Они снимали огромную квартиру на первом этаже в нашем доме: шестеро взрослых, двое детей, три собаки, две кошки, найденные на улице,и нелегал Витька. Почему-то Витька шел всегда в конце перечислений, после кошек.

Вечерами из окон доносился шокирующий соседей аромат жареной на сале картошки и страшные крики :

–Киркоров – это китч! Прошу не произносить в моем доме этого имени!

– Это знаковая фигура. Он по-своему талантлив. Он бывший муж Пугачевой, в конце концов! Мы должны быть в курсе событий шоу-бизнеса!

–Нет! Картошка еще сыровата. Опусти крышку. Не хватай раньше времени!

Ивритоговорящие жильцы упорно считали, что в квартире разыгрываются жуткие семейные разборки. Я много раз объясняла им, что это творческие споры, которые не могут быть тихими, когда в одной квартире проживают бывшие режиссер, актриса и директор драматического театра, да еще из Грузии.

Аборигены нашего дома так ничего и не поняли. Они собрали деньги, наняли рабочих и воздвигли декоративную стену, отделяющую окна «не кошерной» квартиры от входа в подъезд. Признаться, я тоже до конца не разобралась, чего в этой семье больше: доброты или лукавства, расчетливости или инфантильности.

Зарисовка первая. Бабушка,

Утром ее выводили и сажали на скамеечку рядом с нашим домом. Словоохотливая старушка рада была любому собеседнику.

–Ты, деточка, одна в Израиле?– заботливо спрашивала она меня и, не дождавшись ответа, продолжала. – Одна пропадешь. Вот, возьми нашу семью: я получаю пенсию; сын, в прошлом режиссер Тбилисского театра, – пособие по безработице. С театрами в Израиле не густо. Дочь с мужем в фиктивном разводе; зять мой , бывший директор того же театра, на инвалидности, а дочь, актриса, работает. Нет, не на сцене, а нянечкой в больнице. Но мы оформляем на нее все договора. Внук Лешка, отец-одиночка, воспитывает сына от первого брака, а его подруга с их общей дочкой тоже числится одинокой матерью. Не расписаны они. Вот считай: пять пособий, плюс зарплата – на шестерых взрослых, двоих детей и пятерых хвостатых. И то еле-еле сводим концы с концами.

–Что ж Вы Витьку не посчитали? – спросила я

–А что его считать? Витек нелегал. И скоро съедет от нас. Вот женится и съедет! Женить его надо на гражданке Израиля, тогда он и вид на жительство получит, и право на работу, и медицинскую страховку. А иначе никак, он же не еврей. Нет ли у тебя хорошей женщины на примете? А что ты так укоризненно смотришь на меня? Здесь все вертятся. Вот моя подруга, к примеру, скрывает, что у нее есть сын. Хочет, чтоб ее похоронили за счет государства, как одинокую. И, между прочим, умно делает. Знаешь, сколько здесь похороны стоят? Узнаешь, не захочешь умирать.

Зарисовка вторая. Алешка.

Как-то, вынося мусор, я увидела Алешку, который грустно смотрел под капот своих старых "жигулей" и матерился. Витька курил рядом.

– Доброе утро! Что случилось? – спросила я.

–Да вот, сэкономил, понимаешь! – саркастически сострил Витёк.

– Надо было пройти очередной техосмотр, – начал объяснять Алеша, – а из выхлопной трубы такие газы валят! Раз в десять выше нормы. А деньги, чтобы мотор перебрать, у меня, естественно, отсутствуют. Приезжаю в наш гараж «Тарасик». «Ребята, выручайте!» – говорю. Ну, они и вывели часть газов прямо в салон…

–Ужас! Это же ведь газовая камера! – Запричитала я. – Ты мог задохнуться!

– Лучше б задохнуться мне тогда, чем пережить такое! – ответил Алексей. – Прошел я техосмотр, все в норме. Доехал до гаража с открытыми окнами. Ребята говорят: «Сейчас мы вернем трубки в исходное положение и за всю работу возьмем с тебя только 100 шекелей!». Обрадовались мы, пошли с Витьком пивка попить. Вернулись, забрали машину. А сегодня утром завожу ее, а она мертвая. Ты погляди! – Он ткнул пальцем в мотор. – Они детали поменяли, сволочи! Теперь она никогда с места не тронется!

–Да, превратили твою движимость в недвижимость! – опять сострил Витёк.

Действительно, с этого дня машина не тронулась с места. Она ржавела под дождями и плавилась на солнце, пока соседи не собрали деньги и не отбуксировали ее на свалку.

Зарисовка третья. Дядя Алеши.

Русский магазин «Березка» был знаменит на весь наш город: в огромном помещении, напоминающем ангар, находились книжный магазин, кафетерий, интернет-кафе, прокат видеокассет и тусовка всей русскоязычной, безработной интеллигенции.

Зайдя в магазин, я встретила дядю Алексея. Он чинно восседал за столиком читая книгу. Увидев меня, величественным жестом, заимствованным из пьес Островского, пригласил присесть рядом. Я не посмела ослушаться. Как-никак, а приглашает режиссер…

Тотчас подбежала улыбающаяся официантка.

– Зинуль, мне как всегда, – сказал дядя. – А даме – ваш фирменный кофе со взбитыми сливками.

Официантка убежала выполнять заказ.

– Вот здесь проходят дни мои, – трагически пожаловался дядя.

– Дома – шум, бедлам. Не могу ни сосредоточиться, ни творить. А ведь я создаю МХАТ. Да, да, не удивляйтесь. Молодежный Хайфский Театр. Премьера состоится здесь, в «Березке», на Новый год. Ваш покорный слуга – Дед Мороз. Вот с июня бороду отращиваю.

Официантка принесла мне красивый бокал с кофе, а дяде – сто граммов коньячка. Он пригубил, а я, воспользовавшись паузой, спросила:

– Скажите, а Витька вам родственник?

– Да какой он родственник! – в сердцах воскликнул дядя. – Это всё Алешкины дела. У Лехи, конечно, золотое сердце, но всему должна быть мера! Приятель попросился переночевать, и уже живет два года! А если рассудить, куда ему идти? Жена развелась с ним и уехала в Израиль. Через полгода звонит: «Люблю, скучаю, ошиблась, готова начать все сначала! Приезжай, поженимся». Он, дурак, поверил, продал все и прилетел «на крыльях любви». Она деньги забрала, а его выгнала.

Режиссер сделал паузу, отпил коньяк и глубоко ушел в себя. Встрепенулся и продолжил:

– Вот, задумал я пьесу: «Жизнь нелегала». Мощная должна быть вещь, щемящая, берущая за душу… – Дядя сделал очередной глоток и начал рассуждать о творческих терзаниях.

–Я пойду, пожалуй, дел полно, – взмолилась я после часового монолога дяди и несмело поднялась из-за стола.

– Иди. Иди, конечно…– ласково позволил режиссер. -А я, пожалуй, посижу еще. Столько нужно передумать…

– Зинуля, – позвал он официантку.

– Уже несу, – откликнулась она.

Зарисовка четвертая. Мать.

Подходя к нашему подъезду, я увидела маму Алексея. Она тащила домой найденный на свалке диван.

– А что, мужчин в доме нет? – спросила я.

– Мужчин! – закричала мать. – Я лучше сдохну, чем буду их просить о помощи! Сидят, песни распевают. А Витька вовсе силы потерял. Совсем стал немощный. Ничего не ест, только курит и кофе хлещет стаканищами. Ему бы в поликлинику сходить, а страховки медицинской нет. Повели мы его к частнику, деньги огромные отдали. Врач помял ему живот и говорит: «Имею подозрение на язву». Анализы нужны, лечение, а без гражданства – как?! А он еще и без жены. А какая дура выйдет за такого? Если без гражданства он, да еще вдобавок с язвой. Ох, беда-беда…

Мать взвалила на спину диван и потащила его дальше.

Я посмотрела на окна Алешиной квартиры. На кухне горел свет, аппетитно пахло русскими блинами, раздавались голоса, смех, перебор гитары, споры Станиславском, Немировиче-Данченко, о Пугачевой и Киркорове…

–«А утки летят. Я им помашу рукой» – доносился из окна приятный голос.

Зарисовка пятая. Финальная.

Я возвращалась домой после отпуска. У подъезда толпились мужчины. По их виду можно было понять, что накануне они долго и тяжело пили.

– Привет! – окликнул меня Алексей. – А мы вот Витьку поминаем. Умер Витя…

–Как умер?! – обомлела я. – Когда?!

– Позапрошлой ночью.

–Почему?! Зачем?!

– Язва прободилась. Представляешь, просыпаюсь ночью, а в туалете свет горит. Десять минут горит, пятнадцать, двадцать… Кто ж это, думаю, свет не выключил, электричество транжирит? Дернул дверь, а она изнутри закрыта. Срочно вызываем амбуланс. Санитар, видать в прошлом слесарь, дверь в момент открыл. Глядим, а Витек уже готов… Сидит на унитазе и молчит. Так и помер без гражданства…

– Да как же так?!… – меня бросает в жар.

– Но главное не это, – продолжает Алексей, – ты послушай, что потом случилось. Дальше будет интересней.

–Ну, схоронили мы его. Всё честь по чести. После кладбища мужики у нас собрались. Помянуть покойника. Естественно, набрались. Да так, что ночевать остались. Ночью просыпаюсь, на ощупь пробираюсь в туалет. А там снова свет. Дергаю за ручку – заперто. Я похолодел от страха. Снова труп? Второй за сутки? Ну, это чересчур. Какая-то Агата Кристи получается, твою мать! Вызывать снова амбуланс? Так они опять за вызов триста шекелей сдерут. Откуда у меня такие деньги? Тем более после похорон? Вдруг слышу – за дверью туалетную бумагу мнут. И пьяный храп доносится. Прислушался. По тембру – Серёга, сосед с шестого этажа. Потом – звук спускаемой воды. Ну, слава Б-гу, думаю. Был бы труп – воду не спустил бы. Шевеление, кряхтение. Дверь открылась, наконец. Ну, точно – Серый. Восседает на толчке. И что характерно, в той же позе, что и мертвый Витя.

«Леха, извини! – бормочет Серёга. – Я тут закимарил на толчке…"

Сколько же подобных нелегалов разбросало наше время по земному шару? Жалкое, неустроенное племя. Их жизнь мало кого интересует, и если находят они прибежище, так только в таких «веселых» семейках.

Миграционная лихорадка

Когда прошли первые годы жизни в Израиле, худо-бедно мы выучили иврит, нашли работу себе и даже мужьям, наладили учебу детей, обставили только что купленные квартиры.

Именно тогда я и моя подруга Света решили: пора уезжать! Куда? Конечно, в Канаду. В просторную страну под мирным небом, где пишут латинскими буквами слева направо, где меняются времена года и растут березы.

А тут как раз нас пригласили в Лос-Анджелес на конференцию международной фирмы Санрайдер, с которой мы в то время активно сотрудничали. Лос-Анджелес! А оттуда рукой подать до Ванкувера, на одном побережье все-таки. Надо поехать, разведать, как и что, а потом срываться семьями – единодушно решили мы. Вот с такими серьезными намерениями20 августа 1996 года в десять часов вечера мы спустились с трапа самолета и оказались в аэропорту города Ванкувер!

Встречали нас наши израильские приятели Ира и Миша, которые уже целых три месяца обитали в Канаде, и казались нам старожилами. В первую же минуту долгожданной встречи друзья обрушили на нас поток своих проблем:

– Денег не хватает, но пришлось купить компьютер. Без него нельзя найти работу. Пришлось купить машину, без нее здесь никак нельзя . Квартира маленькая, живем в доме с азиатами. Да еще дочка Машка, шестнадцатилетняя дуреха, влюбилась в соседа-араба. А попробуй ей что-нибудь скажи – политическая некорректность. А ведь мы из-за арабов, в основном, уехали из Израиля… Денег совсем не хватает. Машину надо было купить новую, так престижно… – понеслось по новому кругу.

– По-моему, они не очень рады нашему приезду, – шепнула я на ухо Светке.

– Не волнуйтесь, мы снимем гостиницу, – успокоила она наших друзей и решительно направилась к справочному бюро.

– О, мэм. Рад помочь вам, – заулыбался служащий. – "Хилтон" вас устроит?

– Нет, нам бы что-то поскромнее. Маленькую, тихую, семейную гостиницу… – попросила Света.

После телефонного звонка, клерк сообщил нам, что нас ждет комната с ключом под ковриком у входной двери. Хозяин отправился спать, но мы можем чувствовать себя, как дома. Он улыбнулся и вручил нам адрес.

Друзья довезли нас до гостиницы на купленной с таким трудом машине, пообещали позвонить на следующий день и пропали навсегда. А мы нашли под ковриком ключ, благополучно добрались до своей комнаты и рухнули в постель: дорога от Лос-Анджелеса до Ванкувера оказалась достаточно утомительной.

Утром, едва открыв глаза, я с жадностью туриста принялась смотреть в окно. Напротив гостиницы стояло четырехэтажное здание с табличкой «School». Несмотря на лето, к зданию шли дети, по двое, по трое, в школьной форме и с ранцами. Дети как дети, только почему-то все китайцы.

– Светка, ты уверена, что мы с тобой в Ванкувере, а не в Шанхае? – спросила я.

– Сама не пойму, – ответила подруга. – Давай спустимся на завтрак. Там и разберемся.

Когда мы вошли в светлую, уютную гостиную, за столом уже сидели молодой араб, как потом оказалось, житель Ирака, и молоденькая японка.

Завтрак подавал хозяин гостиницы, приятный обходительный мужчина. Это был первый европеец (не считая, конечно, Мишу и Иру), которого мы увидели за время нашего недолгого пребывания в Канаде. Мы обрадовались ему как родному.

– Вы живете в китайском районе? – доверчиво спросила его Света после традиционных слов приветствия.

– Почему вы так решили? – обиделся хозяин. – У нас престижный район, и китайцев не так уж много.

А как их может быть больше? – невольно подумала я. – Наверное, ходят в школу не по двое и по трое, а группами по десять, пятнадцать человек…

Света, не теряя драгоценного времени, уже расспрашивала, как проехать в иммиграционное бюро.

– Хотите иммигрировать? – радостно спросил хозяин гостиницы. – Очень правильно. Сам я приехал десять лет назад из Австрии. Ох уж эта тесная, старая Европа. Я буквально задыхался там. Канада – совсем другое дело! Но где находятся службы для иммигрантов, уже не помню. Может быть, Халиль поможет вам. Халиль, – обратился он к арабу. – Ты там был вчера?

Халиль расплылся в сладостной улыбке, тут же вытащил из кармана карту города и расстелил ее прямо на полу. Гражданки Израиля и гражданин Ирака, ползая по карте, увлеченно говорили об иммиграции. А огорченная японка сокрушалась, что на свою беду родилась в благополучной стране, откуда не принимают беженцев.

– Начать жизнь с нуля, это круто, это здорово, это «cool»! – Восклицала она на ломаном английском, помогая себе мимикой лица и взмахами рук.

И вот мы, благодаря точным объяснениям Халиля, в иммиграционной службе. Тесное помещение, толпа взволнованных людей, серые казенные стены, непроницаемые лица чиновников. У нас в руках пачка каких-то анкет.

– Не подскажите, что и как здесь нужно заполнять? – обратилась я к рядом стоявшему мужчине.

– Что, недавно приехала? – он смерил меня брезгливым взглядом.

– Нет, только собираюсь. Пока живу в Израиле, – стала оправдываться я.

– Ну-ну… – буркнул мужчина и повернулся ко мне спиной.

Я почувствовала, что мне не хватает воздуха. «Пойду на улицу» – крикнула я Свете и незаметно бросила анкеты в урну. «Не очень-то и хочется сюда переезжать» – зло подумала я.

Через несколько минут подошла подруга.

– Мерзкое чувство на душе после этой конторы, – призналась Света. – Видимо, не зажили еще раны предыдущей иммиграции. Нехорошо с таким настроением ехать в офис Санрайдера.

– Шопинг – лучшее лекарство от депрессии. Смотри! – воскликнула я и показала на рекламу магазина: «Если ты высокая и любишь красиво одеваться, заходи…»

Мы ринулись в магазин. Огромная молодая женщина, размерами с медведицу, натягивала на свои пышные формы шорты-парашюты.

– Секси, мне надо секси! – Требовала покупательница.– Если будет секси, мой бой-френд из Австралии заберет меня к себе. Не могу здесь больше жить. Ну, как секси? – спросила она продавщицу, с усилием впихиваясь в шорты.

– Вери секси, – пропищала я в ответ.

Тут она нас с удивлением заметила. Наверное, такое выражение лица было у Гулливера, когда он в первый раз увидел лилипутов.

Нет, в этом магазине положительных эмоций нам не получить, – решили мы. И мы поехали в филиал фирмы Санрайдер.

В автобусе нас окружили такие же огромные люди с тупыми лицами. Видимо, рабочие, выходцы из Восточной Европы. Один из них спросил меня что-то по-английски. Я поняла, что он хочет сесть рядом.

– Сори, велком, – ответила я.

Мужики нехорошо заржали.

– Сколько раз объяснять тебе, что не каждый говорящий по-английски – лорд, – возмутилась Света. – Он сказал: «Подвинься, сука» и еще добавил… – Светка шепнула мне на ухо два неприличных слова.

Я покраснела.

– На курсах нам не говорили про фак ю…

– И очень жаль, – ответила подруга. – Иначе мы не оказалась бы сейчас в таком глупом положении…

В офисе Санрайдера было немноголюдно. У кассы стояла очень пожилая дама и заполняла заказ. Молодой парень со скучающим видом разглядывал образцы продукции. Мы, нацепив значки «Участники международной конференции. Израиль», направились прямо в кабинет к начальнику.

Он встретил нас приветливо, пообещав много потенциальной клиентуры из русскоговорящих иммигрантов. Узнав, что в офис мы приехали автобусом, воскликнул: "Вам надо торопиться! Последний автобус уйдет через полчаса, а потом разведут мосты, и вы не попадете в город". Офис располагался на островах в промзоне.

Этого еще не хватало! Мы в панике выскочили в торговый зал.

Но путь к выходу нам преградила пожилая леди.

– Извините, я поняла, что вы из Израиля. Меня зовут Сара, – несколько смущаясь, начала она.

– Вообще-то мы из России. Пять лет, как переехали в Израиль. Сейчас торопимся к автобусу, – решительно сказала Света.

– Милые девочки, какие вы молодцы ! – Женщина взяла нас за руки. – Всю жизнь я мечтала эмигрировать в Израиль! Не получилось. И в туристическую поездку не могу поехать, здоровья нет. Сама судьба вас послала мне. Ни о каком автобусе не может быть и речи! Я отвезу вас на своей машине, куда прикажете. Гарри, Гарри, скорее подойди к нам! – она бросилась к молодому человеку.

– Какая удача! Нам не придется трястись в этом автобусе, – я поежилась от воспоминаний. – Хорошо, что она не слышала наш разговор с начальником! – шепнула я по-русски Свете.

– И не знает о нашем утреннем визите в иммиграционную контору, – ехидным шепотом ответила подруга.

– Вот, познакомьтесь. Мой непутевый внук Гарри. Приехал на каникулы погостить у бабушки. А это, – представила нас внуку баба Сара, – две героические женщины, которые уехали в Израиль. Из самой России! А ты, Гарри, выбрал Францию, страну гоев и антисемитов. Что нашел ты в этом Париже?!

Через несколько минут мы уже неслись в Ванкувер в прекрасном автомобиле Сары. За окнами мелькали великолепные пейзажи. Гарри уверенно вел машину. Сара сидела между нами на заднем сидении. Она жадно расспрашивала нас о первых впечатлениях в Израиле: как мы сошли с самолета в аэропорту Бен Гурион, как получили израильское гражданство, как без страха заселились в неухоженные съемные квартиры, как начали учить иврит, какие допускали глупости и ляпы, не зная местных традиций. Сара смеялась до слез и постоянно повторяла: «Эту встречу мне послала судьба!"

И вот мы подъехали к гостинице.

– Скажите что-нибудь на иврите, – попросила Сара.

– Барух-а-ба ле Исраэль*, – сказала я с тяжелым русским акцентом.

Сара заплакала и обняла нас.

–Дорогие мои! Счастья вам на новом месте. А я… А я буду за вас молиться…

Хайфа. Сентябрь2010 года.

* Добро пожаловать в Израиль

Нашёл своё счастье

В нашем маклерском бюро его прозвали «Сеня, который живет на крыше». Он был невысокого роста, с круглым животиком, в «самом расцвете сил» – лет около сорока, и, действительно, жил на крыше, как Карлсон -герой сказки Астрид Линдгрен. Только пропеллера на спине у него не было, впрочем, как и другого имущества. Все украли в первый день приезда в Израиль в гостинице для репатриантов «Дипломат». После того, как Сеня остался без денег и документов, его достаточно не дипломатично попросили из гостиницы. И Семен оказался « на улице», причем, именно на той улице, где находилось мое маклерское бюро.

– Вы понимаете по-русски? – спросил Сеня, появившись в дверях конторы, – если да, то я могу рассказать вам нечто интересное.

И он принялся красочно описывать свои первые впечатления от «исторической Родины».

Не могу сказать, что его рассказ был оригинальным, подобное мне уже приходилось слышать и не раз. Я привычным жестом открыла тетрадку: «Самое дешевое жилье и сговорчивые хозяева».

Что представляли собой аппартаменты, внесенные в этот список, может представить себе только тот, кто имел счастье отдыхать «дикарем» в Крыму в разгар курортного сезона. Не успел Сеня закончить свой монолог, как у меня появился неплохой вариант:

– Будет тебе «крыша над головой», – оборвала я поток его ругательств, – правда и под ногами тоже будет крыша. Но это даже романтично. Когда тебя абсорбируют, расслабься и пытайся получить удовольствие.

Вот так Сеня поселился на крыше. Он пообещал заплатить «маклерские» с первой получки, а я, в свою очередь, поклялась хозяину коттеджа, на крыше которого предстояло жить Сене, что давно знаю этого порядочного человека, и он пунктуально будет платить за съем, вот только найдет работу.

Если вы думаете, что Семен был благодарен мне за эти хлопоты, то вы никогда не работали с олимами (эмигрантами). Не прошло и месяца, как он снова пришел в мой офис и опять стал жаловаться на жизнь.

– Как я могу жить в этой будке, она меньше камеры-одиночки! Ты сама хоть видела, куда людей селишь: топчан, у изголовья за фанерной перегородкой унитаз, над ним душ. Мыться можно только сидя на толчке. Это, конечно, экономит место и время, но я даже женщину не могу привести в эту конуру. Понимаешь? Абориген, что в соседней будке живет, девиц водит. Но я с такими бабами пачкаться не буду. Это ему все равно,обезьяне волосатой.

– Ладно, к делу. Сколько можешь платить в месяц? – спросила я, открыв тетрадь «Просто дешевое жилье».

– Дай подумать. Я сейчас вкалываю на трех работах, днем и ночью. Так что шекелей 900 осилю.

– За такие деньги есть только подвал.

– Нет, так низко я не опущусь, – закричал Семен и хлопнул дверью.

Однако долго злиться он не умел и уже через пару недель пришел похвастаться своей трудовой деятельностью. А хвастаться было чем. В поисках работы Семен проявил недюжинную смекалку и предприимчивость. Вначале он подрядился выгуливать породистого соседского пса. На собачьей площадке завел влиятельные знакомства – подружился с самим Эдуардом, владельцем огромной овчарки и хорошо налаженного бизнеса в сфере сексуальных услуг. Эдуард предложил Сене стать «ночным счетчиком».

– Не пыльная и хорошо оплачиваемая работа, – объяснил Эдуард обалдевшему Семену. – Твоя задача – сидеть ночью в укромном месте недалеко от дома проститутки, адреса я тебе дам, и вести подсчет клиентов. А утром сдавать ведомости мне. В нашем деле главное: учет и контроль.

Сеня с радостью согласился. За первый месяц работы ему удалось отложить 800 шекелей! Заветная мечта – спуститься с крыши на этажи – приближалась. Но Сеня решил еще ускорить процесс и пустить деньги в оборот. В бесплатной русской газетке «Луч солнца» он увидел объявление: «Фирме «Эксклюзив» требуются работники по нанизыванию бисера на нитки. Знание иврита не обязательно». Иврита Сеня не знал, поэтому смело пошел по указанному адресу. На свои 800 шекелей он приобрел ведро «эксклюзивного» бисера и200 метров «эксклюзивной» лески. Фирма обещала платить 40 шекелей за метр готовой продукции, и Сеня начал неистово нанизывать бисер, подсчитывая в уме выигрыш.

Прошел месяц, и Сеня опять показался на пороге офиса: на лице красовался пластырь, правая рука была перевязала, а левая мертвой хваткой сжимала самодельный тряпичный мешок.

– Я разорен, – трагически произнес Сеня и заплакал.

Рассказ его был полон ужасных подробностей. Началось все со злополучного пса, убежавшего на случку к какой-то суке. Обезумевшая от горя хозяйка бросилась на Семена и прокусила ему руку. Да так, что пришлось накладывать жесткую повязку. Ночное дежурство было тяжелым, рана ныла и дергала, пришлось заполнять ведомость левой рукой. Семен сбился со счета и был уволен с работы. На прощанье Эдуард выбил ему зуб. «Правда, зуб и так уже давно шатался», – признался Сеня. Но самый страшный сюрприз ждал нашего героя в фирме «Эксклюзив», куда он понес сдавать нанизанные бусы. А ждал его там большой замок на двери. Такой фирмы больше не существовало. Сеня бросился в соседний ювелирный магазин, чтобы продать хотя бы бисер, но там его только обсмеяли: «Это же стекляшки. Им красная цена 10 шекелей за килограмм».

– Кругом воры, обманщики, прохиндеи, – кричал Сеня сквозь слезы. – Куда я попал? Это дно! Самое настоящее дно! Как мне подняться?

– Да тебе не подниматься надо, а спускаться с крыши, – моя злая шутка была явно не к месту. Сеня нуждался в помощи, причем, срочной.

– Знаешь что, – предложила я, – покажи-ка бисер, может быть, я подберу что-то к своим нарядам.

Сеня раскрыл мешок, я выбрала три нитки бус и дала ему пятьдесят шекелей, все, что в этот момент было в кошельке.

– Очень стильно. И нанизано со вкусом, – ободрила я рукодельника. – Давай я поговорю с подругами, и мы устроим распродажу!

– Уж не знаю, как и благодарить тебя, – растрогался Семен, бережно опуская купюру в кошелек. – Пойду, промочу горло пивком, сниму стресс, а после выходных заскочу к тебе с товаром!

Но после выходных пришел не Сеня, а хозяин дома.

– Подбери-ка мне, дочка, двух жильцов в мою мансарду. Да поприличней, – сказал он.

– А где же Сеня и этот, ну как его … местный, – я постеснялась повторить определения Семена: «абориген и обезьяна».

– Оба получили государственное жилье, – сквозь зубы процедил владелец мансарды.

– Ух, ты!!! – только и смогла воскликнуть я.

– Рано радуешься, дочка, – один на кладбище, второй в тюрьме.

–!!?

– Этот, как ты выразилась «местный», дрянь был, а не человек. Хоть так о покойном грешно говорить. Наркотой баловался, подворовывал. А Сеня все с мешком своим ходил под мышкой, ни на минуту с ним не расставался. Ну, сосед и решил, что у него там деньги, или героин, или еще что ценное. Подкараулил, когда Сеня принимал душ, палкой через форточку вытащил мешок и бежать. Но Сеня все видел: фанерная перегородка в душевой только до пояса, сидишь на унитазе, моешься, а вся комната как на ладони. Сеня выскочил весь в мыле и за ним. Ударил рукой, а там жесткая повязка, твердая как камень. Вор равновесие потерял, так с мешком в обнимку с крыши и свалился. Вот так, дочка. А Сеню жалко, он сам и полицию вызвал, и сознался, и раскаялся… Может, срок скостят Но что интересно: когда мешок этот следователь открыл, знаешь, что там было? Разноцветные бусы и больше ничего! Понимаешь о чем я? А так с виду нормальный мужик…

Шли годы. Поток репатриантов из полноводной реки превратился в пересыхающий ручеек, в гостинице «Дипломат» снова поселили туристов, а в нашем маклерском бюро вместо тетрадей появился компьютер. Да и бусы, купленные у Сени, износились и порвались. Только я по-прежнему бегала по улицам нашего города в поисках новых жильцов, квартир и сделок.

Как-то зимним дождливым днем пробегала я мимо дверей гостиницы «Дипломат». Порывы ветра уже давно сломали мой дешевый зонтик, и струи дождя с силой били по лицу и куртке. «Какой напор, – отметила я про себя, – как будто стоишь под душем в доме с хорошей сантехникой, именно с хорошей, а не с такой, которая висела над унитазов в будке Сени.»

Бедный Сеня, бедная-бедная я, такая мокрая, продрогшая, несчастная. Слеза скатилась по моему и без того мокрому лицу, и я решила зайти в гостиницу, погреться в холле и даже позволить себе чашку горячего чая в гостиничном баре.

Солидный мужчина, стоящий за стойкой бара, показался мне знакомым. Я пригляделась.

– Сеня? Тебя уже… – я вовремя осеклась, чтоб не сказать бестактность.

– А, маклерша, – узнал меня Семен, – как видишь, на свободе. Уже полгода как вышел из тюрьмы. Да ты совсем промокла, дрожишь, как мышь. Давай налью тебе коньячку. Да не смущайся так. Я угощаю. Давай за мое освобождение, за крышу, за будку!

Мы выпили. Зазвонил телефон, Сеня бегло с кем-то поговорил на иврите, потом снова обратился ко мне.

– Не знаю, что стало бы со мной, не попади я тогда в тюрьму. Наверное, уже сдох бы как собака в своей будке, никому не нужный, одинокий, больной.Ав тюрьме сразу такое внимание: поддержка соцработника, тренинги с психологом, индивидуальные занятия ивритом… Зубы вставил, – он продемонстрировал белоснежную улыбку. Сокамерник посоветовал: «Намекни, что наркотиками балуешься, дадут профессиональные курсы от благотворительной ассоциации «Новый путь». И что ты думаешь? Дали на выбор20 вариантов, только учись. Я взял – «Бармен и сомелье», и не жалею. Представь, женился. Чудная женщина, скромная, душевная, красивая – волонтер из группы «Поддержка оступившимся». Но главное, какие люди со мной сидели! Сливки общества! Бензиновый король – владелец бензоколонок, крупный строительный подрядчик, даже бывший член кнессета! Имен, разумеется, не называю. И все как один обещали: «Выйдешь, у меня работать будешь. И оклад хороший дам, и льготы, и машину». Мы же теперь роднее братьев. И слово свое сдержали. Работаю, как видишь, устроен, доволен. А ты-то как, все бегаешь с тетрадками «Самое дешевое жилье» и «Просто дешевое»?

Коньяк ударил мне в голову.

– Все, надоело прозябать, – я схватила фужер и замахнулась в стеклянную витрину бара.

– Ты что! – Семен вовремя перехватил мою руку, – тут мелкого хулиганства маловато будет. Чтоб так устроиться, деточка, как минимум убить надо …