но пока ничего нельзя было разобрать. Гнездо забрался внутрь и задраил люк.

– Держитесь крепче, – предупредил он. – Сейчас сработает катапульта.

– Шестьдесят, пятьдесят девять…

На днище баллисты обрушился мощный удар. Свет моргнул. По навигационному экранчику пошли помехи. Задребезжали плохо подогнанные плиты защиты реактора. Запыхтели компенсаторы. Натужно взвыл гироскоп.

Рот наполнился горькой слюной. Сворден вцепился в поручень, но это мало помогло – машину сильно мотало.

– Выравнивай! – прохрипел Церцерсис.

– Сорок четыре, сорок три, сорок два… – для звонкого голоса не существовало преград.

Сворден оскалился. Пальцы соскальзывали с клавиш. Резкими хлопками срабатывали компенсаторы. Стрелка баланса неумолимо отклонялась от вертикали.

– Утюг! – заорал Гнездо. – Летающий утюг!

Пальцы Пятнистого вцепились в плечи Свордена, но стряхнуть их времени не оставалось. Баллисту переворачивало. Сворден ясно чувствовал как неуклюжая машина все круче заваливается на правый борт.

– Двадцать два, двадцать один, двадцать…

Еще один удар – куда-то в район гусениц. Баллиста затряслась, ее поволокло юзом. Перед вздыбился, и машина на мгновение замерла. Сворден выплюнул кровь и припал к перископу. Мир медленно поворачивался – баллиста кормой уходила в воду.

– Одиннадцать, десять, девять…

Во время падения их развернуло к дасбуту, и Сворден увидел невероятную картину. От кальдеры через весь мир протянулось нечто, похожее на ус. Колоссальное сооружение величаво изгибалось, приближаясь к дасбуту. Казалось, что оно собрано из грубо склепанных стальных колец, но вряд ли какой металл мог выдержать столь чудовищную нагрузку. Темный раструб на конце уса замер над кормовой рубкой, позади которой все еще шел дымок.

– Три, два, один, ноль! Наведение завершено.

Сворден вцепился в клавиши. Двигатель взревел. Баллиста рванула вперед. Машина выровнялась и развернулась. Вверху, прямо по курсу, расплывалось темное пятно гноища.